Каринский Μ. И. Темное свидетельство св. Ипполита о философе Анаксимене

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Христианское чтение. 1881. № 9-10. Спб.

Μ. И. Каринский

Темное свидетельство св. Ипполита о философе Анаксимене.

У Стобея встречаем краткое и мало понятное известие о взгляде философа Анаксимена на движение светил небесных. По этому известию Анаксимен утверждал, что звезды при вращении движутся не под землю, а около нее. Как мы увидим далее, согласить это известие со всеми другими сведениями, которые мы имеем об Анаксимене, на первый взгляд представляется очень затруднительным. Отсюда естественно возникает подозрение, не закралась ли какая-нибудь ошибка в известие, сообщаемое Стобеем, не представляет ли оно один из очень обыкновенных случаев повреждения текста. Есть обстоятельство, которое может усилить это подозрение. В подложном сочинении Плутарха De placitis philosohorum, автор которого пользовался бесспорно тем источником, каким и Стобей, по-видимому, приписывается Анаксимену прямо противоположное мнение о движении звезд под землею. Правда? извлечения Плутарха из первоисточника обыкновенно менее точны сравнительно с Стобеевыми. Но одно это соображение конечно не в состоянии решить вопроса в данном случае в пользу Плутарха. Отсюда понятна важность, какую получает то место в философумемах св. Ипполита, в котором содержится тоже известие об Анаксимене, что и у Стобея, и притом с некоторым разъяснением его. Анаксимен, читаем у св. Ипполита, «говорит, что звезды не движутся под землею, как принимали другие, но около земли, подобно тому как около нашей головы вращается шапочка, и солнце скрывается не потому, что бывает под землею, но потому что заслоняется более высокими частями земли, а также вследствие более далекого расстояния

431

— 432

от нас». О случайном искажении текста в словах св. Ипполита очевидно не может быть и речи. Передавая мысль Анаксимена, он ясно дает понять, что дело идет о мнении, которое отличалось от мнений других; притом же он передает сравнение, которое, конечно, нашел в более древнем источнике, каким пользовался, и которое, нужно думать, употребил сам Анаксимен для уяснения своего взгляда; он разъясняет наконец, как разрешал Анаксимен вопрос о ночной тьме, возникавший именно вследствие взгляда его на движение светил небесных не под землю, а около земли. Ясно, что мы имеем дело со взглядом, который действительно характеризовался выражением «звезды движутся не под землею, а около земли».

Правда, у историка очень смелого в произнесении своих приговоров остается еще средство отделаться от свидетельств Стобея и Ипполита и тем освободить себя от труда разъяснить их. Стобея можно назвать «бессмысленным компилятором», который не понимает, что передает, а в свидетельстве св. Ипполита признать «верх подобного бессмыслия» (Röth). Но смелому историку скоро было показано, как мало уместно его резкое суждение. В первой главе второй книги метеорологии Аристотеля встречаем ссылку на древних метеорологов, которые учили, что «солнце несется не под землю, а около земли и именно около этого места (северных стран), а делается оно невидимым и служит причиною ночи вследствие того, что земля высока у северного полюса». Об Анаксимене Аристотель здесь не упоминает. Но характеристические черты астрономической теории, на которую он ссылается, очевидно, так точно совпадают с характеристическими чертами Анаксименова взгляда по известию Ипполита, что упрек Ипполиту, в бессмысленной передаче чужого мнения, сам теряет всякий смысл.

Итак, свидетельством св. Ипполита спорный вопрос между Стобеем и Плутархом положительно решается в пользу Стобея. Но здесь то собственно и начинается действительное затруднение для историка. В чем же, спрашивается, состояло мнение Авак-

— 433 —

симена? И как согласить его с другими хорошо известными нам мнениями, также принадлежавшими Анаксимену?

Добавочное разъяснение св. Ипполита относительно положения солнца во время ночи по-видимому, указывает путь к разрешению первого из этих вопросов. Ночью солнце находится вовсе не под землею и, если оно не освещает земли, то это потому, что мешают возвышенные места на земле и именно у северного полюса, как поясняет Аристотель. Отсюда следует, что ночью солнце с северной стороны обходит землю. Теперь, как казалось бы, стоит только соединить это ночное движение солнца в один образ с видимым нами движением его во время дня, и мы тотчас получим ясное представление о взгляде Анаксимена, передаваемом Ипполитом. Сущность этого взгляда будет состоять очевидно в том, что солнце, совершивши в продолжении дня свой видимый нами путь с востока на запад и дошедши на западе до линии горизонта, не спускается вниз для того, чтобы совершить подобный же путь но другую сторону земли, а избирает окольную дорогу; тотчас же у линии горизонта на западе оно поворачивает к северу, обходит землю вокруг северного полюса до востока и здесь уже снова поднимается над земною поверхностью. Нет никакой нужды объяснять, как детски наивен подобный взгляд, я нисколько не удивительно, что, приписывая его Анаксимену, не могут удержаться от жестких упреков философу, решившемуся его высказать. Несравненно удивительнее то, что находились серьезные исследователи, которые решались приписывать Анаксимену подобное воззрение. По известиям древних, Анаксимен был учеником Анаксимандра, который не предполагал никакого искривления солнечной орбиты. Припомним к тому же, что вся древность была особенно пристрастна к правильному круговому движению и многие признавали даже, что природе небесных светил свойственно единственно такое движение. Уже эти простые факты должны возбуждать крайнюю осмотрительность, когда дело идет о приписании Анаксимену мнения об искривлении солнечной орбиты. Один из ученых (Тейхмюллерт), обсуждая этот вопрос, справедливо ставит на

