Иоанн Златоуст, свт. Беседы на книгу Бытия. Беседа 11

О том, что нужно прилагать великое старание о добродетели и подражать святым, которые, будучи одного с нами естества, с усердием творили ее, и что, если станем нерадеть, то не будем иметь никакого извинения.

1. Знаю, что в предшествовавшие дни я занимал ваш ум глубокими размышлениями; поэтому сегодня хочу предложить вам более легкое поучение. Как тело, изнуренное постом, нуждается в некотором отдыхе, чтобы могло потом с живой ревностью опять выступить на подвиги поста, так и душа требует отдохновения и успокоения. Не всегда нужно напрягать ее, не всегда и послаблять ей; но иногда делать одно, а иногда другое, и, таким образом, управлять и состоянием души, и вожделениями плоти. Всегдашний напряженный труд производит изнурение и изнеможение, а постоянное послабление ведет к беспечности. Это бывает, как всякому известно, и с душой и с телом. Поэтому мера во всем – прекрасное дело. Этому-то научает нас Бог всячески и самыми творениями, которые Он создал для нашего существования. Чтобы в этом увериться вам, возьмем в рассмотрение день и ночь, то есть свет и мрак. Назначив человеку день для делания, а мрак ночи для успокоения и отдохновения от трудов, (Бог) обоим им положил меру и пределы, чтобы все мы могли получать от них пользу. А что свет дневной есть время делания, послушай Давида, который говорит: "выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера" (Пс.103:23). И хорошо сказал: "до вечера", потому что с наступлением вечера свет удаляется, а приходит темнота и усыпляет человеческую природу, успокаивает утрудившееся тело, утишает все чувства и, как добрая кормилица, своей заботливостью всем членам дает свободу от трудов и изнурительных занятий. Когда же мера ночи исполнится, появляется свет, и, пробудив человека, делает его способным свежими чувствами воспринимать солнечные лучи,

84

и с новым и горячим усердием приступать к обычным делам. То же можно видеть и в последовательности времен года: после зимы наступает весна, а за летом следует осень, чтобы переменой в растворении воздуха тела наши освежались, чтобы и не расстраивались чрезмерно сжимаемые холодом, и не ослабевали сильно согреваемые зноем; поэтому (Бог) заставляет нас к зиме приучаться осенью, а к лету весной. Вообще, кто захочет смотреть на все рассудительно, тот во всех творениях найдет порядок и соразмерность, и убедится, что ничего не создано без причины и без цели. То же можно видеть и на растениях, произрастающих из земли. Земля не все производит в одно время, и не всякое время удобно к возделыванию ее произрастаний: наученный данной Богом мудростью, земледелец знает удобное время и понимает, когда посеять семена, когда посадить в землю деревья и виноград, когда острить серп для жатвы, когда собирать виноград и срезывать кисти, и в какое время собирать плод с маслины. Словом, если захочешь рассматривать все это подробно, то найдешь, что и у земледельцев много мудрости. И это можно видеть не на земле только, но и на море. Здесь увидишь другого рода дивную мудрость: кормчий знает, когда спустить корабль на воду, когда вывести его из пристани, когда плыть по морю. У этих-то особенно людей можно видеть, сколько смысла вложила в человеческую природу премудрость Божия. Не так хорошо знают повороты путешествующие по большим дорогам, как эти (мореходы) умеют, верно, держать путь по водам. Потому и Писание, изумляясь чрезмерной премудрости Божьей, говорит: "Дал путь в море и" в воде  "безопасную стезю" (Прем.14:3). Какой человеческий ум в состоянии постигнуть это? Такое же разумное устроение найдешь и в том, что касается принятия людьми пищи: на каждое время и на каждую пору года Господь дал нам различную пищу, и земля, как добрая кормилица, приносит нам Дары свои, повинуясь велению Создателя.

