Ранней весной 1909 года в Москве вышла книга, которой суждено было — и надо полагать, суждено будет — сыграть значительную роль в интеллектуальной истории России. Книга сразу же вызвала живой отклик во всех слоях русской интеллигенции. Память об этой книге и теперь, много десятилетий спустя, жива и вне России и в Советском Союзе, — в Советском Союзе о ней вспоминают теперь даже чаще, чем за границей. Речь идет о сборнике «Вехи».

СБОРНИК «ВЕХИ»

«Вехи», сборник статей о русской интеллигенции, были порождены первой русской революцией 1905-1906 гг., явившейся «всенародным испытанием» тех ценностей, которые русская общественная мысль блюла более полувека, как высшую святыню. Поражение революции — и поражение в ней радикальной интеллигенции — вызвало потребность в основательном пересмотре духовных основ традиционного интеллигентского мировоззрения, принимавшихся прежде слепо на веру. В интересах понимаемого таким образом общего дела, в «Вехах» объединились семь авторов: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон, А. С. Изгоев, Б. А. Кистяковский, П. Б. Струве и С. Л. Франк. Все это были уже хорошо известные к тому времени в России люди, создавшие себе определенное имя в публицистике, политике, философии или науке, а некоторые из них и во всех этих областях одновременно.

Статьи в «Вехах» должны были с разных сторон исследовать психологию и идеологию русской интеллигенции: ее отношение к

*) Настоящая статья является частью более обширной работы, предпринятой автором при поддержке Американского философского общества (American Phylosophical Society). Научный аппарат статьи здесь опущен.

292

философии (Бердяев), религии (Булгаков), творческой личности (Гершензон), профессиональной подготовке (Изгоев), праву (Кистяковекий), государству (Струве), и морали (Франк).

В «Мостах» (№ 3, 1959) была помещена в свое время очень ценная статья Н. О-ва о «Вехах». Ограничимся тут поэтому изложением лишь некоторых из наиболее существенных наблюдений и выводов авторов «Вех».

Николай Бердяев противопоставлял интеллигенцию в общенациональном, общеисторическом смысле этого слова интеллигенции в традиционно-русском смысле, т. е. кружковой интеллигенции. У последней он отмечал слабость теоретических философских интересов, низкий уровень философской культуры, склонность оценивать философские учения (и культурное творчество вообще) по критериям политическим и утилитарным, а не с точки зрения их абсолютной ценности. Все эти недостатки объясняются не дефектами интеллекта, а направлением воли: «интересы распределения и уравнения в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества». Принималась лишь та философия, которая санкционировала социальные — и социалистические — идеалы, благоприятствовала борьбе с самодержавием, служила благу и интересам крестьянства или пролетариата. Всякая иная философия отвергалась заранее. Субъективная интеллигентская правда была дороже объективной философской истины.

Сергей Булгаков писал, что русская интеллигенция восприняла от западноевропейского просветительства его атеизм и человекобожество, почувствовала себя единственной носительницей света и образованности в России и «стала по отношению к русской истории и современности в позицию героического вызова и героической борьбы». Неотъемлемой чертой этого героизма был максимализм целей и средств, а наиболее законченным типом героического максималиста стал революционный студент, образ которого сменил в сознании общества идеал христианского святого, подвижника. Несмотря на некоторое внешнее сходство, между интеллигентским героизмом и христианским подвижничеством (герой в христианстве — подвижник) нет никакого, даже подпочвенного, соприкосновения. Поскольку простой русский народ обладает еще светом Христовым, он — при всей своей неграмотности — просвещеннее своей интеллигенции, которая почти поголовно стала атеистической.

М. Гершензон отмечал глубокий раскол между волей интеллигента, его подлинным «я», и его сознанием, которое еще с XVIII века привыкло к «праздному обжорству истиной», всевозможными истинами, нужными и ненужными. Отрыв сознания от волевой, творческой личности был более всего вызван деспотической вла-

293

стью общественности и политики. Русская интеллигенция не только психически раздвоена, т. е. бессильна, она к тому же изолирована от народа, душа которого качественно другая. Народ не понимает своей интеллигенции и ненавидит ее. А потому, писал Гершензон, — «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, бояться его мы должны пуще всех казней властей и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».

