Елеонский Ф. Г. Важнейшие задачи при научном рассмотрении библейских событий, относящихся ко времени пребывания израильтян в Египте

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Христианское чтение. 1884. № 9-10.

Ф. Г. Елеонский

Важнейшие задачи при научном рассмотрении библейских событий, относящихся ко времени пребывания израильтян в Египте.

Речь э. о. профессора Академии Ф. Г. Елеонского пред защитою сочинения: «История израильского народа в Египте от поселения в земле Гесем до египетских казней», представленного им на соискание степени доктора богословия.

Преосвященнейшие Архипастыри, Милостивые Государи и Милостивые Государыни!

Предмет, которому посвящено только что названное сочинение, относится к первоначальной истории народа-носителя Ветхозаветного Откровения. Удивительное, по целесообразности, сочетание событий представляет первоначальная, как и последующая, впрочем, история израильского народа. В те отдаленные от нас времена, когда заканчивалось библейское рассеяние народов по лицу земли, из среды при-евфратского населения отделяется пастушеская семья, которая направляет свой путь по сирийской пустыне на запад. Не безотчетное стремление в даль, в неведомые места, влечет эту семью; ее движением управляет одна совершенно определенная цель—достигнуть центральной в древнем историческом мире Ханаанской земли. Намеченная страна достигнута, и оказывается столь густо населенною в лучших местах, что переселенческая семья проходит по ней от одного конца до другого, и только в южной, менее плодородной ее части, находят более—сравнительно—свободных мест, не настолько, однако обширных, чтобы можно было прочно утвердиться

261

— 262 —

где-либо и жить вместе, но раздробляясь; кроме этого, на первых же порах эта страна оказывается столь неприветливой, что переселенцы вследствие наступившего в ней голода принуждены были на время оставить ее пределы. И не смотря на это, между Ханаанской землей и переселившейся в нее пастушеской семьей устанавливается с самого начала такая прочная, неразрывная связь, что как глава этой семьи, так равно и ближайшие его потомки смотрят на нее не иначе, как на единственное свое отечество; и ни густота местного населения, заставлявшая неоднократно новых поселенцев оставлять на время пределы Ханаана, ни опасные столкновения с туземными князьями, ни грозное событие, совершившееся в долине Сиддим, ни повторившийся голод, не в состоянии были оторвать навсегда недавних переселенцев от нового отечества, не гостеприимство которого они явно однако чувствуют (Быт. XXVI, 1—2). Только при третьем сменившемся поколении, когда патриархальная семья, крайне туго доселе подвигавшаяся в своем росте, быстро увеличилась в числе своих членов и достигла момента превращения в племя, глава этой семьи, под действием известных совершившихся в ней и в самой стране событий, решается оставить Ханаан на более продолжительное время (Быт. XLV, 10; XLVI, 3) и переселяется в Египет, с тем однако, чтобы пожить в этой земле (XLVII, 4). Для поселения многочисленной пастушеской семьи, по ее желанию, назначается правительством та именно из египетских областей, которая и по составу населения, и по качествам своей почвы, и по географическому положению совершеннейшим образом соответствовала тогдашнему состоянию переселенцев и будущему назначению их потомства. В лучшей египетской земле переселенческая семья быстро возрастает, усиливается, и первое проявление народных сил совершает под регулирующим воздействием египетской образованности. Встретивши свое детство в Ханаане, будущий народ, образовавшийся из пастушеской семьи, свою юность про-