2. Но чтобы не слишком распространять это слово, вы, как разумные люди, можете сами сообразить и все прочее: "дай", сказано, "наставление мудрому, и он будет еще мудрее" (Притч.9:9). Не на нашей только пище это можно видеть, но и на пище бессловесных. И из других многих вещей можете, если захотите, узнать через исследование неизреченную премудрость и

85

безмерную благость высочайшего Художника-Бога, узнать то, что все твари созданы с некоторой разумной целью. Таково же найдем мы и установление для нас святой четыредесятницы. Как на больших дорогах есть постоялые дворы и гостиницы, в которых утомившиеся путники могут отдохнуть и успокоиться от трудов, чтобы потом опять продолжать путь; как на море есть берега и пристани, где мореходы, переплыв много волн и выдержав напоры ветров, могут несколько отдохнуть, чтобы потом опять начать плавание, – так и в настоящее время святой четыредесятницы вступившим на путь поста Господь даровал эти два дня в седмице [т.е. субботние и воскресные дни святой четыредесятницы, в которые Церковь облегчает строгость поста], как бы постоялые дома и гостиницы, как бы берега и пристани, для краткого отдохновения, чтобы совершающие это доброе и спасительное путешествие, и тело успокоив несколько от трудов поста, и душу ободрив, опять, по прошествии этих двух дней, с усердием вступали на тот же путь. Вот и мы, так как ныне день отдохновения, попросим вашу любовь заботливо хранить приобретенные вами от поста плоды, дабы, отдохнув несколько, вам прибавить новые плоды к прежним, и, таким образом, мало-помалу собрав великую прибыль, встретить день Господень [т.е. день пасхи или воскресения Христова], и ввести в пристань святого праздника полным духовный свой корабль. Если все создания Господни, как показало наше слово и как свидетельствует опыт, совершены с разумной целью, для удовлетворения необходимой потребности, то и наши дела должны быть совершаемы не просто и не напрасно, но с пользой для нашего спасения. И занимающиеся мирскими делами никогда не решатся приступить к делу, пока не увидят выгоды от этого; тем более нам нужно поступать так и не проводить постные седмицы небрежно, но вопрошать свою совесть, испытывать ум и смотреть, что хорошо сделано нами в ту, что в другую неделю, какое приобретение мы получили в следующую, какую из своих страстей исправили. Если мы не будем так устраивать себя и прилагать такое попечение о своей душе, то не будет нам никакой пользы от поста и неядения, особенно, когда окажемся хуже и тех, которые прилагают такое старание о собрании денег. Смотри, каждый из этих людей употребляет всю бдительность, как бы всякий день прибавить что-либо к прежнему, и никогда не насыщается, но, чем более умножается у него имение, тем более усиливается и рвение и усердие. Итак,

86

если люди выказывают такую бдительность там, где часто и старания бывают бесплодны, и богатство причиняет великий вред спасению души, то не гораздо ли более должно поступать так здесь, где от усердия великая польза, несказанная награда, и безмерный прибыток? Там, кроме всего сказанного, большая неизвестность: приобретение имущества не нарочно, не только потому, что при наступлении смерти оно остается здесь и не приносит никакой пользы собиравшему его, но и потому, что он, за имущество остающееся здесь, должен (там) дать самый строгий отчет. Часто случается еще и то, что человек, собравший великое богатство, после многочисленных трудов, тяжких усилий и беспокойств, с наступлением, как бы бури какой, неблагоприятных обстоятельств, еще прежде смерти своей вдруг делается беднее самых бедных людей – и это приходится видеть каждый день. Но касательно духовного богатства ничего такого никогда не должно опасаться: оно твердо и неподвижно, и там, где особенно нуждаемся в нем, подает нам великую помощь.

3. Итак, пока имеем время, умоляю, употребим на приобретение этого духовного богатства, хотя столько же старания, сколько эти люди, и никогда не прекратим заботы о том, сделали ли мы что-нибудь доброе, прогнали ли от себя своей бдительностью какую-либо возмущавшую нас страсть, дабы, чувствуя одобрение своей совести, вкусить нам великое удовольствие. Дело не в том только, чтобы мы каждый день приходили сюда, постоянно слушали об одном и том же и во всю четыредесятницу постились. Если от постоянного хождения сюда и увещания не приобретем ничего, и из постного времени не извлечем чего полезного для своей души, – все это не только не доставит нам никакой пользы, но и послужит к большему осуждению нашему, когда, при такой (о нас) заботливости (со стороны Церкви), мы останемся все такими же, – когда гневливый не сделается тихим, вспыльчивый не обратится к кротости, а завистливый не перейдет к доброжелательству, сребролюбец не оставит своей страсти и не расположит себя к подаянию милостыни и питанию бедных, распутный не сделается целомудренным, гоняющийся за суетной славой не научится презирать ее и искать истинной славы, не заботящийся о любви к ближнему не воспрянет и не приучит себя не только к тому, чтобы быть не хуже мытарей ("ибо если",сказано, "вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари"? Мф.5:46), но и к такому состоянию души, чтобы кротко смотреть и на врагов и показывать к ним великую любовь. Если, приходя сюда каж-

