1. Многие предметы повергают нас в скорбь потому только, что мы не знаем их, когда же хорошо узнаем их – отлагаем скорбь. Указывая на это, Павел и сказал: не хочу же оставить вас, братия, в неведении об усопших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Чего не хочешь ты, чтобы они не знали? Учения, говорит, о воскресении. Но почему не говоришь о наказании, которое ожидает людей за незнание учения о воскресении? Потому, что это (само собою) открывается из этого учения и всеми признается. Между тем и от этого будет немаловажная польза. Он говорить с ними так, не потому что они не верили в воскресение, но потому что, несмотря на эту веру, они оплакивали (умерших). Именно, иначе он говорит с неверующими, иначе – с ними; а они, как видно из того, что исследовали времена и лета, знали (о воскресении). Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и усопших в Иисусе Бог приведет с Ним (ст. 14). Где отвергающие плоть? Если он не принял плоти, то и не умер; если же не умер, то и

529

не воскрес. Каким же образом он приводит этим нас к вере? Не подумают ли они о нем, что он обманщик и льстец? Если смерть есть следствие греха, а Христос не согрешил, то каким образом это может служить для нас назиданием? При том, почему сказал он: как и прочие, не имеющие надежды? Он рассуждал как бы так: кого вы, люди, оплакиваете, о ком скорбите – о грешниках ли, или просто об умирающих? Те (не имеющие надежды) оплакивают (умерших), потому что все умершие – для них ничто. Первенец, - говорит, – из мертвых (Кол.1:18), т. е. начаток. Следовательно должны быть и другие. Заметь притом, что здесь не приводит ни одного доказательства от разума, – потому что они были люди простые. Между тем, когда писал к коринфянам, он сперва много привел доказательств и от разума, и потом уже присовокупил: Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет (1 Кор.15:36). (Сказанное здесь) более имеет силы тогда, когда беседа ведется с верным; но какую это может иметь силу для неверующего? Так Бог, – говорит, –и усопших во Иисусе приведет с Ним. Опять усопшие, – нигде не говорит: умершие. Но о Христе сказал: умер, потому что присовокупил: и воскрес, а здесь: усопшие во Иисусе, разумея или усопших в вере Иисусовой, или то, что чрез Иисуса (Бог) приведет усопших, то есть верных. Еретики говорят, будто здесь он разумеет крещенных. Но отчего употребил выражение – тако? Ведь Иисус не уснул чрез крещение. Почему же говорит: усопшие? Потому что рассуждает не о всеобщем, а о частном воскресении. Усопших во Иисусе приведет, говорит он, и во многих местах говорит таким образом. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших (ст. 15). Говоря о верных, сказал: и усопшие во Христе и еще: мертвые ...восстанут. Потом говорит не о воскресении только, но о воскресении и о чести, какою будут они окружены, находясь в состоянии прославления. В воскресении, говорит, все будут участвовать; но в славе не все, а только усопшие во Христе. И так как он хочет утешить их, то утешает не только говоря им о воскресении, – они уже знали о нем, – но и о великой чести и быстроте (с какою последует воскресение). Желая утешить их ожидающею их честью, далее говорит: и всегда с Господом будем, и еще: восхищены будем на облаках. Как же верные умирают во Иисусе? Очевидно, имея Христа в себе. А слова: приведет с Ним дают разуметь, что будут собраны из многих мест. Ибо сие, – говорит, – го-

530

ворим вам словом Господним. Намеревался сказать нечто необыкновенное и потому присовокупил удостоверение. Словом Господним говорит, то есть, мы говорим не сами от себя, но узнавши от Христа, мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших. Тоже говорит и в послании к коринфянам: вдруг, во мгновение ока (1 Кор.15:52); но здесь в удостоверение воскресения представил способ (каким должно оно совершиться).

2. И так как дело представляется трудноисполнимым, то он показывает, что столь же удобно могут быть восхищены умершие, как и живые. Употребив выражение – мы, он имеет в виду не себя, так как не располагал оставаться (в живых) до воскресения, но разумеет верных. Поэтому присовокупил: мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших. Он как будто говорил так: когда слышишь, что живущие тогда не предварят истлевших, в прах обратившихся, умерших за несколько тысяч лет, то не представляй себе в этом какой-нибудь трудности, – Бог творить это, а для Него столь же легко привести оставшихся целыми, как истлевших. Есть правда такие, которые не верят этому, потому что не знают Бога. Но скажи мне, что легче, из небытия ли привести в бытие, или снова восставить истлевшее?