263 —

водит в египетской школе, не легкой, как и всегда, заставившей много трудиться над переработкой образа жизни и деятельности, — заставившей учиться тому, чего не знали его отцы, но необходимой для предстоящего исторического назначения. В многотрудной египетской школе, сделавшейся особенно тяжкою пред самым, если можно так выразиться, выпуском, молодой израильский народ спокойно и выносливо, хотя и с полным сознанием тяжести своего положения, остается до тех пор, пока он не достиг достаточной зрелости, дабы стать самостоятельным среди других народов земли. Чтобы воспрепятствовать этому последнему египетское правительство в лице нового фараона, который восстал в то время в Египте, составило весьма искусный, по-видимому, тонко рассчитанный план, выполнение которого должно было, казалось, в настоящем принести несомненную пользу для государства, а в будущем—устранить опасность потери для государства значительной массы трудолюбивого населения. А на самом деле, тяжкие работы, на которые обречен был иноплеменный народ, послужили только к неминуемому осуществлению того, против чего направлены были меры египетского правительства; на самом деле страдания, которые испытал этот народ в последнее время своей жизни в Египте, сделались своего рода муками рождения его к новой самостоятельной жизни. Меры фараона относительно молодого поколения этого народа оказались еще менее успешными для достижения имевшейся при этом цели и привели к тому совершенно неожиданному результату, что Египет сам воспитал и научил всей своей мудрости сына этого иноплеменного народа, который послужил к освобождению от его власти своих единоплеменников и при этом потряс основы его государственности. Совершенная разумность и полная целесообразность всех этих и подобных событий, из которых слагается первоначальная история израильского народа, достаточно, думаем, ясны из сделанного краткого очерка. Откуда же все это? и где искать объяснения?

— 264 —

Каким образом глава пастушеской семьи, живший в благословенной, можно сказать, в райской долине Месопотамии, мог в те отдаленные времена понять или предугадать величайшее в истории человечества значение той незначительной полосы земли, которая лежит между Ливанскими горами и Аравийской пустыней? Чем объяснить начавшуюся с самого вступления переселенцев в эту страну удивительную их привязанность к пей, не смотря на неоднократные, довольно тяжкие, испытания для этого чувства? Что значить, что во время бывшего в Ханаане голода Исаак удерживается от переселения в Египет, а Иаков, при подобном же обстоятельстве, решается на это, и поселение в северо-восточной области Египта как раз совершается в то время, когда от 70 полноправных членов, составлявших семейство этого патриарха, имело образоваться многочисленное племя, для чего Ханаанская земля, при густоте населения, могла представить многоразличные препятствия? Что за удивительное совпадение, что пребыванием своим в образованном Египте семья азиатских пастухов пользуется не менее благоразумно, чем те славные мужи древности, которые посещали Египет для того, чтобы изучать египетские науки и искусства? Как наконец могло случиться в цветущее время египетской истории, что правительство этого государства, умудренное многовековым опытом и наукой в искусстве управления, руководимое известными в древнем мире по своей мудрости советниками, могло избрать относительно живших в его пределах иноплеменников такие средства, которые привели к результатам, совершенно не отвечавшим целям египетской политики? Библейское повествование на все эти вопросы дает ясный ответ, указывая в Божественном Промысле причину такого целесообразного хода событий; и если принять в соображение то, каким небольшим запасом знаний могли располагать родоначальники израильского народа, если вместе с этим не успокаиваться на фразах—в существе дела—в роде того, что все это было счастливою случайностью, что это совер-

— 265 —

шалось под влиянием безотчетного народного инстинкта, то при этом и наш разум может до некоторой степени проникаться убеждением в том, что события первоначальной истории избранного народа действительно запечатлены тем характером сверхъестественной причинности, с каким изображены они в библейском Бытописании.

Вот в общем очертании и в необходимой связи с предшествующим тот исторический фон, разработке которого в подробностях посвящен настоящий мой труд. Причина, по которой именно на этом предмете остановилось наше внимание при выборе темы, состоит вообще в том, что данный отдел библейской истории, при настоящем состоянии знаний, допускает значительно большую разработку сравнительно с тем, чем доселе располагала библейская наука, а это последнее в свою очередь находится главным образом в зависимости от известных успехов в изучении памятников древнего Египта. С того недавнего времени, когда египетский сфинкс, столько веков мучивший своими загадками человеческую пытливость, выдал наконец свою тайну гениальному Шампольйону, древний Египет, бывший по известным сказаниям учителем знаменитых греческих поэтов, художников, законодателей, философов, снова как будто выступил в прежней своей роли и к урокам своего знания заставил прислушиваться с напряженным и, можно сказать, с удивленным вниманием. Под тяжкими ударами исторических переворотов, о которых так ясно предвозвестили Ветхозаветные пророки (напр. Исаии XIX; Иезек. XXIX; XXX), египетский народ исчез почти, затерявшись среди нахлынувших в эту страну новых этнографических слоев; но те разнообразные звания, какими владели древние египтяне, хотя и не спасли их потомков, по слову тех же пророков, от гибели, по свойству знания, как драгоценнейшего земного сокровища, оказались все-таки самыми долговечными из всего созданного египетским гением, сохранившись в многочисленнейших, уже от-