— 434 —

вид, что в философии Анаксимена не было места для представления о расширении земной поверхности беспредельно во все стороны, точно также как и для представления о корнях земли, идущих в глубь в бесконечность (как это например находим мы у Ксенофана), что земля была для него телом, со всех сторон ограниченным, и отовсюду окружена была воздухом; таким образом солнце имело совершенно свободный и открытый путь для своего заката под землю и для своего движения под землею; какой же в таком случае мог существовать для Анаксимена повод отступать от светлого взгляда Анаксимандра и придумывать ничем не оправдываемое искривление солнечной орбиты? Тио можно представить в защиту Анаксимена доказательство еще более решительное. В свидетельстве Ипполита (подобно как и в известии Сгобея) основная мысль касается вовсе не в частности солнца; Ипполит, подобно Стобею, говорит вообще о звездах. Он останавливается на солнце только потому, что сказанное вообще о звездах должно относиться и к солнцу, а движение солнца ночью не под землею, а около земли должно возбуждать особый вопрос о происхождении ночной тьмы. Приняв рассматриваемое нами толкование свидетельства Ипполита, мы должны будем, следовательно, предположить, что по взгляду Анаксимена все звезды по мере своего заката на западе тотчас же поворачивают к северному полюсу. Но постараемся вообразить себе этот любопытный процесс. Звездный закат совершаемся постепенно в продолжении ночи на всем пространстве западного горизонта. Поэтому звезды, в начале ночи, перешедшие границу горизонта ближе к югу, должны на пути, своем к северу постоянно встречаться с новыми и новыми звездами, перешедшими горизонт позднее их и ближе к северу; эти смешанные группы, состоящие из звезд, занимающих на нашем небе очень отдаленные друг от друга места, должны, обогнув землю с севера, к вечеру следующего дня достигнуть восточного горизонта. Но выступить в этих смешанных группах они не могут; иначе группировка звезд на нашем вебе изменялась бы вся сполна каждую ночь; из смешанных групп, одновременно до

435

шедших до места, одни звезды должны выступать тотчас же, другие терпеливо ожидать своей очереди. Картина может бить пригодная для миолога, но слишком оригинальная, чтобы на ней хоть на одну минуту остановился мыслитель ионийской шкоды, если бы он даже встретил какое-нибудь затруднение в установившемся представлении о движениях Звезд. Если поверить известию pseudoПлутарха о том, что звезды по Анаксимену прикреплены к твердой поверхности неба,—известию, которое впрочем противоречит свидетельству о том же предмете Ипполита, то искривление пути звезд из области чудовищной фантазии перейдет в область физически невозможного. Скажем ли, что под звездами, изменяющими свое, течение при закате, Аниксимен разумел не вообще небесные светила, а только планеты? Но, во-первых, ни в словах Стобея, ни в словах Ипполита нет ни малейшего намека на подобное ограничение; во-вторых, в таком случае оказывается совершенно непонятным, по каким побуждениям человек, который считал возможным свободное вращение под землею звездного неба, мог счесть невозможным подобное же вращение солнца, лупы и планет.

Выше мы видели, как неудобно вовсе отрицать значение свидетельства Ипполита. Теперь мы убеждаемся, что столь же неудобно судить о нем по первому впечатлению.

Ясное понимание этих трудностей и действительное стремление побелить их должно было повести к новым попыткам уяснить смысл аваксименова мнения, передаваемого Ипполитом. Подобную попытку делает в сравнительно позднейшее время уже упомянутый нами Тейхмюллер (Studien zur Gesch. d. Begriffe. 92—103). Он хорошо понимает, что отбросить свидетельство св. Ипполита не значит разрешить вопрос. Но он вместе с тем ясно видит, что толкование мнения Анаксимена в смысле только что рассмотренном нами, совершенно невозможно. Желая избегнуть того и другого, он делает оригинальную попытку доказать, что в свидетельстве св. Ипполита приписывается Анаксимену то самое учение о движении солнца под землю, которое по-видимому прямо в нем отрицался.

— 436 —

Тейхмюллеру кажется, что правильному толкованию свидетельства Ипполита препятствует та связь, в которую ставят его с приведенным выше свидетельством Аристотеля и он прежде всего старается порвать эту связь. С этою целью од ссылается на начало той главы Метеорологии Аристотеля, которая заканчивается известием об отрицавших подземное движение солнца метеорологах. Здесь Аристотель различает два мнения о море, из которых одно приписывается древним мифологам, другое более преуспевшим в человеческой мудрости; первое мнение признает вечные источники воды и земли, второе допускает происхождение той и другой и возможность полного осушения моря. Тейхмюллер совершенно справедливо замечает, что из этих двух категорий лиц, рассуждавших о природе, Анаксимен мог бы быть отнесен только к последней. Установив этот пункт, впрочем, и без того невозбуждающий сомнений, Тейхмюллер затем старается уяснить, что воззрение, приписываемое Аристотелем в конце главы древним метеорологам, т. е. мнение о движении солнца не под землю, а около земли, может по своему внутреннему характеру стоять в связи только со взглядами мифологов. Отсюда он выводит, что под древними метеорологами в конце главы Аристотель разумеет древних мифологов, о которых говорил в начале ее.

