Названные выше христианские деятели могут быть подведены под один тип деятельности—тип лично-христианской благотворительности, личного подвига. Другою формою христианской жизнедеятельности является христианская ассоциация, христианское общежитие, религиозный союз. Конечно и личный христианский подвиг может быть поставлен в условия той или другой общественной организации, и, с другой стороны, христианская ассоциация во всяком случае предполагает усилия личного подвига по самой идее христианской жизни, не может обойтись без содействия со стороны личных стремлений к внутреннему совершенствованию, не может быть поставлена вне целей последнего. Но существенная разница в том, что носители личного христианского подвига—в виде ли символической системы личного спасения или в проявлениях христианской любви, живой жизни и дела—устремляются только в глубину христианской жизни, в глубину личного настроения, жаждут полноты религиозного блага в степени внутреннего проникновения им, тогда как в христианской ассоциации главное внимание направлено на широту христианского дела, на устроение по христианскому духу всех сторон жизни, на полноту религиозного блага в мере расширения его на всю сферу действительной жизни. Вот почему, как прежде мы не говорили об аскетическом душеспасении, так и теперь не останавливаемся на монастырских общежитиях: в последних, как и в затворничестве, жизнь втискивается в рамки прокрустова ложа по идеалу умертвия. Христианское общежитие есть общежитие любви и труда, ассоциация живых

людей с целью освящения всей широты мирской жизни религиозными лучами. Вот почему, далее, особенно поучительно не столько вспоминать историю первобытно-христианского братства, которое окрашивалось верою в близкий конец мировой жизни, сколько наблюсти опыты христианского братства в новейшее время, когда в устроении религиозных ассоциаций исходят из желания религиозно освятить длительное существование. Эти опыты служат ответом на вопрос, можно ли и как можно сделать истинно-христианскою подлинную человеческую жизнь, не укороченную ни предположением ее скорого прекращения, ни отрешенностью от ее наличных условий. И являются такие опыты только в последнее время. С тех пор как апостольская братская община окончательно разложилась со времени Константина, во все протяжение средних веков единственными представителями христианского братства были монастыри, исторической заслуги которых в этом отношении было бы несправедливо отрицать и действительно не отрицают сами устроители позднейших трудовых братств. «С той минуты,—говорит один из таких устроителей,—как в первобытную христианскую общину допущена была разлагающая закваска мирских порядков и у нее отнята была всякая самостоятельность, а с тем вместе и возможность защищать себя от вредных элементов, церковь омирщилась и очень скоро стало потребностью христианской совести для людей живой веры обособиться от омирщившегося прихода, утратившего духовную суть апостольской общины, ставшего «миром сим». И вот появляются пустынножители и общежительные монастыри, которые и пронесли сквозь тьму времен до наших дней великую идею трудового братства, которые и были хранителями великих традиций века апостольского. Что очень затемняло понимание их жизненного значения, это то, что они были «аскетическими» трудовыми братствами и, таким образом, отрицая земную жизнь, не могли служить нормою для нее, не могли быть признаваемы явлением нормальным. Если мы высвободим идею общежительного монастыря из-под покрова аскетизма, особенно дурно понятого, самодовлеющего аскетизма, получится братская община и общий бескорыстный труд на началах братолюбия, получится трудовое братство». Поэтому

с широкой церковно-исторической точки зрения трудовые братства не могут быть названы новшеством, но по условиям своего возникновения в позднейшее время они оказываются новым явлением, так как они народились ныне не как естественный плод наличных форм церковной жизни, а как протест против безжизненности застывших форм, как плод новой концепции христианства.

В общинной концепции христианской жизни важным является то обстоятельство, что здесь христианская вера распростирает свои крылья над всем миром, хочет обнять всех людей и расшириться над всем грядущим временем. Ведь личная деятельность любви, милосердия и благотворительности—все равно, является ли она пред нами в связи с христианскими идеями, или нет — не имеет в наших глазах характера всеобъемлющей веры. Такою именно, сотериологической, была деятельность любви в лице Христа-Спасителя мира. Его призванием не было то, чтобы дать большему числу больных облегчение, большему числу несчастных утешение, но Его задачею было так проявит Свою любовь, чтобы решить религиозную проблему всего мира, чтобы внести радикальную перемену в отношения Отца Небесного к людям, чтобы направить иначе общую историческую жизнь. Его ученики и первые последователи совершали дело своей любви под тем же углом мирового спасения, «восполняли» каждый в свою меру «дело» Христа. Эта концепция дела любви стояла в существенной связи с эсхатологическими ожиданиями, с надеждами на скорое завершение всемирной истории, на изменение неба и земли... Ныне эта связь любви с всепобеждающею верою забыта. Это с нашей стороны не догматическое размышление, а простое наблюдение над современною действительностью. Мы ныне не видим деятелей любви, которые исходили бы из каких-нибудь надежд на скорое преобразование мира, которые—лучше сказать—ставили бы осуществление таких надежд в зависимость от своей деятельности. Поэтому современные деятели христианской любви, не отличаясь в этом отношении от языческих человеколюбцев, определяются к своей деятельности более природною жалостью к страданиям людским, чем воодушевлением веры, вызываются и даже создаются скорее наличными страданиями,

чем грядущими идеалами, скорее подавляются безнадежностью людских страданий, чем надеются на спасение мира. Поэтому с христианской точки зрения несомненно любопытными оказываются опыты общинного устройства жизни, поскольку именно здесь мы видим переход к реальному преобразованию мира, к практическому осуществлению царства Божия, к пропаганде самой любви между людьми, а не к сообщению только людям продуктов своей любви.

Современные христианские общины напоминают всякому, знакомому с церковною историей, первобытную христианскую жизнь, первобытный христианский коммунизм. Однако не следует преувеличивать значение последнего. Нужно признать или крайнюю недостаточность сведений о нем, или же предположить позднейшую идеализацию в древних повествованиях о нем 1). Во всяком случае нужно иметь в вицу то немаловажное отличие позднейших общин от первобытной христианской общины, что в первые дни христианства были живы эсхатологические ожидания. Еще важнее другое отличие, может быть естественно вытекающее из того,—то отличие, что первобытное общение имуществ было коммунизмом потребления, а не коммунизмом производства и труда. Христианская семья отдавала весь свой избыток в пользу общины или христианин раздавал все свое имущество бедным — вот в чем выражался первобытный коммунизм, а производство и труд всецело оставались задачею христианской семьи, которая не изменила своего характера. Но очевидно, только при высоком энтузиазме христиан и напряженном ожидании скорого конца было возможно, чтобы все христиане, которые владели землями или домами, продавали свои имения и всякую собственность и сносили цену проданного в общую кассу, на которую все содержались. Этот вид коммунизма уничтожал самую возможность производства, и потому конфликт между трудящеюся семьей и общинным потреблением, постепенно усиливаясь, свел христианский коммунизм к простому приходскому попечению о бедных, к тепловатой благотворительности. Позднейшая горячая проповедь Иоанна Златоустого, Василия Великого и других учителей церкви не

1) Cp. Dobschütz Die urchristlichen Gemeinden, Leipz. 1902, стр. 105—106.

могла произвести ничего существенного в этом отношении. Напротив новейшая община, в зависимости от многих культурных условий, является кооперацией труда, коммунизмом производства и потребления. Это создает новую концепцию христианства, ставит пред ним новые задачи. И нам интересно видеть не только то, как практически решается эта задача, но и то, из какого строя представлений и понятий ее решение исходит.

Учредитель Крестовоздвиженского Трудового Братства, H. Н. Неплюев, в своих сочинениях 1) раскрывает с неутомимостью и возможною полнотой те основания, которые привели его к новому делу. Эти основания, эти взгляды на христианское дело во всяком случае заслуживают внимания.

Читателю прежде всего внушается мысль о недостаточности с христианской точки зрения аскетического подвижничества и подвигов личной благотворительности. При аскетическом понимании религии, христианство никогда не станет тем, что должно быть—вселенскою религией и истинной основой жизни всего человечества; оно всегда останется достоянием редких исключений, стремящихся не жить по вере, а умереть для жизни ради веры. Монашество никогда не могло и не может быть принято за пример для подражания именно потому, что, отказываясь от всех радостей жизни, оно тем самым как бы отрицает возмож-

1) Полное собрание сочинений H. Н. Неплюева предположено в 6 томах,—из них вышло 4 тома. Кроме того имеются у меня брошюры: Вера и Жизнь—публичная лекция для верующих, Спб. 1905, Война или мир? публичная лекция для неверующих, Спб. 1904, Жизненное значение трудовых братств, 1905, 19 февраля и крестьянская община, 1905; Партия мирного прогресса. Ее идеальные основы и жизненная программа, 1905; Письмо к духовенству, 1905; Письмо к сельскому населению, 1905; Краткие сведения о православном Кресто-Воздвиженском Братстве, Черн. 1905; Краткие сведения о Воздвиженской школе, Черн. 1903; брошюры членов Трудового Братства, напр. Ф. Е. Спановского В защиту трудового братства, А. И. Фурсея Имеют ли основание говорить о Неплюевщине и Неплюевцах... В виду этого обилия материала, охватывающего все стороны братской жизни, я в этом очерке стараюсь, где только возможно, говорить собственными словами учредителя и членов Братства и поставляю своею главною задачею быть точным в передаче их мыслей и в описании строя братской жизни.

ность жить по вере, дает повод уклоняться от жизни по вере тем, которые не сочувствуют аскетизму и слишком мало знакомы с вечной истиной правды Божией во всей ее стройности, чтобы судить современную жизнь, не теряясь в пестром разнообразии ее чрезвычайной осложненное™. Даже для такого верующего человека, каким был наш гениальный Достоевский, христианское мировоззрение и идеал были до того затемнены ложью жизни нашего псевдо-христианского мира, что он в своих излюбленных героях, каковы князь Мышкин и Алеша Карамазов, представляет нам лишь жалкие пародии на христиан. Единственный христианин у Достоевского—отрекшийся от мира старец Зосима невольно наводит на мысль, что по его понятиям христианство и аскетизм однозначащие и что умные люди, как Зосима, непременно должны отречься от мира, а не преобразовать мир, что оставаться в мире, исповедуя Христа, могут только такие добросердечные ничтожества, как Мышкин и Алеша Карамазов, которые умеют только все переносит по-христиански, а когда коснется до активного отношения к жизни, не понимают даже и того, что делу Бога Разумного и служить необходимо разумно, что крест — безумие лишь для врагов Христа, для Его же последователей необходимо так много разума для того, чтобы разумно принять на себя крест и разумно нести его в жизни, сколько никогда не потребуется на всякое другое менее разумное дело... Основатель Крестовоздвиженского Братства не отрицает значения аскетизма; он вооружается против материалистического порабощения плотью духа. Он не против аскетизма, как средства духовной жизни, как пути к свободе христианского дела; но он против одностороннего аскетизма. Признавая аскетизм обязательным для всякого истинного христианина, он считает в то же время дурно понятый аскетизм за громадное зло, за один из главных тормозов на пути христианского прогресса, на пути осуществления христианства в жизни. Аскетизм дурно понят, когда из средства становится самодовлеющею целью. Он дурно понят, когда из активного становится пассивным, из свободного изволения духа становится рабскою покорностью, когда из характерного для данной личности становится шаблонным и, осо-

бенно, когда из упорядочивающего душу становится душу иссушающим, мертвящим. Не воздержание, не жертва, не скорби аскетических подвигов богоугодны,—богоугодна любовь. Аскетизм должен приводить к любви. Если же плодом аскетизма не является любовь, то он не имеет цены в очах Бога—Любви,—более того, он является оскорблением Бога и грубым кощунством, настоящим идолопоклонством, обличая полное непонимание Того, в Кого веруют. Жестокий Бог, для Которого всякая радость—оскорбление и только страдания и жертвы приятны,—не имеет ничего общего с Богом—Любовью. Это обращение аскета из христианина в язычника неизбежно, как только, увлекшись подвигами аскетизма, он забывает главную цель, не алчет и не жаждет правды любви...

Но недостаточна и личная благотворительность, которая составляет одно из самых затемненных явлений современной жизни. Одни совсем успокаивают на ней свою, по временам пробуждающуюся, совесть; другие восторгаются ею, как одним из самых изящных проявлений цивилизации; третьи спорят о преимуществе того или другого вида ее; большинство подрывает к ней всякое уважение и доверие, делая из нее заурядное светское развлечение, модную игрушку, один из видов спорта для убивания времени. Особенно повинны в последнем светские женщины, которые, внося и в это дело свою легкомысленную суетливость, свою страсть к тщеславной выставке нарядов, свое грубо-самоуверенное, зазывающее кокетство, слишком часто представляют из себя не величественный образ скромной, любвеобильной христианки, а пошлый тип разбитной, шансонеточной певицы, ряженой в костюм доброй феи. Конечно не всякая благотворительность имеет такой балаганный вид, но и самая искренняя бессистемная благотворительность, основанная на чувстве сердечного участия, живой жалости—только паллиатив, не подготовляющий лучшего будущего, не организующий жизнь на началах добра и любви,—напротив, часто вредный, так как усыпляет совесть, покрывает грязь и безобразие жизни цветами совсем неестественными, несоответствующими основам этой жизни. Это ребяческое отношение к делу любви, при котором любовь всегда останется украшением жизни,

а не станет ее основою. Это настоящее вливание вина нового в мехи ветхие. Конечно, отсюда не следует, что не надо накормить голодного, одеть нагого или облегчить страдания больного. Все это дела живой любви. Не надо только успокаиваться на той малой степени любви, при которой довольствуются бессистемной помощью тем немногим, которых видят, и тем немногим страданиям, которые непосредственно бьют по нервам нашим, ничего не делая для предупреждения безвинных страданий, которые, будучи не менее реальными и жестокими, менее бьют по нашим нервам. Человечество так много веков живет на основах страха и корысти, что зло является рутиною, а добро— исключением. Плоды зла неисчислимы. Целая жизнь, самые большие состояния—ничто в деле вычерпывания этого моря зла и скорби. Самая широкая благотворительность в этом направлении—наивная сентиментальность и близорукая утопия. Бессистемно благотворить—значит, плавая на спасательном поясе богатства по бездонной пучине горя страданий, вытаскивать из воды утопающих не для того, чтобы поставить их на берег, а для того, чтобы, дав им немного подышать, вновь погружать в ту же бездну, в которой они раньше захлебывались. Надо дорасти до той степени любви, при которой становится насущной потребностью любящего сердца не ограничиваться утешением людей, измученных злобою, а является потребностью разумной любви организовать жизнь на началах добра, оградить миллионы людей от возможности безвинных страданий. Надо быть исключительно жестокосердым человеком, чтобы не пожалеть изнуренного голодом, или дрожащего от холода, или покрытого гнойными ранами. Вид этих страданий возмущает покой души нашей. Накормить, одеть, вылечить при таких обстоятельствах является вопросом приличия, благочиния, собственного комфорта. Степень любви, способная стать основой жизни, начинается только с того момента, когда любовь наша перестает быть капризом, когда она становится нормальным отношением нашим ко всему миру, естественным состоянием души нашей. Только тогда мы не проглядим леса из-за деревьев, не забудем обязанности любви ко всему человечеству из-за прихоти любви или жалости к отдельным лицам, не забудем

страданий ума и сердца из-за более бьющих по нашим нервам страданий физических, поймем необходимость идти разумными путями к целям, намеченным любовью. Накормите голодного, но не забывайте, что вы этим ничего не сделали для того, чтобы не было безвинно голодных, и пусть то малое дело любви, которое вы сделали, не успокаивает совесть вашу, не заслоняет от вас того великого дела любви, которое вы можете и, следовательно, должны сделать. Если, делая великое дело любви, вы от него отвлекаетесь на делание малых дел потому, что вид частных страданий так сильно бьет по нервам вашим, что каприз жалости к одному заставляет вас забыть разумное дело жалости ко всему человечеству, не обманывайте себя, сознайтесь, что вы отняли у великого дела любви ко многим, страданий которых вы не видите, то, что отдали на прекращение страдания, случайно попавшего вам на глаза...