— 266 —

крытых и непрерывно открываемых, памятниках, в которых и современный историк, и археолог, и астроном, и филолог, и богослов, находят для себя ценные указания, почему египтология во всех важнейших центрах современной образованности имеет своих представителей, специально посвящающих свои силы этой отрасли знания.

Библеист, изучающий историю Ветхозаветной Церкви, всего менее может быть равнодушным к данным, представляемым египетскими памятниками. От первобытных времен человечества, к которым восходит библейская история, не сохранилось, как известно, памятников, на которые могла бы опираться человеческая наука при обосновании исторической достоверности библейского повествования. Относительно событий, содержащихся в первых ХІ-ти гл. кн. Бытия, излагающих историю неразделенного человечества, существуют, по крайней мере, аналогичные по содержанию сказания древних языческих народов; но с того времени, когда Бытописание от изображения всего человечества переходит к повествованию главным образом об избранном племени и принимает частный, так сказать, характер, прекращается и этот мутный источник вне-библейских данных, представляемых языческими сказаниями о первобытных временах, так что здесь библеист для выполнения требований научного метода должен был бы ограничиться одними внутренними доказательствами, (в сфере которых вращаются однако и исследователи другого не-библейского направления), если бы для свидетельствования об исторической достоверности библейского бытописания не восстал из своих усыпальниц древний Египет с своими монументальными показаниями; в этом отношении данные, извлекаемые из памятников древнего Египта, имеют весьма важное значение, вследствие чего с тех пор, как сделались известными некоторые результаты их, все, как говорится, друзья Библии обратили самое серьезное внимание на новую отрасль знания, представляемую египтологией.

— 267

Известные доселе древнеегипетские данные простираются более или менее на все те пункты, в которых библейские события входили в соприкосновение с историей Египта. Из совокупности подобного рода событий мы избрали те именно, которыми начинается, как объяснено в предисловии к нашему сочинению, второй библейский период, имея при этом в виду то, что предшествующие этому времени события патриархальной истории изложены в известном сочинении одним из авторитетных египтологов ¹), а для последующих событий из пророческого периода египетские свидетельства имеют меньшее сравнительно значение.

Задавшись мыслью—ввести в изложение библейско-исторических событий означенного круга времени данные египтологии, мы стремились к тому, чтобы, как говорится, сообщить эти данные из первых рук с достаточною обстоятельностью и при этом ко возможности определить их научное значение с точки зрения египтологии и отношение к соответствующим им пунктам библейского повествования. Хотя специального исследования по предмету нашего сочинения и нет или нам, но крайней мере, неизвестно, тем не менее опыты сопоставления библейских событий данного круга времени с свидетельствами египетских памятников делались уже, и — не в одном сочинении. Не ограничиваясь подобного рода опытами, хотя и пользуясь их указаниями, мы решились по возможности полнее и самостоятельнее познакомиться с самыми исследованиями египтологов; первоначальная наша цель или правильнее—мечта шла впрочем гораздо дальше этого и состояла в том, чтобы выучиться читать египетские тексты в самых подлинниках, чтобы быть в состоянии по возможности самостоятельно судить о содержании древних памятников; проработав несколько времени в этом направлении, я пришел к тому заключению, что для изучения древнеегипетского разнородного языка и письма нужно много времени и тре-

¹) Разумеетсясочин. Г. Эберса:Aegypten und die Bucher Moses.

