Кирилл (Гундяев), патр. Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний

СЛОВО ПО ОКОНЧАНИИ ВЕЛИКОГО ПОВЕЧЕРИЯ
В ПОНЕДЕЛЬНИК ПЕРВОЙ СЕДМИЦЫ ВЕЛИКОГО ПОСТА

В УСПЕНСКОМ КАФЕДРАЛЬНОМ СОБОРЕ
ГОРОДА СМОЛЕНСКА

19 февраля 2007г.

«Откуду начну плаката окаяннаго моего жития деяний»

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

«Откуда начну оплакивать окаянного моего жития деяния, какое положу начало, Христе, нынешнему рыданию? Но Ты, как милосердный, даруй мне прегрешений оставление».

Такими замечательными словами начинается Великий покаянный канон святого Андрея Критского. Это духовное творение было создано преподобным для того, чтобы именно во дни Святой Четыредесятницы люди могли постигнуть смысл покаяния, чтобы на примерах из Ветхого и Нового Заветов могли понять, как страшен грех, как опасно отчуждение от Бога, как велико милосердие Божие к падшему человеку и как сильна любовь Господа, простирающего Свою спасающую десницу каждому грешнику.

Но почему такие странные слова положены в начало канона? — «Откуда начну оплакивать окаянного моего жития деяния?» Этот вопрос не случаен, он свидетельствует о том, что сам преподобный не знает (а вместе с ним не знаем и все мы), откуда, с какого момента надлежит начинать плач о своих грехах. Когда мы стали творить дела нечестия? Какое место в нашей жизни занимает грех? С одной стороны, мы совершаем грехи каждый день — большие или малые, в мыслях, словах, поступках; с другой стороны — мы не можем точно определить пределы таинственного и страшного пространства, занятого грехом в нашей жизни.

Почему так происходит? — Да потому, что грех опознается совестью, и если с ней у нас не все обстоит благополучно, то мы не видим своего греха, неправедные деяния легко уходят из поля нашего духовного зрения, ускользают от внимания, скрываются в перипетиях жизненных обстоятельств, теряются среди обилия слов и дел.

212

Нам трудно увидеть истинное место греха в нашей жизни еще и потому, что очень часто, согрешая в мыслях, словах или делах, мы стремимся всячески оправдать себя, находя для этого множество способов. Самое распространенное оправдание греха — это сравнение своей жизни с жизнью других людей. Конечно, совесть подсказывает нам, что мы порой совершаем нечто неправильное и греховное. Но, сравнивая себя с другими людьми, обычно рассуждаем так: «Ну разве я хуже других? Они — скажем, мои соседи, коллеги по работе, родственники или знакомые — и не то еще творят...»

Часто, когда мы совершаем грех, то ищем (и, как правило, находим) себе оправдания в осуждении наших ближних. Но осуждение опасно не только тем, что оно идет вразрез с Божией заповедью: Не судите, да не судимы будете (Мф. 7,1), не только потому, что право суда над ближними дано не нам — оно принадлежит грядущему со славой Сыну Божию. Осуждение опасно еще и потому, что мешает нам видеть наши собственные грехи и пороки, заслоняя их от нас. Ибо всякое осуждение — это подспудное, а иногда и прямое самооправдание. Не потому ли нам становится иногда так приятно и даже весело на душе, когда мы осуждаем кого-либо в разговорах с другими людьми или наедине с самими собой? Осуждение ближнего дает ощущение некоего самоуспокоения; оно как некий духовный наркотик, который усыпляет внимание, убаюкивает совесть, препятствуя опознаванию собственных грехов.

Невозможно удержать в памяти все прегрешения, совершенные на протяжении жизни. Конечно, мы помним наиболее скверные и постыдные наши поступки, особо злые мысли и несправедливые слова. Но очень многое из того, что является грехом, предается забвению, вытесняется из памяти. Ведь мы начинаем грешить не в зрелом возрасте, а еще в детстве и юности. И много грехов по глупости, по безрассудству или по неопытности совершаем именно в молодые годы. Но со временем эти грехи как бы отодвигаются на задний план, заслоняются более поздними, которые, в свою очередь, также уходят из памяти, перекрываясь совсем недавними грехами. Этот процесс представляет собой бесконечную цепь грешных деяний, которые и составляют греховное пространство нашей жизни.