Эти слова буквально и без запинки повторит вам любой из членов Крестовоздвиженского Братства, если вы заговорите с ними по вопросу о личной благотворительности и организации любви в братство. Можно догадываться, что это для них больной вопрос, что с этой стороны им чаще всего приходится встречать возражения. Крестовоздвиженское Братство—это оазис среди окружающего его мира, оно сознательно хочет быть таким оазисом. До какой степени оно является изолированным в среде обнимающей его жизни, это видно из того, что за богослужением в Крестовоздвиженской церкви мы не видали никого из посторонних братству—не только из соседних деревень, но и кого-нибудь из той же многолюдной Воздвиженской экономии, в которой приютилось братство. Даже храм братский видит только братчиков. И всякое благодеяние здесь обставлено условием поступления в братство. Достойного в братство примут, но на стоящих вне братства принципиально не расходуется его имущество. И этим принципом для братства служит изложенный взгляд на личную, бессистемную благотворительность. Я не буду теперь рассматривать этого взгляда критически, так как вообще в этих очерках прежде и более всего стараюсь быть объективным повествователем. Но не могу не заме-

тить, что этот взгляд недостаточно полно раскрыт. При внимательном изучении сочинений H. Н. Неплюева, я не нашел в них ни одной строки, ни одного слова по следующим двум пунктам. Во-первых. Личная благотворительность почему-то представляется у него преимущественно легкомысленною. Ведь против благотворительных вечеров с танцами и выставкой не одних нарядов можно восставать не с точки зрения лишь организованного братства,—и, стало быть, что же говорить о таких искажениях. Это прием дурной полемики,—дурной апологетики. От слабости противника еще далеко до нашей собственной силы. Ведь субъективно, по расходуемой энергии, по внутренней полноте духа, личная благотворительность не есть непременно малая степень любви по сравнению с организацией братства,—вспомним доктора Гааза. Напротив и в условиях организации труда все-же вместилищем любви может быть лишь личность, т. е. и самая организация может быть рассматриваема как личная благотворительность, иначе это будет лишь форма без внутреннего духа, в нее вложенного и ее освящающего. В том и состоит богословский вопрос значительной важности, выражается ли и в организации братства та же христианская абсолютность, которая несомненно может выражаться в личной благотворительности. Конечно, с точки зрения трудового братства остается возможность ответить указанием на недостаточность-личной благотворительности, в самых высших ее представителях, для борьбы с неисчислимыми плодами зла. Но ведь нужно же считаться с тем, что и братство недостаточно для ограждения миллионов людей от возможности безвинных страданий. Братство есть только оазис, оно решает вопрос общежития, но не решает вопроса общественного устройства. Если личная благотворительность не может обнять всех несчастных, то ведь братство принципиально не хочет знать всех тех страдальцев, которые находятся вне его границ. И здесь мы переходим к другому пункту. Мы видели те рассуждения, силою которых читатель возводится от личной благотворительности к признанию более высокого значения братской организации. Примем силу этих рассуждений, но при этом переходе можем ли остановиться

на ступени братства и не должны ли мы дойти до деятельности, направленной на устроение всего общества, а не одного только братского оазиса? Ведь только эта деятельность направляется именно к тому, чтобы не было совсем безвинно голодных—во всем обществе, во всем человечестве. Впрочем к этому пункту мы вернемся ниже.

Кроме критики одностороннего аскетизма и бессистемной благотворительности, отрицательною основою идеи трудового братства служит «критика зла» всей наличной жизни нашей, мнимо христианской—государства, науки, литературы, искусства, экономического строя общества... Не пойдем за автором по всем тропам его критики, которая повсюду приходит к одному отрицательному результату,—к признанию, что наша жизнь по всем сторонам своим не имеет христианского характера. Не будем останавливаться и на том тяжелом положении, которое занимает в современном антихристианском экономическом строе общества рабочий класс, вообще, и земледельческий, в частности, так как, с одной стороны, мы не можем признать целью «братств» изменять экономические условия общественной жизни, а с другой стороны—должны признать право критики современных экономических отношений не во имя только идеи братства. Современный экономический строй находит себе строгих судей и в среде представителей личного христианского совершенства и со стороны тех, которые стремятся к переустройству всего общества. Я хочу этим сказать, что как ни прекрасны многочисленные страницы в сочинениях H. Н. Неплюева, на которых живописуются печальные результаты и несчастные жертвы капиталистического строя, они были бы характерными для идеи трудового братства лишь в том случае, если бы единственным логическим выходом из экономических затруднений настоящего времени была идея братства. Я выбираю из этих страниц лишь те, которые характерны для идеи трудового братства, логически приводят к этому единственному выводу—и это именно те, которые говорят б грустном положении среди современного общества немногих лучших тружеников. По наблюдению H. Н. Неплюева, громадное, подавляющее большинство простого народа живой веры не имеет, самых основных христиан-

ских истин не знает, самых основных христианских добродетелей не понимает, своею участью глубоко недовольно, властей боится, богатым завидует, часто унывает и с каждым днем все более озлобляется. Только в виде редких исключений являются среди него люди Божии, верующие живою верою. Как же им живется—этим редким исключениям? Такой человек не будет тяготиться работою и тем, что удовлетворяет только насущные потребности, но мученичества он не избежит; капиталистический строй жизни воздвигает на каждом шагу его пути такие изысканные орудия пытки и ловушки, что вся его жизнь будет непрерывной серией нравственных страданий, среди которых для него поддержкой и отрадой будет звучать пророческое слово Того, Который все знал и предвидел, говоря: «блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески несправедливо злословить за Меня». Если этот человек Божий действительно стал врагом мира, чтобы быть другом Бога, раньше, нежели избрал себе подругу жизни, поверьте, он редко найдет такую девушку, которую он мог бы полюбить и сделать своею женою, не чувствуя всем существом своим, что изменяет тем и Богу и Христу; всего чаще он, лучше других понимающий любовь и более нуждающийся любить и быть любимым, будет, помимо воли, обречен на пожизненную каторгу холодного одиночества. Он редко найдет ответную любовь даже в форме искреннего и прочного сочувствия... Если, напротив, он стал сознательным христианином после брака, имея жену и детей, его положение может быть много хуже холодного одиночества; жить в постоянном общении с существами совершенно чуждыми по духу, любить их и сознавать, что каждое слово и каждый шаг их находится в непримиримом разладе с собственными убеждениями и симпатиями, что каждое собственное слово для них смешное чудачество, что каждый собственный поступок для них глупая непрактичность, одним словом, быть другом Бога и жить с теми, кто хочет оставаться другом мира, живя по обычаю мира сего, это ежечасное мучение, способное превратить всю жизнь в одну сплошную пытку. Даже в лучшем случае, когда и жена разделяет его образ мыслей, когда и она верит

живою верою и хочет жить по вере, когда эта христианская чета, эта малая церковь Христова, глубоко понимает свои родительские обязанности и смотрит на детей, как на драгоценный залог, вверенный Богом и за который придется дать ответ, какой непрестанный страх, сколько ревнивых страданий для бедного человека сознавать тлетворность окружающей нравственной атмосферы, бесконечное разнообразие лукавых искушений окружающей среды и не быть в состоянии оградить от них детей своих... Посмотрим теперь на экономическое положение труженика-христианина. Проповедники фикции капиталистической идиллии думают, что труженику христианину нужны только трудолюбие и бережливость, чтобы, оставаясь добрым христианином и идеально честным человеком, не только безбедно прожить, но и деньги скопить. Пустые слова. Трудолюбие предполагает любовь к полезному труду, способность охотно и бодро приобретать хлеб насущный, но трудолюбие не предполагает непременно эгоистичный труд на свою собственную пользу. Трудолюбивый христианин любит труд, более полезный для многих ближних, а не более выгодный, напротив, для выгоды необходимо заниматься трудом более выгодным, чем производительным, и тем самым отнимать насущный хлеб у других. При современном экономическом строе христианин не выдержит конкуренции и не заработает лишней копейки. Наконец, чтобы понять, на сколько невозможно, при настоящем строе жизни трудолюбивому христианину отложить копейку на черный день, нам достаточно вспомнить, какая вопиющая нужда его окружает, до какой степени эта нужда у него на виду, постоянно перед глазами, назойливо вымогая его сочувствие и жалость, до какой степени эта нужда ему понятна и знакома. Бедный человек не может купить себе дорогую роскошь обособленности от окружающей нужды и страдания ближних.

Вот для таких честных тружеников и неизбежно братство. В материальном отношении братство гарантировало бы своих сочленов, их вдов и сирот от нищеты, слишком часто постигающей людей неповинных. Пожар, падеж скота, болезнь, неурожай, дурное поведение главы семьи, подвох лихого человека—все эти бедствия, способ-

ные в конец разорить одинокую, предоставленную самой себе среди ожесточенной борьбы за существование, крестьянскую семью, не имели бы в братстве столь роковых последствий. Братство, отчисляя ежегодно известный процент чистого дохода в основной капитал, могло бы постепенно скопить сумму, достаточную для того, чтобы по временам прикупать новые земли и тем обеспечивать нормальный прирост своего населения. Заболевший брат пользовался бы уходом и вся семья его содержанием на общий братский счет, а по смерти—его вдова и дети пользовались бы покровительством и материальною поддержкою братства до тех пор, пока пожелают жить в братстве, подчиняясь его уставу и строю братской жизни. Дети не составляли бы обузы, часто невыносимой, и прирост не задерживался бы искусственными средствами. Таким образом хлеб насущный был бы обеспечен, не представляя однако такой приманки, ради которой согласились бы поступать в братство корыстные люди. В умственном отношении братство доставило бы возможность развиваться в общении с людьми более образованными, уделять часы досуга на общее чтение и беседы, завести общую библиотеку, давать детям христианское образование в христианской школе, приглашать на общий счет ученых специалистов, агрономов и техников руководителями работ на полях и заводах, принадлежащих братству, или давать средства получить специальное образование собственным детям, если братство того пожелает. В нравственном отношении братство обеспечит возможность честного согласования всего строя жизни с верою среди единомыслия и единодушия братского общения с теми, кто искренно желает быть не на словах только, но и на деле верными чадами Единого Отца Небесного, обеспечит возможность дышать живительною атмосферою христианского настроения всего окружающего общества, обеспечит и неоценимое сокровище спокойной радости духа, оградив его от хаоса жизненной биржи, оградив его, жену и детей от тлетворного общения с теми, чье каждое слово и каждый шаг есть отречение от Бога и измена Христу Его.

Итак, братство представляется панацеей от всех тех бедствий, в которых невольно оказывается каждый тру-

женик-христианин, предоставленный самому себе. Замечу кстати, что, по мнению H. Н. Неплюева, и для христианина-землевладельца учреждение братства в пределах его имения представляет не менее насущную потребность, если он не хочет превратиться из христианина в дельца или обречь себя на пожизненную каторгу горемычной овцы, терзаемой волками, которым он же платит жалованье. Единственный, будто, выход из этого невыносимого положения для всякого христианина-землевладельца положить все силы духовные и материальные на организацию трудового братства, и братству этому отдать все свои земли и заводы в аренду.

Дается и положительное обоснование идеи братства. Раскрывается целая богословская система. Главная мысль этой системы—и может быть единственная, тесно связанная с идеей братства, при чем несомненно, что система эта может претендовать на значение лишь в качестве введения в учение о братстве—главная есть мысль о первенствующем значении любви. Восторженные гимны любви. Любовь всегда святыня и все собою освящает, все очищает до святости. Любовь остается святынею при всяких обстоятельствах. Она не меньшая святыня и в сердце атеиста, и в сердце разбойника, и в сердце блудника. Греховно их злое равнодушие к Богу и всему остальному его творению, так греховно, что в этой мрачной пучине тонет святая капля их исключительной любви, но капля эта остается сама по себе не менее святою и делает святынею все, что сделано в духе этой искренней любви. Вот почему лучше, чище, святее атеист, разбойник и блудник, имеющие эту каплю святыни в сердце, нежели самодовольный фарисей, лишенный ее. бесконечно чище, святее, более родственны по духу Богу и всем причастникам великого братства ангелов и святых на небе те представители живой любви, которые обзываются атеистами, разбойниками и блудниками, нежели те гробы повапленные, которые под буквою веры, благочестия, законности и строгой нравственности скрывают гордое, холодное и злое сердце. «Бог есть любовь». Где любовь, там и Бог. Именно в том и главное отличие божественного от бесовского, что где любовь — там и Бог, где злоба, насилие и холодное равнодушие—

там грех и ад, там бес. И бесы веруют и трепещут, но не любят. Все доступно бесам, кроме любви, пока они остаются бесами. Бес, который полюбит, станет ангелом.

Это воззрение на любовь утверждается на опыте личной жизни. Я, говорит о себе H. Н. Неплюев, с раннего детства носил глубоко в сердце религию любви и был в некотором смысле фанатиком любви. Там, где не чувствовалось любви, я болел от скуки, замерзал от духовной стужи. В этом отношении я был болезненно чуток. Не только присутствие человека грубо-недоброжелательного, но даже присутствие человека равнодушного, холодного доставляло мне тяжелое, иногда почти невыносимое страдание,—мною овладевал паралич, мучительный как смерть. И природу я мало любил, и она казалась мне равнодушною, холодною, и она леденила мое сердце до тех пор, пока я не понял ее, как отражение мысли и любви, пока не разобрал на ней печать высшего разума и высшей любви. Только проявления любви утешали меня, озаряли душу мою тихим светом, согревали нежною ласкою, были чем-то мне родным, дающим смысл бытию. Так воспринимал я впечатления внешнего мира, так относился я и к тому, что происходило в тайнике собственной души моей. Любить было для меня такою потребностью, что все остальное казалось мне скучным, пошлым, мелким, низшим, холодным, черствым, жестоким!.. Эта постоянная жажда любви, эта неспособность удовлетворяться чем-либо, кроме любви, это ежеминутное ощущение глубокого разлада между природою души и явлениями земной жизни, были главною причиною инстинкта живой веры моего детства... Конечно, до того, как эта детская вера перешла в сознательную определенную православную веру в Бога-Любовь и первенствующее значение любви, протянулся длинный путь тяжелых нравственных страданий и горьких разочарований...

Любовь имеет первенствующее значение в жизни христианина. Но мало сказать это. Необходима логика любви— стройное мировоззрение, освещенное лучами любви, необходима дисциплина любви, которая могла бы сделать любовь торжествующею, необходимо дело организации добра в

100

жизни. Это дело все более и более необходимо для блага всех церквей, всех государств, всех народов. Человечество слишком умственно развилось для того, чтобы возможно было с прежнею наивностью и недомыслием относиться к вере и жизни. Для народов необходим определенный идеал и определенная программа непрестанного прогресса в направлении к этому идеалу. Народам надоело бессрочно толочься на одном месте, не понимая, где они и куда их ведут. И церковь, пока она не организует добро в жизни, пока она не предлагает верующим никакой определенной программы, не может иметь на жизнь никакого определенного влияния и тем самым утрачивает всякое жизненное значение. Именно это и констатируют неверующие, называя такую веру абсурдом, устарелой утопией, годной разве для утешения больных и слабоумных людей, а верующих такою верою—фарисеями, лицемерами и идиотизированными ханжами. Поставить высоко знамя веры, доказать, что она и теперь живой светоч, способный удовлетворить умы и сердце, доказать, что вера заключает в себе и самую разумную программу упорядочения жизни, организацию добра—вот священная обязанность церкви. И для всякого государства—это залог мирного развития и единения в братолюбии всех классов общества.

Организация добра в жизни сводится главным образом к нравственному воспитанию и к организации труда.

Чтобы быть нравственным, недостаточно одних убеждений, одной веры,—нужна выправка души, воспитание с детства. Невозможно достичь благоприятных результатов, смешивая дело воспитания с делом дрессировки, корыстную дисциплину с дисциплиною добровольною, устрашающие наказания и подкуп наград с бескорыстием любви и нравственным влиянием. Воспитание умственное и физическое должно быть приведено в стройную гармонию с воспитанием нравственным, составить с ним одно целое, дисциплинируя и улучшая разум, тело и волю. Невозможно воспитать волю, ограничиваясь проповедью нравственности и благими советами. Необходимо, чтобы добро было строго организовано в жизни детей, на лоне школы, так, чтобы дети немедленно могли прилагать на практике

101

даваемые им советы. Так, проповедуя детям вселенскую любовь, логику и дисциплину любви, необходимо, чтобы воспитатели во всем этом показывали им добрый пример, чтобы внутренняя жизнь школы и все отношения в ней были стройно организованы на этих началах, чтобы воспитанники приучались им быть верными в мелочах повседневной жизни и имели практику истинно-братских отношений. Только при этих обстоятельствах они могут постепенно доходить до высоты нравственного преображения, при которой логика торжествующей любви и дисциплина воли становятся естественными для тех, которые раньше находили злобу, безразличие и разнузданность. Первая ступень стройной организации добра в жизни школы состоит в организованном союзе между всеми детьми доброй воли, составляющими братский кружок, что может создать здоровую нравственную атмосферу и облегчить возможность взаимопомощи в деле нравственного самоусовершенствования. Вторая ступень—старший братский кружок, объединяющий все лучшие нравственные силы школы на дело систематичного нравственного воздействия на младших летами и духом товарищей. Наказание и награды должны быть заменены еженедельными собраниями, подводящими итоги нравственной жизни школы, долженствующей иметь характер единодушной, тесно сплоченной семьи.

Наряду с воспитанием должен быть организован труд. Он должен быть строго организован на начале братолюбия, без чего в экономической области неизбежны—грубая борьба или разорительный и постыдный вооруженный мир, которые неизбежно приведут к разъединению и озлоблению, сделают бесплодными и смехотворными все попытки, более сантиментальные, нежели разумные, исправить зло, с одной стороны—проповедью мира и единения, с другой— беспорядочной благотворительностью. Вопрос не в том, чтобы найти работу для тех, которые в ней нуждаются, не в том, чтобы поднять заработную плату тех, у кого работа есть. Все это входит в разряд благотворительности и улучшает положение отдельных лиц и семей, не изменяя характера общего положения дела, не предупреждая возможности, даже необходимости конкуренции, борьбы, разъединения и озлобления. До тех пор, пока ра-

102

бота самая тяжелая и неприятная будет с тем вместе и наименее выгодною и почетною, борьба за положения почетные, выгодные и приятные будет неизбежна. Необходимо, чтобы самый характер работы совершенно изменился, чтобы работа перестала быть средством наживы и карьеры, что глубоко безнравственно и приводит неизбежно к ожесточенной борьбе со всеми теми, кто одновременно желает наживаться и делать свою карьеру, приводит общество к обману вооруженного мира между конкурентами. Необходимо, чтобы труд стал насущною потребностью любви, актом братского геройства, совершенно свободным от всякого характера продажности и корысти. Надо, чтобы все роды труда давали одинаковые права на совместно вырабатываемые ценности и чтобы труд самый тяжелый и неприятный вознаграждался общественным мнением, особою общественною благодарностью и уважением, когда он совершается в духе самоотвержения, смирения и любви. Необходима трудовая община, стройно организованная на истинно братских началах, для того, чтобы труд находился в этих условиях. Только трудовая братская община и представляет истинное разрешение социальной задачи, может стройно организовать жизнь, отношения и все роды труда на основе мира, любви и единения. Между богатыми людьми все люди доброй воли должны понять нравственное преимущество этого мирного разрешения социального вопроса...