— 268 —

буется постороннее опытное руководство; поэтому я сузил свою задачу и обратился к ознакомлению с более известными сочинениями и вообще изданиями по географии, истории и мифологии древнего Египта. Для русского библеиста задача и в этом ограниченном виде представляет даже здесь, где имеются такие богатые собрания книг, большие—сравнительно—трудности вследствие того, что египтология у нас не пользуется таким вниманием, какое возбуждает к себе в других странах, где помимо музеев с египетскими древностями существуют в университетах особые кафедры по этой отрасли знания и где исследования древне-египетских памятников так живо интересуют общество, что, например, для проверки на месте появляющегося своеобразного мнения по библейско-египетской географии устрояется особая командировка в Египет на общественный счет ¹). В самых больших ваших библиотеках существующие собрания книг по египтологии далеко не отличаются желаемою полнотой, как оказалось даже при вашем весьма ограниченном знакомстве с литературою этого рода. Говоря о книжных своих поисках, я не могу забыть того, что первые пособия для ознакомления с египтологией нашлись в библиотеке известного нашего философа-богослова и знатока восточных древностей, покойного протоиерея Ф. Ф. Сидонского, помещающейся в нашей Академии.—Образовавшийся вследствие ознакомления с несколькими сочинениями по египтологии разнообразный материал самым своим содержанием указал дальнейшую работу. Хотя изучение древнеегипетского письма и языка достигло в последние годы, по свидетельству египтологов, таких прочных результатов, что содержание всякого египетского текста может быть точно определено ²); тем не менее

¹) Разумеется командировка археолога Гревиля Честера от английского Общества исследования Палестины для поверки теории Бругша о направлении пути при исходе израильтян из Египта. Palestine Exploration Fund 1880.

²) Brugsch. Gesch. Aeh. 4.

— 269 —

по частным пунктам, касающимся понимания, а отчасти и самого чтения некоторых мест в египетских памятниках, египтологи не редко расходятся между собою; встречается здесь и то, не беспримерное в области и других исследований явление, что известный факт, представляемый памятником, понимается одним и тем же египтологом в различные времена неодинако. Вследствие этого было необходимо установить наперед то, что собственно говорят памятники древнего Египта по тому или другому пункту, соприкасающемуся с библейским повествованием, т. е. что в исследованиях египтологов есть несомненно верного или общепринятого, и что принадлежит к разряду частных мнений, и затем,—в чем состоят основания такого или другого научного положения известного вопроса. При выполнении этой задачи, трудной особенно для не-египтолога, мы заботились о том, чтобы критическая оценка положений известного египтолога опиралась на данные, почерпнутые другими исследователями из памятников же Египта, или на свидетельства греко-римских писателей, не утратившие своего значения и в настоящее время, по каковому побуждению в спорных особенно пунктах сгруппировано с возможною точностью—в подлинных словах или в переводе—все, что может служить к выяснению научного значения известного библейско-египетского вопроса, на сколько конечно мы успели познакомиться. Вследствие такого отношения к данным и вообще к выводам египтологии число пунктов совпадения между ними и данными библейскими оказалось не особенно значительным, но и то немногое, что в течение нескольких десятилетий достигнуто в этом отношении, в высшей степени важно и само по себе и как залог будущего. Памятники Египта, особенно Нижнего, далеко не все известны. Сделанные в прошлом году немаловажные открытия в Маскуте и быстро последовавшие за тем два новые неожиданные открытия—в Файюме—громадного числа папирусов и пергаментов, в Папополисе—обширного дотоле неизвестного некрополя, наконец производимые в настоящее время

— 270 —

раскопки в Саве—Танисе ¹), увенчавшиеся уже некоторым успехом, дают достаточно оснований надеяться на восполнение не в далеком, может быть, будущем данных египтологии, соответствующих библейским указаниям, для чего в Англии образовалось уже особое общество, на свои средства имеющее производить и в настоящее время производящее раскопки развалин, сохранившихся в библейской земле Гесем.