Если же свидетельство Аристотеля устранено, то толкование свидетельства св. Ипполита, по мнению Тейхмюллера, затруднений уже не представит. «Звезды движутся не под землю»,—это значит, что они не погружаются в океан при своем закате для того, чтобы водой пройти к востоку, как принимали древние мифологи. «Они движутся вокруг (или около περὶ) земли»,— это значит, что они совершают свободный круговорот вокруг нее. Объяснение ночи в известии Ипполита также получает особое толкование применительно к толкованию движения звезд. Если бы солнце при своем закате потухало в воде, то ночная тьма не требовала бы особого объяснения. Но как скоро наука пришла к другой мысли, что ночью солнце не потухает, но продолжает свой круговорот γо ту сторону земли с тем же бле-

437 —

ском, то она должна бала объяснить наступающую ночную тьму. Для этой цели Анаксимен и указывал с одной стороны на отдаленность солнца от земли ночью, т. е. по толкованию Тейхмюллера, на то, что оно, находясь позади земли, отстоит на целый земной диаметр далее от земной поверхности, с другой стороны на возвышенности, находящиеся на земной поверхности, которые должны задерживать свет солнечный.

Таким образом все в свидетельстве св. Ипполита представляется совершенно понятным для Тейхмюллера. Пусть так и будет. Но вот вопрос: каким образом двум совершенно сходным, выраженным почти одними и теми же словами известиям Аристотеля и Ипполита можно дать не только различный, но даже прямо противоположный смысл? Каким образом одна и та же фраза «несется (у Аристотеля или движется у Ипполита) не под землю, а около земли», отнесенная к одному и тому же солнцу, снабженная тем же самым разъяснением ночной тьмы, у одного писателя должна значить, что солнце не совершает правильного кругооборота, у другого, что оно совершает именно такой круговороте? Разрыв связи между известиями Аристотеля и Ипполита обошелся очевидно Тейхмюллеру слишком дорого. Да и основаниям, на которых он совершает этот разрыв, можно бы пожелать большей прочности. Фактически верно, что Аристотель в начале той главы, в конце которой содержится известие о древних метеорологах, различает учение древних мифологов от учения более преуспевших в мудрости человеческой. Но не менее верно и то, что известие о метеорологах не стоит у самого Аристотеля ни в какой связи с этим разделением. Оно пригодится в подтверждение совершенно частной мысли о возвышенностях на северной стороне земли. Чтобы навести связь, которой нет у Аристотеля, Тейхмюллеру приходится ссылаться на то, что передаваемое мнение метеорологов предполагает бесконечность земли и воды, которую признавали мифологи, но не признавал Анаксимен. Но ведь и мнение Анаксимена по Ипполиту по-видимому предполагает тоже и даже выражено теми же самыми словами, а между тем сам

— 438 —

Тейхмюллер нашел возможным растолковать его иначе. В том то и вопрос: как понимать это мнение, действительно ли следует его понимать в том смысле, который прежде всего бросается в глаза. И если мнение метеорологов, на которое ссылается Аристотель, действительно предполагает учение о бесконечных корнях земли, то зачем обращаться было к началу главы! Что Анаксимен не признавал бесконечности земли и воды, это бесспорный факт и из этого факта без всякой ссылки на контекст аристотелевой речи мы имели бы в таком случае всякое право вывести, что известие о метеорологах к нему не относится.

Но оставим вопрос о связи между известиями Аристотеля и св. Ипполита и обратимся к самому Тейхмюллерову толкованию Ипполитова свидетельства. Действительно ли оно разъясняет все недоумения! Оно имеет целью облегчить трудность в понимании этого свидетельства, а на самом деле только переносит ее сполна с одного пункта на другой. Свидетельство св. Ипполита содержит две мысли, оно говорит о движении звезд (и солнца) и дает разъяснение ночной тьмы. Толкуя движение звезд в смысле правильного кругового движения, Тейхмюллер избавляет Анаксимена от упрека с вздорной теории. Но как быть тогда с его объяснением ночи! Если Анаксимен действительно принимал, что солнце ночью бывает на стороне обратной земной поверхности, то первая и важнейшая причина, почему ночью солнце не светит, должна была для него заключаться в самом положении солнца позади земли. Самые простые, самые обычные наблюдения убеждают каждого, что поверхность тела, которое обращено к свету своею заднею стороною, остается неосвещенною. И не было даже нужды быть философом ионийской школы, чтобы понять, что такое положение солнца ночью много важнее для объяснения земного мрака, чем отдаление солнца от земной поверхности на земной диаметр. Если же Анаксимен на эту причину бесспорную, важнейшую и очевиднейшую вовсе не указывает и прибегает для объяснения ночной тьмы к причинам частью сравнительно менее значительным (расстояние солнца от земли),

— 439

частью далеко не бесспорным и очевидно нарочито придуманным для объяснения этой тьмы (возвышенные места на земле), то ясно, что значение важнейшей причины так или иначе было парализовано его теорией движения солнца; ясно, что солнце, по его взгляду, ночью не находилось под обратной стороной земной поверхности. Это заключение мы должны бы были сделать, если бы Ипполит и не говорил нам, что солнце ночью по Анаксимену не бывает под землею, если бы он, передавая анаксименово объяснение ночной тьмы, не ставил его в связь с отрицанием движения солнца под землею, если бы этим не указывал нам сам, где искать ответа на вопрос: почему опущена Анаксименом самая ближайшая и важнейшая причина ночной тьмы. Но Ипполит прямо указывает на все это. Как же при таких условиях толковать известие его в том смысле, что им будто бы не только не исключается, но прямо утверждается движение солнца от зенита к надиру? Пойдем далее. Чем именно объясняет Анаксимен ночь? Кроме сравнительно далекого расстояния солнца от вас—еще возвышенностями на земле. О каких же возвышенностях идет здесь дело? Конечно, не о возвышенностях только в северной части земли, на которые и указывает не Ипполит, а Аристотель. Если положение солнца под заднею стороною земли не защищает землю от солнечного света, то возвышенности на одном севере никак не защитят ее от него: свет проникнет с других сторон. Значит, известие Ипполита нужно растолковать не в том смысле, что Анаксимен принимал, что некоторые части земли возвышены, а в том, что вся земля представляет обширную котловину, со всех сторон обнесенную горами. Но можно усомниться, чтобы такая мысль могла быть соглашена с ясным и бесспорным свидетельством древности, что земля по Анаксимену τραπεζοειδὴς, πλατεῖα.

