Кривошеева Н. А. «В годину тяжкую Богом избранный...»

Н. А. Кривошеева

«В ГОДИНУ ТЯЖКУЮ

БОГОМ ИЗБРАННЫЙ. . .»

Образ святителя Патриарха Тихона все ярче сияет на небосклоне истории Русской Церкви XX века. Время проясняет масштаб его многотрудного подвига в годы невероятного разгула зла, обрушившегося на Россию. «В годину гнева Божия, в дни многоскорбные и многотрудные, вступили мы на древлее место патриаршее. Испытание изнурительной войной и гибельная смута терзают родину нашу, скорби и от нашествия иноплеменник и междоусобныя брани. Но всего губительнее снедающая сердца смута духовная», «Сколько мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении и особенно в настоящую тяжелую годину!. . Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах российских и предстоит умирание во вся дни» - так сказал о времени своего служения вновь избранный Патриарх Московский и всея России. Вступая на Патриарший престол, от всего сердца умоляет он Господа: «. . . Даруй же сердце разумное, дабы мудро руководить народом по пути спасения. Согрей

5

мое сердце любовью к чадам Церкви Божией и расшири его, да не тесно будет им вмещаться во мне. Ведь архипастырское служение есть по преимуществу служение любви».

На патриаршество митрополит Московский Тихон был избран проходившим в то время Священным Собором Православной Российской Церкви, единственным в то время в стране законным органом, избранным всем православным населением Российской державы. Более двухсот лет пустовал Патриарший престол в России. Спустя несколько дней после интронизации Патриарха Тихона в Московском Кремле, 8 декабря 1917 г., Собором было принято «Определение о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», среди которых говорилось, что Патриарх «имеет попечение о внутреннем и внешнем благосостоянии Российской Церкви», должен «обращаться ко всей Русской Церкви с учительными посланиями и пастырскими воззваниями», «имеет долг печалования пред государственной властью». С первых же дней своего патриаршего служения святитель Тихон обращается с посланиями и воззваниями, которые отличались необыкновенной глубиной постижения происходящих в стране событий, особым свойством, присущим пророческому боговдохновенному слову. В них святитель с беспощадной и горькой точностью оценивает состояние русского народа и Российской державы и ставит, как истинный

6

духовный врач, верный диагноз: «Грех, тяготеющий над нами, - вот сокровенный корень нашей болезни, вот источник всех наших бед и злоключений». «Где же спасение от гибели? У кого и в чем искать избавления от бед и напастей?» - обращается он к чадам Церкви и отвечает словами пророка Исаии: - «... Обратитеся ко Мне, глаголет Господь, и спасетеся...» (Ис. 45:22), «а посему в поучениях, обращениях и посланиях Наших звали Мы верных чад Наших к покаянию, к вере, любви, к прекращению междоусобной вражды, к прощению, а не мщению». Успех борьбы со злом измеряется не внешней победой, а лишь стоянием в истине до конца и верностью заповедям Христовым. Восходя на свое поистине голгофское служение, Патриарх Тихон не уповал на внешний успех. Претерпевый до конца, той спасен будет (Мк. 1:13) - вот в чем заключалось его истинное упование.

Полагаясь целиком на волю Божию, Святейший Патриарх Тихон прежде всего был служителем алтаря. Более тысячи богослужений провел он за семь лет своего патриаршества. В своих проповедях за богослужениями он говорил о христианской любви, терпении, прощении, покаянии. К сожалению, полагавшиеся Патриарху «права посещения в потребных случаях всех епархий Российской Церкви», не могли быть им исполнены. После триумфальных поездок в Петроград и Ярославль в 1918 г. власти категорически запретили выезжать Патриарху из Москвы. Народ церковный

7

необыкновенно любил своего первосвятителя, его часто приглашали в разные храмы Москвы и Подмосковья, но уже с начала 1919 г. посещение московских церквей предстоятелем Русской Церкви ограничивалось властями и на них надо было получать особое разрешение в высших органах советской власти. После очередного ареста Патриарха Тихона в конце 1919 г. ему было запрещено проповедовать пастве. Более года после ареста в 1922 г. Патриарх не мог и совершать богослужения... Тем дороже сегодня дошедшие до нас его немногочисленные проповеди, особенностью которых является смирение и любовь в сочетании с преданностью пастве, проникновенным истолкованием праздников и событий церковной жизни, глубокое знание Священного Писания, краткость и доступность для каждого чада Церкви. Как вспоминал один из членов Собора, «в его выступлениях поражало глубокое знание им Библии, в своих речах он приводил такие тексты, которые ни у кого мне слышать не приходилось».

«Патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, - говорил Патриарх при своей интронизации, - среди огня и орудийной смертоносной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам запрещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка церковного». И месяц спустя он прибегает к этим мерам. Сразу же после прихода к власти большевиков строятся планы

8

по скорейшему уничтожению Русской Православной Церкви и всякой религии вообще, издаются декреты о национализации церковного имущества, отмене национально-религиозных привилегий и ограничений, лишении духовенства сословных преимуществ, изъятии всех церковноприходских школ, отмена церковных браков. Жертвами произвола и насилия местных властей, состоявших нередко из лиц с уголовным прошлым, «становились православные храмы, монастыри, духовные лица». Вскоре появился проект декрета об отделении Церкви от государства, названный в народе «декретом свободы от совести», который вызвал бурю негодования у верующих. Начались открытые преследования верующих, появляются первые мученики.

19 января 1918 г., за день до открытия работы второй сессии Собора, Патриарх выпускает свое знаменитое послание «об анафематствовании творящих беззакония и гонителей веры и Церкви Православной», где призвал всех православных встать на защиту Церкви, а тех верующих, кто участвовал в беззакониях, жестокостях и расправах, отлучил от Таинств и предал анафеме. «Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины... Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных и зверских избиениях ни

9

в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной... Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной. Властию, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной...»

Время начала советской власти было временем самосуда озверевшей в революционном угаре толпы над лицами, занимавшими видное положение в обществе, и над известными деятелями, не принадлежавшими к социалистическим партиям. При попустительстве и молчаливом одобрении правительства распропагандированные солдаты, матросы и рабочие в публичных местах набрасывались на генералов и офицеров, на епископов и священников и подвергали их зверскому избиению. Первая половина послания имеет в виду именно эти самосуды толпы и обращается к безответственным убийцам, подвергая их отлучению от Церкви и анафеме. В действительности, Патриарх анафематствует не власть, а уличных убийц, «творящих беззакония». Что касается власти. Патриарх выступает с безусловным осуждением чини-

10

мых ею от имени народа насилий и ее религиозной политики, призывая верующих к борьбе с нею, но не силою оружия, а легальным путем заявления воли народной. Большевики, о которых Патриарх ни словом не упомянул в своем послании, приняли, и не могли не принять, его на свой счет (послание позднее стало широко известно как «анафематствование советской власти»). Конечно, анафемы они не устрашились, но в опасении народного гнева поспешили повсюду наклеить листовки: «В связи с декретом Народных комиссаров об отделении церкви от государства высшим церковным органом в лице патриарха Тихона выпущены воззвания контрреволюционного направления, превратно толкующие этот декрет. На почве такой пропаганды могут возникнуть народные волнения, ответственность за которые всецело падает на духовенство, если оно не разъяснит народу истинного значения этого декрета. Все церковнослужители, замеченные в распространении таких контрреволюционных воззваний, а также пропаганды в этом направлении, будут караться со всею строгостью революционного времени вплоть до расстрела».

Верующие, пытавшиеся противостоять воинствующему безбожию, становились безвинными жертвами, повторившими крестный путь своего Спасителя.

Убийства священнослужителей и мирян при потворстве советской власти становились массовыми. 6 марта 1918 г. Святейшим Патриархом и Священным

11

Синодом было принято постановление, разосланное по епархиям, с призывом «расследовать случаи об арестах и пролитии крови во время религиозных манифестаций или при исполнении духовенством своих обязанностей, и вообще о всяком насилии, имеющем отношение к Церкви, ее служителям и православным христианам, пострадавшим за веру Христову».