Формою, осуществляющею эти идеи мирного труда и прогресса, является братство, преследующее три цели: 1) воспитывать детей к сознанию первенствующего значения любви и к добрым привычкам устойчивого торжествующего братолюбия; 2) стройно организовать всю жизнь, все отношения и все роды труда на началах братолюбия, и 3) по возможности и вне братства поддерживать явления жизни, родственные первым двум целям.

Таким братством и хочет быть Крестовоздвиженское Трудовое Братство—в хуторе Воздвиженске Глуховского уезда Черниговской губернии, в 20 верстах от г. Глухова и в 6 верстах от ст. Горелые Хутора М.-К.-Ворон. ж. д. Устав Братства утвержден 23 декабря 1893 года.

Не буду касаться поучительной во многих отношениях истории Братства. Опишу его современное состояние.

103

В брошюре Краткие сведения о Православном Кресто-Воздвиженском Трудовом Братстве — издание Трудового Братства (Чернигов 1905 года)—так определяется цель и характер Братства.

Братство представляет из себя производительную и потребительную братскую артель, объединяющую в себе все роды благотворительности в форме самопомощи, и является опытом сплочения и стройной организации прихода путем воспитания души народной к добровольной дисциплине веры и любви и создания из этого духовно-здорового материала на основе веры, действующей любовью, живой, здоровой общественной клетки братства — прихода, столь необходимой для здоровья живого организма Церкви и Государства. Вся собственность Братства составляет неприкосновенное достояние самого дела Трудового Братства и находится только в пользовании членов Братства, пока они остаются на деле Братства, при чем не только обеспечено мирное добывание хлеба насущного для себя и своей семьи путем дружной совместной деятельности, но обеспечена и участь больных и престарелых, их вдов и сирот, как равно обеспечен каждый член Братства, пока он остается ему верен, и от разорения от всяких случайностей, каковы—пожар, падеж скота, обманы, вероломство и дурные сообщества. Братство является гарантией крепости семейных уз, нравственного достоинства, честного быта христианской семьи и здоровой духовной атмосферы для нормального духовного развития христианских детей. Таким образом Братство, доставляя возможность людям доброй воли честно согласовать свою жизнь с идеалом веры и осуществляя для кротких их неотъемлемое нравственное право обособления от зла и злых, чем дает возможность перейти от самозащиты и борьбы к мирному созиданию добра в жизни, с тем вместе является для всех своих участников духовною санаторией, столь необходимою для тяжко болеющего антихристианскими привычками ума и сердца человечества и для всех — драгоценным опытом перехода от ожесточающей борьбы к мирному созиданию добра в жизни, — настоящею программою мирного прогресса на христианских началах...

Такое значение Крестовоздвиженскому Трудовому Братству

104

придают его основатели. Посмотрим, как эти высокие дели достигаются в разных сторонах братской жизни.

Жизнь религиозная. Крестовоздвиженское Трудовое Братство состоит в Духовном Ведомстве и в его собственный полный титул входит наименование его «православным». Оно сознательно хочет быть религиозным братством. По признанию его основателя и его членов, заветы Братства, мира и любви—заветы Божии. На осуществление их нужны благодатные силы и силы эти можно получить только от Бога Живого путем причастия благодати Его. Согласно тому Братство сознает, что дело Братства не может быть делом человеческим, что и доказал опыт жизни человечества, все общины которого распадались, не устаивая в любви, а должно и только и может быть делом Божиим. Братство основано при храме Воздвижения Креста Господня, в котором совершаются обычные праздничные и постовые службы. Кроме того, приемы новых членов Братства и в братские кружки школ совершаются с особенною торжественностью в храме, при чем новые члены приготовляются к тому говением, исповедью и причащением святых тайн. Сверх общих молитв утром и вечером по братским семьям и по школам, существуют в Братстве и обеих школах молитвенные собрания для особенно ревнующих. Помимо того, устраиваются беседы по классам в школах, а иногда и общие по всем вопросам веры и жизни с целью пробуждения христианского самосознания...

Мы были на молитвенном собрании Братства—в пятницу вечером. Это собрание заслуживает быть описанным. Ничего подобного нам не приходилось видеть раньше. Все виденное нами здесь произвело на нас сильное впечатление. Особенность этого молитвенного собрания в том, что молитвы произносятся частью священником, а большею частью самими молящимися, без заранее установленной очереди, по непосредственному вдохновению. И самые молитвы — живые импровизации, хотя большая их часть — первоначальные импровизации, с течением времени установившиеся для обычного употребления. Что здесь были полные импровизации, это для нас-посетителей было очевидно по двум молитвам — одна о родителях членах братства, потерявших ребенка, похороны которого были в

105

те дни, и другая о нас посетителях. И вдохновенность остальных молитв производила на нас неотразимое действие. Кому не известно, что чтение в наших храмах самая скучная часть богослужения? На тех богослужениях, на которых преобладает чтение, а не пение и священнодействия, каковы великопостные службы, редко кто присутствует без унылого, скучающего выражения лица. Однообразный голос церковного чтеца, спешащего вычитать положенные молитвы, наводит усыпление, с которым трудно бороться. Не то мы наблюдали здесь. Молитвы произносились вдохновенно. Едва» кончал один, начинал другой брат или сестра. В голосе каждого сказывалась индивидуальность, слышалась живая, по-своему чувствующая, душа. Некоторые произносили слова молитв с такою задушевностью, которая заразительно действовала на слушателей. Пред нами воскресала первобытная христианская община, водимая Духом Божиим. Особенно в нашей памяти сохранился голос одной сестры, которая произносила две или три молитвы—так выразительно, с таким глубоким чувством, с такою искреннею верою...

Молитвенное собрание происходило в одной из зал женской школы. У стены, противоположной входу, стояла икона, налево, недалеко от входа, столик с библией. Мы заняли место у стены направо, а члены Братства — налево. Собрание началось произнесенною священником, ставшим пред иконою, молитвою св. Иоанна Златоустого пред чтением слова Божия: «Господи, Иисусе Христе, отверзи нам очи сердечные услышати слово Твое и разумети и творити волю Твою, яко странники есьмы на земли: не скрый от нас заповедей Твоих, но открый очи наши, да разумеем чудеса от закона Твоего. Скажи нам безвестная и тайная премудрости Твоея. На Тя уповаем, Боже наш, да нам просветиши умы светом разума Твоего, не токмо чести написанная, но и творити я, да не в грех себе словеса прочитаем, но в обновление и просвещение, и в святыню, и в спасение души, и в наследие жизни вечные. Яко Ты еси просвещаяй лежащих во тьме, и от Тебя есть всякое даяние благо, и всяк Дар совершен».

После этого священник, сидя пред столом, прочитал отдел из библии. Затем он снова встал пред иконою

106

и произнес обычные начальные молитвы. Потом следовали молитвы, которые произносились членами Братства. Сначала молитвы о царе. Молитва первая о царе, царствующем доме и отечестве: «Помяни, Господи, Государя нашего Императора Николая Александровича, Супругу Его, Мать и Наследника. В тяжелую годину, переживаемую нашим отечеством, не оставь, Господи, по грехам народа русского Помазанника Твоего: пошли Ему мудрость Соломонову, мужество и кротость Давидову; окружи Его мудрыми советниками и помощниками в великом и трудном деле, да совершит Он все во славу Твою и во благо народа своего. Господи премилосердый! С сердцем сокрушенным и смиренным припадаем к Тебе и молим Тебя, прости грехи и беззакония наша и соотечественников наших и не сотвори со всеми нами по грехам нашим, но по Своему великому милосердию пощади, Владыко, Твое создание, помилуй и сохрани отечество наше от врагов видимых и невидимых, внутренних и внешних». Вторая молитва о царе: «О Государе нашем Императоре Николае Александровиче соборно Тебя Бога молим,—посети Его, Господи, благодатию Своею, да будет Он Тебе рабом неизменно верным, царству своему верховным вождем, мудрым верховным судиею праведным, о благе подданных, согласно вечной истине правды Твоей, верховным ревнителем. Благослови труды Его, направи стопы Его, ангелам Твоим заповедай, да приимут они и ум и сердце Его под сень крыл своих. Да не в суд и не в осуждение будет Ему прохождение поприща земного и страшная ответственность могущества власти державы Его, но в спасение души Его, во благо народам царства Его, в созидание царства небесного и Тебе, Царю царствующих и Господу господствующих во славу вечную. Господи! светом разумения путей Твоих просвети ум Его, вдохновением святой любви зажги, сердце Его, смиренною радостью сознания нищеты своей соделай Его достойным быть соработником Твоим, на русской ниве Твоей и сохрани нам Его на многие лета».

Следующая молитва о России. «На отчизну нашу, Империю Русскую, излей благодать Твою, Боже! Да соединятся все народы, ее населяющие, в одну семью, Тебя, Отца Небесного, единомысленно исповедующую, всю жизнь свою по

107

вере единодушно устрояюшую, да будет едино стадо и Един Пастырь. Да будет хлеб насущный и духовный для всех без изъятия. Да будет мир и любовь между всеми нами и да будут бессильны козни врагов внутренних и внешних, злых сеятелей плевел на ниве Твоей, писанием, словом или делом вносящих шаткость в умы, горечь в сердца, соблазн, раздор и всякую скверну в жизнь.

Пошли, Господи, делателей добрых на русскую ниву Твою; да огласят они ее глаголами правды Твоей, да просветят ее примером жизни по вере. Пошли, Господи, народу русскому чуткость сердца, да разумеет он святые речи избранников Твоих, да уразумеет он святую волю Твою и неизменно и с радостью творит ю, да будет Русь воистину свята, да соединится она единомысленно и единодушно в одно великое Братство Христово, мыслью, словом и делом верное Богу и Христу Его. Да будет Русь наша светом мира и солью земли, да видят все народы пример доброй христианской жизни и прославят Отца нашего Небесного. Господи, Владыко мира! посети отчизну нашу благодатию Своею, да облечется она святостью, как ризою, и да будут сыны ее в смирении своем достойны одежды брачной, в ней же внити надлежит в чертоги царства Твоего».

Далее следовала молитва о патриархах, синоде, митрополитах, архипастырях, епископах и пресвитерах христианских, затем—молитва о настоятеле братского крестовоздвиженского храма и потом следующая молитва за Братство. «Отче наш! Помяни Братство наше, Думу Братства, Старшин семей, братьев и сестер, Молитвенные и. Братские Кружки, воспитанников и воспитанниц школ и общежитий Братских, детей Братства нашего, друзей Братства, всех, заповедавших нам молиться о них и с любовию о нас молящихся, всех в отечестве нашем находящихся и в иных странах рассеянных о Христе братьев и сестер наших, всех труждающихся на святой ниве Твоей, всех о имени Твоем соединенных в. содружества и союзы. Умы наши светом разумения правды Твоея просвети, любовью и радостью согрей сердца наши, слова благопотребные вложи в уста наши. Не по грехам.

108

нашим воздай нам и Духа Твоего Святого не отними от нас. Ангелам Твоим заповедай, да приимут они умы и сердца наши под сень крыл своих. Освяти и укрепи, Господи, Братство наше, исцели душ наших болезни, Жизнодавче, и в немощах наших твори великие и чудные дела Твои. Аминь».

Молитва за Блюстителя Братства. «Посети, Господи, благодатию Своею Блюстителя Братства нашего, раба Твоего Николая. Ум его светом разумения правды Твоея просвети; любовью и радостью согрей его сердце. Ангелу Твоему заповедай, да оградит он его от всякого зла, да руководит он его на всех путях Твоих, да утешит и ободрит его в минуту усталости и скорби. Настави его, Господи, на путь Твой, да будет он орудием добрым в руке Твоей и исполнителем верным святой воли Твоей. За любовь, с какою он устрояет жизнь нашу по учению Твоему, прости ему ошибки и прегрешения его. Сподоби его вести дело наше по пути Твоему и довести его до конца благого. Посети его, Господи, благодатию Твоею и дай мир, покой и тихую радость душе его».

Другая молитва о Братстве. «Господи Иисусе Христе, Солнце ясное, свет и радость на мир изливающее, Братство наше светом небесным озари, вдохновением любви и радости о Духе Святе непрестанно животвори, на дело созидания царства вечного, согласно воле Отца Небесного, благослови и укрепи. Иисусе, Радость Светлая, под сень любви Твоея Братство наше приими, да будем сынами достойными святые и непорочные церкви Твоея, да будем христианскому отечеству нашему и Благочестивейшему Государю Императору Николаю Александровичу гражданами и подданными непостыдными, да будем согражданам нашим братьями любящими, правды алчущими, воды живой— глаголов жизни вечной жаждущими, о воле Божией и жизни по вере неустанно ревнующими. Иисусе, Радость Светлая, на дело святое созидания царства небесного Братство наше приими. Да любим друг друга, как Ты возлюбил нас, так и мы да любим друг друга. Да знают все, что мы Твои ученики по вдохновению любви нашей к Богу и ближнему, по свету разумения вечной истины правды Твоей и чистой христианской жизни по вере.

109

О братьях наших возлюбленных соборно Тебя умоляем, да пребудет на них благодать Твоя, да будут умы их светом, умы ближних озаряющим, сердца их пламенем святым, души ближних согревающим, и каждое мгновение жизни их выполнением воли Отца Небеснаго.

Веруем, Господи, что Ты указал нам путь и истину и жизнь. Исповедуем, что недостойны мы носить святой крест Твой, усердно молим Тя—прости нам дерзновение наше, приими жизнь нашу на святое дело Твое и в немощи нашей твори великие и чудные дела Твои, да расточатся враги Бога Живого и созиждутся стены Иерусалима небеснаго».

Молитва о любви в Братстве. «Господи! любовью наполни сердца наши! Дай нам любовь к избранникам нашим. Дай нам любовь к Братству, к братьям и сестрам о Христе. Господи! любовью наполни сердца избранников наших. Да оградят они жизнь нашу от разлада и искушений. Да устрояют они жизнь нашу достойно Братства Христова. Господи! любовью наполни сердца всех людей. Дай нам любовь к добру и правде. Дай нам жалость к горю ближняго. В любви мудрость наша! В любви наша тихая радость»!

Затем слышались молитвы—за воспитателей, о болящих, Пресвятой Богородице, за скорбных, поминовенные и покаянные, молитва священника за свою паству и др.

Минуты, проведенные нами на этом молитвенном собрании, мы считаем наиболее памятными в своей жизни... Наша жизнь так бедна вдохновением, так принижена однообразными формами, что нужно считать счастьем всякую возможность наблюдать яркие блестки живой жизни. Выходя с этого собрания, мы делились между собою своими впечатлениями,—и наши мнения сходились в том, что мы присутствовали на таинстве живой молитвы, что члены Трудового Братства раскрыли пред нами души свои, что мы заглянули в их сокровенную жизнь—и стали родными им...

В субботу вечером мы присутствовали на всенощном богослужении... Настоятель Крестовоздвиженского храма, о. Александр, как-то в разговоре сказал нам, что иногда

110

у них всенощное богослужение совершается под открытым небом,—и мы упросили его сделать именно так теперь. Он недолго отказывался, указывая на угрожающее дождем небо. Но мы упросили его и он уступил. Тучки скоро рассеялись и наступил чудный летний вечер. Все братские строения находятся среди роскошного парка,—в его тени и была совершена всенощная. Соединенный хор Братства и его школ, управляемый одним из членов Братства, может одинаково гордиться и отличными голосами и превосходным строем. Традиции хора—наилучшие: это ученики Калышевского. Кругом стояла теплая тишина замирающего летнего дня. Стройные, из глубины души вырывавшиеся звуки, сжатые со всех сторон чащею леса, могучим потоком поднимались к небу. С совершенною ясностью стало понятным, что вечерняя служба особенно уместна под открытым небом, так как ее содержание имеет ближайшее отношение к природе. Восставали картины мирового творения и возникновения роскошной земной жизни из первобытного хаоса: вся природа славит своего Творца. Славословие людей должно сливаться с голосом тварей... На лоне природы началась история—долгая история борьбы света и тьмы, печальная ветхозаветная история, приведшая человечество к сознанию своего полного бессилия, к жажде помощи свыше, с Востока. «Свет тихий» явился Спасителем человека, пришедшего на запад солнца... И было что-то чарующее, гипнотизирующее в этом соответствии между природой и священною песней... Настали новозаветные времена, встали пред человеком новые высокие задачи, которые должны захватить все силы человека. И нельзя было без глубокого чувства смотреть на эти группы братьев и сестер в их простеньких однообразных костюмах. Они делают серьезное, великое дело, они должны и могут молиться с глубокою искренностью...