А. С. Изгоев писал, что русская молодежь получает свое воспитание не в семье и не у педагогов или профессоров, а в своей товарищеской среде, которая уводит молодежь в подполье, делает ее отщепенцами. В отличие от западноевропейской молодежи, русская студенческая молодежь (а студенчество есть «квинтэссенция русской интеллигенции») учится мало и плохо. Основной ее движущий идеал — идеал смерти, основной критерий — критерий левизны. Этот идеал завораживает ум и парализует совесть молодежи; построить на нем жизнь невозможно. Недостаточная работоспособность, отсутствие подлинной любви к своей профессии и революционное верхоглядство привели к тому, что в Государственной думе «огромное большинство депутатов, за исключением трех-четырех десятков кадет и октябристов, не обнаружили знаний, с которыми можно было бы приступить к управлению и переустройству России».

Б. Кистяковский указывал на слабость индивидуальной и социальной дисциплины у русских интеллигентов и объяснял это отсутствием прочного правосознания. Сознание интеллигенции «никогда не было охвачено всецело идеями прав личности и правового государства», неизбежно основанного, как и всякая общественная организация, на компромиссе. Позиция, занимаемая в вопросах права такими вождями русской социал-демократии, как Плеханов и в особенности Ленин, делает «понятным, почему Россия до сих пор еще управляется при помощи чрезвычайной охраны и военного положения».

Петр Струве, выделяя «интеллигенцию» из «образованного класса» вообще, писал, что в ходе исторического развития содержание интеллигенции, как идейно-политической силы, менялось, в то время как форма ее оставалась неизменной. Со времени рецепции западноевропейского атеистического социализма, идейной формой русской интеллигенции является безрелигиозное отщепенство от государства и враждебность к нему. В этом отщепенстве — ключ к пониманию революции 1905 и последующих годов. И по существу, и формально, революция должна была завершиться актом 17 октября 1905 года, ибо этот акт знаменовал собой «принципиальное коренное преобразование сложившегося веками политического

294

строя России». Вместо этого интеллигенция, отрицавшая воспитание и самовоспитание в политике и ставившая на их место возбуждение, продолжала прививать радикализм своих идей к радикализму народных инстинктов, аппетитов и ненавистей. Это неизбежно вело к разнузданию и деморализации.

С. Франк видел основную антиномию нравственного и культурного мировоззрения русской интеллигенции в противоречивом сочетании начал нигилизма и морализма. «Нигилизм интеллигенции ведет ее к утилитаризму, заставляет ее видеть в удовлетворении материальных интересов единственное подлинно нужное и реальное дело; морализм же влечет ее к отказу от удовлетворения потребностей, к упрощению жизни, к аскетическому отрицанию богатства», в прямом и в метафизическом смыслах этого слова. Франк определяет классического русского интеллигента, как «воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия». Это непроизводительный культурный тип, и он уже обнаружил свое полное бесплодие и бессилие перед реальными силами жизни, равно как и нравственную гнилость некоторых своих корней. Перед интеллигенцией стоит, поэтому, задача окончательного «пересмотра старых ценностей и творческого овладения новыми».

Таковы некоторые из основных положений «Вех». Как же реагировала на них русская интеллигенция?

РЕАКЦИЯ НА «ВЕХИ»

«Вехи» вышли во второй половине марта 1909 года. Интерес, проявленный к ним в самых различных кругах русской интеллигенции — не только в Москве и Петербурге, но и в провинции, не только в России, но и за границей, в рядах политической эмиграции того времени — был таков, что в короткий срок потребовалось выпустить еще четыре издания. Второе издание вышло в мае того же года, третье в июле, четвертое в сентябре, пятое в начале (видимо, в феврале) следующего, 1910 года.

Реакция на «Вехи» приняла три основных формы: публичных собраний, статей в газетах и журналах и выпуска специальных сборников.

