13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Принят через «огненное крещение»
Первые шаги в Православной Церкви… В окружающих прихожанах я тщетно пытаюсь разглядеть евангельских христиан. На бытовом уровне сталкиваюсь с безверием[1]. Прихожу в отчаяние от того, что вокруг не слышно и не видно духовной радости[2]. Я страшно одинок в этой массе разобщенного православного люда. Свой среди чужих. Выбитый из колеи. Бывший проповедник, бывший миссионер. Теперь – потерявшийся за чьими-то спинами безвольный прихожанин.
Я плакал, и все равно верил в Церковь. Я добросовестно ходил каждое воскресенье на службу и причащался. А потом мне стало еще хуже. Я начал замечать в себе гордость (высокомерие). Все чаще. Все больших размеров. Все больнее было на моем святом протестантском сердце – грешен! Я пытался освоиться в Православной Церкви, а она резала мою душу и показывала, что во мне освоилась гордость. Рядом с ней однажды обнаружилось непомерное тщеславие со всеми своими «родственниками»: лукавством, своечинием, лицемерием и т.д.[3]
Я где-то прочитал, что с этого познания своего плачевного состояния и начинается нищета духовная, первая ступенька на лестнице заповедей блаженств (см. Мф. 5:3). Бог мой, насколько это болезненно! Но со временем я понял, что иначе нельзя. Грех в православном богословии – не только преступление, но еще и «болезнь человеческой природы» [2]. Человек нуждается не только в прощении грехов, но и в исцелении. Если он получит первое, но не осознает нужду во втором – под румяной кожей будут расти метастазы.
«Православное богословие не допускает мысли, что потомки первых людей несут персональную ответственность за грех Адама и Евы. Грех прародителей есть их личный грех, который был предметом их покаяния. Однако очевидно, что все люди наследуют последствия греха прародителей, те изменения, которые произошли после падения в природе человека, - прежде всего, смертность. «…Одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим. 5:12). «Пространный Катихизис» объясняет это тем, «что все родились от Адама, зараженного грехом, и сами грешат. Как от зараженного источника естественно течет зараженный поток: так от родоначальника, зараженного грехом и потому смертного, естественно происходит зараженное грехом и потому смертное потомство». Однако изменения, вызванные грехом в естестве человека, означают не просто понижение ценностного уровня человеческой жизни. Каждый человек, сколько-нибудь внимательно относящийся к своей внутренней жизни, не может не замечать, что греховность – это не просто ущербность природы, а активное враждебное человеку начало, живущее в его членах и влекущее его ко греху даже помимо его собственной воли (см. Рим. 7:20-21,23)… Это наследственное повреждение духовно-телесной природы человека получило в православном богословии наименование «первородного греха»… Первородный грех и последствия его соотносятся между собой, как болезнь человеческого естества и ее конкретные проявления в организме человека». Кроме физических (например, смерть), есть еще нравственные последствия, «проявляющиеся в удобопреклонности воли человеческой ко злу» [5].
Оказывается, я болел давно.
Помню один случай. Как-то рано утром я торопился на пригородный автобус. На улице – ни души. В руках гремели ведра: я направлялся в мичуринский сад. Время поджимало. Вдруг я увидел юношу, лежащего на зеленом газоне. Он как будто крепко спал. Одет был хорошо, опрятно. На пьяного или наркомана совершенно не похож. Я прошел мимо. Только глянул в его сторону и отвернулся. Мне бы остановиться, приглядеться, хоть бы потрогать за плечо: может быть, что-то случилось. Но сердце ничего не подсказало. К тому же, я мог опоздать на автобус… В это время я был уже достаточно уважаемым проповедником в общине ЕХБ[4]. И каждое воскресенье на собрании страстно призывал братьев и сестер любить ближнего.
Конечно, я с досадой вспоминал неприятную для меня ситуацию. Мне было жалко юношу. Я до сих пор помню его лицо – какое-то страдальческое. Но я попросил прощения у Бога за то, что не поступил, как милосердный самарянин. Моя совесть была чиста: «Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю» (Ис. 1:18)!
Помню еще случай. Однажды у Дома Молитвы на улице трое служителей общины ЕХБ (и автор этих строк, в том числе), беседовали перед началом богослужения. К нам подошел мужчина и сказал, что ищет Бога, смысл жизни, и хотел бы побывать у нас в церкви. Мы с энтузиазмом начали говорить с ним о Божьей любви. Вдруг к нам подбежал сторожевой пес Дома Молитвы. Вообще-то днем он сидел взаперти, потому что был очень злым и коварным. Но тут как-то вырвался и… кинулся на этого мужчину. Мы, служители Божьи, успели убежать. Спрятались за грудой кирпичей и там стояли – в шоке. А мужчине пес прокусил ногу в двух местах, разорвал его сумку, испортил содержимое. Скоро прибежал сторож и отогнал собаку[5]. Мы завели мужчину в Дом Молитвы и помазали его зеленкой. Больше я его в общине не видел.