Сообщение данных, почерпаемых из египетских памятников и вообще из вне библейских источников не составляло единственной задачи нашего труда. Вместе с этим и даже прежде всего мы заботились о возможно-точном в научном отношении изложении библейских событий, соответствующем духу библейского повествования и выражающем библейский их смысл и значение в форме современной речи. Библейские факты, как они сообщены в Бытописании, в общем своем очертании в высшей степени понятны и каждому более или менее образованному христианину известны с детства, по как скоро начинаешь вдумываться в них и переводить в свое сознание, возникают различного рода недоумения и вместе с тем затруднения к целостному отражению их в нашем ограниченном духе. Библейские факты, будут ли то Богооткровенные истины, или события, запечатленные характером Божественного воздействия на ход истории, таковы, что они не вдруг проходят в наше сознание; при обычном человеческом их обследовании они отражаются в нас одной своей стороной; отсюда, даже независимо от особенностей мировоззрения исследующего, происходит большое разнообразие мнений о каждом почти библейском факте. Разобраться среди этого разнообразия пониманий, которые накопились от длинного ряда поколений, продумывавших содержание библейского повествования, проверить и понять основания существующих мнений, составляет труд гораздо более значительный, чем тот,

¹) Сообщения об этом см. в The Academie за 1881 г.

271 —

какой выпадает на долю автора при прямом, положительном решении вопросов, так как в этом последнем случае сберегается много времени и усилий, нужных для того, чтобы собрать, изложить и оценить чужие мнения; но при всем этом я не считал себя в праве освободиться от этого и не только по долгу научной добросовестности, требующей воздавать должное другим, трудившимся на этом же поприще, и не присвоят себе того, что ими сделано, но и потому, что изучение и оценка чужих мнений может служить лучшей школой для ознакомления с предметом и для составления более правильного и менее одностороннего собственного понимания. При таком методе изложения личное мнение автора в значительной степени проигрывает конечно пред читателем, так как оно затеняется другими, являясь более или менее сходным с некоторыми из них и только средка выступая с признаками оригинальности: но за то самое дело при этом выигрывает, так как излагаемые мнения представляют читателю предмет, подлежащий обсуждению, с различных сторон, вводят читателя во все открытые человеческою пытливостью извилины, и при этом сами собою открываются пункты, требующие в настоящее время рассмотрения, а вместе с тем возбуждается расположение думать о предмете и решать эти недоуменные вопросы. Разноречия, как известно, возбуждают внимание во всяком, способном жить в области мысли, и невольно располагают к тому, чтобы составить свое собственное мнение.

Но краеугольным камнем при изучении библейских событий служит бесспорно самый текст Библии. В этом важнейшем отношении мы считали своим долгом места Ветхозаветных книг, вошедшие в содержание нашего сочинения, по возможности сравнивать по масоретской редакции и древним переводам, и результаты, которые получались при этом, не скрывать от читателя. Священная важность предмета перевода и неизбежные опасения, внушаемые печальною склонностью человека

— 272 —

к погрешностям, заставляют в этом деле идти крайне осторожно и медленно. Различных пособий и предостережений в библейской литературе много, но в трудных местах, где из неодинаковых древних и новых переводов нужно делать выбор, всегда необходимо самое тщательное рассмотрение существующих оснований для переложения данного места. Общий результат посильных моих занятий по изучению библейского текста тех мест, которые рассмотрены в настоящем сочинении, состоит в убеждении относительно замечательной тщательности, с какою сделан древний греческий перевод Пятикнижия. В некоторых местах библейского текста убеждение это приобреталось однако с большим трудом, в разъяснение чего да позволено будет остановить внимание высокопросвещенного собрания, во-первых, на разности в переводе Быт. XLVI, 28 ¹). Существующее здесь отступление греческого перевода от масоретского чтения с давних пор принято у библеистов, следующих масоретскому тексту, относить к числу погрешностей. Читая такое объяснение не у одного, а у нескольких вполне авторитетных исследователей, и я, сознаюсь в этом, первоначально усвоил понимание этого места, основывающееся на масоретском его чтении. Когда затем начато было мною более обстоятельное изучение данных, относящихся к библейско-египетской географии времени жизни израильтян в Египте, перевод данного места по масоретскому тексту обратил на себя особенное внимание, так как это место при таком понимании оказывалось в разногласии с представлением о земле Гесем, следующим из всех других библейских указаний и вне-библейских данных. Возбужденная таким недоумением мысль искала успокоения; перевод данного места у LXX, устра-