1. Из публичных собраний, докладов, рефератов и бесед, имевших место в 1909 году, следует упомянуть о следующих:

—14 апреля в Москве состоялась «оживленная беседа» (по выражению сотрудника газеты «Русские Ведомости») на заседании исторической учебной комиссии О. Р. Т. 3 — Общества распространена технических знаний. В беседе приняли участие С. П. Мельгунов, В. П. Потемкин, П. Г. Дауге, гр. П. М. Толстой, В. И. Пичета,

295

К. Н. Левин, А. А. Титов, В. М. Турбин. По окончании беседы собрание даже вынесло общую резолюцию о «Вехах».

— 19 апреля в Москве состоялся реферат Штамма, сопровождавшийся прениями.

— 21 апреля в Петербурге состоялось «очень многолюдное» (по словам корреспондента газеты «Речь») собрание Религиозно-философского общества. Докладчиками выступали Д. В. Философов и Д. С. Мережковский. После перерыва были прения, в которых приняли участие Струве, свящ. Аггеев, Франк, Неведомский и Столпнер.

— 22 мая в Петербурге имело место собрание Литературного общества, на котором с большим докладом о «Вехах» выступил И. М. Бикерман.

— 1 ноября (после летнего перерыва) в Петербурге в Женском клубе состоялось многолюдное собрание, на котором большой доклад прочел Н. А. Гредескул. После него выступал также Ф. И. Родичев.

— 13 ноября в Париже с большим рефератом о «Вехах» выступал В. И. Ленин.

Известно также о выступлениях еще трех крупных лиц того времени: о докладе другого лидера русских социал-демократов Л. Мартова (в Швейцарии); о публичной лекции известного писателя П. Боборыкина; о специальной поездке по России выступавшего перед большими аудиториями лидера кадетской партии и члена Государственной думы историка П. Н. Милюкова.

2. Другой формой реакции на «Вехи» были статьи в газетах и журналах того времени. К сожалению, в настоящих условиях полную библиографию «Вех» было бы очень трудно составить. (Автор этой статьи работал в вашингтонской Библиотеке конгресса, в нью-йоркской Публичной библиотеке, в библиотеке Колумбийского университета и в библиотеке Св.-Владимирской духовной семинарии в Нью-Йорке. В этих библиотеках можно найти все главные русские дореволюционные журналы, но русские газеты за эти именно годы, 1909-1910, представлены очень неполно).

К счастью, в приложении к четвертому изданию «Вех» была дана «Библиография ’Вех’», в которой перечислены статьи и заметки, появившиеся в русской периодической печати за первые полгода после выхода «Вех». Библиография эта — неполная даже для своего времени, но и приведенного в ней достаточно, чтобы заключить, что отклик на «Вехи» в газетах и журналах был поистине огромный. В первые месяцы после выхода в свет «Вех» на них реагировало около семидесяти газет и журналов — около сорока газет и журналов Петербурга и Москвы и около тридцати провинциальных

296

изданий. Общее количество статей и заметок (не считая продолжений или серий статей), учтенных в «Библиографии ’Вех’», приближается к ста шестидесяти. При очень скромном подсчете, можно считать, что всего откликов на «Вехи» в 1909-1910 гг. было много более двухсот.

3. Третьей формой публичной реакции на «Вехи» было издание специальных сборников статей. Всего в связи с «Вехами» в 1909-1910 гг. было издано шесть сборников статей: три непосредственно и полностью в ответ на «Вехи» в целом, один — по поводу главным образом одного из затронутых «Вехами» вопросов, один — частично в ответ на «Вехи», и один — в связи со всей совокупностью вопросов, поднятых «Вехами».

Первым появился, в том же 1909 году, сборник «В защиту интеллигенции». В нем приняли участие одиннадцать авторов: К. Арсеньев, И. Бикерман, П. Боборыкин, Вл. Боцяновский, Н. Валентинов, Н. Геккер, И. Игнатов, Ник. Иорданский, Д. Левин, Ф. Мускатблит и Григ. Петров. Политически, состав участников сборника был, таким образом, весьма пестрый, с преобладанием социал-демократов, но с участием и либералов.