87

дый день, и постоянно слушая и пользуясь такими наставлениями и получая от поста помощь, не победим вышесказанных и других возникающих в нас страстей, то, какое будет нам прощение, какое оправдание? Скажи мне, пожалуйста, если бы ты видел, что сын твой каждый день ходит в училище, и, хотя времени проходит много, но он ничего не приобретает там, снес ли бы ты это терпеливо? Не наказал ли бы и отрока, не упрекнул ли бы и учителя? А потом, если бы узнал, что со стороны учителя сделано все и ничего не опущено, и что причиной всего была леность отрока, не обратил ли бы ты весь гнев свой на отрока, перестав винить учителя? То же самое должно быть и здесь. Мы, как поставленные (на степень учителей) благодатью Божьей, каждый день созываем вас, как духовных детей, в это училище, и предлагаем вам спасительное наставление, при чем не свои вымыслы сообщаем, но излагаем учение, дарованное нам от Господа в божественном Писании, – его мы открыто излагаем и постоянно внушаем. Итак, когда мы употребляем все старание и заботливость, и ежедневно ведем вас на путь добродетели, вы же будете оставаться в том же состоянии, то подумайте, какая будет и нам скорбь, какое и вам осуждение, чтобы не сказать больше? Конечно, нас освобождает от всякой ответственности то, что мы не опустили ничего потребного к вашему назиданию; однако же, так как мы заботимся о вашем спасении, то и не можем легко переносить (вашей беспечности). И учитель, когда не замечает в ученике никакого плода от своего старания, не мало скорбит и болезнует, видя, что напрасно трудится.

4. Это говорю теперь не для того, чтобы опечалить вашу любовь, но чтобы возбудить и расположить вас не изнурять только тело постом и не проводить дни святой четыредесятницы напрасно и без пользы. И что говорю – дни святой четыредесятницы, когда нам нельзя ни одного дня, по возможности во всю нашу жизнь, проводить так, чтобы в течение его не приобрести себе духовного плода – или молитвой, или исповеданием, или милостыней, или каким-нибудь другим духовным делом? Если Павел, такой великий муж, слышавший те неизреченные слова, коих никто не слыхал до сегодня, взывал о себе: "я каждый день умираю: свидетельствуюсь в том похвалой вашей" (1Кор.15:31), научая нас, что он так часто подвергался опасностям за благочестие, что каждый день был близок к смерти и, чего не допускала природа (потому что мы все подлежим одной только смерти), то совершала ревность его воли, хотя человеколюбивый Бог и хранил его надолго для спасения других, – итак, если он, славный та-

88

кими подвигами и являвшийся на земле подобно ангелу, каждый день старался приобретать что-нибудь, ополчаться против опасностей за истину, собирать себе духовное богатство и никогда не останавливаться, – то какое оправдание будем иметь мы, которые не только не совершили никаких подвигов, но обременены такими недостатками, из коих и каждый в отдельности может низринуть нас в бездну погибели, и не прилагаем никакого старания даже и о том, чтобы исправить эти недостатки? А если часто оказывается, что один и тот же имеет не один только недостаток, но весьма многие, когда он и гневлив, и необуздан, и сребролюбив, и завистлив, и жесток, и, однако же, не старается ни исправить эти недостатки, ни обратиться к делам добродетели, то какая остается надежда на спасение? Это говорю и не перестану говорить, чтобы каждый из слушающих, взяв из слов наших приличное ему врачество, постарался, освободившись от обременяющих его страстей, возвратить себе здоровье, и сделать себя способным к добродетели. И с больным телом бывает, что если врач многократно прикладывает лекарство, а больной не хочет выждать действия его, но сердясь и не терпя боли от приложенного врачом лекарства, отрывает его и не получает от него пользы, в таком случае никто из благомыслящих не станет упрекать врача, который со своей стороны сделал все. Так и здесь, мы, составив из духовного поучения врачество, предлагаем его вам; а затем будет уже ваше дело и потерпеть боль, и воспользоваться врачеством и, освободившись от болезни, возвратиться к истинному здравию. Тогда и сами вы получите великую пользу, и мы почувствуем не малую радость, видя, что бывшие прежде больными так скоро сделались здоровыми.