¹) Здесь цель посольства Иуды к Иосифу выражена—у LXX словом συναντῆσαι =срэ=сти, а в масоретском тексте—чрез להורֺת, означающее: «чтобы показать (путь), «чтобы приготовить».

— 273 —

няющий своим содержанием трудности соглашения, невольно вспоминался и предрасполагал в пользу масли о своей правильности; во в научном отношении выбор здесь между масоретским чтением и переводом LXX не мог не затрудняться вследствие, с одной стороны, авторитетности масоретского текста и тех, которые следуют ему, с другой—вследствие установившегося в западной литературе неблагоприятного взгляда на данное место греческого перевода; только после неоднократных колебаний, после тщательной оценки фактических и отчасти филологических оснований греческого перевода, ободренные наконец ускользнувшими первоначально от нашего внимания словами достославного отечественного экзегета, московского митрополита Филарета, мы с некоторою уверенностью остановились наконец на положении, что в данном месте не масоретское чтение, а греческий перевод представляет верное воспроизведение первоначального библейского текста. Другой факт, на котором хотелось бы на минуту остановиться, состоит в том, что местом свидания патриарха Иакова с Иосифом, вместо земли Гесем по масоретскому тексту, у LXX толковников назван Героополис. Важное вообще значение показаний греческого перевода при решении вопросов по библейско-египетской географии в настоящее особенно время, при расширившемся знакомстве с египетскою древностью, признается всеми исследователями; по как скоро дело доходит до Героополиса, далеко не все находят основания к тому, чтобы призвать и в этом пункте верным греческий перевод; напротив у многих, и в прежнее и в настоящее время, при тщательных и документальных, по-видимому, изысканиях, получается совершенно другой результат, состоящий в признании неточности или прямой ошибки у LXX толковников в данном пункт. Помимо общей научной потребности—определить данный в древнем памятнике географический пункт, с вопросом о месте Героополиса связывается нераздельно вопрос о степени авторитетности перевода LXX в тех показаниях, какие они сделали

— 274 —

относительно древнего Египта; и кроме этого, назначение для Героополиса того или другого места имеет немаловажное значение при решении крайне трудного общего вопроса о состоянии в древнейшие времена Суесского перешейка и Суесского залива, и в частности — библейского вопроса о месте перехода израильтян через Чермное море. Все эти обстоятельства, из которых последнее будет раскрыто в следующем предположенном мною сочинении об освобождении Израильского народа из Египта, понудили меня войти в посильно-обстоятельное рассмотрение всех имевшихся тогда данных для географического определения Героополиса, и, нужно сказать, результат, достигнутый чрез это рассмотрение, оказался, к немалому коему утешению и ободрению, совершенно согласным с последовавшими в самое недавнее время открытиями в Масхуте, которые стали мне известны по напечатании этого отдела моего сочинения. Эти пункты выставляются здесь однако не для подтверждения только действительности затруднений, которые встречались при выполнении рассматриваемой стороны задачи, но вместе с этим и для обоснования того положения, что при оценке разностей греческого перевода от масоретского текста православный библеист не может с полным доверием полагаться на существующие западные переводы и комментарии, а должен сам, по мере сил, трудиться над этим священным делом,—что если от кого, то именно от православных библеистов всего более могут быть ожидаемы и требуемы те «новые и разнообразные труды» ¹) в деле изучения особенностей греческого перевода Ветхозаветных книг, на которые авторитетно указывал христианским ученым и к которым призывал знаменитый Константин Тишендорф.

При изложении библейских событий представлялось не излишним наконец обращать внимание и на выводы отрицательной критики. Так называемая критика в существе своем, как

¹) Ἠ Παλάια Διαθηκη κατα τους εβδομηκοντα. C. Tischendorf. Ed. quinta I, XVI.