На следующий день литургию мы отслушали в братском храме во имя Воздвижения Животворящего Креста Господня, выстроенном в 1893 году. Бросается в глаза обилие крестов. Большие, синие стеклянные кресты в белых матовых окнах, большие белые кресты на каждой половине наружных дверей. Внутри—крестов еще больше. Вся цер-

111

ковь, в форме креста, выкрашена однообразно светло-голубою краской с темно-синими колоннами на углах, такими же большими крестами на обеих половинках внутренних дверей, лутками и оконными рамами. Иконостас светлого резного дуба, с инкрустациями и рельефными украшениями из черного дуба. Целый ряд крестов над иконостасом, множество прямых и андреевских крестов черного дуба и таких же звезд украшает самый иконостас. Большая люстра, ставники, висячие паникадила и четыре большие креста с трехсвечниками и многими висячими небольшими крестами на стенах—все это сделано из хрусталя. На стенах, по обе стороны иконостаса, большие темно-синие церковные хоругви с золотою бахромой и две меньшие хоругви старшего и младшего Братских Кружков школы: одна красная с большим золотым крестом, другая голубая с крестом серебряным...

За час до литургии происходили беседы учителей по отдельным классам. Мы разделились,—я присутствовал на беседе с старшим классом, которую вел Ф. Е. Чвертка-Спановский, один из трех учеников первого выпуска школы, оставшихся в Братстве. Старший класс, только-что выдержавший выпускной экзамен, представлял из себя новых кандидатов Братства. На тему о Братстве, его значении, о мотивах вступления в Братство и происходила беседа. Примечательна непринужденность, с которою здесь говорят на религиозно-общественные темы. Беседа продолжалась целый час,—и все время, не прерываясь, журчала речь Федора Евфимовича...

Школы—имеют в жизни братства громадное значение: они доставляют главный контингент членов Братства. Нужно заметить, что практическое осуществление изложенных выше идей Братства началось с отношения H. Н. Неплюева к сельской школе. Он рассказывает о себе следующее. Невозможность жить без любви, невозможность любя обходиться без сознательной веры в абсолютную истину и правду любви, не приступая к разумному делу любви, заставила меня ухватиться, как за якорь спасения, за мысль отдать всю жизнь на воспитание детей народа в привычках любви, подготавливая для них возможность стройно организовать жизнь и все роды труда на основе

112

братолюбия. Эта мысль была дана мне сновидением, в котором я видел себя в избе, в обществе крестьянских детей, с которыми беседовал. Лица их были как бы преображенными, просветленными гармоничным сочетанием света разума и вдохновения любви. Среди них я дышал дорогою, родною атмосферою любви. Этот сон дал толчок моим мыслям и моей воле... Он взял к себе на воспитание нескольких беднейших сирот м. Янполя. С этого началось его дело. Ныне в его имениях несколько школ для детей дошкольного возраста и—мужская и женская сельско-хозяйственные школы. Эти две последние и являются собственно братскими школами.

Воздвиженская низшая сельско-хозяйственная (мужская) школа 1-го разряда содержится Братством, которое, по обязательству дарственного акта, отпускает на содержание ее ежегодно 10,000 рублей. Кроме того, ежегодно отпускается на жалованье учителям и на учебные принадлежности правительственного пособия 3500 рублей. Сюда нужно прибавить до 2000 р. ежегодного дохода от школьного хозяйства. Все ученики—числом до 80—находятся на полном содержании школы. Курс школы пятилетний с определенною теоретическою программою и практическими занятиями. Учебный год продолжается с и октября по и апреля, рабочее время с i апреля по и октября. Каникулы зимой с 15 декабря по 15 января. Для практических занятий в распоряжении школы имеется хозяйство, которое составляют: около 50 десятин пахотной земли, 12 дес. лугу, более 1 д. под питомниками, древесным и плодовым,—8 волов рабочих, 4 лошади, 4 коровы, свинарник,—необходимый для обработки этого участка земли инвентарь. Воспитанники исполняют в этих размерах все главные хозяйственные работы. Учебно-рабочее время распределяется так: зимой с 8 до 12 классные занятия, а с 12 ½ до 4 часов работы в мастерских (столярно-плотничной и кузнечно-слесарной) и по дежурствам—по дому, по скотному двору и пр. Летом исключительно работы.

Эта учебно-практическая программа удовлетворяет общим целям школы, которые в уставе школы определяются так: «школа эта имеет целью распространение в народе, преимущественно путем практических занятий,

113

основных познаний по сельскому хозяйству вообще, а отчасти по садоводству и по винокуренному производству, а также по ремеслам—столярному и слесарному». По всему, что мы видели, мы имеем возможность засвидетельствовать, что Воздвиженская школа стоит довольно высоко, обладает выдающимися средствами сельскохозяйственного обучения. Особенно любопытно было видеть практические занятия учеников в обеих мастерских, где успехи их обнаруживаются довольно наглядно.

Но это не единственная цель школы. Рядом с этой общей стоит вторая цель, специальная—воспитать души детей в направлении сознательной веры и любви к Господу Богу, любви и преданности Царю и Отечеству и Церкви православной, а также и в братской любви к ближним и искреннем желании созидать в жизни Братство. Говоря проще, школа должна приготовить кандидатов для Братства. Родители, желающие поместить детей своих в Воздвиженскую школу, предупреждаются, что школа задается целью подготовить из среды своих питомцев возможно большее число убежденных деятелей Братства и что, следовательно, их дети, оканчивая школу, могут, в силу искреннего убеждения, пожелать вступить в Трудовое Братство, так что те из родителей, которые не желают этого, не должны помещать своих детей в школу под опасением крайне нежелательного разлада между влиянием школы и родителей. Воздвиженская школа не возлагает в этом отношении на воспитанников никаких обязательств, но открыто выражается желание, чтобы воспитанник не был поставлен в необходимость выбирать между любовью, доверием и уважением к школе и воспитателям с одной стороны и любовью, доверием и уважением к родителям с другой. В этом смысле школа заключает с родителями формальное условие.

Такая цель школы ставит пред нею своеобразные задачи воспитания и создала сложную педагогическую систему, на которой мы и должны остановить свое внимание.

Предварительно заметим, что воспитанники ограждены от всякого стороннего влияния: все учителя этой школы вышли из ее стен, ее собственные питомцы. Был даже проект и священником-законоучителем поставить воспи-

114

танника же этой школы, но намеченный кандидат, один из трех братчиков первого выпуска школы, скончался вскоре по выходе из школы. Известно, что у Братства долго не ладилось дело с законоучителями. Ныне братским священником состоит воспитанник Новгородской семинарии, о. Александр Александрович Секундов, которым в Братстве все довольны. И неудивительно. Непоколебимо твердый в православии, сердечно преданный делу Братства, юный батюшка привлекает к себе приветливостью, отзывчивостью и прямодушием.

Во главе воспитательного дела стоит попечитель школы H. Н. Неплюев. Как он смотрит на это дело и что он делает в этом отношении, об этом он высказывается с совершенною определенностью. Я, говорит H. Н., стою во главе дела нравственного воспитания в школе и ревниво ограждаю его от всего, что может тормозить духовный рост воспитанников и поддерживать в них антихристианские привычки ума и сердца. Главною моею обязанностью в этом направлении я считаю уяснение воспитанникам абсолютной истины христианского мировоззрения и руководство в деле согласования собственных мыслей и чувств с христианским идеалом. Для этого я пользуюсь всяким удобным случаем, чтобы почитать с воспитанниками священное писание и побеседовать с ними о слове Божием. Пользуюсь и каждым удобным случаем для того, чтобы каждое явление окружающей жизни, каждое событие, происшедшее в стенах школы, и каждый поступок воспитанника осветить для христианской совести с точки зрения христианской правды. Для выполнения моих обязанностей по руководству детьми в деле воспитания характера я не пропускаю ни одного субботнего круга во время моего пребывания на хуторе, очень часто, а по субботам вечером еженедельно собираю старший Братский Кружок для совместного с ними обсуждения характеров их младших друзей, а иногда и просто на дружескую беседу или чтение, часто присутствую и на собраниях младшего Братского Кружка, по возможности ежедневно принимаю, по очереди, каждого из членов старшего Братского Кружка и его младших друзей, чтобы поговорить с каждым из них в отдельности. Кроме того, в течение

115

всего великого поста, ежедневно приходят ко мне воспитанники группами или в одиночку молиться, нередко два раза в день, что служит подготовлением к говению и святому таинству причащения, служит вместе с тем попыткой пробуждения молитвенного настроения духа при совместной молитве с человеком, искренно верующим, вне отвлекающего присутствия многих людей разного настроения. Воскресные и праздничные дни я отдаю школе и Братству без остатка, находя для самого себя высшею радостью как можно теснее слить мою жизнь с их жизнью. Как только ребенок поступает в школу, он становится для меня родным и дорогим уже тем самым, что стал кандидатом в братья о Христе. Отношусь я к ним ко всем одинаково просто и ласково до тех пор, пока имею право на это, не нарушая справедливости, не изменяя добру и не насилуя собственных чувств. По мере того, как отношение ребенка к окружающей среде становится более сознательно, определяется все более и более и его отношение к добру и злу. Тем детям, которые высокими качествами своей души приобретают мою преимущественную любовь и уважение, я не стесняюсь выказывать эти чувства; они постепенно восходят от положения воспитанников до положения близких друзей, уважаемых помощников и, наконец, вполне равноправных братьев о Христе. По отношению к тем, которые проявляют порочные наклонности, сонливую апатию и упорное грехолюбие, испробовав и ласковость, и убеждение, и строгость, я естественно становлюсь более далеким, переходя от положения любящего и ласкового воспитателя в положение требовательного начальника и даже совсем чужого человека. Воспитанник, проживший пять лет в нашей школе, среди ежедневных призывов к любви и добру, если он, выходя из школы, заявляет, что предпочитает положение наемника положению о Христе брата, естественно тем самым становится для меня более чужим, чем все миллионы людей...

Ближайшими помощниками Попечителя являются преподаватели, всецело проникнутые его взглядами, действующие всецело в его духе. Но этими деятелями воспитание школы не ограничивается, оно переходит в самовоспитание, — и это самая любопытная черта Воздвиженской школы.

116

В каждом из пяти классов имеется старшина, избираемый каждым классом ежемесячно из своей среды. Старшина обязан наблюдать за порядком в своем классе. Все воспитанники обязаны ему повиноваться во всем, что касается принятых им на себя обязанностей. Дело нужно представлять так, что избранный старшина имеет право требовать беспрекословного повиновения своим распоряжениям. Воспитанник на обращенное к нему со стороны старшины требование, которое ему кажется неосновательным, может высказать свое мнение; при повторенном же требовании он обязан повиноваться беспрекословно. В субботнем собрании—кругу каждый воспитанник может заявить мотивированное неудовольствие на старшину, действия которого таким образом подвергаются строгой проверке.

Помимо старшин, действующих на целый класс, помощниками воспитателей из среды воспитанников являются так называемые старшие, которые составляют вместе старший Братский Кружок: каждому из них поручаются для ближайшего руководства несколько младших воспитанников. Старшие живут с своими младшими в самом тесном общении, в дортуарах спят рядом с ними, причем постель старшего находится в средине между постелями младших, за обедом сидят с ними за одним столом и в остальное время стараются как можно чаще быть для них доступными. Выбираются старшие самими младшими воспитанниками, которые на записках обозначают имена старших по порядку большего или меньшего желания иметь того или другого из них своим руководителем. Исключение делается только для вновь поступивших, которые распределяются между старшими без предварительного изъявления своего желания, так как никого из старших они не знают. Если старший не оказывает достаточно благотворного влияния на младшего, то последнему предлагается избрать другого старшего. Между собою старшие образуют сплоченную ассоциацию—старший Братский Кружок. Вступающему в ст. Бр. Кр. не сразу поручают младших; сначала его только допускают присутствовать при всех собраниях кружка и, только убедившись в его духовной солидарности с кружком, его торжественно, с молитвою, принимают в число членов кружка и поручают ему

117

несколько младших. Ежедневно, по очереди, один из членов ст. Бр. Кр. приходит к Попечителю со своими младшими. Каждую субботу ст. Бр. Кр. собирается вечером для обсуждения поведения младших и их отношения к старшим. К 1 января каждого года все старшие пишут подробные характеристики своих младших; около 7 января характеристики эти прочитываются на собраниях ст. Бр. Кружка 1).

1) Вот одна из тех характеристик, которые были прочитаны при нас и списаны мною для себя. Имя в характеристике заменено другим. «Иван Семенов один из больших в своем классе. Поступил он в младший класс по конкурсному испытанию в прошлом 1904 году. В школе значит живет первый год. Иван юноша рослый, но хорошим здоровьем не отличается. Дома он часто и очень сильно болел. Два раза у него было воспаление почек и один раз воспаление легких. В школе Иван, зимою, чувствовал себя, вследствие расстроенного болезнями здоровья, несколько раз очень плохо: сильно кашлял и жаловался на боль в груди и боку. Но благодаря тому, что болезнь не запускалась и Иван, при первом приступе ее, обращался за помощью к фельдшеру, печального исхода, в роде серьезного очень положения, не было. Тем не менее такое плохое здоровье дает себя чувствовать довольно часто, мешая ему, и без того не привыкшему к труду, хорошо работать и приобрести закал в труде. Работать Иван, приехав в школу, совершенно не умел и дома никогда почти ничего не делал. Вот почему, когда Иван во время Рождественских каникул, был дома и по старой привычке хотел убрать свою кровать и подмести комнату, то над ним начали подсмеиваться и подшучивать и с вниманием следить, как он все это делает. Фигура Ивана сложена довольно пропорционально и красиво, но Иван кажется мальчиком неряшливым и распущенным, придает ей такое положение, содержит ее так, что временами производит неприятное впечатление. Сидит и ходит он сгорбившись, платье на нем редко когда бывает в порядке, изящных движений делать он не умеет, бывает даже на работе неловким и нерасторопным. Вообще движений физических Иван очень не любит. Он имеет большое расположение к непрерывному спокойствию и вялости.

К этим отличительным чертам в его характере нужно еще прибавить его страшную рассеянность и большую неряшливость. Например, Иван дежурный по школе. Все обедают, а он прислуживает. Берет Иван чашку с борщом и вместо того, чтобы вылить борщ в ушат с помоями, он выливает его в ушат с чищенным картофелем. Вылил, стал, и смотрит в ушат, удивляясь тому, что он наделал. Просят у него воды. Он уходит искать кружку. Во время поисков забудет, что ищет, и приносит, вместо кружки с водой, солонку. Начнет мести большую комнату

118

Подготовлением к старшему Братскому Кружку служит младший Братский Кружок, объединяющий, по терминологии

и подметет только половину, оставив другую не подметенною. Шапку свою за зиму он несколько раз менял на чужую, так как положит где-либо и потом не может ее найти.

Неряшливость его проявляется почти на каждом шагу. Он не любит заботиться о чистоте своего тела; умывается очень небрежно, страшно не любит ходить в баню. За столом руки вытирает о блузу, подложив пальцы правой руки под мышку левой, пальцы левой под мышку правой, хорошо прижав потянул, вот и кончилось дело без лишнего беспокойства в поисках за полотенцем.

В парточке у него, первое время, пока я не сказал ему, что надо и тут поддерживать чистоту и порядок, был большой беспорядок. Книги были перемешаны с тетрадями, тут же валялось скомканное полотенце, в одном углу был склад объедков от груш и яблок, перемешанный со старыми перьями, кусочками мела и бумаги. Иван до того привык мало обращать на порядок и чистоту внимания, что мое замечание его мало удивило. Ему казалось, что так и быть должно. Сору ж некуда деваться из парточки и само собою понятно, что его будет все больше и больше, а беспокоиться для того, чтобы убрать парточку, незачем, так как с привычкою хорошо жить среди беспорядка и грязи. Увидя в Иване эту черту такого неряшливого человека, я обратил особенное внимание на нее в его жизни, часто делая указания, как что надо сделать, учил его застилать койку, показывал, как скидывать белье, требовал, чтобы он умываясь полоскал рот, хорошо и чаще мыл руки и т. п.

Теперь Иван стал сравнительно более аккуратным, но до вполне аккуратного человека ему еще очень далеко.

Я уже сказал, что Иван вообще делать больших движений не любит, а потому в общих играх товарищей участия никогда не принимает, хотя иногда с оживлением следит за ходом общей игры.. Иван много читает, так что этому занятию посвящает весь свой досуг. Усиленным чтением, держа книгу на близком расстоянии от глаз, он очень испортил себе глаза. Насколько он видит плохо, можно судить по тому, что сидя за парточкой он не видит того, что написано на доске, между тем другие, сидя на его месте, свободно читают написанное. Прочитанные книги оказали ему значительную пользу, потому что прочитанное он хорошо продумывал и обращался к учителям за объяснением того, чего не понимал. Любимые им книги это описания путешествий по различным частям света. В этом выборе книг сказывается любовь его к изучению географии. Прочитав довольно много, Иван приучил себя к правильному выражению мысли и более грамотному письму. Он может хорошо передать то, что услышал или прочел из книги. Иван внимательно прислушивается к тому, что говорят другие. Иван имеет некоторые способности. Он имеет некоторый талант к рисованию

119

братской школы, не детей, окончательно победивших в себе порочные наклонности, а тех из учеников, кото-

и музыке. Хотя рисовать он почти нигде не учился, но изображать на бумаге различные картинки может довольно хорошо. Но и здесь ему мешает его плохое зрение. Музыку он чрезвычайно любит и, поступив в школу, он сразу принялся играть на скрипке. Иван очень любит литературные и музыкальные вечера, устраиваемые у нас в школе. Они доставляют ему большое удовольствие. Он с большим напряженным вниманием следит за декламирующим стих, вслушивается в звуки скрипки или целого оркестра. Может быть это будет уже слишком много по отношению к Ивану, если я скажу, что пожить чувствами, полученными от музыки, является для него духовною потребностью, которая у него развита особенно сильно.