Едва ли ключ к объяснению темного свидетельства Ипполита можно найти, идя тем путем, каким идет Тейхмюллер. Вернее, нам кажется, можно искать его в уяснении с одной стороны общего взгляда древних на систему мира, с другой тех

440 —

особенностей в этом взгляде, которые по достоверным данным отличали Анаксимена.

Если в звездную ночь мы выйдем в открытое место и взглянем на небо, то небо представится нам полушарием, усеянным звездами. Если мы будем внимательно следить за звездами в продолжении ночи, то заметим, что их положение друг в отношении к другу остается неизменным, но общее их положение на небе изменяется. Мы можем подметить именно общее движение их от востока к западу: звезды, стоявшие всего ближе к западному горизонту в начале нашего наблюдения, с течением времени будут исчезать за этим горизонтом и с тою же постепенностью к нему с востока будут приближаться другие звезды, а на место последних появляться новые с восточной стороны горизонта. Древнему наблюдателю это движение естественно внушало мысль, что видимая им полусфера неба не составляет всего неба, что небо представляет полную сферу, в центре которой помещена земля и что эта сфера вращается вокруг своей, проходящей чрез землю (воображаемой) оси, т. е. линии, которая проходит чрез центр сферы и остается неподвижной при ее вращении. Две противоположные точки небесной сферы, которыми заканчивается эта (воображаемая) ось по ту и другую сторону, должны быть очевидно также неподвижны и могут быть названы небесными полюсами. Для ясности дальнейшего представления предположим, что земля имеет приблизительно форму куба. Одну сторону ее, на которой находится зритель, назовем поверхностью, другую прямо противоположную первой—ее нижнею стороною, сторону, из-за которой для наблюдателя восходит солнце,—ее восточною стороною, обратную ей—западною, остальные две—северною и южною. Если бы воображаемая ось, вокруг которой вращается небесная сфера, пересекая землю, проходила чрез центры северной и южной ее сторон, если бы, сказать иначе, небесные полюсы стояли прямо против центров северной и южной сторон земли, то—так должно было казаться древнему наблюдателю—звезды, лежащие близ того и другого полюса, никогда не должны бы были быть видны для зрителя,

— 441 —

расположенного на средине земной поверхности, а все видимые им звезды должны бы обращаться совершенно правильно, поднимаясь над землею с востока и затем по мере склонения на запад опускаясь под землю для того, чтобы, совершив подобный же путь под землею, подняться вновь над нею с восточной стороны горизонта. Но мы можем в своем воображении представить и другое положение небесной сферы в отношении к земной поверхности. Ось вращения небесной сферы могла бы проходить чрез центры самой земной поверхности и противоположной ей нижней стороны земли. Тогда очевидно один небесный полюс, например, северный, находился бы прямо над головою зрителя, другой, южный, в прямом направлении под низшею стороною земли. Звезды в таком случае не восходили бы над поверхностью земли с востока для того, чтобы спуститься под землю на западе, а половина их, т. о. все звезды, относящиеся к северному полушарию неба, совершали бы полный оборот над земною поверхностью, делая в продолжении суток круги параллельные с нею на различной от нее высоте, тогда как звезды другой половины неба, южной, совершали бы подобные же обороты под нижней стороной земли, оставаясь вместе с южным небесным полюсом вечно невидимыми для наблюдателя, находящегося на земной поверхности. Выше мы сказали, что наблюдатель движения звезд заметил их общее движение из-за восточного горизонта на запад, где они скрываются наконец за горизонтом. Однако это не совсем точное описание явления для зрителя, живущего в южной Европе или странах на столько же отдаленных от экватора по направленью к северу, как и она. Более внимательное наблюдение убедило бы такого зрителя, что восходят из-за восточного горизонта и закатываются на западе не все звезды, что некоторая часть их и именно на северной стороне неба совершает полный круговорот над земною поверхностью, не восходя на востоке и не заходя на западе. Одним словом, внимательный наблюдатель скоро убедился бы, что он имеет случай, так сказать, промежуточный между двумя характерно отличными друг от друга случаями,

442 —

очерченными вами выше. Наблюдаемое им движение неба происходит так, как будто ось вращения небесной сферы не проходит прямо чрез центры северной и южной сторон земли, точно также как не проходит она прямо чрез центры земной поверхности и нижней стороны земли, а наискось пересекает землю так, что северный небесный полюс падает на одну из точек промежуточного пространства между крайним севером и зенитом, а южный между крайним югом и надиром; вместе с тем и правильные круги, совершаемые звездами, не перпендикулярны к земной поверхности и не параллельны в отношении к ней, а пересекают ее наискось, образуя снежные углы неравные один другому. Не подлежит ни малейшему сомнению, что Анаксимен знал все это, так как уже задолго до его времени греки отлично знали, что звезды близ северного небесного полюса не восходят с востока и не закатываются на западе, а успевают совершить свой кругооборот над земною поверхностью. И нам следует теперь постараться понять, как относился он к этому факту, как старался объяснить его.

