13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Автор:Евсеев И. Е., смотритель московского заиконоспасского духовного училища
Евсеев И. Е. Речь на отпевании Болотова В. В.
РЕЧЬ
смотрителя московского заиконоспасского духовного училища И. Е. Евсеева — вслед за предыдущей.
Дорогой и незабвенный наставник!
Как громом поразило мена известие о твоей болезни, а затем н безвременной скорой кончине, и я из сердца России — Москвы поспешил сюда сказать тебе последнее «прости». Прими же это последнее целование от удаленных от тебя пространством, но близких по духу твоих учеников и благоговейных почитателей твоей памяти.
Глубоко скорбит по тебе в лице профессоров и студентов покинутая тобою горячо любимая Академия- Мы слышали, за что ценит и оплакивает тебя осиротев. шал академическая семья: ты уносишь с собою в безвременную могилу великий благородный дух бескорыстного служения науке и правде Христовой; чрез этот твой дух одни привыкли проверять свою научную и сердечную совесть, а другие — твои питомцы— учились вырабатывать под сению Академии истинные понятия о том, что такое чистая наука, что значит служить ей, что такое беспримесная правда Христова и ее твердое и неуклонное осуществление в жизни. Академия привыкла видеть в тебе истинного израильтянина, ведущего закон и правду, и привыкла почерпать у тебя силы и уменье, чтобы неложно служить им.
Но и за стенами Академии много сердец осиротело с твоей безвременной могилой. И давние и не столь давние выпуски твоих питомцев в благоговейном воспоминании о незабвенном Василии Васильевиче находили для себя силы для ревностного и бодрого выполнения в жизни излюбленных тобою академических заветов — служения истине и правде,— в науке ли то, или в жизни, кому что дано в удел Промыслом Божиим. Эти твои бывшие питомцы, как иудеи рассеяния, обращая свой взор в случаях оскудения духа к академическим лучшим заветам, всегда как к некоему Сиону, твердой опоре академического Иерусалима, прибегали к памяти о Василий
63
Васильевиче, как образце высокого, бодрого и неутомимого, необходимого дня жизни, духа.
Мне Бог судил довольно близко стоять к тебе, как ученику, хотя и не по избранному тобою предмету, дорогой наставник, и вот что припоминается мне о твоих драгоценных ко мне отношениях. Сряду по окончании академического курса, желание по мере сил послужить столь любимой тобою науке побудило меня заняться первой ученой работой. Молодая неопытность сталкивает меня с вопросом сухим, неясным и неразработанным и поставляет на путь тяжелой нерешительности. С благоговейным трепетом вхожу я в твое скромное обиталище и на твоем непритязательном диване вся моя работа освещается удивительно смелою и в конечных выводах многоплодною мыслью, видимая сухость заменяется сознанием внутренней важности, молодые силы под твоим уверенным властным словом укрепляются — и работа идет, доставляя неизъяснимое наслаждение. Как ты радовался, когда оправдывался или получал иное определение какой- либо из попутных научных маяков, намеченных при посредстве твоей общей руководящей идеи! Подлинно—по твоему выражению — эта твоя радость при робких научных успехах в устах младенцев и ссущих бесконечно превосходила у тебя радость рождения сына... Твой глубокий, поразительно всесторонний ум умел давать направление и силу в научном круге, не связанном с твоей научной специальностью. Что же нужно думать о том влиянии, что стоит в пределах твоего любимого предмета — церковной истории? Теперь не время говорить о влиянии твоего мощного духа на разные стороны нашей родной научной жизни, но истина часто лучше видна издали, и я — как пришлец от стран — могу свидетельствовать, что на тебя, дорогой наставник, взирали как на научную совесть не одни к тебе близкие и тобою знаемые служители науки... От твоего духа питались не одни только работники духовной школы: тебя, мне известно, ценили и к тебе прислушивались и представители Светского научного знания. Как огорчился, я знаю, один из незнаемых тобою московских видных ученых, когда услышал от меня о твоей страшной болезни: свою ученую работу из области письменности древне-христианского Востока он только-
64
что нынешнею весною собирался представить на твое веское заключение. Как глубоки и драгоценны были твои попутные замечания в научных беседах и житейских рассуждениях, понял я в особенности тогда, когда по изволению Промысла Божия отправился, напутствуемый твоими благожеланиями и настояниями по мере сил служить науке, из своей almae matris в страну далече. Мощный верою в истину дух твой подавал мне силы в те минуты, когда житейская и служебная обстановка угнетала меня, подавляла меня до уныния. Чувствуя издали нравственное твое одобрение, свободные минуты от непосредственного учебного служения своего заполнял я посильными изысканиями в той же области, которую раскрыла предо мною твоя твердая и благожелательная рука.
На прощаньи со мною ты просил меня, незабвенный учитель, когда явится у тебя надобность, оказать тебе содействие в деле приобретения копий с московских греческих рукописей церковной истории Евсевия, что ты предполагал подготовить к изданию, — и с каким нетерпением ожидал я твоего поручения! Но не судил этого Бог: бездыханные уста твои никогда не дадут мне возможности чем-либо отблагодарить тебя за все проявления ко мне твоего великого духа. Прими же, дорогой Василий Васильевич, вместо благодарности от меня и подобных мне, рассеянных по лицу родной земли, прежних твоих учеников, моление пред Отцом Светов о даровании тебе присносущнаго света — и прими последнее наше земное поклонение.
Страница сгенерирована за 0.19 секунд !
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.