Другим сборником, вышедшим из левых кругов, был сборник «,Вехи’ как знамение времени», содержавший восемь статей: Н. Авксентьева, И. Брусиловского, Я. Вечева, Ю. Гарденина, Н. Ракитникова, М. Ратнера, Л. Шишко и Б. Юрьева. Это был сборник социалистов-революционеров.

В третьем сборнике, «Интеллигенция в России», были представлены кадетские круги. В нем объединились восемь авторов: К. Арсеньев, Н. Гредегкул, М. Ковалевский, П. Милюков, Д. Овсянико-Куликовский, И. Петрункевич, М. Славянский и М. Туган-Барановский.

Четвертый сборник, «По Вехам...», носил подзаголовок: «Сборник статей об интеллигенции и ,национальном лице’» и, в соответствии с этим, был посвящен главным образом одному из вопросов, занимавших некоторых авторов «Вех», фактически — еврейскому вопросу. В сборник была включена тридцать одна статья двадцати одного автора; авторы эти принадлежа ли к самым различным идейно-политическим лагерям.

Пятый сборник, «Из истории новейшей русской литературы», состоял из статей четырех авторов-большевиков: В. Базарова, П. Орловского, В. Фриче и B. Шулятикова. Формально, он был посвящен вопросам литературы, но из четырех статей две — статья Фриче частично, а статья Базарова полностью — выходят за рамки, очерченные названием сборника. Статья Базарова носит подзаголовок: «От ,критического марксизма’ к ,Вехам’» и является прямым откликом на «Вехи».

297

Шестой сборник, «Куда мы идем?», формального отношения к «Вехам» тоже, казалось бы, не имел. Однако, теснейшая внутренняя его связь с «Вехами» и е полемикой, порожденной «Вехами», никакого сомнения не вызывает. Сборник имеет подзаголовок: «Настоящее и будущее русской интеллигенции, литературы, театра и искусства. . .». В «Предисловии» к сборнику прямо указывается, что причина его возникновения — «небывалая разноголосица» в русском обществе, «свидетельствующая о небывалом кризисе русской общественной мысли», и тревога за «грядущие судьбы русской интеллигенции и ее духовной жизни». Сборник этот составлен из статей и ответов на анкету редакции сорока лиц, в политическом отношении весьма разнородных, но с преобладанием либералов.

Таким образом, единственным идейно-политическим лагерем русской интеллигенции, не откликнувшимся на «Вехи» специальным сборником статей, был лагерь правых. Все остальные — социалисты-революционеры, большевики, меньшевики (в сотрудничестве с некоторыми радикалами и либералами), кадеты — сочли необходимым посвятить «Вехам» особые сборники статей.

Впечатление, произведенное «Вехами» на русскую интеллигенцию, было определено почти в одинаковых выражениях такими далеко по своим взглядам отстоящими друг от друга авторами, как большевик Базаров, народный социалист Мельгунов и кадет Франк.

В. Базаров признавал, что «Вехи» произвели «значительную сенсацию». С. П. Мельгунов, спустя всего каких-нибудь три недели после выхода «Вех», отмечал «огромную сенсацию, произведенную сборником». С. Л. Франк писал впоследствии, что «,Вехи’ имели шумный сенсационный успех — они были главной литературно-общественной сенсацией 1909 г.»

«Вехи» действительно были огромной сенсацией и стали на время даже настольной книгой русской интеллигенции. Но это была, по определению того же Мельгунова, настольная книга в кавычках. И успех «Вех» был, по словам Франка, «по существу успехом скандала».

Все решительно упомянутые здесь собрания, беседы, рефераты и доклады, все сборники статей и подавляющее большинство статей в газетах и журналах того времени, были устроены, произнесены или написаны с критических, а то и резко враждебных по отношению к «Вехам» позиций.