По свидетельству древности Анаксимен считал землю широко распростертой и вследствие этого имеющей возможность опираться на воздух. Очевидно в основании такого взгляда лежало то простое соображение, что очень широкое тело с незначительной сравнительно толщиной, опираясь своей нижней широкой поверхностью на воздух, встретит с его стороны несравненно более противодействия своему падению, чем тело какой-нибудь другой формы. Отсюда следует, что Анаксимен не отрешился от того обычного представления, по которому над стороною земли, служащею местом наблюдения, находится верх, куда легкие тела по самой природе своей стремятся подняться, а под обратною ей стороною — низ, куда тяжелые тела стремятся падать. Отсюда делается понятным стремление его защитить землю от падения вниз, обратив ее к низу широкою стороною, которой она должна опираться на воздух. Но при таком взгляде на верх и низ, Анаксимен не мог считать возможным существование человека ни на одной стороне земли кроме той, которая обращена к верху

— 443 —

и которая была в его глазах стороной действительно верхней: на всякой другой стороне человек с его точки зрения не находил бы опоры против падения вниз. Еще более важно, что при таком взгляде Анаксимен должен был признавать единственно правильным, соответствующим действительности тот вид движения неба, который получается с верхней стороны земли. Это обстоятельство потому имеет значение, что вид движения неба в действительности должен изменяться смотря потому, с какой стороны земли наблюдатель смотрит на него. Представляя себе землю шарообразной и населенной на всех своих сторонах, мы легко понимаем, что чем далее наш наблюдатель стал бы двигаться в направлении к северу, тем более для него будет расширяться группа звезд у северного полюса, совершающих полный круговорот над земною поверхностью, так что при дальнейшем движении можно достигнуть такого пункта, где северный небесный полюс окажется прямо над головою зрителя и круги, описываемые всеми звездами, окажутся параллельными земной поверхности; точно также мы хорошо знаем, что, двигаясь далее и далее по направлению к югу, наблюдатель может дойти до такого пункта, где небо наконец будет представлять всюду совершенно правильное движение с востока на запад. Нe придавая абсолютного значения верху и низу, мы ясно понимаем, что ни одно из этих представлений не имеет никакого преимущества вред другим. Конечно и какое бы то ни было другое представление формы земли не может служить непобедимым препятствием к тому, что вообразить себе возможного зрителя небесного движения, который передвигался бы на различные пункты боков, ребер и даже нижней стороны земли и составил себе понятие о виде движения звезд, какой получается с этих пунктов. Но с другой стороны бесспорно и то, что приписываемая Анаксименом земле форма никаким образом не могла сама собою вызывать мысли о передвижениях зрителя по всем сторонам земли, и самое положение такого воображаемого зрителя было бы в его глазах, по крайней мере с фактической стороны, безусловно невозможным. Но самое главное состоит в том, что все эти разнообразные впе-

— 444 —

чатления от движения неба, которые можно получать с различных сторон земли, не могли для него идти в сравнение с впечатлением, получаемым с верхней стороны земли, так как только в этом последнем случае образ мог отвечать действительности; только на верхней стороне земли, с его точки зрения, действительно находящееся вверху и созерцается вверху над головою зрителя, действительно находящееся внизу и относится наблюдателем вниз под землю, на которой он стоит. Та» ким образом тот образ небесного движения, который получается в умеренных странах северного полушария и который описали мы выше, был для Анаксимена впечатлением, получаемым на одном из пунктов той стороны земли, с которой единственно возможно правильное наблюдение.

Однако придать абсолютное значение этому, образу он также не мог. Древняя наука смотрела на мир не исключительно с точки зрения знания, по и с точки зрения художественной, эстетической; она хотела видеть в нем воплощение идеи порядка, строгой правильности, гармонии. Мы знаем, что ось вращения небесной сферы, казалось, проходила землю наискось и звезды вращались вокруг земли как центрального тела в кругах наклонных к поверхности этого тела. Очевидно, подобная система космоса не очень гармонировала с мыслью о строгой правильности, которая должна царствовать в ней. С точки зрения красоты и правильности наклонное в отношении к земле положение небесной оси и также наклонное положение вследствие того орбит звезд должно было казаться ненормальным, каким-то непонятным уклонением от нормального положения неба. Так возникал вопрос: чем объяснить видимый наклон небесного движения? Но для того, чтобы могла быть объяснена ненормальность. должно было уже заранее быть решено: какое же именно положение неба было бы нормально и должно составить исходную точку объяснения. Выше мы разъясняли два возможных положения неба в отношении к земле, из которых каждое по-видимому могло бы более удовлетворить идеям строгой правильности и симметрии. Северный полюс мог бы стоять или в зените и кругообороты всех звезд