За Иваном очень заметна и скоро обращает на себя внимание, при совместной жизни с ним, еще одна привычка. Сидит, например, он и читает, или рисует, а то просто исполняет какую-либо работу. Потом вдруг оставляет свое занятие и, устремив взор в какую-либо точку или предмет, долго пристально смотрит туда, о чем то глубоко задумавшись. Его в это время посетила какая-то таинственная мысль, очень его интересующая, но в которой он отдать вполне отчета не может, но он смутно вспоминает и переживает ее. Происходит это явление, как мы знаем, с людьми, пережившими много горя, с людьми нравственно сильно потрясенными. Что же заставляет Ивана впадать в такое забытье? О чем он думает в такие минуты? Об этом мы можем до некоторой степени узнать, прочитав выдержки из его дневника от 1 февраля. Он пишет следующее. Чувствую себя в высшей степени плохо. Я не нахожу себе места. Ищу развлечения хоть какого-нибудь и не нахожу его. Хочу развлечься книгой, но сейчас же бросаю ее. На уроках у меня начинает болеть голова. Боль постепенно увеличивается и я бессознательно слушаю или вернее делаю вид, что слушаю. Перед глазами все заволакивается туманом. Я еле различаю лицо учителя. Я сам не могу сказать себе или я это брежу во сне, или это действительность. Мне сегодня показалось, что я самый несчастный в школе. Сидя на койке во время переменки, я почувствовал прикосновение чьей-то руки.

Подняв глаза, я увидел, что это был Яков Игнатьев. Он стоял предо мной улыбаясь. Признаюсь, что я теперь позавидовал ему. Он такой всегда ласковый, веселый. Глядя на него, я действительно убедился в том, что я самый несчастный. Вспоминая прошлое, мне делается еще грустней. И действительно я очень много пережил ужасов: при одном воспоминании о них у меня по коже пробегает мороз.

Я теперь обратил внимание на следующее: я имею привычку устремлять взор в какую-либо точку и долго смотреть на нее. Когда я обыкновенно смотрю, то мысли мои в это время бывают далеко и я не могу сразу сознательно ответить на вопрос, что еще больше удивляет всех. А мысли мои бывают далеко не веселые. После отпуска

120

рые обнаружили искреннее желание бороться с такими наклонностями и особенно проявили добрые чувства к

я как-то стал больше думать о родных, оставшихся там далеко, за целых восемьсот верст. Мне начинает казаться, что они, может быть, в сто раз несчастнее меня и, следовательно, я их счастливее во сто раз. Из этой выписки из дневника Ивана мы видим, что он очень жалуется на то, что не чувствует себя счастливым. Это его очень удручает особенно при виде счастливых товарищей. Его в сильной степени тревожат воспоминания о пережитом. Он не может от них никуда убежать. Они мешают ему на ряду с другими товарищами заняться общим делом и тем приобрести себе удовлетворение. Воспоминания эти никоим образом не могут быть веселыми, так как пережить ему пришлось много грустного и тяжелого. В семье, в которой родился Иван и вырос, жизнь сначала шла мирно и счастливо. Отец состоял на должности сидельца при винной лавке.

На получаемое жалованье он мог доставить семье все нужное для безбедного существования. Мать любила Ивана и он испытал на себе материнскую ласку. Жизнь улыбнулась ему. Он чувствовал себя очень счастливо. Счастливые минуты жизни запечатлелись в его душе. Но счастье семейное и счастье его продолжалось не долго. В одно время мать сильно заболела. Перед самой смертью с ней случилось умопомешательство. В минуты приступа болезни она скатывалась с постели, начинала бегать по комнате и говорить бессвязные слова и фразы. Когда приступ болезни бывал не так уж силен и она до некоторой степени могла совладать с собой, то тогда она садилась за стол и начинала разговаривать с детьми.

Разговоры эти носили характер беседы человека перед смертью с теми, кого любит и с кем жаль расставаться.

Происходило все это в одной комнате с детьми. Они конечно все видели, слышали и не пропускали без внимания. Можно представить себе, какое впечатление производило это на любящих мать детей. Что поразило Ивана и потом осталось в памяти на всю жизнь и осталось для него загадкой, так это то, что во время одного из таких разговоров матери с детьми, она сказала им, что останется живым только Иван, все же братья в скором времени помрут. Мать в скором времени скончалась. После ее смерти заболели и дети. Заболел и Иван. После непродолжительной болезни умер один брат; в один и тот же день, немного погодя, умер и другой. Иван был болен, но представлял, что кругом него происходило. Когда отец спросил у доктора относительно Ивана, то доктор признал положение Ивана безнадежным, сказал, что Иван непременно умрет.

Сказано было это, хотя и в другой комнате, но Иван услышал сказанное.

Потрясло это его страшно. Он был все время один. Он мучился сознанием того, что больше он не жилец на этом свете. Пугало

121

братьям по кружку. Цель этого союза—взаимная помощь воспитанников в деле самостоятельного нравственного

его то, что он не знал, что будет с ним после смерти. Он не имел веры в Бога, при которой ему смерть не была бы страшна и переносить постигшее семью несчастье было бы несравненно легче. Он редко когда молился, да если и делал это когда, то делал машинально, в церкви и на молитве думал всегда о постороннем. Вся тяжесть горя ложилась на него со всею силой и угнетала его страшно, между тем он не знал, для чего все это он переносит. Ему некому было поведать свое горе. Он постоянно думал, кому и зачем нужна его жизнь. Пережитое горе, сознание бесцельности жизни делали то, что он чувствовал себя очень несчастным.

Мысль его еще в большей степени преследовала тогда, когда он приехал в школу, увидал много веселых и счастливых воспитанников, между тем как его горе непрестанно преследовало его и становилось еще более ощутительным при виде веселых и счастливых сверстников.

Иван долго думал, почему это так? Отчего он не может быть таким счастливым, веселым как другие? Он разбирал свой характер много раз, желая в нем найти то, что могло бы дать ему счастье, силы переносить постигшее его горе. Но кроме отрицательных сторон в характере, он больше ничего не находил, что после каждого такого пересуживания себя повергало его в еще большее уныние. Часто, бывало, я приду в свободное время в класс, сяду к Ивану за парточку и начну разговаривать с ним. Чаще я заставал его за чтением прочитанных книг, за чтением которых он проводит большую часть времени.

Разговор обыкновенно завязывался самый непринужденный. Я спрашивал его, что он читает, что больше любит читать, много ли прочел книг, каких писателей и т. п. рассказывал ему, что я читал, чем интересовался, что осталось у меня в памяти от прочитанного. Он очень интересовался, как впоследствии оказалось, тем, как устраивается жизнь у нас в школе, какие отношения существуют между учителями и учениками, зачем младший и старший кружки и кто может в него вступить, а потому во время таких разговоров он почти всегда спрашивал о том, что было для него новинкой, что его интересовало.

Меня удивило то, с каким вниманием он слушал мои слова.

Я даже был удивлен этим, так как вообще не думал, что такого рода вопросы его очень интересуют.

Я увидел, что это было не простое любопытство, вызванное новинкой сообщаемого сведения, а в том, что. он узнал о мл. бр. кружке, об должных отношениях к Богу, он чувствовал, если не видел, что-то такое, что может его успокоить, дать радость в жизни.

Я ему рассказал, объяснил, насколько мог то, почему он чув-

122

самоусовершенствования. Время от времени младший Братский Кружок собирается для обсуждения поведения своих сочленов. Но и младший Братский Кружок не довольствуется своею внутреннею жизнью,—он простирает свое наблюдение и за вне-кружковыми товарищами. Как только замечается в ком-либо из последних желательное настроение, члены младшего Братского Кружка ухаживают за ним, приглашают его в свое собрание и при общем ликовании заявляют ему о своих надеждах на него. Прием нового члена в младший Братский Кружок обставляется молитвенною торжественностью. Читается Мф. ХVIII, 15—17 с объяснением. Затем поют и читают приличные случаю молитвы, вновь поступающий целует крест и хоругвь младшего Братского Кружка и обещает любить младший Братский Кружок и всех его сочленов. Торжество заканчивается тем, что вновь поступающему дают первый братский поцелуй и все радостно поздравляют друг друга с приобретением нового брата.

Другая школа—Преображенская низшая женская сельскохозяйственная школа 2-го разряда, которою заведует Мария Николаевна Уманец, во всех отношениях представляет из себя копию мужской школы, другую ее, женскую, половину.

В общем жизнь школ открывает стройную воспитательную систему кружков. Преподаватели представляют из себя братскую семью во главе с попечителем; каждый из них имеет в своем ближайшем попечении, нескольких членов старшего Братского Кружка, о которых пишет характеристики; каждый из членов старшего Братского Кружка руководит несколькими младшими. Все

ствует себя таким несчастным. Что вполне счастливым будет чувствовать себя только тогда, когда будет любить Господа Бога, видеть в Нем источник сил, будет любить товарищей и будет испытывать на себе любовь их. После этого разговора Иван стал более спокойным, почувствовал себя гораздо лучше, стал более веселым. Насколько он сознательно и с доверием отнесется к сказанному мною, станет ясно в будущем. Теперь же он, увидев свое заблуждение, старается выбраться на свет. Старается отвыкнуть от дурных привычек, стать воспитанником добрым.

В кратких чертах Иван таков: распущенный, вялый, рассеянный, неряшливый, способный, начитанный, не религиозный.

123

решительно ученики ведут личные дневники. Учительская семья, старший Братский Кружок и младший Братский Кружок собираются для обсуждения общих вопросов. Каждая ассоциация ведет журналы. Ведутся журналы общей школьной жизни. На субботнем кругу бывает собрание всех школьников. Также общие собрания бывают молитвенные и для бесед. Бывают литературно-музыкальные вечера. Мы присутствовали на таком вечере с участием членов Трудового Братства и вынесли наилучшие впечатления. Образцовая декламация, прекрасный хор, очень хороший оркестр балалаечников, художественные и идейные живые картины. Особенно хороша была картина, символизирующая труд и Трудовое Братство.

Не высказываю критических суждений об этой воспитательной системе: это дело специалистов педагогов. Но не могу не признать, что в Воздвиженской и Преображенской школах детей действительно воспитывают. И это особенно бросается в глаза, если припомнить дело воспитания в наших государственных и церковных школах, или лучше сказать—полное отсутствие воспитания в них. Система наказаний, отчуждающая от учеников начальство— вот чем здесь заменяется воспитание. На колени, без обеда, в карцер—этим думают воспитывать. Но, конечно, нисколько не воспитывают. В наших школах отсутствует главный воспитательный элемент — личный пример начальства и учителей,—и в этом отношении церковная школа вполне походит на. светскую. Учителя сознательно и настойчиво устраняются от дела воспитания. Начальство, особенно монашествующее, сознательно и упорно держит себя в отдалении от детей, чтобы не угасал благоговейный страх в детях. Помимо того, окружающая общественная жизнь делает совершенно невозможным школьное воспитание. Школьные, равно и церковные, речи о силе добра, о святом самоотречении, о милости Божией к праведникам остаются гласом вопиющего в пустыне, пока в жизни господствует насилие, грешники благоденствуют и судьбами истории заправляют уже во всяком случае не праведники. Жизнь и воспитывает—помимо мертвых систем нравственного богословия, вяло повторяющего чужие старые слова... Вот почему Воздвиженская и

124

Преображенская школы,—может быть, единственные у нас воспитывающие школы. они окружены жизнью Братства, которое стремится жить по учению Христа. Дети в них воспитываются личным примером наставников, их близким словом,—воспитываются взаимно. Обычные школьные наказания не применяются. Но вместо их озлобляющей системы, здесь следят за каждым учеником—попечитель, учителя, товарищи, знают душу каждого, его личную жизнь, его настроение, характер, наклонности, с ним говорят о нем, ему дают высказываться и устно и письменно, его заинтересовывают в деле самовоспитания. Передают, что в этих школах, как и в братской жизни, не слышно о курении табаку, воровстве, пьянстве. Этому легко можно поверить. Не только отсутствуют такие грубые пороки, но не подлежит сомнению определенное религиозно-нравственное настроение. Я говорил с учениками по вопросам христианской жизни, искушал их—и могу засвидетельствовать, что они готовы дать ответ всякому вопрошающему. Это не то, что заучивание учебников, на которые так много полагаются в наших семинариях и которые так скоро улетучиваются из головы,—здесь сказывается привычка к постоянным живым беседам по этим вопросам...

Экономическая и общественная жизнь Братства. В экономическом отношении Братство обеспечено землей. Учредитель Крестовоздвиженского Братства передал ему в дар, с правами полной собственности, Воздвиженское имение, заключающееся в 16435 дес. земли, со всеми находящимися на этой земле лесами, постройками и заводами. В настоящее время в фактическое пользование Братства перешло 5313 десятин, а остальная земля остается в пожизненном пользовании дарителя, его матушки и двух сестер. Братство приняло на себя обязательство содержать две сельскохозяйственные школы, храм и больницу и взяло на себя долг, лежавший на имении, что требует от Братства ежегодно около 28000 рублей.

Члены Братства в имущественном отношении разделяются на два разряда. Члены, обладающие личною собственностью вне пределов Братства, живут на своем содержании и в доходах Братства не участвуют. Полноправные члены Братства живут на полном содержании Брат-

125

ства, участвуют в доходах Братства, не имеют права обладать собственностью на стороне, обязаны жить в Братстве, принимать участие в его трудах и подчиняться порядкам, принятым в Братстве. При поступлении в число полноправных членов Братства, лица, обладающие собственностью, передают ее в Братство, по оценке, оставляя за собою право при выходе из Братства получить равноценное имущество.

Полноправные члены Братства являются хозяевами братского имущества. Чистая прибыль, получаемая Братством, распределяется так: 20% отчисляется в общие капиталы Братства—основной и запасной, а 80 % поступают в распоряжение членов Братства, которое свободно распоряжается этими процентами, отчисляя некоторую часть их в личную собственность братчиков. Суммами, числящимися на личных счетах, члены Братства могут свободно распоряжаться при выходе из Братства и по духовному завещанию.

Кроме полноправных членов Братства могут быть приемные братья—члены, которые поступают в Братство со стороны. Они подчиняются всему строю братской жизни, живут на содержании Братства и участвуют в его доходах наравне с полноправными членами, но не имеют решительного участия в управлении братскою жизнью, которое принадлежит только полноправным членам. Приемным братьям дается, однако право совещательного голоса. Первый же год по поступлении в Братство лица называются допущенными на испытание и не принимают никакого участия в управлении братскою жизнью.

Полноправных, приемных и допущенных членов к i января 1905 года было братьев 69, сестер 82 и детей 44, всего 195.

Полноправные братья и сестры составляют из себя Братскую думу, которая решает все вопросы братской жизни. От нее зависит прием новых членов Братства. Она свободно пополняется сама из числа приемных братьев, при чем наблюдают тот принцип, чтобы руководительство братскою жизнью принадлежало не большинству всех членов Братства, а испытанному и надежному меньшинству. Сама дума выбирает из своей среды пожизненного блюстителя.

126

Для управления собственно трудовою жизнью Братства Братская дума выбирает из всех членов хозяйственный совет и правление.

Затем все члены Братства разделяются на братские семьи. Братская семья представляет из себя тесную артель братчиков, занимающихся однородным трудом. В настоящее время таких братских семей—девять. Носят они имена святых—семья св. Николая Чудотворца, св. Иоанна Богослова, св. Княгини Ольги и т. д. Одна семья— учителей (св. Николая Чудотворца), другая семья членов, занимающих разные административные должности при Воздвиженском имении (св. Иоанна Богослова), третья семья сыроваров, четвертая—прачек и пр. Я сейчас не сумею перечислить в этом отношении все братские семьи, а в отчетах самого Братства они перечисляются под именами святых; но я могу сказать, что все братские семьи в настоящее время, при незначительном количестве членов Братства и при громадности владений и сложности задач Братства, или занимают административное и интеллигентное, вообще привилегированное положение в системе братской жизни, или же обслуживают только наличный состав Братства—шьют, моют для него и т. д.

