Кирилл (Гундяев), патр. Нет свободы без нравственной ответственности (Встреча в редакции «Литературной газеты»)

Нет свободы без нравственной ответственности

Встреча в редакции «Литературной газеты» ¹

Мне кажется, самые главные вопросы, стоящие сегодня перед нами, — это вопросы смысла жизни. Вопросы вечные, но в нашей реальности очень обостренные. В этой связи интересна мысль, высказанная нынешним лидером ХДС Ангелой Меркель ², с которой я имел продолжительную беседу при посещении Германии в феврале 2005 года. Она сказала, что невероятно привлекательный прежде лозунг: «Жить лучше!» — для немцев более не актуален, и поэтому она хочет обратиться к нации с другим посланием, пафос которого заключается в духовной сфере человеческого бытия.

¹ «Литературная газета». 2005. № 45-46. С. 5. ^Федеральный канцлер Германии с 21.11.2005 г.

98

Меня волнуют те же самые проблемы. Мы знаем, что ради «лучшей жизни», т. е. жизни сытой, обеспеченной, комфортной, затевались все реформы, совершались все революции. В течение 70-ти лет во имя такого «светлого будущего» жили, отказывая себе во всем, миллионы людей в нашей стране, а многие даже умирали за эту идею. Но оказалось, что в реальной жизни она неосуществима. Социалистический эксперимент провалился вовсе не потому, что у нас были «неправильный» социализм, громоздкий и неповоротливый механизм управления народным хозяйством, отсутствие конкуренции и т. д. Но тогда почему? Для меня, как человека верующего, ответ ясен: потому что не было Божиего благословения, потому что идеология советского общества имела не то что атеистическую, т. е. безбожную, а ярко выраженную богоборческую направленность.

Сейчас идеологический вектор государственной политики сменился, но посмотрите: жизненная установка у людей осталась прежней — жить лучше, причем для большинства это означает жить сытнее и благополучнее. И всё!

Я глубоко убежден, что на основании исторического опыта, приобретенного нашей страной, мы, как никто другой, можем обратиться к миру с уникальным посланием и сказать: построение общества всеобщего благоденствия никогда не принесет человечеству счастья, если поиски этого благоденствия будут осуществляться вне контекста духовных потребностей человека.

Тема сложная, многогранная, вряд ли ее можно осмыслить на каком-то одном понятийном уровне. Но первое, на что я обращаю внимание и что является

99

предметом моих размышлении, — это соотношение человеческой свободы и нравственной ответственности. Может ли существовать человеческая свобода без нравственной ответственности и несет ли нравственную ответственность человек, не имеющий свободы?

В эпоху Просвещения центром мироздания был объявлен человек, который мыслился безгрешным от рождения. Руссо, например, вообще выдвинул теорию воспитания, подразумевавшую естественное, без влияния общественных институтов развитие природных задатков человека, по определению лишенных какого-либо греховного начала: ведь если человек рождается непорочным, ему нужно только предоставить полную свободу для раскрытия его потенциала. Отсюда и произрастает доминирующая сейчас в либеральном западном обществе идея абсолютной ценности человеческих прав и свобод. Французская революция эту парадигму ввела в контекст политической логики, позже она стала определять политическое мышление европейских народов и в XX веке была положена в основу работы международных организаций. Спросите у современных европейских бюрократов из Брюсселя или Страсбурга, в чем они видят свою задачу. Они скажут: в первую очередь в защите человеческих прав и свобод, так как все существующие беды, по их мнению, имеют причиной несоблюдение этих прав в тех или иных государствах.

Я также убежден, что права и свободы человека нуждаются в защите. Но я убежден также и в том, что человек не рождается безгрешным. Даже если исключить богословский аспект, христианскую антропологию с ее учением о поврежденности человеческой природы как следствии первородного греха, мы можем,

100

к сожалению, констатировать: каждый ребенок наследует предрасположенность к порокам своих родителей. Отсюда ясно, что «раскрепощение» человеческой личности, ее свободное развитие без всякой коррекции со стороны общества приведет и к раскрепощению темного, «дионисийского» — как говорили греки — начала, которое есть в каждом человеке. Это тупиковый, гибельный для нашей цивилизации путь. Поэтому либеральный принцип: «Моя свобода не должна ограничивать свободу другого человека» — очень опасен, если он является единственным сдерживающим началом.

Иногда оппоненты говорят: у вас, православных, просто скрытая аллергия на саму тему прав и свобод. Нет, это не так. В советское время наша Церковь, как никто другой, пострадала от притеснений со стороны власти, да и в основе самой идеи прав и свобод лежит христианское понимание человека как образа Божия, чем и определяется высокое достоинство личности. Но если мы отделяем задачу соблюдения и защиты человеческих прав от нравственной ответственности человека перед Богом и людьми, то обрекаем человечество на раскрепощение страстей, на такой «взрыв» инстинктов, который с легкостью превратит общество в волчью стаю.