— 275 —

оно открывается в современных исследованиях этого рода, есть не что иное, как объяснение Ветхозаветного и Новозаветного Откровения с натуралистической точки зрения. Внутренняя основа и своего рода сила мнений критики заключается в стремлениях и наклонностях живущего в вас естественного человека. Критика высказывает в слух, в научной форме, те недоумения и затруднения, которые возникают более или менее, смотря по степени изощренности рассудка, в плотяном, по Апостолу (Римл. VII, 14) человеке, как скоро он начинает изучать содержание библейских книг. Знакомство с наблюдениями и выводами критики полезно уже потому, что борьба с возражениями, высказанными другими, всегда легче, чем с своими собственными, которые по свойству самонаблюдения всегда труднее поддаются критическому анализу. В библейской критике особенно важен и в различных отношениях поучителен научный метод. Знание библейской науки во всем широком ее объеме, знание оригинального языка, на котором даны Ветхозаветные книги, и других родственных ему языков, знание древностей библейских и восточных, словом—техника ума доведена у исследователей критического направления до высокой степени развития; критики на все в Библии, на каждую, можно сказать, букву, обращают внимание, и в этом отношении они не менее, чем талмудисты, могут служить образцом; своими своеобразными наблюдениями над языком и содержанием библейского текста они будят мысль и усиливают внимание; своими разносторонними знаниями возбуждают потребность знания, а своими отрицательными выводами заставляют еще более дорожать тем, что они усиливаются вырвать из христианского сознания. Как вообще господство ума, вооруженного одним знанием, не приносит действительного блага человечеству, так, в частности—и критический метод большею частью доселе приводит к грустным результатам. Задаваясь целью дойти при помощи изощренного анализа до элементов, из которых образовались Ветхозаветные книги, и употребляя

— 276 —

на этот крайне трудный и кропотливый анализ всю энергию ума и силу знания, критика чрез это превращает Ветхозаветные памятники в груду больших и малых обломков, лишенную света и жизни. С отрицательною критикой происходит тоже, что и с анатомом, который вооружившись своими препаратами захотел бы посредством рассечений и разложений достигнуть до существа человеческой жизни; разлагая на первоначальные элементы Ветхозаветные книги, критика не подходит ближе к сущности Библии, к ее духу, идее. Из этого следует, однако не совершенная непригодность критического метода, а его односторонность. Для достижения возможно большего понимания библейской сущности и научного обоснования нужно сочетание техники ума с глубоким религиозным духом христианства. Соглашаясь с тем славянофильским верованием, что «славянской доблести суждено преодолеть бездушную технику западноевропейского ума» ¹), будем с терпением ожидать гармонического сочетания того и другого начал у будущих славянских и в частности— русских библеистов, стараясь в тоже время запасаться знаниями, необходимыми для научного обоснования библейской истины. Но это дело будущего. В настоящем же для вас серьезная борьба с техникою западноевропейского критического ума в области Библии очень трудна. Введши мнения критики в свое сочинение, я рассматривал и оценивал их однако не столько в филологическом, сколько в предметном отношении,—со стороны самого содержания библейского Бытописания; и при выборе такого приема руководился не только сознанием недостаточности своих филологических познаний, далеко по достигающих требуемых наукою широты и глубины знания еврейского языка в связи с языками древнего Востока, но имел при этом в виду и то выступающее и усиливающееся воззрение, что филологический анализ оригинального текста Ветхозаветных книг не может

¹) Мнение М. О. Карловича. См. Церковный Вестник 1883. № 14, стр. 3.