В годы лихолетья Патриарх не раз обращается к «обольщенному русскому народу» с призывом покаяния и всепрощения. «Измите злаго от вас самех» (1 Кор. 5:13), - взывает он. Во время «происходящей в стране междоусобной брани» только Святейший Патриарх Тихон «вещал слово истины и любви», призывая «прекратить распри и междоусобную брань» «и в глубоком чувстве искреннего сердечного покаяния черпать силу для своего духовного возрождения в будущем, но возрождения только под сенью Святой Церкви Православной, под мощной защитой оружия веры Христовой».

Не поддерживая ни белых, ни красных, четко придерживаясь принципа невмешательства в политическую борьбу, Патриарх тем не менее не мог молчать, когда дело касалось совести христианской.

Когда император Николай II томился в Тобольске и царская семья находилась в полной изоляции. Патриарх не имел возможности поддержать покинутого императора. Только просфору и благословение передал он узникам через епископа Тобольского

12

Гермогена (что позднее было поставлено Патриарху в вину на следствии). 19 июля 1918 г. в газете «Известия» появилось сообщение о расстреле царя Николая II, причем лживо утверждалось, что жена и дети бывшего императора отправлены в безопасное место. Почти не нашлось в России людей, которые бы во всеуслышание осудили казнь Государя. Узнав из газет о случившемся, Патриарх в тот же день собрал совещание Соборного Совета, хотя некоторые члены Собора, беспокоясь о судьбе Церкви, Собора и самого Патриарха, предлагали не откликаться публично на это событие. На совещании было решено незамедлительно совершить в церкви Епархиального дома панихиду по убиенному императору. В протоколе же совещания Патриарх собственноручно начертал: «Благословляю архипастырей и пастырей молиться о сем на местах». Спустя два дня во время службы в переполненном московском Казанском соборе Патриарх произнес проповедь, ставшую исторической, в которой дал оценку происшедшему событию: «... Мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается как нечто законное. Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович по постановлению Уральского областного совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство - Исполнительный комитет - одобрило это и признало

13

законным. Наша христианская совесть, руководясь словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны осудить, повинуясь учению слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянных падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его... и мы должны во всеуслышание заявить об этом как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: "блажени слышащий слово Божие и хранящий е [Лк. 11:28]!» По словам одного из членов Собора, в храме на Красной площади «почувствовали какое-то облегчение от сознания, что заговорили те, кому следует говорить, будить совесть. Правда, на улицах говорят различно, некоторые злорадствуют и одобряют убийство...» На следующий день на закрытом заседании Собора его члены одобрили слово Патриарха и присоединились к нему. Чем могло грозить Патриарху его правдивое слово, хорошо видно на примере настоятеля храма св. Спиридона Тримифунтского священномученика протоиерея Неофита Порфирьевича Любимова (+ 1918), который отслужил панихиду по «убиенном новопреставленном бывшем царе Николае». Вечером того же дня сотрудники ВЧК арестовали о. Неофита по обвинению «в агитации против советской власти», в том, что «служил панихиду по „помазаннике Божием" Николае Романове» и почти сразу вынесли приговор: высшая

14

мера наказания - расстрел. Вскоре приговор был приведен в исполнение.

Власти остереглись сразу нанести удар по Патриарху. В начале сентября 1918 г. в печати появляются лживые сообщения об участии Патриарха Тихона в заговоре против советской власти, с утверждениями, что он якобы обещал в случае победы заговорщиков выступить к народу с особым словом. Эта травля в печати с обвинениями в контрреволюции послужила поводом для заведения против Святейшего Патриарха Тихона следственного дела. Профессор Н. Д. Кузнецов по поручению Церковного Собора обратился к народным комиссарам с заявлением: «Святейший Патриарх принадлежал и принадлежит к тем духовным лицам, которые никогда не смешивали религию и политику и в этом отношении высоко ставят свое архипастырское служение, возвышающееся над всякими партийными целями и всех призывающее к миру и любви», и потребовал публикации постановления Собора о лживости обвинений против Патриарха. Опровержение опубликовано не было, и судебное преследование было продолжено.

Но судебное преследование не могло помешать Святейшему «печаловаться о своем народе». В первую годовщину советской власти Патриарх обращается к Совету народных комиссаров: «Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской револю-

15

ции; но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды...

