Тареев М. М. Предмет проповеди

Предмет проповеди. 1. Степень важности проповеднического слова (Рим. X, 14) не объясняется достаточно понятием вообще религии, но основывается на некоторых особенностях религии Христовой. В отличие от всякой иной религии, христианство есть религия слова. Именем Логоса Слова называется Христос (Иоан. I, 1—14). Этим названием без сомнения указывается на то, что Он есть свет миру (Иоан. VШ, 12). И по Своей деятельности во время земной жизни Он был и преимущественно назывался учителем. Это весьма знаменательно и важно для понимания христианства. Основанная Христом религия требует от человека не слепой, но разумной веры; она не подавляет его таинственностью, не отгоняет его словами procul ite profani, но она обращается к тому свету, который человек имеет в себе самом; она встречает его не мраком мистерий, как это было и есть в язычестве, но светом научения и призывает во свидетели своей истинности его собственную совесть и разум, говоря ему: пойди

260

и посмотри (Иоан. I, 45),—исследуй писание (V, 39). По словам св. Григория Богослова, «одним разумением Бог истинно приемлется и сохраняется и возрастает в нас» (I, 180). Судьей своей жизни в христианстве признается прежде всего сам человек: он ведает, что добро и что зло, его совесть судит его деяния и помышления, он разумеет пути жизни и смерти. Посему-то Христос апостолам Своим, как последнее завещание, дал заповедь проповедовать евангелие всей твари (Mp. XVI, 15; Мф. ХХVШ, 19). И апостолы так высоко смотрели на служение слова, что без колебания предпочитали его даже раздаянию хлеба (Деян. VI, 2); ап. Павел говорил о себе: Христос послал меня не крестить, а благовествовать (1 Кор. I, 17), он называл благовествование Божие священнодействием (Рим. XV, 16). Так же смотрели на служение слова и преемники апостолов. Св. Григорий Богослов называл слово самой приличной жертвой Богу, даром, который святее жертвы подзаконной, святее начатка первородных, угодным Богу паче всего, чем закон держал во власти Израиля, драгоценной евангельской жемчужиной, а себя называл служителем слова (1,179. 180).

2. Рассматривая проповедничество, как служение слова, мы прежде всего должны ответить на вопрос о предмете проповеди.

Для проповеди есть только один предмет, и это именно учение Христа. В самом деле, вникнем в слова: предмет проповеди. Очевидно, предмет проповеди есть то, чему слушатели должны научаться проповедью, в чем они должны быть наставлены, что им должно быть преподано в проповеди. Но слушатели должны быть научены проповедником одному—учению Христа, в нем одном должны быть наставлены, оно одно должно быть преподаваемо в проповеди. Учение Христа, как содержание проповеди, есть именно то, что «одно только нужно» и что «довольно» для целей проповеди. Такова основная идея христианской проповеди, раскрытие которой составляет гомилетический принцип в решении вопроса о предмете проповеди.

Основная идея проповеди может быть раскрываема с нескольких точек зрения. Прежде всего следует ука- 

261

зать на богоустановленность проповеди. Христианская проповедь отличается от всякого другого рода речи тем, что она имеет историческое происхождение. Проповедник говорит не потому только, что он желает научить других, и не потому только, что в проповеди он видит единственное средство для достижения известных целей, а главнее всего потому, что проповедовать ему повелено Христом (Иоан. XVII, 18; Мф. ХХVШ, 19. 20). В содержании проповеди менее всего возможны неопределенность и произвол; проповедникам повелено учить все народы и учить только одному—соблюдать все, что повелел Господь. Если бы Сам Господь не учил людей, если бы Он не оставил миру Своего учения и не послал учеников проповедовать Его Евангелие всей твари (Mp. XVI, 15), то не было бы и христианской проповеди. Апостолы и их преемники посланы Самим Христом проповедовать миру не что иное, как Его Евангелие, Его учение. Другого источника, или содержания, проповеди нет: один у нас Отец, Который на небесах, и один у нас учитель и наставник Христос (Мф. ХХIII, 8—10). Христианский проповедник учит тому, чему сам научен Господом Христом; он передает миру то, что заповедано Господом (Мф. X, 27). Правда, он должен не просто передать заповеданное Господом, но и быть свидетелем Ему (Деян. I, 8); но это относится к подвигу жизни, а не к содержанию проповеди. Неизменное и определенное содержание проповеди дано для проповедника в учении Христа. В ораторской речи и во всяком другом роде слова неизбежен вопрос об изобретении (inventio) материи и с этой стороны оратору и писателю особенно предстоит труд; только проповеднику нет нужды изобретать и выдумывать, потому что он говорит не от себя и не свое, а от Господа заповеданное Им.