И возникает вопрос: можно ли совместить одно с другим? Да, но это достаточно сложно, успех может быть достигнут при сочетании прав и свобод с традиционными нравственными ценностями, как они представлены в религии и национальном самосознании народа. Вы знаете, конечно, какие дебаты проходят сегодня на Западе по поводу гомосексуальных браков. Они как раз и затрагивают фундаментальную тему

101

соотношения нравственности и свободы человека. Сегодня для гомосексуальных пар требуют тех же прав, которые имеют нормальные семьи. Что можно противопоставить этой тенденции? Только абсолютную нравственную норму, закрепленную в этическом учении Церкви. Но посмотрите, что происходит сейчас! Религия на Западе оттесняется в сферу частной жизни едва ли не более успешно, чем это было в нашей стране при советской власти. Вы можете быть верующим только в храме или у себя дома. Ваши христианские убеждения не могут мотивировать ваши поступки в общественной жизни. Пример — отказ европарламентариев утвердить в должности комиссара Еврокомиссии итальянца Рокко Буттильоне лишь за то, что он в соответствии со своими убеждениями доброго католика назвал гомосексуализм грехом. А теперь судебному преследованию подвергся мэр Иерусалима Ури Лупнянски за попытку запретить в Святом городе гей-парад, то есть откровенную пропаганду греха.

Одновременно с этим секулярный мир считает себя вправе вмешиваться во внутренние дела Церквей. В некоторых европейских странах поднимается вопрос о том, чтобы законодательно обязать Церкви рукополагать в священный сан открытых гомосексуалистов, — и все это ради соблюдения «права человека» на грех, разрушающий человеческую природу.

В наши дни из общественного сознания уходит понятие «истина», место которой занимает «плюрализм мнений». В этой системе любые представления, любые взгляды считаются равноправными и потому имеющими право на существование. В качестве примера приведу полемику, имевшую место в СМИ в канун празднования 60-летия нашей Победы. Тогда

102

предпринимались активные попытки поставить на один уровень подвиг народа, остановившего натиск фашистов, и предательство тех, кто с немецким оружием в руках убивал своих братьев. Это только один пример, когда в правах уравниваются истина и ложь, правда и кривда; когда иерархия ценностей заменяется рынком идей, работающим по своим законам; когда востребованным становится то, что более привлекательно. А последнее определяется нравственным состоянием «покупателя»: чем ниже нравственность, тем распространеннее самые гадкие идеи.

Но что же позволяет нам определять, что есть истина, а что ложь? Только система координат, устанавливаемая Божественным Откровением и сохраняемая Церковью в Предании. Она абсолютна, так как имеет Божественный авторитет. Верующий человек хранит ее в своем сердце, и никакие телевизионные «ящики», никакие газеты не могут поколебать его. Но вот парадокс: борьба с подобным пониманием критериев истины началась как раз внутри христианской Церкви — в эпоху Реформации. В 1517 году, ровно за 400 лет до русской революции, на Западе произошла революция христианского сознания, пафос которой заключался в отказе от абсолютного авторитета Церкви в толковании Священного Писания, то есть каждый мог сказать: «Я имею в себе Святого Духа, и мое понимание евангельской истины ничуть не хуже святоотеческого, соборного, церковного». Но отсюда с неизбежностью произрастает сначала вероучительный, а потом и нравственный релятивизм, свидетельством чему является вся новая и новейшая история. Но, повторяю, это тупиковый путь, и здравомыслящие лидеры цивилизованного мира начинают это понимать.

103

До тех пор, пока мы не вернем себе способности отличать добро от зла, что необходимо для ориентации на колоссальном пространстве современной цивилизации, выход на какой-то иной, перспективный путь развития невозможен.

[Ответы на вопросы присутствующих]

Анатолий Салуцкий, писатель: В годы перестройки нам начали очень активно навязывать так называемые общечеловеческие ценности. Сейчас это словосочетание уже не так в ходу, но те самые ценности, которые называли «общечеловеческими», нам продолжают навязывать, причем те же самые лица и силы, которые делали это в конце 1980-х годов. В этой связи не считаете ли Вы, что так называемые общечеловеческие ценности на самом деле являются ценностями очень уважаемой, естественно, западной, римской цивилизации, которые являются иными ценностями и навязывание которых России является, по сути, продолжением того тысячелетнего спора, который начался после Византии и который хочет лишить нас национальной идентичности, национальных нравственных качеств и т. д.?