Итак, каждый из вас, молю, если не хотел раньше, по крайней мере, с этого времени старайся удалить из души своей ту страсть, о которой знает, что она тяготит его более других страстей, и, действуя благочестивым размышлением, как бы духовным мечем, освобождай себя от этой страсти. Бог дал нам столько разума, что при нем можем, если захотим быть сколько-нибудь внимательными, одолеть каждую из возникающих в нас страстей. Для того благодать Духа и описала для нас жизнь и деятельность всех святых в божественном Писании, чтобы, узнав, как они, будучи одного с нами естества, совершили всякую добродетель, мы не ленились подвизаться в ней.

5. Не одного ли с нами естества был блаженный Павел?

89

Пламенею любовью к этому мужу; поэтому непрестанно обращаюсь к нему и, взирая на его душу, как на некий первообраз, удивляюсь в нем господству над страстями, высокому мужеству, пламенной любви к Богу и размышляю, как один человек по своему усердию приобрел всю совокупность добродетелей, а из нас никто не хочет сделать и малого доброго дела. Кто же спасет нас от неизбежного наказания, когда он был одной с нами природы, не чужд был тех же страстей и находился в таких трудных обстоятельствах, каждый день, так сказать, будучи влачим, терзаем и всенародно мучим противниками (евангельской) проповеди, которые часто, почитая его уже мертвым, тогда только, наконец, оставляли его, как бы приведши в исполнение убийственный свой замысел? А между нами, слабыми и столь нерадивыми, найдется ли кто такой, который бы являл такое величие добродетели? Но чтобы вам не из наших уст слышать о подвигах этого блаженного и о мужестве, какое он ежедневно показывал (в борьбе) за проповедь благочестия, надобно послушать, что он сам говорит. Когда он, по причине ложного о нем отзыва лжеапостолов, поставлен был в необходимость рассказывать о своих делах (а это для него было так тягостно и неприятно, что он отказывался и никогда не хотел объявлять о своих подвигах, напротив открыто называл себя хульником и гонителем), так, когда он увидел совершенную необходимость заградить уста обманщиков и несколько успокоить учеников, то, после многого другого, вот как начал говорить: "а если кто смеет хвалиться чем-либо, то, скажу по неразумию, смею и я" (2Кор.11:21). Смотри, какая боголюбивая душа: не только дерзостью, но и безрассудством называет это дело, научая нас никогда не разглашать о своих делах без необходимости, когда никто не принуждает нас к тому, хотя бы и нашлись между нами сделавшие что-нибудь доброе. "А если кто", говорит он, "смеет хвалиться чем-либо, то, скажу по неразумию, смею и я", то есть, так как я вижу совершенную необходимость, то и решаюсь осмелиться и сделать безрассудное дело. "Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я" (2Кор. 11:22). Этим, говорит он, превозносятся: пусть же не думают, что нам недостает этого; и мы участвуем в тех же самых (преимуществах). Потом прибавил: "Христовы служители? в безумии говорю: я больше"(2Кор.11:23).