Один у нас учитель Христос и Он есть единственный учитель, не сравнимый ни с какими другими учителями: Он открыл миру истину (Иоан. I, 14. 17; XVIII, 37). Языческий мир, несмотря на все порывы в этом направлении и все усилия, не знал истины, и вопрос Пилата ко Христу: что есть истина (Иоан. ХVШ, 38)? выражает отчаяние язычника, ходившего путями своими, постигнуть ее. 

262

Только Христос открыл миру истину: Он дал человеку ответ на вечные вопросы, волнующие человеческое сердце,—вопросы о том, для чего мы живем и что должны делать. Его учение есть целое и цельное миропонимание, или мировоззрение. Отсюда и христианская проповедь есть научение этому миропониманию и это—ее существенная природа, совершенно отличающая ее от всякой иной человеческой речи. Она есть религиозное научение, но отличается от наставления всякой иной религии, не исключая иудейской, тем, что она просвещает человека. Не говоря уже о религиях языческих, и религия иудейская представляла много узаконений, которые были для человека чисто внешним повелением, принимались им как иго, несвободно и без понимания их внутреннего смысла. Иной характер имеет религия Христа. Он есть свет, просвещающий человека; сообщенная Им истина, усвоенная человеком, дает людям свободу (Иоан. VIII, 32). Принимая Его учение, человек в себя самого воспринимает свет жизни (Иоан. VШ, 12). Это не то, что «светильник, горящий и светящий», который светит только находящимся близ него; но миропонимание Христово есть свет, который человек носит в себе и уносит с собою всюду. Усвоив его, человек уже сознательно и свободно может определить свою личную жизнь, решить отдельные вопросы христианской практики (1 Иоан. II, 20. 27).—Составляя особенность христианской религии в отличие от всякой языческой и даже иудейской, проповедь тем более отличается своим общим содержанием от светского ораторства. Светский оратор не имеет возможности излагать пред слушателями свое личное мировоззрение так же, как л для него не обязательно и даже безразлично мировоззрение его слушателей; он говорит каждый раз с практическою целью осветить тот или другой частный вопрос личной или общественной жизни, побудить слушателей к частному решению. Такая практическая цель может быть достигнута без содействия общего миропонимания, только подбором некоторых сведений и возбуждением тех или других страстей. Напротив, проповедник имеет своею прямою задачею установить в душах слушателей общее христианское миропонимание, привести всех их к 

263

единству христианского мировоззрения, чтобы они, усвоив его, совершенно свободно и сознательно могли определять свое отношение к каждому частному случаю жизни. Здесь решение частного вопроса и убеждение к частному действию без общего христианского миропонимания и непрерывного настроения имеют слишком ничтожное значение; здесь каждый частный вопрос должен быть решаем на основе общего мировоззрения и каждое частное решение воли должно вытекать из непрерывного настроения сердца.

Наконец, цель проповеди также предполагает ее определенное содержание. Цель проповеди—призвать слушателей благовествованием ко спасению (2 Фесс. II, 13. 14), к жизни и нетлению (2 Тим. I, 10). Но такой цели можно достигнуть только чрез благовестие Христово, такою жизнепроизводительною силою обладает только Его слово, Его учение (Иоан. V, 24 ср. Иак. I, 18 и др.). На языке апостолов слово жизни (Филип. II, 16) столь же определенно, как и слово истины (Ефес. I, 13; 2 Тим. II, 15; Иак. I, 18 и др.), указывает на учение Христа; кроме Его учения нет другого слова жизни и потому нет другого предмета проповеди.

3. Единственный предмет христианской проповеди есть учение Христа. Этим сказано, что главнейшим источником для содержания проповеди является священное Писание. Разумеется священное Писание Нового Завета, так как Ветхий Завет служит лишь историческою основою Нового Завета.