Сравнительно немногочисленные положительные отклики на «Вехи» появились из среды сотрудников редактировавшегося П. Б. Струве журнала «Русская Мысль» и мирнообновленческого журнала братьев князей Трубецких «Московский Еженедельник»; полуправительственной газеты «Новое Время»: символистского журнала «Весы» (единственная статья там о «Вехах» была написана Ан-

298

дреем Белым); газеты «Московские Ведомости»; петербургской газеты «Слово», и некоторых других, менее значительных, печатных органов. Однако, эти положительные отзывы буквально тонули в общем хоре критических и враждебных откликах на «Вехи»: печать того времени была преимущественно оппозиционная, по отношению не только к власти, но и к любому идейному или общественному течению, которое могло быть заподозрено в неблагоприятном отношении к традиционной интеллигентской психологии и мировоззрению.

Наиболее бескомпромиссным нападкам «Вехи» подверглись, естественно, со стороны радикальной социалистической интеллигенции: эсеров, меньшевиков и особенно большевиков. Вождь большевиков Ленин (поддерживаемый Каменевым, ближайшим его тогдашним соратником) многократно громил «Вехи», «веховцев» (или «вехистов») и «веховство», и продолжал заниматься этим делом вплоть до 1914 года, когда на первый план, в связи с войной, выступили уже иные проблемы и темы. Отмечая универсальность «Вех» (Ленин писал, что «Вехи» дают в сжатом виде «целую энциклопедию по вопросам философии, религии, политики, публицистики, оценки всего освободительного движения и всей истории демократии»), Ленин, как и полагается, интересовался исключительно политической стороной вопроса. Для него «Вехи» были «энциклопедией либерального ренегатства», они означали разрыв либерализма и кадетства с антиправительственным движением и выражали самую суть тогдашнего кадетства и октябризма, т. е. «контрреволюционной буржуазии». То обстоятельство, что (несмотря на принадлежность авторов «Вех» к кадетской партии) подавляющее большинство кадетов-политиков и публицистов, включая и вождя партии Милюкова, резко выступило против «Вех», Ленина ничуть не смущало: вся публичная полемика с «Вехами» и публичное отречение от них были для него «одно сплошное лицемерие».

Обвиняя либералов — и кадет в особенности — в лицемерии, Ленин был, конечно, очень далек от истины (кстати, стоит, как исторический курьез и для характеристики лицемерной природы самого Ленина и диктаторского большевизма в целом, отметить, что Ленин нападал на «Вехи», защищая демократию, в интересах демократии!). И вообще его предельно-упрощенческий и исключительно политический, притом сугубо классовый пролетарский, подход не принимал во внимание самого главного, что было в «Вехах».

Однако не только радикальные и революционные, а и либеральные и прогрессивные круги русской интеллигенции отнеслись к «Вехам» отрицательно. Почти все, что «Вехи» критиковали, упорно защищалось; почти все, что они предлагали в качестве положи-

299

тельной программы, отвергалось. *) В этом почти единодушном отпоре, которым русский либерализм встретил «Вехи», было огромное, трагическое по своим историческим последствиям, недоразумение.

Это вплотную подводит нас к вопросу о месте и значении «Вех» в истории русской мысли и русского общества.

МЕСТО И ЗНАЧЕНИЕ «ВЕХ»

Исторически, русская интеллигенция была порождена Петровской реформой начала ХVIII века, широко открывшей доступ в Россию различным, сменявшим одно другое, западноевропейским влияниям. При всем общем положительном значении Петровской реформы, одним из ее отрицательных последствий был отрыв образованного класса от народных масс, продолжавших жить своей прежней верой и придерживаться прежних взглядов и привычек.

Провозвестником будущей русской интеллигенции был, в конце ХVIII века, Радищев, душа которого «страданиями человечества уязвлена стала» и который «почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благодействии себе подобных». Настоящим же родоначальником интеллигенции в специфически русском смысле слова, т. е. кружковой и радикальной интеллигенции, в отличие от интеллигенции, как образованного класса вообще, стал в 40-х годах XIX века Белинский, с его атеистически-социалистическим радикальным западничеством.