Тоже неприятно вспоминать. Ну, почему я так искренне и горячо верю в Господа, но допускаю такие оплошности? Хоть бы палку нашел и отвлек внимание пса. Досадно!
И еще одна история. На факультете филологии и журналистики КемГУ, где я одно время учился, был у нас предмет «Психология». Нередко на уроках мы сдавали тесты с множеством вопросов. Результаты тестов предоставляли нам возможность заглянуть внутрь своей души (или подсознания, кому как нравится) и увидеть себя, как говорится, в истинном свете. Однажды мы сдали большой тест, в котором было немало вопросов этического характера (например, о своем личном поведении в той или иной ситуации). Я, конечно, старался отвечать на них идеологически выдержанно и явить собой образ христианина. Результаты теста оказались для меня убийственными – они выдали большой процент лжи тестируемого. Иначе говоря, я лгал самому себе. На бумаге я был хороший. В реальной ситуации я поступил бы хуже – тест показал это с математической точностью. Как же так? Ведь я старался быть честным!
Только со временем я понял, почему такой результат оказался у меня. На мой взгляд, хорошо об этом пишет о. Анатолий Гармаев: «Существует такое состояние в человеке, когда он некоторое знание о совести, содержащееся в нем, принимает за саму совесть. Это состояние триады эго (способности, эмоциональность и эго-влечения – прим. авт.). Узнается оно по чувству, когда человек очень хочет стать кем-то или в чем-то состояться. Это желание состояться, например, совершенным, великим, признанным, значимым, уважаемым – желание гордости, стремление к самодостаточности… Трудно и не скоро происходит осознание неправды, когда для утешения своей самодостаточности человек набирается знаний о совести и пытается эти знания реализовать в поступке. Возникает вопрос: «Для чего?» - Чтобы состояться.
Состояться желает только гордость человеческая, потому что стремится к самодостаточности.
Если в триаде совести человек реально участвует в нуждах других, то в триаде эго человек все свое знание о совести и жизненный опыт также обращает к другим, но с обратным знаком – в осуждение других, в пересуды, в возмущенные разговоры. И эту ревность о совестливости другого он будет воспринимать как собственно совесть, не подозревая, что знание о совести и совесть – не одно и то же!
Было время, когда в школах проводилось множество диспутов. В газетах и журналах печаталось много публицистических выступлений о том, как стать героем и что такое героический поступок. Формировалось мировоззрение, ориентированное на положительные нравственные качества, но в границах эго-состояния. Почему так? Потому что метод дискуссии не выходил за пределы эго. Более того – сама дискуссия и есть эго-состояние… Все разговоры о совести, если где-то они еще и происходят, есть чистая эмоциональность, и отсюда профанация и повсеместное уничтожение совести. Чем больше человек говорит о совести, тем больше он действует по способностям и в страстной эмоциональности в триаде эго-влечений...»[6] [6].
Я кратко перечислил только наиболее яркие случаи. А сколько было неярких! Конечно, евангельский христианин-баптист тоже человек, и иногда впадает в какой-нибудь грех (ну, например, разгневался на ребенка, который нечаянно разбил хрустальную вазу). Никто этого в общине ЕХБ не отрицает, потому что в Библии написано: «Если говорим, что не имеем греха, - обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1:8). Но в Православной Церкви я обнаружил, что мои грехи были только малой, надводной частью огромного айсберга, имя которому – греховность. Его истинные размеры теряются в глубине. «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» (Еккл. 7, 20). «Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено» (Иерем. 17:9). «Все мы много согрешаем» (Иак. 3:2).
Я знал эти места Писания. Но я думал, что проблема моей греховности давно решена – в день покаяния[7]. Иногда только Христу приходится прощать мои ошибки, но, в общем, я уже был готов без страха предстать на Его суд.
Однажды один из пресвитеров общины ЕХБ, уже седой старец, в своей проповеди тихо и кротко сказал: «Мне бы хоть ползком вползти в Царство Небесное, хоть бы у ворот там стоять…». Я не показал вида, но внутри взвился: «Чему же ты, пресвитер, учишь народ? Где же твоя уверенность в спасении? Эх! Забитый, темный христианин!». Сегодня я понимаю, что именно за такое смирение Бог дал этому пресвитеру дар миротворца. Он дважды спасал мою семью от неминуемого разрушения (когда мы с супругой уже и не жили вместе, и возвращаться я не собирался). В конфликтах с женой виноватым был полностью я. Правда, осознание этого пришло с годами. Какие причины разлада с женой? На поверхности лежали цветочки – разность характеров, взглядов (на протестантском новоязе – разность посвящения Богу). Но ягодки были упрятаны глубоко внутри – моя фарисейская гордость.
Самомнение и эгоизм, к сожалению, не исчезли раз и навсегда после покаяния. Они жили во мне, стараясь себя не обнаруживать. Они незаметно растворились в моих христианских добродетелях. В Православной Церкви, в «огненном крещении» одиночества, вынужденного бездействия[8] и самопознания, некоторые из этих «добродетелей» (боюсь сказать, что все) слетели с меня, как шелуха. Пришлось как бы начинать все с нуля. Но это «крещение» отрезвило меня. Оно принесло мне облегчение, в котором я неосознанно, но давно нуждался[9].