Остановимся на жизни братской семьи. Братская семья представляет из себя соединение нескольких, брачных и безбрачных, членов, имеющих общий труд, общий дом и стол. Пока все семьи помещаются в домах, которые прежде имели разное назначение в имении и потому не вполне приспособлены для новой цели. Но уже строятся новые братские общежития. В новом доме обитает семья св. Иоанна Богослова. По типу этого дома предполагается и в будущем строить братские общежития. Это большой каменный двухэтажный дом. Предназначен для 12 семейных членов Братства. В нем—двенадцать частных комнат для семейных и общие комнаты—столовая, три комнаты для детей, небольшая прачечная для мойки детского белья и кухня. Семейные члены имеют свою отдельную комнату, а холостые помещаются по нескольку в спальне. Частные помещения не велики—самое большее, для двух взрослых и трех детей. Общего типа. Кроме кроватей—гардеробный и бельевой шкафы, стол для пись-

127

менных и подобных занятий; в переднем углу божница, окаймленная белой занавесью, с лампадой. Убранство комнат очень однообразно. Однообразная одежда—черная блуза и черные брюки у братьев и темно-синие платья у сестер. Для молитвы утренней и вечерней все члены братской семьи собираются в столовую. На обед и ужин обычно подаются борщ с мясом и каша с салом, с маслом или молоком; на завтрак или суп в семьях, занимающихся физическим трудом, или чай в остальных семьях. Содержание (стол и одежда) каждого члена Братству обходится в год от 105 до 125 рублей. Общие детские служат: две спальнями для мальчиков и девочек старшего возраста, а одна для общих детских игр. Я должен сказать два слова о братских детях. Легко представить себе, что все население Братства связано узами тесного содружества, которое заметно обнаруживается вовне: все знают друг друга, называют друг друга ласковыми именами, члены одной братской семьи имеют общий стол и дом. Дети считаются членами Братства и содержатся на общий счет Братства, независимо от числа их в брачной семье. Все это отражается на детях в высшей степени благотворно. Все они ласковы, доверчивы, приветливы. Бывало проходишь мимо того или другого братского дома, около которого копошится группа детворы в возрасте от 4 до 7 лет. Завидят тебя детишки и подбегают. «Здравствуй, дядя! Как тебя зовут? А где ты был? Куда идешь? Посмотри наши игрушки»... Или проходим, при осмотре братских помещений, чрез комнату, в которой сидит в качалке только-что проснувшийся малыш, и редко кто не скажет ему ласкового приветствия, не тронет его за ручку— а нас было около 25 человек—и он смотрит на всех своими светлыми глазками, улыбается... И всему поселку эти здоровые, веселые и приветливые детишки придают хороший, сердечный вид... Самые старшие из братских детей в настоящее время достигают, кажется, семилетнего возраста. И пред Братством возникает новая задача—создать приготовительную школу для своих детей.

Жизнь каждой братской семьи—общая. Во главе ее стоит старшина, назначаемый Братской думой. Назначается для всех работа или общая, или обнимающая разные стороны

128

потребностей братской семьи. Напр. младшие дети поручаются одной сестре, другая находится при детях от 4—7 лет; одни на кухне. Распорядитель работами действует в согласии со всеми членами братской семьи. Общие вопросы братской семьи решаются на собраниях всех ее членов. Каждая братская семья ведет летопись, которая прочитывается и обсуждается на этих собраниях 1). Между

1) Вот выписка из хроники (учительской) семьи св. Николая Чудотворца за неделю с 28 марта по 3 апреля, прочитанная при нас.

«Идут экзамены, самый разгар, так сказать, их; много разговоров о разных подробностях того или иного экзамена, вечерами иногда чтение сочинений.

Костя (ребенок 4-х лет) стал уже совсем поправляться и Федор Евфимович повеселел. Ожидали приезда H. Н. во вторник, но он телеграммой отложил свой отъезд на четверг, потом на субботу, наконец совсем не приехал на этой неделе. Дорога все ухудшается, погода стоит очень плохая, сырая, холодная, со снегом и настоящими метелями, трудно поэтому бывает даже по хутору пройти. В среду было обычное собрание семьи. Читали недельные хроники за последнее время за март месяц—С. H. К., А. И. И. и И. С. Д. В первой из этих хроник С. Н записал собрание семьи отрывисто и бесцветно, так что главное совсем не было подчеркнуто. Выпущено было серьезное указание семьи, сделанное на этом собрании, на узкий, крайний эгоизм, который проявлялся матерями в стремлении получше подкормить своих детей, выпущен был также случай с улучшением детского супа. Факт был в том, что У. А.. Ч. заподозрила, что суп детский лучше с тех пор, как хозяйки стали им кормить своих маленьких детей, а до тех пор он был худшего качества.

Передавая это подозрение, старшина просил сестер допросить себя в совести своей об этом, потому что, если бы это была правда, то это было бы отвратительное проявление самого черствого семейного эгоизма. На это ответ дали сестры на следующем собрании семьи, записанном И. С. Д.; ответ этот без предварительной записи в хронике С. Н. вышеизложенного факта—является непонятным.

М. И. Л. просила братьев не класть шапок на столе в гостиной, а оставлять их в передней, так как это придает беспорядочный вид комнате. H. K. С. полагал по этому поводу, что можно было бы несколько освободить нашу переднюю от вещей и поставить там столик, на котором и класть шапки. Затем А. А. Л. предложил по вопросу о детском столе несколько примерных обедов для детей и несколько общих замечаний о питаний детей; обсуждать этого не стали. А. H. К. сообщил семье, что родные Л. Ф. К. болеют все время и просят ее приехать месяца на 2. А. Н. думает сам поехать тогда на короткое время и вернуться с Сашей, а Л. Ф. останется уже

129

собою разные братские семьи, независимо от рода труда, равноправны: занятия интеллигентные и административные не предпочитаются физическому труду.

там одна. Разрешение на такой отпуск может дать только Дума, семье же следует только решить, можно ли устроить Сашу; А. Н, думал бы, что он может быть вполне на попечении дежурной. М. И. Л. думает, что для дежурной трудно будет справиться, тем более летом, когда А. Н. нужно будет рано вставать и уходить на работу, к тому же у нас теперь очень мало сестер на дежурствах. Предложили сестрам подумать, можно ли устроить Сашу в таком случае своими силами или нужно просить кого-либо на помощь. Затем Федор Евфимович Чвертка (старшина) спросил всех о взаимных отношениях, нет ли каких либо недоразумений. Все отозвались, что ничего не имеют и довольны. Теперь мы приближаемся ко времени говения, сказал старшина Фодор Евфимович—к Страстной неделе, когда нужно особенно постараться исправить, уладить всякие несогласия и недоразумения между собою, устранить всякое недоброе чувство к кому бы то ни было; нужно нам очищать себя от всякого горького чувства, которому хотя бы и случайно дали мы возможность накопиться в душе. Я хочу поделиться чувствами, которые переживал в это время: у большинства из нас есть уже дети и потому должны быть родительские чувства. Когда заболел Костя и болезнь с каждым днем становилась все упорнее и упорнее, я пережил много горького и тревожного чувства, даже отчаяния временами, которые сменялись надеждой и облегчением на душе при всяком, признаке улучшения в его здоровье. Для меня, я прямо скажу, непереносимым ударом была бы смерть Кости, может быть, это нехорошо, даже грех; говорят же, что если любить кого таким образом, то отымается. Это тяжелое чувство во мне усугублялось еще сознанием полной беспомощности: доктора нельзя было вызвать вследствие бездорожья. И вот оставалось только одно—молитва. Говорят, кто на море не бывал, тот Богу не маливался, и еще, что дети научат родителей молиться Богу; и это правда; эта неделя много мне принесла, многое пережилось. Теперь я надеюсь, что в другой раз я спокойнее отнесусь при таком случае, не с таким волнением; но теперь это было ново для меня. Я хотел этим поделиться с вами, так как уверен, что каждый поймет эти чувства. В такое время конечно особенно дорого участие и я хотел принести свою благодарность всем присутствующим и многим отсутствующим членам Братства за их сердечное участие, за теплые молитвы; мне дорого было заметить каждое крестное знамение при молитве за Костю. Хотя за это время я был совсем оторван от семьи, но мне кажется, что именно в это время я еще более сроднился со всем Братством, так как видел и чувствовал, что жив настоящий дух братской жизни в нас, искренно-сердечное участие друг к другу. Особенно вызывает чувство благодарности, что эти теплые чувства проявляются

130

Я уже сказал, что в Воздвиженской экономии члены Братства составляют собственно лишь администрацию име-

не только к тебе лично, но и к тому, что дорого для тебя. Так ведь и должно быть, нужно, чтобы ребенок одного был дорог всем. Не нужно пропускать нам случая выражать свои чувства в таких обстоятельствах—это сильно роднит и сближает в одну истинно братскую семью.

Все поблагодарили Фодора Евфимовича за то, что он поделился своими чувствами и этим закончилось собрание.

В четверг начали побелку общежития к празднику; белили только общие комнаты, частных на этот раз старшина Фодор Евфимович не разрешил белить. Как обычно в это время в продолжении двух дней было очень плохо в комнатах, негде было что называется приткнуться—где белят, где моют, где загромождено. Небольшое неудовольствие было между старшиной Фодором Евфимовичем и хозяйками; первый был недоволен на то, что некоторые в своих комнатах велели помазать печки и трещины, а хозяйки на нераспорядительность, вследствие чего велено было побелить печки в коридорах и передней уже после того, как были вымыты полы в этих комнатах. На этих днях ослабевший на время интерес к событиям на театре военных действий снова вырос, теперь следят за движением эскадры Рождественского.

Относительно предстоящих праздников в семье говорили, что хорошо было-бы каким-нибудь образом уменьшить Хлопоты на Страстной неделе, можно меньше печь пасох, лучше после праздника испечь свежего хлеба, а то у нас долго еще после Пасхи берегутся совсем засохшие куличи.

Может быть в этом году так и сделают тем более, что сестрам придется очень трудно, так как их мало. Нужно будет просить у Марии Николаевны на это время кого либо из сестер помочь присмотреть за детьми. Е. В. П-ва сама предложила сестрам прийти помогать им печь пасхи, так как будет свободна это время. В субботу у нас были приезжие гости И. А. Б. и И. В. К. Первый приехал познакомиться с Братством, а второй просит принять его в Братство. Б. произвел приятное впечатление, он, видимо, серьезно заинтересован Братством, так как сам предполагает организовать небольшую общину. Он ужинал у нас, в воскресенье обедал, рассказывал, как он посещал Толстого. Второй гость очень молчалив и застенчив, так что впечатления определенного от него нельзя было иметь. В воскресенье не было ничего в виду очень плохой погоды. Утром Г. Г. принес к нам свою маленькую Маню; он после долгого обдумывания и посоветовавшись с доктором решил воспользоваться предложением А. Е. и отдал ей своего ребенка (т. е. по смерти его матери). А. Е. и А. И. охотно по-братски предложили свою помощь отцу. Многие члены семьи были искренно рады такому чисто братскому светлому явлению.

131

ния, да из них же скотники и коровницы при молочном скоте, а все остальные полевые и хозяйственные работы производятся наемными рабочими. Но есть одна семья в Братстве, которая составляет собственно сельскохозяйственную рабочую артель. Она обитает в Рождественском хуторе. Там работают сами братчики, впрочем, при помощи наемных рабочих. Когда мы были на этом хуторе, мы застали братьев за уборкой кормовой травы... В доме нас угостили хорошим квасом: день был знойный... Осматривали мы детский приют.

В некоторых отношениях Рождественский хутор представляет из себя самый интересный уголок Воздвиженского Братства. Более всего, повидимому любопытно знать, как идут работы на этом хуторе, каковы здесь результаты. Разумеется, наблюсти это в свое кратковременное пребывание на хуторе мы не могли. Но вот сведения, которые можно получить из отчетов Братства.

Хутор Рождественский был основан в 1892 году на окраине полей Воздвиженской экономии, в расстоянии 3-х верст от Воздвиженска; он устроен специально для поселения Братской рабочей артели. На хуторе был выстроен дом для братского общежития и скотные дворы; новое хозяйство было снабжено необходимым хозяйственным инвентарем—живым и мертвым; стоимость инвентаря, а также затраты на озимые посевы были записаны на счет новой Братской артели, образовавшейся в большинстве из выпуска воспитанников Воздвиженской С.-х. школы 1892 года. За земли, отошедшие в пользование артели в количестве 233 десятин, была положена ежегодная аренда в сумме 1339 р. 90 коп. Впоследствии арендная плата была заменена обязательством для артели — содержать детский приют, учрежденный на этом хуторе. Учредители Братства смотрели на Рождественский хутор как на практическую школу, куда поступали молодые люди прямо со школьной скамьи и где они могли проявить свои практические

Разумеется другой ребенок доставит много хлопот и неудобств— как А. Е. так и А. И-чу, но они из братского чувства охотно взяли все это на себя. Да поможет Господь А. Е-не во взятом ею на себя ответственном деле, а мы все, особенно сестры, своим отношением, кто чем может, надеюсь, облегчат ей ее задачу.

132

способности. Из лиц, выказавших эти способности, устраивались братские семьи в разных экономиях учредителя Братства, где они ставились на более или менее ответственные должности по управлению хозяйством. Это делалось с единственною целью подготовить членов Братства к самостоятельной хозяйственной деятельности в будущем, после передачи имения Братству, что имелось в виду со времени возникновения Братства. Выбывающих таким образом из хутора Рождественска молодых людей замещали вступающими в Братство воспитанниками Воздвиженской сельско-хозяйственной школы,—людьми менее опытными. Все это, конечно, не могло не отражаться дурно на результатах молодого хозяйства Рождественского хутора, но с этим мирились, сознательно принося в жертву главной цели интересы этого маленького хозяйства. Также дурно отражались на хозяйстве Братства и довольно частые в то время выходы из Братства его членов. В настоящее время Рождественский хутор экономически соединен с Воздвиженским имением, хотя в нем продолжает вестись отдельное хозяйство с отдельным севооборотом и хозяйственным инвентарем. При хуторе состоит теперь 115 дес. пахотной земли и 48 дес. лугов; раньше было пахотной земли значительно больше, но так как она была разбросана отдельными кусками между кустарником и на. окраине владений, за лугами, и представляла почву неплодородную и крайне неудобную для обработки, то ее решено было засадить сосною. Все работы на полях и по двору исполняются членами Братства; наемных людей очень немного и они при первой возможности заменяются членами Братства. То, что в хуторе Рождественском, при таком незначительном количестве обрабатываемой земли, все-таки приходится пока прибегать к наемному труду, объясняется тем, что там, кроме полеводства, довольно в большом размере ведется скотоводство и свиноводство; оттуда поставляется мясо для всего Воздвиженского имения; люди нужны для ухода за садом и питомниками, заложенными в количестве 8 десятин...

В этих сведениях многое остается невыясненным.

Братские семьи находятся в постоянном общении. Их объединяют, кроме обычных братских интересов, празд-

133

ничные собрания и особые братские торжества, напр. прием новых членов. Обращается внимание на «красоту и торжественность». По большим праздникам все одеваются в белое. Прием новых братьев и сестер сопровождается крестным ходом, молебном... Существует Братский знак— крестик. По воскресным и праздничным дням Братство собирается—днем на деловые Братские собрания или на собрания литературно музыкальные, а по вечерам на галерее при доме блюстителя для непринужденной братской беседы... Нам удалось присутствовать на такой беседе...

Остается сказать о том, как Трудовое Братство смотрит на свое будущее,—и мы закончим очерк его строя и воззрений.

Православное Кресто-Воздвиженское Трудовое Братство— читаем мы в Кратких Сведениях о Братстве, изданных в 1905 г. — предназначено быть центральным, как бы колыбелью всех будущих отделений и имеющих из них возникнуть самостоятельных трудовых братств, как в пределах нашего отечества, так и за его пределами. Центральное Братство будет признано законченным, когда по числу своих сочленов окажется в состоянии довольствоваться своими силами, не прибегая к помощи наемных рабочих, когда на всем протяжении братских владений не будет ни одного постоянного жителя, не состоящего членом Братства. Тогда молодые люди, выходящие из братских школ, и лица, вновь вступающие в Братство со стороны, будут приниматься по-прежнему в центральное Братство, а опытные в братском деле полноправные братья получат из основного капитала или доходов с той части имения, которая будет к тому предназначена после смерти последнего из переживающих семьи Неплюевых, ссуду на учреждение нового отделения Братства по договору, заключенному между основателями этого отделения и думою центрального Братства. Отделение может стать и самостоятельным Братством, никогда, однако не прерывая нравственной связи с центральным Братством. Такие братства могут быть учреждаемы не только в селах, но и в городах, избирая своею специальностью труд промышленный и торговый и даже всякие

134

либеральные профессии, т. е. братства докторов, юристов, ученых, художников и пр.

___________

Мы были в Воздвиженске экскурсией человек в 25,— большинство составляли студенты нашей академии. Пробыли в Воздвиженске три полных и два неполных дня. H. Н. Неплюева не было дома, — и мы пользовались гостеприимством его матушки Александры Николаевны, которая несет обязанности Попечительницы Преображенской с.-х. школы, и сестер — Марии Николаевны (Уманец), которая руководит воспитанием девушек, и Ольги Николаевны, которая заведует Янпольским детским общежитием. Со стороны Братства нас принимал Федор Евфимович, управляющий Воздвиженской школой, и Василий Михайлович, состоящий личным секретарем H. Н. Неплюева и представлявший его в его доме, в котором мы жили. Нас встретили в высшей степени радушно. Удобства, которыми было обставлено наше пребывание, и сердечная любезность хозяек оставили в нас самую приятную память. Были приняты все меры, чтобы дать нам возможность использовать время, бывшее в нашем распоряжении, для всестороннего ознакомления с братской жизнью. Конечно, мы не можем сказать о себе, что на месте изучили во всей полноте братскую жизнь; но чтб можно было видеть, и узнать в три дня, мы видели и узнали. Что прежде мы знали из книг, теперь предстало пред нами в качестве живой действительности; слова, формулы, цифры приняли для нас плоть и кровь; мы видели картину братской жизни и почувствовали ее атмосферу. Нужно было видеть, как братские детишки при первом удобном случае бесцеремонно взбирались на колена к Александре Николаевне, чтобы понять, какая здесь царит простота сердечных отношений. Мы видели школьников за работой в мастерских и подивились их силе и ловкости; мы беседовали с членами старшего Братского кружка и не менее подивились той самоуверенности, с какою они отвечали определенными словами по всем вопросам христианской жизни,— очевидно, всякие сомнения устранены от них прежде, чем могли в них возникнуть. Нам хотелось поговорить и с кем-нибудь из учеников, не числящихся в братских

135

кружках, но нам это не удалось. Нам назвали одного из старших, как упорно отказывавшегося вступить в братский кружок но когда мы с ним встретились, выяснилось, что он уже заявил о своем желании зачислиться в младший Братский кружок. О том, что Воздвиженску, изобилующему лесами и парками, недостает проточной воды, мы уже знали из описаний Воздвиженского Братства, но нужно было лично посетить Воздвиженск, чтобы видеть странное обстоятельство: все женщины и девушки Крестовоздвиженского Братства нецветущи, — и на всех лежит какая-то печать грусти. Я называю это обстоятельство странным, потому что женщины в Братстве не изнурены работой и находятся в благоприятных физических условиях. Я говорил об этом с членами Братства и мне отвечали: «Мы это знаем. На это печальное обстоятельство в Братстве уже обращалось внимание, но не известны причины его». Может быть, эта печать грусти и эта тень аскетизма неотъемлемый признак христианства?..