По содержанию проповедь должна иметь библейско-новозаветный характер. Отношение проповедника к церковному учению определяется тем обстоятельством, что в нравственном отношении церковное учение ничем не разнится от библейского, что нравственного церковного учения, особого от учения слова Божия, хотя бы только по форме и изложению, нет в нормативном смысле; церковное учение есть собственно догматическое учение. По-видимому, церковно-нравственное учение дано в виде церковных заповедей и церковных обрядов. Но последние, как дисциплину церковную, необходимо отличать от учения веры. Предметом проповеди может быть только учение веры, которое имеет божественное происхождение, но 

264

не дисциплина, которая представляет собою область деятельности церковной власти, а не учителя. Церковные заповеди относятся к области церковной дисциплины, а не церковного учения. Так в церковных заповедях о постах выражается дисциплина церкви, а не ее учение: учения о посте, особого от учения слова Божия, хотя бы только по изложению, церковь не имеет. Равным образом, постановления церкви о совершении таинств, об отношении пастыря к пастве, о способах принятия еретиков в общество верующих и прочие подобные относятся к дисциплине церковной, а не к учению церкви. Вся церковная практика естественно воспитывает верующих и, в этом смысле, содействует христианской проповеди, но не составляет предмета ее. Правда, мы имеем историю святоотеческого нравственного учения, но это есть учение, которое рассматривается нравственным богословием в исторической перспективе, а не церковно-нормативное учение. Церковное учение ограничивается тем, что называется учением догматическим в широком смысле этого слова. Сюда относятся, главным образом, соборные вероопределения и, прежде всего, никео-цареградский символ веры. Какое значение имеет церковное учение и как оно относится к учению слова Божия? Церковное учение представляет собою краткое изложение учения слова Божия по важнейшим вопросам веры 1) и имеет значение нормы, которой должен держаться христианин в понимании учения священного Писания по этим вопросам. Нельзя сказать, что каждому христианину необходимо собственно знать все догматы и без знания их невозможно спастись 2),— ибо кто же из мирян знает догматы IV и VI вселенских соборов? Но догматы обязательны для всех как пределы, которых не должна преступать мысль христиа-

1) М. Филарет (Изложение разностей между в. и н-з. церковью §§ 1. 8): «единый, чистый и достаточный источник учения веры есть откровенное слово Божие», при чем «допустить неписанное слово Божие значит подвергать себя опасности разорить заповедь Божию за предание человеческое». Арх. Филарет (Пр. Д. Б-ие, 1, 1864, стр. 7): «догматы суть (созерцательные) мысли откровения о Боге».

2) Выражаем только мысль Арх. Филарета (Пр. Д. Б-ие, 1, стр. 10): «иное дело отвергать догмат, иное—не знать его» и пр. 

265

нина в разумении евангельской истины. Посему и для проповедника они обязательны в качестве таких именно пределов. Итак, церковное учение есть ряд формул, для которых содержание дается словом Божиим, и потому оно немыслимо в качестве особого от священного Писания предмета церковной проповеди, но оно есть руководство, с характером безусловного авторитета, которого проповедник должен держаться при изложении учения священного Писания по вопросам христианской веры. Предмет проповеди один—учение Христа, изложенное в Новом Завете; но при изъяснении священного Писания проповедник обязан руководиться авторитетом церковного разумения. Так постановили отцы VI вселенского собора: «Предстоятели церквей должны по вся дни, наипаче же во дни воскресные, поучать весь клир и народ словесам благочестия, избирая из божественного писания разумения и рассуждения истины и не преступая положенных уже пределов и предания богоносных отец; и аще будет исследуемо слово Божие, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители церкви в своих писаниях» 1)…

Изъясненное положение, важное в системе гомилетики, особенно важно в практическом применении. В наше время часто можно слышать такую проповедь, которая представляет собою параграф из догматического богословия. Этого не должно быть. Проповедь не должна иметь характера догматики. Православный проповедник должен быть наставлен в православной догматике и ни в чем

1) В крайнем случае здесь дело свободного выбора: «все равно читаем мы в Послании патр. пр.—каф. ц. (гл. 2),—все равно, от писания ли поучаться, или от вселенской церкви». Мы говорим только о проповедническом выборе. В этом последнем, гомилетическом, отношении для нас особенно ценны указания книги О должностях пресвитеров приходских, поучающей, что «все члены веры заключаются в слове Божии, (посему) должны мы слово Божие испытывать, от него истины божественные почерпать и народ учить,—от писаний (же) св. отец (только) для изъяснения какового члена веры и для утверждения предлагаемого к народу поучения приличная места можно, а иногда и должно в беседе своей употреблять. Но как св. отец писания, так и церковные предания не должно смешивать или сравнивать с словом Божиим» (18—22). 

266

не противоречить ей; но не все, чему он научен в школе, следует ему выносить на церковную кафедру. Догматика—наука; она суха и отвлеченна; проповедь же должна быть живою и действенною, ее предмет—слово жизни, слово Божие. «Никто не отрицает достоинства научного изложения христианского учения, но не ему принадлежит первое место в нашем духовном просвещении, а непосредственному слову Божию» 1).

1) Архиеп. Амвросия X. Проповеди, 1885, стр. 212—213.