— 445 —

были бы тогда параллельны земной поверхности, или он мог бы находиться на крайнем севере и все звезды тогда с одинаковою правильностью восходили бы с востока и закатывались бы на западе. Очевидно в первом случае имелось бы полное право сказать, что звезды не движутся под землю, а вращаются около нее, во втором следовало бы сказать прямо на оборот, что они движутся прямо под землю. Известия Ипполита и Стобея таким образом прямо указывают нам, какому из двух одинаково по-видимому возможных случаев отдал предпочтение Анаксимен; они доказывают, что Анаксимен нормальным считал положение северного полюса в зените, а не на глубоком севере. Но мы должны заметить, что эта мысль не только необходима для разъяснения свидетельства св. Ипполита; она имеет и другое основание в свою пользу. Анаксимен относится к шестому столетию до P. X. Но мы знаем, что философы первой половины пятого столетия, примыкавшие по основным чертам своих физико-астрономических воззрений к ионийской школе, Диоген Аполлонийский, Анаксагор Клазоменский, даже Емпедокл, позднее атомисты), все были убеждены, что при нормальном положении космоса северный полюс должен был стоять в зените. Чтобы оценить все значение этого факта в нашем вопросе, мы должны принять во внимание два обстоятельства. Во-первых, поименованные философы часто сильно расходятся друг с другом в мнениях по очень важным вопросам. Во-вторых, на нормальное отношение небесной сферы к земле не только были возможны два различные взгляда, но тот из этих взглядов, который отвергался этими философами, более отвечал общему впечатлению, которое производят на зрителя звезды в местах так значительно удаленных от крайнего севера, каковы места греческих поселений в Европе и Азии. В виду всего этого согласие философов пятого века во взгляде на нормальное положение северного полюса в отношения к земле едва ли можно объяснить, не пред-

¹) Гераклит Ефесский был, по всей вероятности, противником новых астрономических теорий равно ионийской, как и пифагорейской школ.

— 446

полагая, что этот взгляд дошел к ним по традиции от последнего представителя Ионийской школы в шестом веке—Анаксимена. Дошедшие до нас известия древности не дают нам сколько-нибудь определенного указания на причины, какие могли побуждать самого Анаксимена впервые установить такое учение о нормальном положении неба. Но составить о них более или менее вероятное предположение мы можем. В Анаксимене естественно предположить желание согласить, поставить в наибольшее соответствие движение неба с принятой им формой земли; но с широко распростертой и имеющей незначительную толщину землей, казалось, более гармонировало движение, которое огибало бы ее широкую площадь, нежели движение, при котором звезды неслись бы то над широкою ее поверхностью, то над узкою боковою стороною, то опять под широкою нижнею стороною и наконец вновь над узкою боковою стороною. Правильное круговое движение в глазах древних не нуждалось в объяснении; но вращением, которое было бы только круговым движением и ничем более и которое поэтому не нуждалось бы ни в каком дальнейшем объяснении, для Анаксимена могло быть только круговращение, параллельное земной поверхности, так как только в этом случае тело на всех точках своей круговой линии остается на одной и той же высоте, тогда как движение от зенита к надиру, вследствие разъясненного выше взгляда Анаксимена на верх и низ, должно было представляться ему не просто круговоротом, а вместе то поднятием вверх, то опущением вниз, следовательно сменою таких движений, которые, будучи допущены, потребовали бы для себя особого разъяснения. Самые верх и низ при таком движении не имели бы для себя никаких реальных представителей, никаких предметов, которые соединялись бы с ними в воображении и давали бы им большую конкретность, определенность, так как светила небесные постоянным и неудержимым потоком проходили бы чрез них.

Итак, нормально северный полюс, по взгляду Анаксимена, должен был стоять над центром земной поверхности и все небесные светила должны были совершать круги параллельные ей.

— 447

Отчего же наблюдение представляет нам небо в наклонном положении? Данная к решению этого вопроса представляет нам опять известие Ипполита, насколько разъясняет оно мнение Анаксимена о происхождении ночной тьмы. Правда оно в этом случае естественно говорит только о движении солнца. Но солнце движется (если не принимать в расчет отклонений его пути, которые делаются заметными только в очень значительный период времени сравнительно с суточным круговоротом всего неба) также как и звезды. Поэтому вопрос: «каким образом солнце ночью делается невидимым, т. е. по-видимому опускается за горизонт», заключает неизбежно в себе и общие вопросы: «почему светила небесные закатываются или кажутся закатывающимися», «почему круги, совершаемые светилами небесными, будучи на самом деле параллельными земной поверхности, в наблюдении кажутся наклонными к ней?» Вопрос о ночной тьме разрешается у Ипполита двумя соображениями: во-первых, указывается на возвышенные места на земле которые находятся на севере, как поясняет Аристотель, во-вторых, предполагается более далекое расстояние солнца ночью от нас. Вторая мысль вызывает на два предварительные замечания. Солнце при закате видно также хорошо, как и в зените; его образ делается по-видимому при закате даже более, чем в зените, и закат солнца совершается в сравнительно очень непродолжительное время и на глазах зрителя. Следовательно, Анаксимен не мог думать, что отдаление есть причина самого заката, т. е. того, что солнце скрывается от зрителя. Но в продолжение ночи солнце может удаляться от нас более и более и усиливающаяся постепенно после заката солнца тьма может уже объясняться постепенным удалением солнца. Очевидно это объяснение и имел в виду Анаксимен, говоря о значительном расстоянии солнца ночью от земли. Но удаление звезд за горизонт не производят заметного влияния на освещение земля отчасти вследствие незначительности светя, доставляемого ими, отчасти потому, что закатывающиеся на западе звезды заменяются новыми на востоке. Отсюда, казалось бы, следует, что эта ссылка на отдаленность солнца ночью от нас не имеет никакого зна-