Как определенная социально-духовная и мировоззренческая группа, все более отрывающаяся от народной традиции и от государства и все более становящаяся, по выражению Булгакова, в позу героического вызова по отношению к русской истории и современности, интеллигенция оформилась после освобождения крестьян в 1861 году, в тесной связи с возникновением нового общественного слоя — разночинцев. Выразителями и властителями дум этой идейно радикальной и социально разночинной интеллигенции стали: в 60-х годах XIX века — Чернышевский и Писарев, в 70-х и 80-х — Лавров и Михайловский, в 90-х и 900-х — Бельтов-Плеханов.

Однако, наряду с этой линией идейного и общественного развития, приведшей в конечном итоге к победе революции и большевизма, в России в XIX веке была и другая линия. Интеллигенция в широком общенациональном смысле слова только частично совпа-

*) Эта статья посвящена преимущественно вопросу об объеме и характере реакции на «Вехи». К вопросу о ее содержании я надеюсь еще специально вернуться.

300

дала с кружковой и радикальной интеллигенцией. Крупнейшие русские писатели — Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой — не были интеллигентами в кружковом смысле этого слова. Русская мысль, представленная во второй четверти XIX века Хомяковым и Киреевским, а в последней четверти Чичериным, Константином Леонтьевым и в особенности Соловьевым, ничего общего не имела с мировоззрением кружковой интеллигенции.

В конце XIX века реакция против позитивизма и утилитаризма, материализма и атеизма, радикализма, народничества и марксизма захватила довольно значительные круги творческой русской интеллигенции. Стали нарождаться новые литературные и эстетические, идейные и общественные течения. От марксизма отделилась группа критически настроенных мыслителей — П. Б. Струве, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк и другие, — перешедших от критического марксизма сперва к идеализму, а затем и к религиозному мировоззрению и к русской интеллектуальной традиции, установленной Хомяковым, Достоевским и Соловьевым. Первым шагом на этом пути был сборник «Проблемы идеализма» (1902 г.). Вторым — интересующий нас здесь сборник «Вехи» (1909 г.). Начало XX века стало периодом вторичного расцвета русской поэзии и прозы — серебряным веком русской поэзии; расцвета русского искусства — живописи, театра, балета, музыки; возрождения русской литературно-критической, научной и религиозно-философской мысли. За этим периодом русской жизни уже справедливо упрочилось имя культурного ренессанса начала XX века.

В политическом отношении это также была во многом замечательная эпоха. В кратчайший срок был осуществлен ряд крупнейших реформ: была введена конституция и созвана Государственная дума, проведена столыпинская аграрная реформа, приступлено к проведению всеобщего образования, были восстановлены и улучшены судебные уставы, земские учреждения были распространены на губернии, где их раньше не было, существенно улучшено было рабочее законодательство и т. д. Отмечая в «Новом журнале» эти реформы, и ряд других, намеченных к осуществлению, проф. Н. С. Тимашев называет их второй серией великих реформ, по аналогии с реформами первой эпохи великих реформ 60-х и 70-х годов прошлого века.

«Вехи» были органической частью и русского культурного ренессанса и второй эпохи великих реформ.

Уже в «Проблемах идеализма» их авторы выдвигали, против господствовавшего тогда позитивизма и материализма, идею необходимости «религиозно-метафизических основ мировоззрения». «Вехи» (основное ядро их участников было то же, что и в «Проблемах идеализма») продолжали и углубляли эту линию, но шли еще даль-

301

ше. В них, как мы видели, содержалась также «резкая принципиальная критика революционно-максималистских устремлений русской радикальной интеллигенции» (С. Л. Франк) и указывался выход из того психологического и идеологического тупика, в который завело интеллигенцию ее историческое развитие.

При всех, иногда существенных, расхождениях между собою, авторы «Вех» были единомысленны в пределах одной общей для них платформы. В предисловии к «Вехам» указывалось, что та традиционная идеология интеллигенции, которая исходит из безусловного примата общественных форм, авторам «Вех» представляется внутренне ошибочной и практически бесплодной. Этой идеологии участники «Вех» противопоставляли свою идейную платформу, исходящую из признания «теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».