Что, однако ж, они говорят? Такой-то потерпел кораблекрушение и утонул; утонувшего схватили многие рыбы и каждая из рыб съела по части. Потом из этих самых рыб одна поймана в одном, другая в другом заливе и съедена одна одним (человеком), а другая другим. И опять, эти люди, съевшие рыб, пожравших человека, умерли в различных странах, и сами, может быть, съедены зверями. Как же после такого смешения и рассеяния опять оживет человек? Кто соберет этот прах? Но для чего это говоришь, человек? Для чего сплетаешь цепи пустых вымыслов и полагаешь, что этого нельзя разрешить? Если бы даже человек и не упал в море, если бы не был поглощен рыбою, и эта рыба опять не была се едена тысячами людей, но при погребении он был бы положен во гроб, и ни черви, ни иное что-либо не коснулось бы его, – то как, скажи мне, воскреснет разрушившееся? Как свяжется прах и пепел? Откуда потом возьмется цвет тела? Разве это объяснимо? Если будут сомневаться в этом эллины, то мы можем сказать им весьма многое. Что же именно? Есть у них такие, которые (учат) переселению душ и в растения, и в деревья, и в собак. Скажи мне, что легче, свое ли восприять тело или чужое? Другие еще говорят, что (тела) в

531

огне истлевают и что потом последует восстановление одежд и обуви, – и не смеются над ними! Иные вводят атомы. Но мы не к ним обращаем нашу речь, а к верным, если только должно называть верными вопрошающих; впрочем, укажем на то апостольское (учение), что всякая жизнь возникает из тления, все растения, все семена. Не видишь ли, какой большой ствол имеет смоковница, какие большие побеги, и сколько листьев, сучьев и ветвей, сколько корней, так расширившихся и углубившихся в землю? И до такой степени высокою и широкою она становится из зерна, брошенного в землю и при том сгнившего. Если бы оно не сгнило и не разрушилось, то ничего бы и не выросло. Скажи мне, как это бывает? Так и виноград, столько приятный для взора и вкуса, родится из этого же безобразного зародыша. Кроме того, скажи мне, не одинаковая ли вода падает сверху? Каким же образом она изменяется во столько видов? Это удивительнее воскресения. Там какое семя обращает на себя (твое внимание), такое же (возникает), – и видишь растение и совершенное сходство (зерна с растением); а здесь, скажи мне, каким образом то, что имеет одинаковые качества и одинаковую природу, превращается во столько видов? В виноградной лозе (вода) делается вином, и не вином только, но и листьями и соком, потому что ею не только кисть питается, но и прочие части виноградной лозы; в маслине делается маслом, – и многим другим, чего нельзя и пересказать. И – чудное дело! Здесь делается влажным, там сухим, здесь сладким, там кислым, – то вяжущим, то горьким. Каким же образом она превращается в столько видов? Укажи причину. Но ты не в силах. Да и в тебе самом,– это ближе, – скажи мне, как извергаемое семя устрояется и преобразуется в глаза, как в уши, как в руки, как в сердце, как в столь многие члены? Не бесконечное ли в теле разноoбpaзиe видов, величины, свойств, положения, сил, составов? Сколько нервов, жил, мышц, костей, перепонок, артерий, членов, желез; сколько еще кроме них такого, что входит в состав нашей природы, о чем подробно говорят врачи, – и все это от одного семени! Разве не покажется для тебя гораздо непонятнее то, каким образом влажное и нежное превращается в твердую и холодную кость, – как оно делается теплою и влажною кровью,– как холодным и нежным нервом, – как холодною и влажною артериею? Как это, скажи мне? Не понимаешь этого? Не усматриваешь ли каждый день воскресения и смерти в возрастах? Куда девалась юность? Откуда взялась старость? Каким образом состарившийся, который самого себя не может

532

сделать юным, рождает другого – дитя, самое юное, и чего не может дать себе самому, то дает другому?