— 448 —

чения для решения общего вопроса о движении светил небесных. Однако поостережемся сделать подобное заключение. Дело все же идет здесь о положении и движении солнца, которые предполагаются очень похожими на положение и движение звезд, а поэтому разъяснение удаления солнца ночью может оказаться пригодным и при разрешении общего вопроса. Другое замечание касается толкования мнения об отдаленности солнца ночью. Ипполит говорит о далеком расстоянии солнца ночью не от земли и не от поверхности земли, как хочет толковать его Тейхмюллер, а «от нас», и без настоятельной нужды мы не имеем никакого права точное выражение писателя заменять другим. «От нас» это ближайшим образом от тех, для. которых в определенное время виден солнечный закат, для которых после заката следует постепенное увеличение ночной тьмы, у которых ночная тьма наконец достигает известной определенной степени: ведь речь и идет именно об объяснении этой тьмы, которая наблюдалась, и следовательно имеются в виду те, которые ее испытывали. Расширить понятие «от нас» до понятия «от всей земной поверхности» имеет право только тот, кто докажет, что Анаксимен явление заката и ночной тьмы считал совершенно тожественными на всей земной поверхности; в противном случае обязанность осторожного исследователя по крайней мере задаться вопросом: не допускает ли это выражение более тесного и более соответствующего точному смыслу фразы толкования. И оно его допускает. Точный смысл будет таков: солнце ночью сравнительно далее стоит от того места на земной поверхности, на котором мы обитаем. Чтобы объяснить эту сравнительную дальность расстояния солнца ночью от известного места на земной поверхности, вовсе не нужно предполагать, что центр земли не составлял по мнению Анаксимена центра солнечной орбиты, т. е. что солнце, проходя по одну сторону земли, более приближается к земле, чем проходя по другую; для этого нужно только тех «нас», о которых говорится, поселить ближе к одному краю земной поверхности. И так как Анаксимен земле приписывал ширину несравненно большую, чем толщину, то при

449 —

таком толкования можно получить даже большее удаление солнца ночью от известного места на земной поверхности, чем на величину земного диаметра, как выходит по толкованию Тейхмюллера. Впрочем, о взгляде Тейхмюллера на сравнительную отдаленность солнца ночью не может быть и речи, как скоро уяснилось, что Ипполит говорит о вращении звезд в кругах параллельных земной поверхности. После этих замечаний мы можем приступить к разрешению вопроса, как объяснял Анаксимен данный в наблюдении наклон неба.

Представим себе широко раскинувшееся во все стороны поле; пусть в направлении к северу оно постепенно будет возвышаться вплоть до самой своей границы, где возвышение окончится отвесным скатом, так что подножие отвеса уже не будет выше низменных частей поля. На этом поле, но не в его центре, а как можно ближе к той его границе, которая диаметрально противоположна возвышенности, поместим зрителя, так чтобы возвышенность ограничивала его кругозор, заслоняя собою предметы, лежащие за нею. Представим далее, что все поле вместе с зрителем прикрыто огромным прозрачным куполом, которого внутренняя поверхность разрисована изображением звезд, разрисована вся до самой земли, на которую опирается купол на некотором расстоянии от границ поля. Предположим наконец, что при помощи какого-нибудь механизма купол вертится вокруг воображаемой линии, составляющей перпендикуляр, восставленный из срединной точки поля к вершине купола. Срединная точка внутренней поверхности купола, остающаяся неподвижной, будет очевидно лежать не над головою зрителя, а далеко от него на север. Самая дальность расстояния от него частей купола, лежащих за этою срединною точкой, будет скрадывать от него их истинную величину, тогда как части купола, лежащие над его головою и ближайшие к ним будут оцениваться им по своей величине несравненно правильнее. Возвышенность, расстилающаяся перед ним к центру поля и далее на север, даже прямо заслонит собою вид большей части звезд, которыми усеяна от самого своего подножия часть купола, лежащая по ту сторону серединной его

450 —

точки. Круговое движение, которое будет совершать каждая из нарисованных на куполе звезд, будет конечно параллельно поверхности поля, если отрешиться от ее неровностей, а между тем звезды, за исключением лежащих ближе к срединной точке, будут делаться невидимыми для зрителя, как скоро будут поворачиваться на северную сторону, прикрытую от него возвышенностью; если поле очень обширно и возвышенность поднимается так постепенно, что для зрителя подъем неощутителен, то скрытие звезд за нею должно казаться ему опущением их под поверхность, которая расширяется пред его глазами. Нарисованная нами картина должна дать живое и наглядное представление о том, как Анаксимен объяснял образ небесного движения, получаемый с земной поверхности. Наблюдение неба рисовало пред ним наклонные в отношении к земной поверхности орбиты небесных светил. Но убеждение в строгой правильности и симметрии космоса не мирилось с мыслью о наклоне неба, и причины, которые разъяснены вами выше, побуждали его признать наиболее нормальными такие круговороты светил, которые были бы параллельны земной поверхности. При этих условиях ему необходимо было признать наклон неба мнимым и искать средства объяснить, каким образом параллельные круги в глазах зрителя могли бы превратиться в наклонные. Но так как сторона земли, с которой производились наблюдения, была для него единственною стороною, с которой может и должен представляться правильный вид космоса, то ему оставалось придумать какие-либо совершенно случайные неблагоприятные условия в положении наблюдающего зрителя, которые бы дали возможность понять, как может получаться несоответственное впечатление на стороне земли вполне благоприятной наблюдению. С этою целью он помещает» людей, наблюдающих явления, которые не подходят под его норму, не в центре обширной земной поверхности, а несравненно ближе к югу, основываясь на том конечно соображении, что это объяснит, почему лежащий, по его мнению, прямо над средоточием земли полюс приходится не прямо над их головами, а гораздо далее, к северу. С этою целью он заставляет поверхность