Накануне нашего отъезда из Воздвиженска, вечером воскресного дня, собралось все Братство в доме H. Н. Неплюева, в котором мы обитали, и наша беседа на веранде этого дома затянулась до позднего часа. По желанию своих студентов, я сказал коротенькую речь Братству. Не могу сейчас воспроизвести буквально того, что у меня тогда вылилось под живым впечатлением всего виденного и слышанного... Сказал я, что наши экскурсанты являются здесь—и кажется первыми — представителями богословской науки, что по существу между задачами Братства и задачами богословской школы находится тесная связь и между нами должно быть живое общение. Здесь стремятся на практике осуществить то, что мы изучаем в теории, и дело Братства для нас полно интереса как один из опытов, без отношения к которым наша богословская наука является отвлеченною и схоластическою. Мы, богословы, должны внимательно изучать то, что здесь делается. Но и представители Братства должны быть внимательны к нашей богословской науке, если хотят быть чуждыми сектантской исключительности и партийной односторонности. Миновали те времена, когда богословская наука была мерт-

136

вым изучением мертвого материала; ныне мы прямо и смело смотрим в глаза самой жизни, не сторонимся от ее запросов и принимаем самую откровенную постановку религиозного вопроса. Если на стороне Братства преимущество живого опыта, то на нашей стороне преимущество широкого исторического горизонта и объективного беспристрастия, не суженного оградой^ одного лишь двора, хотя бы и просторного. Мы ставим для себя задачей проследить всю историческую даль христианского опыта и ознакомиться со всеми его явлениями в современной жизни, которые можем сравнивать... И вот в эти дни мы проехали почти всю Россию от холодного севера до жаркого юга... И мы можем засвидетельствовать, что нигде не встретили такого своеобразного уголка. Эти сердечные отношения братьев и сестер, эти объединяющие всех высокие христианские задачи, это радушное гостеприимство, которое мы здесь нашли, сделают для нас навсегда памятными дни, проведенные здесь... Поблагодарив Братство за его гостеприимство и за те удобства, в которых мы знакомились с его жизнью, я просил простить нас, если мы слишком назойливо заглядывали в каждый уголок, в их души, если мы в своих беседах, особенно с учениками, ставили искушающие вопросы: это проистекало единственно от нашей любознательности, от нашего желания все выведать, все видеть и слышать, но никак не от нашего недоверия к их делу. Мы хотели только узнать и даже воздерживаемся от критики, так как не хотим ослаблять живых впечатлений... Впрочем в эту минуту, близкую к расставанию, считаем вероятным желание членов Братства знать наше мнение об их деле. Но мнение каждого из нас есть личное мнение, которое ничем не может быть стеснено, но и не может иметь какого-либо обязательного значения. Если угодно, я могу высказать свое мнение, рискуя быть непонятым, так как оно исходит из некоторого мировоззрения, Братству конечно неизвестного, но оставляя за собою право впоследствии высказаться полнее и яснее. Я ценю с христианской точки зрения лица, а не формы. И во всем деле Братства я вижу и ценю дело одной личности—его основателя. Все члены Братства для меня пока не деятели, а благотворимые, при чем форма

137

их жизни интересует меня исключительно как форма благотворения по отношению к ним, Но не как самобытное начало новой жизни, на которое возлагают большие надежды... Конечно, и каждый ученик, усовершившись, может быть как учитель и даже выше его. Но это дело будущего. И мы от души желаем, чтобы каждый из членов Братства не почил на полученном, но стал бы живым подражателем своего учителя...

Сердечно простились мы с Братством...

_________

Крестовоздвиженское Трудовое Братство имеет много друзей, с которыми находится в деятельных и разнообразных, преимущественно письменных сношениях, и много недоброжелателей, от которых старательно отписывается. Среди последних особенно известен Ив. Абрамов, написавший брошюру В культурном скиту (среди неплюевцев), заклейменный среди членов Братства именем ренегата. В этой брошюрке указывается на соглядатайство, ханжество и лицемерие, которые порождаются системой воспитания, принятой в Воздвиженских школах, на гипнотизирующее и подавляющее всякие проблески индивидуального развития влияние личности г. Неплюева на учеников, на барскую театральность приемов, которыми обставляется его отношение к школе и Братству, на его любовь к красивой фразе, на сантиментальную и удушливую атмосферу постоянных поцелуев, речей, адресов, на паразитарную жизнь братчиков и на дурное экономическое и санитарное положение рабочих в экономиях г. Неплюева. С своей стороны я рекомендую брошюрку Абрамова (и названные в ней статьи других отзывов о Братстве) вниманию всех, кто заинтересован именно в практической стороне братской жизни, кто напр. хотел бы, при возможности, применить ту же систему воспитания к какой-нибудь школе. Я принципиально не против такого рода критики, какая применена в брошюрке Абрамова, т. е. рассмотрение закулисных мелочей, которые могут набрасывать тень иронии и подозрения на громкое дело. И во всяком случае представители Братской системы должны считаться с голосом тех, которым они благодетельствуют, которых они воспитывают: если с этой стороны раздается протест про-

138

тив железной дисциплины и шпионства, то это не может быть для них безразличным. Пусть, наконец, это только неудавшиеся, ренегаты, но ведь и они были в этой системе, они могут быть названы жертвами ее. Если бы только одна такая жертва была заложена в основу братской жизни, то и это уже заставило бы нас призадуматься.

Я принципиально не против такой закулисной критики, но лично я далек от нее. Признаюсь в своей неосведомленности с этою стороною братской жизни,—поэтому я не могу проверить этого отзыва, не высказываюсь ни за него, ни против него. Я не собираюсь устраивать школы, не беру на себя составление уставов,—мое внимание поглощается идейною стороною дела. Я склонен понимать людей и объяснять их действия в лучшую сторону. Конечно, могут смешиваться с хорошими и дурные мотивы, хорошее в общем дело может иметь смешные детали, но это важно лишь для того, как смотрит на самую форму, а не для того, кто смотрит на суть дела. Если и правда, что в этом случае к хорошему присоединяется смешное и к великому мелочное, то ведь не трудно предположить, что в другом случае этого соединения могло бы и не быть. По существу, дело нужно судить в основном, а не случайном. Я и ставил задачею своего очерка так изобразить основу и жизнь Братства, как та и другая предносятся взору самих учредителей и членов Братства. И думаю, что в этом отношении на меня едва-ли могут посетовать деятели Воздвиженска. Меня скорее можно упрекнуть в противном, что я при описании слишком близко держался буквы братских уставов и не внес достаточно деталей. Но я и хотел очертить основную сторону братской жизни, т. е. лучшую возможную братскую организацию, не заподозривая никого в неискренности. И теперь я хочу сделать несколько замечаний с этой же существенной точки зрения—во исполнение своего обещания Братству.

Важнейший недостаток в религиозном мировоззрении H. Н. Неплюева тот, что в нем не обеспечивается свобода автономной разумной личности. Не только вообще каждый религиозен по-своему, но и в частности христианская религия каждым усвояется, если только усвояется, во свете личности,—усвоенное христианство не есть общая формула.

139

а личное творчество. Это по смыслу евангелия. Поэтому настойчивое желание учредителя Братства, чтобы члены Братства думали его мыслями и говорили его словами, не может иметь перспективы долговечности. В этом случае даже недостаток литературного таланта, вполне понятный у практического деятеля, отсутствие литературно изящной закругленности системы и афористических формул, возбуждающих самодеятельность мысли и создающих сектантскую изолированность, может сыграть неблагоприятную роль, несмотря на утомительное повторение одних и тех же мыслей и слов. Прочна лишь та система, которая рассчитана на свободное творчество грядущих поколений. То же следует сказать и относительно практических форм жизни. Если формы не претендуют на сакраментальное значение, если они не подводятся под категорию мертвого и тяжелого долга, то их увековечение в лучшем случае вызовет протест, в худшем создаст лицемерие. В предисловии Н. Горбова к Сельской школе С. А. Рачинского рассказывается следующее. «...После ужина мой помощник и друг, Роман Степанович Крылов, также бывший ученик Рачинского (ныне уже диакон), обыкновенно молился один в опустевшем классе. Я не входил туда, чтобы не мешать ему. Между тем начал я замечать, что часто в спальне (она же и столовая), где после ужина оставались ученики, недостает несколько мальчиков, преимущественно из старших: Взглянул я раз в класс и вижу: перед иконой молится Роман, а поодаль на коленях стоит кучка ребят, что они начали приходить потихоньку, стараясь быть незамеченными, в класс,—и тоже молились». Не правда ли, чудная картина? Христос был с этими потихоньку приходившими помолиться. Но послушайте дальше. «Потом они упросили Романа вычитывать все молитвы вслух. Таким образом сама собой, по желанию самих же ребят, вечерняя молитва расширилась, и теперь на ней прочитываются уже все молитвы на сон грядущим, для поддержания бодрости прерываемые пением»... Потом, конечно, для поддержания бодрости придется прибегать к дисциплинарным мерам, бороться с разговорами и смешками во время молитвы, повторить все то, что теперь проделывается во всех духовных семинариях.

140

Как не поймут люди, что переход от добровольного дела, выливающегося в свободную форму, к обязательной форме есть самый решительный, что это величайший грех — осквернить святую свободу религиозного творчества номистическими кандалами. В брошюре А. Лютецкого Самобытное воспитание передается, что организация братских кружков в Воздвиженской школе возникла свободно. Это прекрасно. Но она и должна продолжаться свободно. Если же на внекружковых смотрят косо, то стало быть ангел свободы давно отлетел на небо, а на его месте вселилась мертвая дисциплина. Ничего так не нужно избегать, как лицемерия. Христос время от времени спрашивал своих учеников: «не хотите ли вы отойти от Меня"? А простым смертным учителям нужно повторять такие вопросы пред своими учениками ежедневно. Из трех учеников старшего Братского Кружка на мой вопрос: «на чьей стороне у вас соблазняющие выгоды, кто из вас герои— вступающие в кружки или остающиеся внекружковыми?» — двое ответили: «конечно, мы герои царства Божия», а третий сказал: «ну, что вы? Чтобы не вступить в кружок, нужно быть героем»... В пределах школы воспитание можно основывать на внушении и дисциплине, но мысль, что этим путем можно создать деятелей жизни и пересоздать самую жизнь, нужно назвать утопией. Искусственная изоляция не может быть признана серьезной мерой. Прежде всего, в отношении к внутренним пределам самой колонии—на чем основываются надежды на долговечность воспитательного значения заведенного строя? Руководящие правила в братстве и школах его пестрят словами «должен», «должна», «должны», повторяющимися сотни раз. «Воспитанники должны понимать... должны помнить... должны сознавать. Субботний круг должен быть»... И так далее. Что это— пророчество на основании новооткрытых сил и законов или непререкаемое законодательство в надежде на новые силы, привитые человечеству? Если ни то, ни другое, то это пустые слова. И их бессилие скоро окажется. Исходя только из прожитой истории христианства, легко предвидеть распадение колонии. Дело в следующем. В Братстве подрастают дети. Кто поручится, что все они свободно воспитаются в духе Братства, что половина их не потребует

141

свободы младших сыновей—свободы (не говорю жить распутно) по своему мыслить, по своему молиться? Достоевский самым страшным злом каторги называл то, что несчастный лишается возможности остаться в одиночестве. Побыть время от времени одному с самим собою—это такая святая потребность. Религия преимущественно есть дело одинокой личности. Помолиться своему Богу, своему Отцу Небесному—это в иные минуты и для иных натур столь же необходимо, как в другие минуты и для других натур объединиться в молитве. Для иных дороже всего мыслить своими словами, составить свою систему мировоззрения, попытать свои пути... Ныне члены Трудового Братства оставляют отца и мать; придет время, и они станут в коллизию с своими детьми. Не трудно оставить отца и мать, труднее—бросить детей. И пред Трудовым Братством возникнет дилемма: или извергать вместе с неудавшимися детьми их родителей, или расширить свободные условия пребывания в Братстве. О том, что дети духовенства должны посвящать себя тому же служению, наговорено много красивых слов; однако этот порядок сделал из духовенства простых наемников. В более широких размерах подобное понижение нравственного уровня пережило все христианство, лишь только все дети христиан стали считаться христианами. Как может избежать одинаковой судьбы и Воздвиженское Братство?...

Много важнее вопрос об отношении Братства к окружающему миру. Трудовому Братству постоянно приходится слышать такое возражение: «Братство замыкается, живет своею обособленною жизнью и не приносит никакой пользы окружающему обществу». В ответ на такое возражение учредителем Братства составлена брошюра Жизненное значение трудовых братств церковное, государственное и общественное—беседа для друзей и врагов. Здесь учредитель Братства пишет: «Если мы не берем на себя судить тех, кто не приступает к делу устроения жизни на началах веры, любви и мира, не считая себя в праве оскорблять их публичными выговорами за это, справедливость требует, чтобы и мы не подвергались оскорблениям публичных выговоров за то доброе дело, которое бескорыстно и самоотверженно созидаем на пользу общую... Обвинять

142

нас в том, что мы излишне обособляемся, со стороны лиц посторонних нашему делу несправедливо, жестоко и оскорбительно для нас как суд над совестью нашею»... На это следует ответить, что можно не судить лиц и судить принципы их деятельности. Если бы члены Трудового Братства просто жили, как им хочется, то их жизнь не имела бы принципиального значения и они в праве были бы требовать, чтобы их оставили в покое, но они претендуют на то, что осуществляют в своей жизни христианские принципы, и потому лица посторонние могут судить о принципах их речей и дел,—тем более, что в основе их идеи лежит резкая критика всего наличного строя жизни и мысль, что форма Братства есть единственная форма осуществления христианства. Это, как хотите, смелый вызов всем посторонним лицам высказаться об их деле. Все, принимающие близко к сердцу вопрос христианский и вопрос общественный, должны решить: 1) осуществляется ли идея христианства в форме Трудового Братства и 2) дает ли форма Братства решение общественного вопроса?

Автор брошюры пишет: «То, что мы делаем, не ново, а старо, как христианство. Это именно то, что во все века проповедовалось с церковных кафедр, что заповедано нам Спасителем мира. Ново только наше отношение к вере. Ново то, что мы от слов перешли к делу, от проповеди словом к проповеди делом. Нова та степень осуществления правды, которую мы от себя требуем, та степень практического осуществления веры и идеалов, возможность которой мы на деле доказываем»... Нет, нова в истории христианства столь сознательно и прямо высказанная мысль об обособлении христианской общины от окружающего мира в деле благотворительности. Враг древнего христианства и защитник язычества свидетельствовал: «иудеи не имеют у себя нищих, нечестивые галилеяне (христиане) питают наших вместе с своими»... Тертуллиан говорил язычникам: «наше милосердие дает более на улицах, чем ваша набожность в храмах... Если все люди имеют любовь к своим друзьям, то особенность христиан состоит в том, что они любят даже и тех, которые ненавидят их»... В неограниченности своих благотворений церковь всегда видела признак своей уни-

143

версальности и вместе с тем средство для победы над всем миром. Этому вечному христианскому принципу Трудовое Братство сознательно изменяет, разрывая таким образом христианско-общинное дело от дела общественного.