6. Смотри здесь, возлюбленный, как добродетельна душа этого блаженного. Он уже назвал дерзостью и безумием совершенное им, – хотя был поставлен в необходимость, однако

90

не удовольствовался сказанным. Но когда решился объявить, что он весьма многим превышает тех, то чтобы не подумал кто, будто он говорит это по самолюбию, опять называет свои слова безумием, как бы так говоря: разве я не знаю, что делаю дело, многим неприятное и мне неприличное? Но меня вынуждает к тому настоятельная необходимость; потому простите мне, что говорю безумные слова. Будем подражать хотя тени его мы, отягощенные таким бременем грехов, – мы, которые, если иногда и сделаем что-нибудь доброе, то не можем и это хранить в сокровищницах сердца, но разглашаем и обнаруживаем из любви к человеческой славе, и такой неуместной говорливостью лишаем себя награды от Бога. С блаженным Павлом ничего такого не было. А что же? "Христовы служители?" говорит он, "в безумии говорю: я больше". Затем он уже открывает и те подвиги свои, коих лжеапостолы не совершили. Да и как могли совершить их люди, которые враждовали против истины, всячески старались воспрепятствовать проповеди благочестия и возмущали умы простых людей? Итак, сказав: "я больше", он уже перечисляет подвиги своего мужества и говорит: "более был в трудах, безмерно в ранах, и многократно при смерти". Что говоришь? Слова твои что-то странны и необычайны. Возможно ли умереть несколько раз? Да, говорит, возможно, если не самым делом, то намерением. Этим он научает нас, что он постоянно подвергался за проповедь таким опасностям, которые угрожали ему смертью, но благодать Божья среди самых опасностей хранила подвижника, чтобы от него ученики получили великую пользу. "При смерти", говорит, "неоднократно. "От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл в глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратьями (2Кор.11:24-26). Не пройдем, возлюбленные, этих слов без внимания: каждое из них в отдельности представляет нам море испытаний. Не сказал он об одном путешествии, но "в путешествиях", говорит, "много раз", не (одну) претерпел беду в реках, но многие и различные беды, и все (претерпел) с великой твердостью. И после всего этого еще говорит: "в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе, кроме посторонних приключений" (2Кор.11:27-28).

7. Вот открывается перед нами еще другое море испытаний.

91

Словами: "кроме посторонних приключений" [или яснее: кроме прочего] он дал понять, что им гораздо более опущено, чем сказано. И на этом не остановился, но указывает нам на испытанные им беспокойства от стекавшегося к нему во множестве народа, говоря так: "ежедневно стечение людей, забота обо всех церквах" (2Кор.11:28). Вот опять, и этого подвига, хотя бы он был и один, достаточно, чтобы вознести его на самый верх добродетели. "Забота", говорит, "обо всех церквях" – не одной, не двух и трех, но всех, какие только были во вселенной. Сколь обширна земля, которую освещает солнце своими лучами, столь же велико было попечение и заботливость этого блаженного. Вот, какая широта сердца! Вот, какое величие духа! Но то, что следует далее, закрывает, так сказать, собой все сказанное. "Кто изнемогает", говорит он, "с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся" (2Кор.11:29). Вот, какая нежная любовь этого мужа! Вот, какова бдительность! Вот, какова заботливость! Какая мать так терзается внутренне о чаде своем, палимом горячкой и лежащем на одре, как этот блаженный немоществовал за немощных, где бы они ни были, и волновался за соблазнявшихся? Смотри, как сильно он выразился. Не сказал: "кто соблазняется, за кого бы я" не печалюсь; но – "воспламенялся", говорит, являя нам великую силу скорби, и давая знать о себе, что он как бы воспламеняется и внутренне горит за подвергающихся соблазнам. Знаю, что я очень распространил свое поучение, хотя и имел намерение быть сегодня кратким, дабы вы могли несколько отдохнуть от труда постнического. Но не знаю, как я, коснувшись богатства добродетелей этого святого, увлечен этим как бы сильным потоком вод. Потому, остановив слово здесь, прошу любовь вашу постоянно содержать его в уме и непрестанно помышлять о том, что бывший одной с нами природы, подверженный тем же страстям, занимавшийся простым и неважным ремеслом – сшиванием кож и пребывавший в мастерской, когда захотел и решился предаться подвигам добродетели и сделать себя достойным принятия Святого Духа, получил свыше обильнейшие щедроты. Так и нам, если захотим сделать, что следует с нашей стороны, ничто не воспрепятствует получить те же щедроты, потому что Господь щедр и "хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины" (1Тим.2:4). Сделаем же себя достойными, и с пламенным усердием, хотя и поздно, обратимся к добродетели, и, подавив свои страсти, сотворим себя способными к принятию Духа,

92

– чего да удостоимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.