451 —

земли возвышаться к северу в надежде, что это возвышение земли вместе, с отдаленностью от наблюдателя стороны неба за северным полюсом объяснит, почему по ту сторону последнего не видно для наблюдателя такого же огромного небесного пространства, усеянного звездами, как по эту сторону. Та же причина должна была объяснять в его глазах и закат всех небесных светил, появляющихся на небе. Солнце как и все звезды на самом деле совершают на известной высоте круги, параллельные земной поверхности; но возвышенные места земли на севере заслоняют их от глаз наблюдателя при совершении ими другой половицы их орбиты, а увеличившееся расстояние их от него по мере приближения их к самой северной стороне своего пути препятствует достигать до него лучам даже самого солнца. (При этом очевидно предполагалось, что солнце во всю ночь, подобно как тотчас после своего заката, должно бы было, даже скрывшись за возвышенностью, давать свет сумерек, если бы расстояние его от наблюдателя не увеличилось). Только звезды, находящиеся прямо над средоточием земли у северного полюса, стоя высоко и описывая небольшие, не уклоняющиеся далеко ни к югу, ни к северу круги, проходят свои полные орбиты на глазах наблюдателя и должны поддерживать в нем убеждение, что и круговращение всех остальных светил совершалось бы также сполна на его глазах, если бы он поместился в средоточии земной поверхности и если бы возвышающиеся к северу горы не заслоняли части доступного ему по его положению неба ¹). Это мировоззрение

¹) Сведений о древнейших философах так мало, что естественно дорожить каждым известием о них, дошедшим до нас из древности, и не отбрасывать какое-то ни было свидетельство в качестве непригодного прежде, чем исчерпаны все средства воспользоваться им. Этим может быть оправдана попытка так рассмотреть извести pseudo-Плутарха, противоречащее по-видимому известиям Стобея и св. Ипполита, чтобы можно было согласить его с последними. Плутарх говорит, что по взгляду Анаксимена ὁμοίως ὑπὸ τὴν γῆν καὶ περ. τὴν γῆν στρέφεσθαι τὰ ἄστρα. Это место можно перевести так: звезды вращаются под землей таким же образом, как (вращаются они) около земли. В таком случае есть возможность видеть здесь неясное выражение мысли, только что высказанное нами в ???сте статьи. Анаксимену естественно было на очевидное, как казалось ему, параллельное земной поверхности круговращение звезд, ближайших к северному полюсу, указывает как на образец,

— 452

очень далеко от современного. Но мы видим, что для своего времени оно не было вздорным. Основная его мысль о положении северного полюса в зените, как мы знаем, была принята философами последующего поколения. Правда кажущаяся наклонность в отношении к земной поверхности орбит звезд объяснялась ими иначе; она объяснялась по большей части тем, что земля вследствие некоторых физических причин наклонилась на южную сторону. Но и в этом объяснении последующие философы очевидно не очень далеко ушли от Анаксимена. Истинная объясняющая вид неба с земли причина осталась та же — более высокое положение земной поверхности к северу, с тем только различием, что для Анаксимена это более высокое положение было следствием неровностей самой поверхности, а для позднейших следствием опущения вниз самой земли ее южной стороною. Прогресс был, конечно: к мысли об опущении вниз самой земли обратились не без причины. Но к нашему вопросу эти причины уже не относятся.

Наконец делается совершенно понятным и сравнение вращения неба у Ипполита с вращением шапочки на голове,—сравнение, которое делало много труда толкователям. Образ шапочки, вращающейся вокруг головы, так сходен с образом купола, покрывающего поле и вращающегося вокруг него, что, после того, как мы пользовались последним для того, чтобы нагляднее представить взгляд Анаксимена на видимое вращение неба, для нас

по которому можно было составить правильное понятие и о движение остальных звезд, по-видимому закатывающихся под землю. Поэтому если совершенно согласно с своим мнением он мог утверждать, что звезды на самом деле не закатываются под землю, а вращаются около земли (Ипполит и Стобей), то желая пояснить дело с другой стороны, он мог, также насколько не противореча своему мнению, утверждать, что кажущееся вращение под землю звезд (после их заката) на деле происходить также, как и вращение некоторых из них (у полюса) около земли. Более обширный источник, которым одинаково пользовались Стобей и pseudo-Плутарх, вероятно развивал обе эти мысли. Стобей выбрал одну более характерную, Плутарх другую, которая, будучи выражена в очень сжатой форме и вырвана из пояснявшего ее контекста, сделалась темной и по-видимому даже противоречащей взгляду Анаксимена. Впрочем, мы никак не настаиваем на таком толковании известия pseudo-Плутарха.

— 453 —

нет ни малейшей нужды подробно анализировать первый. Правда сравнение, передаваемое Ипполитом, не обнимает всех частных черт Анаксименова взгляда; но оно конечно и не имело этой цели. Во всяком случае оно подобрано так хорошо, как только можно подобрать, если искать его среди самых близких, для всех доступных предметов.

Так разъясняется темное свидетельство св. Ипполита о философе Анаксимене, и объяснение столько же оправдывает св. Ипполита от обвинения в бессмысленной и неверной передаче мнений, заимствованных им из более древних источников, сколько и снимает с философа Анаксимена упрек в недостойной его времени, ни с чем несообразной теории.

М. Каринский.