Таким образом, основная задача «Вех» была одновременно и критической и — со стороны положительной — духовно-реформаторской. На духовных основах этого намечавшегося нового мировоззрения могла быть воздвигнута и новая политическая идеология, и новая политическая практика. В отличие от старого, революционного, это новое мировоззрение оформлялось, как принципиально эволюционное. Указывались, главным образом у двух авторов, которые в этой группе были более других политиками и политическими публицистами, у Струве и у Изгоева, и те реальные политические основания, которые заставляли предпочитать эволюционный путь революционному. Главным основанием был акт 17 октября 1905 года, который означал отказ от исторически сложившегося самодержавия и переводил Россию на рельсы конституционного, парламентского, в лице Государственной думы, развития.

В условиях русского культурного ренессанса и второй серии великих реформ, «веховство» (этот термин, так же как и термин «веховцы» или «вехисты», был пущен в оборот противниками «Вех») могло стать господствующим духовно-идейным и общественно-политическим течением русской интеллигенции, подобно тому, как в 60-х годах прошлого века господствующим течением был «революционный демократизм», в 70-х и 80-х народничество, в 90-х и 900-х марксизм. Трагизм новейшей русской истории заключается в том, что ни духовные основы нового мировоззрения, намечавшегося «Вехами», ни те политические выводы, которые не были в центре внимания «Вех», но естественно из них напрашивались, не стали мировоззрением и выводами русского либерализма и, прежде всего,

302

русского кадетизма — главной политической силы того времени, которая в союзе с властью могла повести Россию, и тем самым, как это теперь ясно, значительную часть мира по пути эволюционного, а не революционного развития.

В силу человеческих заблуждений (главное из них, как отмечал Струве, — убеждение, что опасность свободе и порядку грозит справа, в то время как на самом деле она грозила более всего слева) и неблагоприятного стечения исторических обстоятельств (главное из них — наступившая вскоре и чрезвычайно затянувшаяся изнурительная и неудачная война), победило не «веховство», а ленинский большевизм, который и безраздельно господствует в России, идеологически и общественно-политически, до настоящего времени.

Однако, та линия идейного и общественного развития, в которой «Вехи» были определенным этапом (с одной стороны итогом, с другой началом), не умерла. После победы большевиков главные участники «Вех» выпустили в 1918 году новый замечательный сборник статей «Из глубины», на этот раз о русской революции 1917 года. Идейное творчество Струве, Бердяева, Булгакова, Франка и их единомышленников продолжалось и достигло нового расцвета в 20-х, 30-х и 40-х годах в эмиграции.

В то же самое время в России большевики и при Ленине, и при Сталине сами постоянно напоминали новой советской интеллигенции о существовании этой иной, не революционно-демократической и не социалистически-атеистической, идейной и общественной традиции. А после смерти Сталина, в 1955 году, советским идеологическим работникам была поставлена даже прямая задача: не просто отвергать, но и опровергать «веховцев» и их последователей. Теперь в Советском Союзе не выходит почти ни одной статьи, брошюры, книги, учебника, справочника, словаря или энциклопедии (включая и пятитомную «философскую энциклопедию»), в которых, — если только они касаются вопросов русской интеллектуальной и социальной истории, — не обличались бы так или иначе «Вехи», «веховцы» или «веховство».

______

По удельному весу участников «Вех», по глубине, значительности и актуальности поставленных ими проблем, по немедленности, объему и остроте реакции на «Вехи» и по составу участников выступлений против «Вех», по впечатлению, произведенному «Вехами» на некружковую русскую интеллигенцию и сказавшемуся на отрицательном отношении широких кругов интеллигенции к захвату власти большевиками в октябре 1917 года, по продолжающейся уже более полувека полемике вокруг «Вех», — по всем этим приз-

303

накам и обстоятельствам «Вехи» следует признать одним из самых значительных эпизодов и этапов в истории русской мысли и русского общества.

«Вехи» принадлежат уже истории. Но история «Вех» не кончена. Она еще долго будет продолжаться. Ибо теперь, после и в свете революции 1917 года и власти большевизма, «Вехи» еще более актуальны, чем они были в свете революции 1905 года и связанного с нею духовного и идейного кризиса тогдашней русской интеллигенции.

304

Страница сгенерирована за 0.1 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com