3. То же самое можно видеть и в деревьях и в животных, несмотря на то, что, по-видимому, кто дает другому что-либо, прежде сам должен иметь то, что дает. Но этого требует только человеческий разум. Когда же созидает Бог, тогда ничего не нужно. Если же это в такой степени неудобоизъяснимо и даже больше, нежели неудобоизъяснимо, то, как безумствуют те – они теперь пришли мне на мысль – которые силятся постигнуть бестелесное рождение Сына! Того, что совершается ежедневно, что находится под руками и уже тысячу раз было исследовано, никто и никогда не мог еще уразуметь: как же, скажи мне, можно надеяться постигнуть неизреченное и непостижимое рождение? Разве не приходит в изнеможение ум их от тщетных этих усилий? Разве не запутывал он самого себя в безчисленных недоумениях? Разве не безмолвствовал (от изумления)? И, однако, они не вразумляются этим. Будучи не в силах сказать что-либо определенное о винограде и смоковнице, рассуждают о Боге. В самом деле, скажи мне, каким образом из этого зерна виноградной ягоды развиваются листья и ветви? Ведь в нем прежде этого не было и не замечалось? Но они говорят, что это происходить не от зерна, а от земли. А отчего же без него земля сама собою ничего не может произвести? Перестанем безумствовать! Это происходит не от земли и не от зерна; а от Того, кто есть Господь и земли и семян. Поэтому Он и устроил так, чтобы это происходило и при посредства их и без них (семян), чтобы таким образом с одной стороны проявить Свое могущество, ради чего и сказал: да произрастит земля зелень, траву (Быт.1:11), с другой – чтобы, вместе с проявлением Своего могущества, научить нас трудолюбию и деятельности. Для чего же все это сказано нами? Не без цели, но для того, чтобы мы и в воскресение веровали, и чтобы, мы не огорчались и не досадовали, если опять, несмотря на наше желание постигнуть что-либо умом, не будем иметь возможности достичь этого, но – благоразумно обуздывая и смиряя ум свой, находили успокоение в том, что Бог может все сделать и ни в чем не находить препятствия. Итак, узнавши это, обуздаем наши мысли и не будем переступать пределов и границ познания, которые положены для нас. Потому что, – говорит, – мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает (1 Кор.8:1). Я говорю не о Боге только, но и о всякой вещи. Что, например, желаешь узнать о земле? Что

533

знаешь, – скажи мне? Как велико ее протяжение? Какая величина? Какое положение? Какая природа? Какое место? Где она утверждена и на чем? Но ты ничего не можешь ответить на это; а можешь только сказать, что она холодна, суха и черна,– больше ничего. А о море? И тут встретишь недоумение, которого не можешь разрешить,– не знаешь ведь, где оно начинается, где оканчивается, на чем носится, на чем держится дно его, какое оно занимает место, твердая ли земля за ним, или оно оканчивается водою и воздухом? Знаешь ли что-либо о том, что находится в нем? Спрошу ли еще о воздухе, о стихиях? Ничего не скажешь. Но оставим лучше это. Если хочешь, выберем самое малое растение. Скажи мне, как рождается этот злак, не приносящий плодов, который мы все видим? Не составляют ли его сущности вода, земля и навоз? Отчего же он является так прекрасным на вид и отчего имеет такой удивительный цвет? Отчего эта красота вянет? Конечно, это не есть действие воды или земли. Видишь ли, как везде необходима вера? Как рождает земля? Каковы болезни ее рождения, скажи мне? Но ты ничего не можешь на это сказать. Изучай же, человек, то, что находится долу – здесь, и не трудись по-пустому, не любопытствуй много о небе, – и если бы только о небе, а то и о Владыке неба! Скажи, ты не знаешь земли, от которой родился, на которой воспитан, на которой живешь, по которой ходишь, без которой и дохнуть не можешь, а любопытствуешь знать о таких отдаленных предметах? Поистине человек – суета! Если бы кто велел спуститься в глубину и узнать, что находится на дне моря, – ты отверг бы приказание; а сам, без всякого принуждения, хочешь наследовать неизследимую пучину. Не мудрствуй, прошу тебя. Будем плавать по поверхности, не будем следовать влечению мудрования; иначе скоро утомимся и утонем. Но пользуясь божественным Писанием, как бы некоторым кораблем, распустим паруса веры. Если мы будем плавать на нем, то и кормчим у нас будет слово Божие; если же станем плавать на мудрованиях человеческих, то не будет (кормчего). Кому, в самом деле, из плавающих таким образом помогает кормчий. Следовательно, нам будет угрожать двойная опасность: с одной стороны та, что не будет корабля, с другой та, что не будет кормчего. Если же судно без кормчего подвержено опасности, то какая надежда на спасение, «когда нет ни того, ни другого? Итак, не будем подвергаться явной опасности, но будем плавать в безопасном месте, утверждаясь на священном якоре. Таким образом, несмотря на тяжелый груз, с совершенною

534

безопасностью достигнем тихой пристани и получим блага, уготованные любящим Его во Иисусе Господе нашем с Которым Отцу со Святым Духом слава (во веки веков. Аминь).

____________

Страница сгенерирована за 0.07 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com