Мы знаем, что Наши обличения вызовут в вас только злобу и негодование и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения Нас в противлении власти; но чем выше будет подыматься "столп злобы" вашей, тем вернейшим будет то свидетельством справедливости Наших обличений...

Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междуусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (см.: Лк. 11:50) и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (см.: Мф. 26. 52)».

Пожалуй, никогда и никто не говорил в Советской России властям предержащим и самому русскому народу такую горькую правду.

Во время разнузданной кампании по вскрытию мощей Патриарх не мог не обратиться к председателю Совнаркома Ленину с резким заявлением: «По долгу пастырского служения заявляю Вам, что всякое оскорбление религиозного чувства народа вызывает

16

в нем естественную скорбь и справедливое негодование и может волновать его даже в несравненно большей степени, чем все другие невзгоды жизни, а нас обязывает стать на защиту поругаемой святыни и отечески вещать народу: „должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (Деян. 5:29)».

В годы гражданской войны Патриарх Тихон «многократно с церковной кафедры обращается к верующим со словом пастырского назидания о прекращении распрей и раздоров, породивших на Руси кровавую междоусобную брань», с предостережением против мщения:

«Все православные русские люди! Все христиане! Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать в Твои, православная Русь, руки меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, - отбрось далеко, так, чтобы ни в минуты самых тяжких для тебя испытаний и пыток, ни в минуты твоего торжества, никогда-никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу, не умела бы и не хотела бы найти его».

Осуждая политику кровопролития и призывая к прекращению междоусобной брани, в послании 1919 г. Патриарх Тихон отвергал участие Церкви в борьбе против советской власти и звал к примирению, стремясь сохранить нейтралитет в гражданской войне и окончательно определить позиции аполитичности Церкви.

17

«Помятуйте же, отцы и братия, и канонические правила, и завет св. апостола: "блюдите себя от творящих распри и раздоры" [ср.: Рим. 16:17], уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, "повинуйтесь всякому человеческому начальству" в делах мирских (ср.: 1 Петр. 2:13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность Советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию, "ибо Богу", по апостольскому же наставлению, “должно повиноваться более, чем людям" (Деян 4. 19, Гал 1:10)».

Увещевая и даже анафематствуя тех, кто проливает кровь невинных, Патриарх тем не менее продолжил попытки Собора установить нормальные отношения с мирскими властями.

Однако, несмотря на свое невмешательство в политическую борьбу, российское духовенство и сам Патриарх Тихон только за одну верность Христу и Его заповедям продолжали подвергаться репрессиям и гонениям. Конфликт между властью и Патриархом достиг своего апогея во время кампании по изъятию церковных ценностей. В 1921 г. «величайшее бедствие поразило Россию, - писал Патриарх Тихон. - Пажити и нивы целых областей ее, бывших ранее житницей страны и уделявших избытки другим народам, сожжены солнцем. Жилища обезлюдели, и селения обратились в кладбища непогребенных мертвецов. Кто еще в силах.

18

бежит из этого царства ужаса и смерти без оглядки повсюду, покидая родные очаги и землю. Ужасы неисчислимы. Уже и сейчас страдания голодающих и больных не поддаются описанию, и многие миллионы людей обречены на смерть от голода и мора. Уже и сейчас нет счета жертвам, унесенным бедствием. Но в ближайшие грядущие годы оно станет для всей страны еще более тяжким: оставленная без помощи, недавно еще цветущая и хлебородная земля превратится в бесплодную и безлюдную пустыню, ибо не родит земля непосеянная и без хлеба не живет человек».

Церковь и прежде, в голодные годы, не единожды приходила на помощь своей пастве. В это тяжкое время она в лице своего предстоятеля обращается к народу:

«К тебе, православная Русь, первое слово мое.