— Когда М. С. Горбачев впервые произнес словосочетание «общечеловеческие ценности», я понял: господству марксизма, по крайней мере в России, пришел конец. Ведь марксистская этика отрицала какие бы то ни было общие для всех нравственные ценности. «Нравственно то, что служит делу пролетариата», — вот ее основной посыл. Но задачи, встающие перед пролетариатом в разные эпохи, разные, значит, и нравственные категории меняются со временем. Тем более не могло быть общего понимания нравственности у пролетариата и его извечного антагониста — буржуазии.

104

И вот руководитель крупнейшей компартии мира, глава самого мощного коммунистического государства говорит о ценностях, общих для всех людей, независимо от их классовой принадлежности, социального и имущественного положения, то есть, по сути признаёт наличие универсального категорического нравственного императива! Но ведь это равносильно признанию бытия Божия, потому что источником абсолютной нравственности может быть только Абсолют, то есть Бог. В этом смысле употребление термина «общечеловеческие ценности», если понимать под ним ценности, вложенные в человека его Творцом и потому общие для жителей и США, и России, и Папуа-Новой Гвинеи, вполне допустимо.

Но сейчас под общечеловеческими ценностями подразумевают ценности эпохи Просвещения. Сформулированные в результате конкретного общественно- политического развития и его философского осмысления в странах Западной Европы, они коренятся в языческом представлении о человеке, как о мере всех вещей, но помимо языческого антропоцентризма включают в себя некоторые идеи протестантизма, иудейской философии, — как она преподавалась в европейских университетах после рассеяния иудеев. А вот католическая нравственная доктрина, основные положения православной аксиологии, этика традиционного ислама и иудаизма не находят в этой системе должного отражения, так как она представляет собой интеллектуальный продукт конкретной цивилизационной модели.

Мы относимся к ней с уважением и готовы вести диалог с ее представителями, но только на равных. Но сегодня нам разрешают говорить и проповедовать что угодно, если только мы не посягаем

105

на фундаментальные основы этого мировоззрения. Его адепты присвоили себе право оценивать все и вся исходя из собственной шкалы нравственных ценностей и очень хотят уложить все многообразие мира в «прокрустово ложе» своих стандартов.

Я глубоко убежден в том, что Россия сегодня должна отстаивать идею многополярного мира, причем полюсы эти не должны быть исключительно политическими, как это понимают дипломаты. Нет, в нашем ощущении многополярность мира гармонически сочетает в себе многообразие цивилизационных моделей. Реальность требует признания того неоспоримого факта, что сегодня параллельно существуют несколько культур, коренящихся в различном религиозном опыте, опыте, парадоксально включающем в себя даже и отрицание религии — атеизм. Можно ли найти в них стыковочные узлы? Я думаю, да. Если все мы согласимся, что существует общая система этических координат, то эти узлы-связки будут явлены сами собой. Россия дает уникальный пример такого единства в многообразии. В нашей истории и сегодняшней реальности сосуществуют Восток и Запад, христианство и ислам, религиозность и секуляризм. И Россия может стать прообразом нового мирового порядка, основа которого — не безличное единство в рамках стандарта, навязанного силой, что, безусловно, приведет к цивилизационной катастрофе, а гармоничное сочетание культурного опыта, основанного на внешне различном, но сущностно едином восприятии абсолютных нравственных ценностей.

Александр Ципко, политический обозреватель «ЛГ»: Я прекрасно понимаю, что идея экуменизма, изменения

106

канона, сформулированная Владимиром Соловьевым как идея соединения христианских религий в одно целое, — опасная вещь. На христианских религиях уже держатся цивилизационные, культурные коды, и если их начать ломать, то можно сломать вообще всю человеческую культуру. Но я не понимаю, почему христианские Церкви не ощущают опасности и ничего не делают для противодействия этому либеральному антропоцентризму, который практически вытесняет христианство из Европы. Почему христианские Церкви мало делают для того, чтобы выработать общую политику по спасению не просто христианства, а общечеловеческой морали и культуры? Можно ли что-то сделать для решения этой задачи?

— Человеком, которому Папа Бенедикт XVI на следующий день после своей интронизации дал частную аудиенцию, был ваш покорный слуга. И мы говорили об этом. Католическая и Православная Церкви в сегодняшнем мире — естественные и единственные союзники в той жесткой борьбе, которая ведется между представителями секулярного либерализма и носителями христианской традиции. Мы можем совместно с католиками отстаивать христианские ценности. И опыт подобной работы есть. Так, в процессе подготовки проекта Европейской конституции мы вступили в активный диалог с Католической Церковью и достигли взаимопонимания.

107