«Откуда начну оплакивать окаянного моего жития деяния?..» Мы не помним этого момента. Своих первых грехов не помнил, наверное, и преподобный Андрей. Но, понимая те чувства, которые испытывает грешник, он выразил этими замечательными словами самую суть покаянного настроения: можно забыть первый грех, можно забыть множество других грехов, но если у человека сохраняется сознание того, что он проводит жизнь греховную, окаянную, что он нуждается в очищении, что без Божией помощи

213

нет никакой возможности сбросить с себя греховное бремя, то одно это уже является важным шагом на пути к исцелению. Ибо, по замечанию святителя Тихона Задонского, «лучше уязвленное тело иметь, нежели грехами уязвленную совесть; лучше терпеть биение тела, нежели биение совести; лучше всякие внешние беды принимать, нежели иметь эту одну внутреннюю беду».

Невозможно человеку вспомнить, откуда начались его греховные деяния, но ему достаточно пред Богом и пред своей совестью свидетельствовать о том, что вся его жизнь исполнена нечестия, что нет в ней ничего, кроме грехов, больших и малых, что нет и никаких заслуг — все они перечеркиваются нашими слабостями и пороками. И потому самая искренняя, самая великая молитва к Богу содержит одну единственную просьбу: «Господи, помилуй меня, грешного!».

Наверное, многие из вас видели замечательный фильм «Остров», который буквально потряс воображение многих наших современников и помог им понять, что есть святость. Святость — это преодоление греха. Не может быть святости без раскаяния. Что было бы с тем святым старцем, о котором повествует фильм, если бы он всю свою жизнь не раскаивался в том смертном грехе, которого, как оказалось, он вовсе и не совершил? Но если бы не его раскаяние, то не было бы и его святости.

Главное дело нашей жизни — это покаяние, это молитва к Богу о прощении тех грехов, которые мы помним, и тех, которые нами забыты; тех, которые ранят нашу совесть, и тех, о которых мы не можем с точностью сказать — грех это или нет, ибо совесть наша притуплена, наше нравственное чувство ослаблено.

Почему нам нужно оплакивать «окаянного нашего жития деяния»? Почему нужно «полагать начало нынешнему рыданию»? — Только для того, чтобы милосердный Бог простил нам все наши согрешения. Покаяние — это деяние, совершаемое человеком, с сокрушенным сердцем осознающим окаянство своей жизни и греховность своего бытия. Но вместе с тем покаяние есть и Божественное действие, потому что в ответ на нашу молитву, наше раскаяние, при видимом разрешении нас священником Сам Бог дарует нам прощение и оставление грехов. Сами себя мы не можем простить — здесь не помогут никакие духовные подвиги, никакой пост, никакой аскетизм, никакое молитвенное стояние, — наши грехи прощает только Бог. Его Божественное действие вплетается в наш покаянный подвиг, а потому освобождение от греха — это деяние и человеческое, и Божественное.

Вот почему заблуждаются те, кто говорит, что им не нужно молиться, не нужно раскаиваться, что своей любовью, своей волей, своими прин-

214

ципами они способны сами откорректировать свою жизнь, воспитать себя в добре, жить по совести. Это глубочайшее заблуждение и самообольщение, ибо только Бог освобождает нас от наших грехов. Святитель Феофан Затворник остерегает таких людей: «Даром ничто не приходит. Помощь Божия всегда готова и всегда близ, но она уделяется только ищущим и трудящимся, и притом тогда, когда ищущие переиспытывают все свои средства... и полным сердцем начнут взывать: “Господи, помоги!”. А пока остается хоть малое чаяние чего-либо от своих способов, Господь не вмешивается сюда, как бы говоря: “Чаешь сам достигнуть? Ну и жди...” Но сколько ни будешь ждать, ничего не будет».

Великий пост есть прежде всего время покаяния, время осознания своего греха и памятования о своей окаянной жизни. Великий пост есть время молитвы к Богу любящему и прощающему, — той молитвы, которая содержит в себе всю полноту религиозной жизни человека: Господи, помилуй меня, грешного!

Аминь.