Во имя и ради Христа зовет тебя устами моими Святая Церковь на подвиг братской самоотверженной любви. Спеши на помощь бедствующим с руками, исполненными даров милосердия, с сердцем, полным любви и желания спасти гибнущего брата. Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных святынь, исторгайте прощение Неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию: да омоется покаянными обетами и Святыми Тайнами, да обновится верующая Русь, исходя на святой подвиг и его совершая, да возвысится он в подвиг молитвенный, жертвенный подвиг. Да звучат вдохновенно и неумолчно окрылен-

19

ные верою в благодатную помощь свыше призывы ваши к святому делу спасения погибающих. Паства родная моя! В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге твоем светлые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годины тягчайших бед собиравших своею беззаветною верой и самоотверженной любовью во имя Христово духовную русскую мощь и ею оживотворявших умиравшую Русскую землю и жизнь. Неси и ныне спасение ей - и отойдет смерть от жертвы своей».

И на слово Патриарха откликнулась паства. Но власти не приняли жертвы. Под предлогом помощи голодающим был издан декрет о принудительном изъятии церковных ценностей. Стараясь оградить святыни от кощунства, Патриарх издает свое послание, в котором заявляет, что, «с точки зрения Церкви, подобный акт является актом святотатства, и Мы священным Нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад наших.

Мы допустили ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они дей-

20

ствительно оказывали реальную помощь страждующим братиям нашим, но мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство мирянин отлучением от нея, священнослужитель — извержением из сана (Апостольское правило 73, Двукратного собора правило 10)».

Церковь отдавала свое добро, накопленное веками. Не везде изъятие проходило гладко. Позицию власти по данному вопросу совершенно цинично выразил в своем секретном письме к Политбюро Ленин: «Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым способом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы...

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий...

21

Самого Патриарха, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы именно в данный момент...

Чем большее число духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

По всей стране начались массовые аресты священнослужителей, состоялись несколько крупных судебных процессов, на которых выносились необоснованные смертные приговоры. К московскому процессу над «церковниками» в качестве свидетеля был привлечен и Патриарх Тихон, но не как свидетеля, а как обвиняемого встретили судьи главу Церкви, ибо накануне в Кремле постановили: «Немедленно привлечь Тихона к суду».

Патриарх в тот же день был подвергнут домашнему аресту, его ближайшие помощники и соратники были арестованы еще ранее. В течение года Патриарх оставался один на один с безбожной властью, которая пыталась обвинить Патриарха в несуществующих преступлениях, измотать и сломить его духовно. Готовился грандиозный судебный процесс, который должен был завершиться вынесением смертного приговора.

22

Воспользовавшись арестом Патриарха, власти организовали раскол в Церкви, разъедавший Церковь изнутри еще более, чем внешнее гонение.

Хотя Русская Церковь явила в эти страшные годы великий сонм мучеников, противоставших сатанинской злобе большевиков, множество предателей и отступников из числа епископов и священников также явилось навстречу гонителям. Только предательством, отречением большой части народа от веры, массовым осведомительством, соглашательством можно объяснить успех большевиков. В этом и заключается главная причина русской трагедии XX века. Святой Патриарх Тихон, заключенный в Донском монастыре, лишенный всякой связи с близкими, с болью видел из газетных сообщений страшную картину предательства (перехода в обновленчество) и крушения церковной жизни.

Найти выход Святейший Патриарх Тихон сам не мог и, как все святые, надеялся только на Бога. Он все ночи проводил в молитве, что засвидетельствовано было его стражей: «Всем хорош старик, только вот молится долго по ночам. Не задремлешь с ним». Можно только догадываться, о чем он молился, но его действия в три последних года жизни производят ясное впечатление, что, решая, как поступить в том или ином случае, он руководствовался не столько доводами собственного рассудка, сколько волей Божией, которую ощущал своим сердцем. Да и невозможно было найти разумный выход из того положения.

23

в котором оказались Русская Православная Церковь и весь русский народ.