Дело общинное не то же, что дело общественное, а христианство в том, чтобы благотворение общины расширить до пределов общественных. Единение внутри общины еще может не победить опасного уединения. Вот относящаяся сюда страничка из сочинений самого H. Н. Неплюева. «Уединение, пишет он, может быть одиночное, может быть семейное, может быть кружковое. Человек, выбравший из всего человечества любящую и покорную жену и кроме нее Да покорных себе, вполне от него зависимых, детей, никого и ничего знать не желающий,—разве это не представитель самого грубого семейного эгоизма, расширенное «я», уединившееся от всего остального мира? Такой человек может иметь обширные деловые и социальные связи, но это будет только внешнее соприкосновение с толпою, общение биржи и раута, а не христианское общение нежного братолюбия. Он и семья его—обособленный, замкнутый мир, уединившийся от всех, не желающий интимного, братского единения ни с кем... Можно и из целого кружка лиц, из целой партии, даже из целого народа, из целой церкви сделать для себя одну большую фиктивную семью, соединенную какими-либо материальными интересами, фанатизмом, национальною или исповедною гордостью и все это не будет христианским братским общением, а тем же эгоистическим обособлением еще более расширенного «я», уединенного от всего остального мира»... Автор этих строк глубоко убежден, что обличенное в этих словах уединение чуждо Трудовому Братству, что оно существует по совершенно иному принципу. «С христианской точки зрения истинно братское общение только там, где люди соединены живою верою в общего Отца Небесного»... Он полагает, что только вера в общего Отца дает истинное общение внутри самого Братства и что такое внутреннее единение имеет только Братство. Но это ошибочно думать, что вообще крепкая и нежная любовь возможна только в христианском обществе. Нет, л язычников может соединять между собою крепкая лю-

144

бовь, и мытари могут быть нежны в отношении друг к другу. Отличие истинно-христианской любви от любви языческой, от любви семейной и кружковой, не в том, что только она есть крепкая и искренняя любовь, а в том, что семейная и кружковая любовь ограничивается пределами семьи и круга, тогда как христианская любовь выступает за пределы христианской общины. «Любите врагов ваших. Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники"? Трудовое Братство хочет оградить себя от этой логики христианской любви. Его основатель рассуждает так: «Обвинение Трудового Братства в замкнутости и обособлении сводится к требованию от нас братских отношений не только между собою, но в той же мере ко всем без различия. Таких обязательств мы на себя не принимали и не примем; я совершенно отвергаю право у окружающего нас общества предъявлять к нам такие требования. Самое понятие «братство» заключает в себе требование взаимности. Есть логика братская и есть логика анти-братская». Т.-е. с братьями нужно жить по-братски, а с прочими так, каковы они сами. Братские отношения ко всем были бы, будто, лживым отношением. «Мы даром не отдаем окружающему нас миру продукты нашего труда и вообще не доставляем ему братских выгод, пока он не желает принять на себя братский подвиг. Бот почему мы не согласны обманывать народ и заигрывать с ним на почве братских отношений», т. е. улучшать материальное положение наемных рабочих и благотворить окружающему населению. Итак с хорошими по хорошему и с злыми по злому. Принцип поражает своею простотой. Но это есть ветхозаветный принцип: любить ближних и ненавидеть врагов. Христианство открыло миру совершенно другой принцип. Нужно любить не только ближних, но и врагов,—мало того, не только добрых, но и злых. Это именно значит любить совершенною любовью Отца Небесного, Который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Единственное условие (conditio sine qua non) того, чтобы об-

145

щина приобрела христианский характер, это если община, благотворит не только своим, но и чужим, не только добрым, но и злым, не только праведным, но и неправедным. Только в этом единственном случае естественная любовь перерождается в религиозную, христианскую. Иначе будет кружковая любовь людей, соединенных материальными интересами и взаимным преследованием идеи, — рабочая ассоциация... Никто не говорит, что окружающее общество имеет право предъявлять к Братству какие-нибудь требования. Дело совсем не в этом. Дело в самом Братстве. Если бы, — повторю еще раз, его члены жили так просто потому, что им так хочется, то ни о каких правах окружающего общества не было бы речи. Но Братство претендует быть выразителем христианской идеи, с резким суждением по адресу всех, кто живет иначе. Это иное дело. В этом дается основание прилагать к Братству известный критерий для суждения о его делах. «От слов своих оправдаешься,—и от слов своих осудишься». Каждый судится по своим принципам. Каждый в своей совести и в своем исповедании носит меру своего суда. Претендующее быть единственным носителем в современной жизни христианской идеи, Крестовоздвиженское Братство обязано стоять на высоте этой идеи, должно быть судимо по этой идее. А оно не стоит на этой высоте, оно понижает христианский идеал. За рассуждениями, что только этим путем христианство приобретает жизненное значение и верующие получают определенную программу, мы признаем известную силу. Ну и пусть в таком случае прямо и открыта скажут, что христианство в своей евангельской высоте неприменимо к жизни, не может создать общины, есть чистая утопия, это по крайней мере будет откровенная и искренняя мысль. Как искренняя, она будет иметь свою цену. Но мы решительно отказываемся понять, почему Братство может накоплять свое благоденствие, тогда как для отдельного христианина это невозможно, так как его окружает вопиющая нужда, назойливо вымогающая его сочувствие и жалость. Что же, Братство может купить себе дорогую роскошь обособленности от окружающей нужды и страданий?! Какою же ценою? Иди прочь, беднота и нужда, — мы помогаем друг

146

другу!.. Это все, что хотите,—только это не христианство... Это какая-то эволюция в отношениях «русского помещика» к «русскому крестьянину», эволюция рабочего вопроса, но не эволюция христианства.

Посмотрим теперь на общественное значение Братства. В названной выше брошюре читаем: «Трудовое Братство являет собою полезный для Церкви и Государства опыт стройной организации и сплочения прихода, опыт оздоровления и оживления общественной клетки церковного и государственного организма, что так необходимо для здоровья живого организма Церкви и Государства, организмов, на здоровье которых не может не отражаться губительно болезненное состояние живых клеток, их составляющих. Для Церкви и Государства тесно сплоченное и стройно организованное Трудовое Братство является лучшею гарантией неизменной верности им и практического осуществления в жизни их идеалов мирного преуспеяния страны и мирного прогресса». Т. е. Трудовое Братство есть часть государства и церкви. Чем более благоустроена и чем более благоденствует часть, тем лучше целому. В этом общественное значение Трудового Братства. Против этого спорить трудно. Но такое общественное значение может иметь и эгоизм кружковой или семейный. В семье особенно указывают гармонию личного эгоизма с интересами целого. «Чем эгоистичнее семья, тем—говорят—она замкнутее в себе, отрезаннее от мира: и тем более собирается тепла в ней, главного жизненного условия детей, будущих сограждан отечества. Чем эгоистичнее муж, тем он требовательнее к жене: строже блюдет ее верность, как жены, и преданность детям, как матери. Опять выигрывает, от эгоизма мужа, интерес общества, коего прекрасным членом является таковая жена и мать. Жена эгоистичная—она держит мужа: тогда—растет хозяйство, избыток, все части собственности нации. Таким образом здесь чем больше кто себе требует, тем более он всем дает». Да что семья? То же можно сказать и об индивидуальном эгоизме и благоденствии. Чем лучше мне, тем лучше государству, так как я часть государства. Так именно рассуждает известный сторонник экономического индивидуализма, Бастиа, утверждающий, что

147

личный эгоизм находится в естественной гармонии с общим интересом и каждый, заботясь о себе, тем самым служит обществу. Все это так, разумеется. Но это только посредственное служение обществу, это только натуральное (а не моральное) совпадение эгоизма с общественною пользою, поскольку эгоизм в известных границах совпадает с общественным благом. Однако государство не есть только сумма индивидуумов и отдельных союзов. Государственные и общественные порядки имеют объективное существование и оказывают влияние на жизнь индивидуумов и отдельных союзов. Государственные и общественные нужды требуют от граждан и непосредственного внимания. В положении Минина послужить обществу значило пожертвовать женой и детьми, а не сохранять семейный эгоизм. В положении помещика рабовладельческой страны жалкий минимум нравственности поддерживать свое семейное или сословное благоденствие. При известных обстоятельствах эгоизм и общественная польза сталкиваются; некоторые острые общественные нужды требуют прямого внимания со стороны индивидуумов и кружков и даже жертвы индивидуальными, семейными и кружковыми интересами. Заведенный порядок только поддерживает общественную жизнь. Всякий прогресс общества, всякий подъем его на высшую ступень совершается сознательными усилиями свободных деятелей. Есть же различие между каким-нибудь полипняком или трубчатником и человеческим обществом. У трубчатника (сифонофоры) одни члены служат питательными органами, другие плавательными и т. д. Каждые служат целому, отправляя свои специальные функции и только этим путем. Но человеческое общество прогрессирует только потому, что его члены сознательно относятся к общему делу, к общественным вопросам, служат общественным нуждам. При недостатке внимания к общественному делу, застывшие порядки начинают неблагоприятно действовать на состояние кружков, семей и индивидуумов. Несомненно, и в стране рабовладельческой или в стране, придавленной бюрократическим режимом, могут быть некоторые индивидуумы, или сословия, или кружки особенно благоденствующими, но это именно паразитарные члены, у которых самое благо-

148

денствие может быть лишь чисто физиологическим и неизбежно сопровождается духовным понижением. Самое безучастие к жертвам общественного строя является свидетельством об их нравственном разложении. Здесь не может быть выбора—необходимо выйти из скорлупы индивидуального, семейного или кружкового эгоизма на более широкую арену общественной деятельности.

Представители Крестовоздвиженского Трудового Братства думают, что оно имеет и прямое общественное значение. «Обособляясь от окружающего нас общества в размере требований совести нашей, мы, говорят члены Братства, однако имеем, несравненно большую степень общения, не только между нами, но и с окружающим нас обществом, чем могли бы иметь вне Братства. Многие этого не понимают, для многих это не очевидно только потому, что общение это имеет более систематичный характер и иные формы, чем те, к которым привыкли в рутине окружающей нас жизни». Такие вводные слова повышают внимание читателя к следующим строкам. Оказывается, существуют систематичные сношения Братства с обществом, лишь отличны они от шаблонных и рутинных, лишь не замечаются они по их крайней своеобразности. Что же это за формы сношения? «На братство наше мы смотрим, как на живую книгу, раскрытую для чтения всех, от ученого до неуча, от знатного до простолюдина, для всех, кто пожелает читать ее, не считая себя в праве писать на страницах ее, что вздумается, книгу, более убедительную и красноречивую, чем все, что мы могли бы сказать в защиту и разъяснение жизненной правды веры и самых возвышенных гуманитарных идеалов». Это значит, что опыт братской жизни, практикуемой в Воздвиженске, есть спасительный для всех образец, целительный для общества пример, при чем, разумеется, не вина Братства, если не понимают этого значения его и не желают его использовать. «Именно в этом высшая общественная заслуга наша, способная, при доброй воле понять нас и воспользоваться жизненным опытом нашим, стать истинным общественным благодеянием»... И Братство не только молчаливо совершает спасительный пример,—»двери Братства нашего широко раскрыты для всех, кто захочет посетить

149

его и на месте с ним ознакомиться, будь то представитель самых высших слоев общества или простой крестьянин».

Разумеется прием гостей, на который в Братстве ассигнуется до 800 рублей в год. Этого мало. «Теория нашего дела и животворящий дух его подробно выяснены в четырех томах полного собрания моих сочинений. Именно в этих формах, наряду с воспитанием души народной к дисциплине веры и любви, в лице тех детей народа, которых мы воспитываем, горячо желая сделать их достоянием Божиим и братьями нашими по достоянию Божию—делу Братства Трудового, мы и полагаем самое широкое и самое полезное общение с окружающим нас обществом».

Таковы четыре главные формы общения Братства с обществом. Нужно сказать особо о последней форме. На Воздвиженския школы отпускается государственных средств что-то около 5000 рублей и Государство ставит этой школе целью распространение в народе основных сельско-хозяйственных познаний. Братство же с своей стороны прилагает старание удержать учеников школы в пределах Братства, и это именно называется четвертою формою общественной заслуги Братства. Кажется, здесь мы имеем образчик совершенного извращения понятий. В том, что Братство не выпускает учеников школы в народ, а удерживает их у себя, проявляется несомненная противообщественная тенденция Братства. Это ясно, как Божий день. Поэтому формами сношения Братства с обществом остаются три—пример братской жизни, поясненный гостеприимством и печатным словом. Эти формы оказываются недействительными, что дает повод к негодованию учредителя Братства. «Не наша вина, восклицает он, если не желают вступать с нами в те формы общения, которые логично вытекают из самого дела нашего. Не наша вина, если, живя в непосредственной близости от нас, даже в пределах Глуховского уезда, относятся с таким презрительным невниманием ко мне и делу Трудового Братства, что сочинений моих не читают и дело Братства Трудового на месте не изучают»... От этого негодования г. Неплюева веет глубокою искренностью, но оно еще более несправедливо.

Не один основатель Крестовоздвиженской колонии бро-

150

сает подобный упрек человечеству—это прием всех утопистов, это судьба всех самообольщенных мечтателей. Утопия есть надежда на водворение в мире золотого века, основанная не на знании реальных сил, действующих в человечестве, а на проекте автора той или другой утопии. В этом и трагизм всякого утописта: он глубоко убежден, что стоит только человечеству осуществить его проект—ну, для пробы, ну, на один день—и счастье человечества обеспечено. Однако человечество нимало не склонно проделывать над собою эксперименты, угодные кому-нибудь. Отсюда негодование утописта... Тут могла бы помочь только объективность взгляда, до которой одностороннему увлечению слишком далеко. Возьмем пример издалека. Известный Фурье надеялся, что проектированные им фаланстеры исключительно силою примера, своею привлекательностью, изменят социальную жизнь человечества. Можно указать примеры и ближе к нам. Наш Толстой уверяет, что стоит только одному человеку понять жизнь так, как учит его понимать ее христианство, и начать жить так и за ним сделать тоже другому, третьему, сотому, для того, чтобы разрушился тот заколдованный; круг общественной жизни, из которой по-видимому нет выхода. «Пусть только каждый человек сейчас же в своей жизни, по мере сил своих, исповедует ту правду, которую он знает, или хотя, по крайней мере, пусть не защищает ту неправду, которую он делает, выдавая ее за правду, и тотчас же в нынешнем году совершились бы такие перемены к освобождению людей и установлению правды на земле, о которых мы не смеем мечтать и через столетия». И рядом с этими серьезными мыслителями сколько пошляков, тоже мечтающих и негодующих! Вот книжка К. Мережковского Рай земной или сон в зимнюю ночь. Нелепейшее размазывание половых мерзостей, — и это проект осчастливить человечество. Жалкий автор, от которого талант так же далек, как от земли небо, однако искренно презирает человечество, которое—он предчувствует—не поймет благодетельности его проекта... А вот кучка не менее жалких стихописателей, думающих, что они открыли «неведомую миру религию», что они перерождают человечество..

151

«Стихийные силы разражаются в поэзии Брюсова землетрясением»... Будто?.. Будьте покойны, ни одно стекло не разобьется от этого землетрясения... Конечно, мечты и слова благородных утопистов не сравнить с этими бреднями, но их негодование столь же смешно. Да разве не то же делает жалкими всех официальных проповедников христианства? Ведь, представьте себе, у нас—допустим— 35000 проповедников. Каждый из них, много или немного раз, скажет прекрасное слово о христианской любви и братстве. Если бы хоть одного из них, хоть на один день послушался русский народ, какое это было бы чреватое последствиями событие. Да в том-то и дело, что эти слова бессильны. О, это прекрасные по содержанию слова, но в них нет реальной силы! И потому негодование проповедника смешно. Есть слова и есть реальная сила. Реальная сила есть та, которая действительно проявляется, если не задерживается препятствиями. Негодование в этом случае может иметь значение лишь то, что оно свидетельствует об отсутствии общественного значения слова или примера. Не слушают и не читают, следовательно, слова и речи не имеют общественного значения. Если бы вопрос был об юридическом оправдании, тогда имела бы смысл защита: «я сказал или показал, а дальше не моя вина». Но ведь юридически никого не обвиняют, а говорят только о фактическом отсутствии общественного значения... Да и кроме того, не слишком ли этого мало: «сказал слово и показал пример?»... Не в наше бы время слушать такие жалкие слова. Ныне для всякого мыслящего человека не подлежит сомнению, что благосостояние и даже нравственное благообразие толпы (исключая немногих передовых деятелей или минут нравственного подъема) зависит от общественно-экономического строя. Измените общественно-экономический строй, и тогда вы в праве ожидать нравственного и экономического благоустроения личного и семейного. И во всяком случае, если личная благотворительность имеет ограниченные и даже ничтожные результаты, то переход от нее к общинному устройству в силу простой логики не позволяет остановиться и на этой ступени, но заставляет переходить к следующей — к активно-общественной деятельности.

Подведу итог сказанному. Я даю Крестовоздвиженскому

152

Трудовому Братству дружеский совет: а) предоставить личностям—членам Братства больше субъективно-религиозного простора, нормируя лишь внешне общинные отношения братчиков, и б) открыть возможно-широкую благотворительную деятельность в отношении к окружающему населению, не отказываясь от активно-непосредственного участия и в общественно-экономических вопросах.

Было бы для меня крайне печально, если бы эти мои рассуждения были поняты как результат моего нерасположения к Братству,—это было бы так несправедливо! Напротив, я говорю все это именно потому, что смотрю вполне серьезно на дело Братства и отношусь к нему с искренним уважением, признавая его заслуживающим всестороннего внимания и изучения. Это ясно из каждой строки моего описания. Только я не принадлежу к числу людей, для которых в христианстве все до прозрачности ясно и все христианско-общественные проблемы суть легко разрешимые задачи с одним неизвестным. Я думаю, что в христианской задаче много неизвестных и что нужно начать научное изучение современного отношения христианства к жизни, современных опытов христианского делания: нужно собирать материалы, сравнивать, классифицировать, делать выводы. Поэтому-то объективно-научный взгляд беспристрастного наблюдателя имеет свою ценность наряду с деланием в той или другой частной форме. И было бы с моей стороны подлинным неуважением к делу Братства и неблагодарностью ему за его гостеприимство, если бы я ограничился гимнологическими чувствами и дилетантскими мыслями, если бы я только восторгался. Я считаю долгом высказать те суждения, которые подсказываются мне моими религиозными убеждениями и общею точкою зрения на всякие формы христианского дела. Да и суждения мои не только не касаются личностей, которые для меня всегда священны,—они слегка лишь касаются самого дела,—они относятся главным образом к книгам основателя Братства, к данному им определению братского принципа, к словесному выражению его. Хотелось бы, чтобы к моим суждениям члены Братства отнеслись с тем братским чувством, которым и мне внушены мои слова и мысли, и с тем благоговением к высокому христианскому идеалу, пред которым мелки все наличные дела человеческие.

__________

Страница сгенерирована за 0.13 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com