— 277 —

привести к прочным результатам, и что предметная критика в научном решении вопросов о времени написания Ветхозаветных книг должна иметь важнейшее значение. Общий результат посильного моего рассмотрения мнений критики относительно первых 6-ти глав книги Исход, составляющих содержание нашего сочинения, должен быть выражен таким образом: по внутреннему своему убеждению я не нашел возможным согласиться с наблюдениями критики или признать их лучше разъясняющими те трудности, какие представляет библейское повествование для нашего понимания; на самом деле оказывается, что, устраняя одни трудности, критика своими разъяснениями вызывает другие, еще большие, заставляющие в конце концов отворачиваться от критической теории и возвращаться с усилившеюся убежденностью к обыкновенному пониманию последовательности и смысла библейских событий.

В заключение прошу позволения разъяснить еще следующее. Сочинение свое мы назначаем для отечественной библейской науки и имеем в виду круг русских читателей, вследствие чего в изложении сочинения, как замечено в предисловии, допущены некоторые особенности. Между тем книги, которыми мы пользуемся, на которые ссылаемся, с которыми то соглашаемся, то спорим, принадлежат—за немногими исключениями—иностранным авторам. За это обращение к немцам—в широком смысле этого древнерусского названия—людей, занимающихся у нас богословскою наукою, нередко укоряют, усматривая в этом если не признак нетвердости в вере православной и заражения духом рационализма, то вообще некоторую измену своему отечественному или погоню за иноземной новинкой. На самом деле, если может быть, и не всегда, это происходит от другой причины, заключающейся в состоянии нашей богословской литературы и в частности — специально-библейской, которая сравнительно подвигается у нас особенно медленно. Выходит то, что по тому или другому библейскому вопросу и рад бы ограничиться сочинениями право-

— 278 —

славных авторов, но или нет у нас ничего в этом роде, или если есть, то при ознакомлении с этим нередко приходится замечать, что на сказанное здесь полагаться нельзя, что это труд не проверенный, не продуманный, что за подробностями и основаниями нужно обратиться к западным же сочинениям. Нужно например, православному библеисту описание упоминаемой в Библии местности, какого-либо памятника и т. п. Наши путешественники посещали местность, но говорят о ней мало, в общих выражениях, и по неволе православный библеист обращается к иностранным авторам; что бы у них ни было на душе, но они обозрели местность не со спины верблюда и не с палубы парохода, а сами прошли по местности, осмотрели ее тщательно, особенно в том отношении, в каком она интересует науку, и подробно записали все замеченные особенности. Говорится это не в осуждение своего отечественного, а в объяснение сделанного нами выбора пособий при составлении настоящего сочинения.

Западноевропейские народы сделали бесспорно весьма многое для библейской науки и трудами их нельзя не пользоваться, во, само собою разумеется, не так, чтобы повторять сказанное ими без продумывания и без поверки оснований. Необходимо нам самим провести чрез свое сознание, под благотворным освещением православной истины, удивительное прошлое Ветхозаветной Церкви. Запасаясь теми знаниями, какими располагает современная наука, пользуясь опытами других и вразумляясь их ошибками, мы должны самостоятельно потрудиться на этом поприще. При всей разрыхленности библейской почвы разными точками отправления и научными приемами, библейская истина не утратила своего неизменно благотворного влияния на христианскую душу, как скоро она искренно и с усилием начинает трудиться над ее усвоением. При обилии исследований, великое море, представляемое священными книгами Ветхозаветных мужей, не исчерпано; со смирением и упованием и мы должны приступить к этому морю, пользуясь теми руководственными указаниями,

— 279 —

какие даны нам в святоотеческих писаниях и в греческом переводе.

Таковы в общих чертах намерения и задачи, какие имелись в виду при составлении настоящего сочинения и выполнение которых направлялось к той общей цели, чтобы чрез разностороннее рассмотрение научным образом раскрыть и обосновать смысл, значение и последовательность тех библейских событий, чрез которые Верховный Мироправитель приготовлял народ, имевший образовать из себя общество Господне. На сколько выполнена эта цель, обращено ли должное внимание на все существенное, оценено ли надлежащим образом значение всего того, что для уразумения библейских событий данного круга времени завещала нам древность и что представляет современная наука, словом—на сколько выполнен мною научный долг, судить об этом, не без смущения, хотя и с надеждой, предоставляю другим и ближайшим образом — уважаемым моим оппонентам.