Опасаясь за судьбу Церкви, Патриарх вынужден был пойти на ряд уступок безбожной власти; не поступаясь ни на йоту истиной Христовой, ему пришлось признать в своем Заявлении в Верховный Суд: «... я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

Он прекрасно понимал, что идет на смерть, и не боялся смерти, но страшный 1922 г. показал ему, что язва неверия и предательства поразила и народ, и духовенство слишком глубоко, что в кровавой бойне исчезают лучшие архипастыри и пастыри, а взамен советской властью быстро вербуются тысячи предателей, готовых продать Христа и Церковь за тридцать сребреников. Он понял, что народ церковный в целом не готов и не способен выстоять в открытом бою, он увидел во время своего годового заключения, что произойдет после его смерти, и понял, что не имеет права торопить свою мученическую кончину. Подобно Кутузову, принявшему Бородинский бой и потом отдавшему Наполеону Москву, святой Патриарх Тихон долгое время сражался в открытом бою, необходимом для поднятия мученического, исповеднического духа в Церкви, но потом увидел, что нужно перестроить сознание церковного народа и духовенства, перевести церковную жизнь

24

на рельсы осторожного, затяжного, полуподпольного противостояния, выиграть время, чтобы сохранить по возможности свою церковную армию. Его «покаяние» есть сигнал к отступлению, это уход с поля боя, но не предательство. В этом заявлении Патриарха Тихона сказались и христианское смирение Святителя, и его всеобъемлющая любовь, и признание советской власти как инструмента Промысла Божия, и стремление быть всюду и везде со своей страной и своим народом. Для миллионов верующих Патриарх стал символом Церкви, а его голос воспринимался как голос самой Церкви. Именно этим объясняется от общественный резонанс, который имел арест Патриарха. Заключение сделало из него мученика за веру. Именно поэтому Антирелигиозная комиссия, а затем и Политбюро приняли решение освободить его из-под ареста. Поставленный Собором, Патриарх Тихон до конца своих дней хранил и защищал ту модель церковного устройства, которая была выработана Священным Собором 1917-1918 гг. Во время гонений, когда созыв нового Поместного Собора был невозможен, святитель Тихон силой своего авторитета сохранял и продолжал дело Собора. Именно этим объясняется та борьба, которую вели с Патриархом все антицерковные силы от большевиков до обновленцев.

Он ясно сознавал, что времени у него мало, и, не благословляя на открытое сопротивление, старался вдохновлять народ Божий на терпеливое, молчаливое и мужественное стояние в вере, чтобы никто не мог

25

больше смутить Церковь доводами обновленцев: расправа с Церковью вызвана политической нелояльностью Патриарха и епископов по отношению к новой власти. В ответ на недовольство ревнителей он отвечал: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза». Однако немногие из этих недовольных, оказавшись в свое время в застенках ГПУ, обнаружили ту стойкость, которую проявил святой Патриарх. Народ церковный и духовенство это почувствовали тем особенным благодатным чутьем, которое имеет Церковь Христова, и не осудили святителя, но с прежней верой пошли за ним. Сразу же после кончины Святейшего на Благовещение в 1925 г. власти опубликовали в газетах «Завещание Патриарха Тихона», в котором он якобы призывал свою паству «быть искренними по отношению к советской власти и работе СССР на общее благо», но многие духовно чуткие верующие сразу усомнились в его подлинности. И только ныне, спустя более восьмидесяти лет, когда появилась возможность работать с секретными архивами советской власти, доподлинно стало известно, что Патриарх Тихон, как ни старались агенты ГПУ, подписи своей под этим документом не поставил. Постоянно шантажируемый властями, поставленный перед необходимостью выбирать между твердой позицией и свободой своих ближайших сотрудников-епископов, знающий, что чрезмерная неуступчивость, как и уступчивость, чревата расколом, Святейший Патриарх Тихон всегда оставался мирным,

26

простым, доступным, радостным, излучающим свет и благодать. Те, кто сподобились общаться с ним, свидетельствовали об ощущении его святости. Да и на чем мог он основать свою сердечную тишину и мир в окружавшем его аду, как не на совершенной преданности воле Божией? Теперь, когда рухнуло коммунистическое государство, а Церковь, утвержденная кровью мучеников, встает из руин и пепла, когда стали доступны тайные архивы, можно только удивляться, сколь велик и труден был семилетний подвиг святого Патриарха Тихона, и в то же время с какой светлой и чистой душой, с каким смирением и любовью нес он свой патриарший крест.

Слова святителя Тихона, написанные более восьмидесяти лет назад, и сегодня не потеряли своего значения. По словам Патриарха Тихона, «Мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою креста Христова, ибо непременно обетование Самого Божественного Крестоносца: „Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей" [Мф. 16:18]».

27