[1] Не с безбожием, а с заменой веры религиозным чувством. Об этом хорошо написано у о. Александра Шмемана: «Разница между ними (верой и религиозным чувством – прим. авт.) поистине огромная. Вера есть всегда и прежде всего встреча с Другим, обращение к Другому, принятие Его как «пути, истины и жизни», любовь к Нему и желание всецелого единства с Ним – так что «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Вера неизменно требует исповедания, выражения, привлечения и обращения к себе других. Религиозное чувство, напротив, предельно индивидуалистично… Вера непременно жаждет целостности просвещения собою, подчинения себе и разума, и воли, и всей жизни. Религиозное чувство, напротив, легко принимает разрыв между религией и жизнью…
В православном варианте [религиозное чувство] выражается преимущественно в утробной привязанности… к внешним формам церковной жизни… Абсолютная и вечная новизна христианства – только в вере… Только вере, потому что она от Духа и знает Истину, дана сила животворить плоть формы, претворять ее «во единого Духа причастие»… Религиозное чувство в самой сущности своей питается… самим собою, своим самоуслаждением и самодовлеемостью. Об этом лучше всего свидетельствует поразительное равнодушие к содержанию веры, полное отсутствие интереса к тому, во что верит вера, у подавляющего большинства людей, называющих себя верующими и вполне искренне приверженных Церкви» [1].
[2] «Ну, почему уставным выражением лица у слишком заметной части наших прихожан считаются тоскливые глаза бассетхаунда? Наша вера называется право-славие; это же такое радостное название! У Иоанна Лествичника есть упоминание о людях, которые «одержимы бесом печали» (Лествица 5, 29). Я помню, когда был еще семинаристом, то водил экскурсии по Троице-Сергиевой лавре… В те времена, это действительно было уникальнейшее место на земле по концентрации счастливых людей на квадратный километр территории. Такая светлая, спокойная радость была в тогдашних монахах… Так что же мы черпаем из нашей веры – скорбь или радость? Мне очень дорог такой рассказ из древнего патерика. Два молодых послушника пошли в город, там нагрешили, возвращаются в монастырь и каются. Старцы определяют епитимью, каждого запирают в отдельной келье: кайтесь, молитесь. Через неделю открывают дверь первого монаха. Он выходит весь исхудавший, покрасневшие глаза, бледные щеки. Спрашивают его: «Что ты делал в эти дни?». «Я каялся и молил Господа простить мой грех». Старцы говорят «хорошо» и открывают вторую келью. Второй монах выходит румяный, веселый. Спрашивают: «А ты что делал в эти дни?» - Я молился и благодарил Бога за то, что Он простил мне мой грех». Старцы посовещались и сказали: «Оба пути равно хороши» [3].
[3] Я перечислил их в том составе, который описывает преподобный Иоанн Лествичник [4].
[4] Некоторые братья и сестры говорили, что мои проповеди вызывали у них большое эмоциональное удовлетворение.
[5] Этот пес был каким-то роком для моей семьи. Младший брат в девять лет стал жертвой пса: тот разодрал ему локоть. Через несколько лет был серьезно искусан средний брат. Злобный пес добирался уже и до меня. Однажды он кинулся на меня так, что два звена цепи разогнулись и цепь спала. Благо, сторож вовремя кинулся на этого грязно-бурого кобеля. Да он больше на гиену был похож! Хотя, надо признаться, им дорожат: без такой собачки в Заводском районе вряд ли обойдешься.
[6] «В Москве в 1988 г. провели эксперимент. Шумящий, буйствующий Арбат и трое экспериментаторов. Договорились с милиционером, что он не будет вмешиваться (он стоял в пятидесяти метрах от происходящего). Двое «били» ногами третьего. Три минуты продолжалось действие, никто не вмешался. Рядом выступал бард, толпа стояла и слушала его, головы повернулись на крики, но потом повернулись обратно, продолжая слушать концерт. Эмоциональное переживание песен было сильнее, богаче. Уверен, многие из них переживали высочайшее эмоциональное удовлетворение. Но ни один из слушающих не повернулся и не помог, ни один из них не бросился к милиционеру. Видимо полагали, что милиционер сам все видит. В подобных ситуациях, которые в жизни встречаются нередко, требуется поступок. И если этого поступка не происходит, в человеке начинается нравственная деградация» [7].
[7] Покаянием у баптистов называется, прежде всего, «обряд» обращения к Богу, когда человек, решивший начать христианскую жизнь, должен на собрании общины выйти вперед, встать на колени и публично попросить у Бога прощения. Таким образом, человек становится «новообращенным». Правда, я так и не смог преодолеть свою стеснительность, и каялся наедине с пресвитером.
[8] Правда, как миссионер, я все еще работал: вел (и до сих пор веду) ежедневную программу по телефону-автоинформатору «Библейские рассказы и ответы на ваши вопросы». Год назад к этому добавились: подготовка еженедельной программы «Православное воскресение» для «Европы+» и проведение уроков «Закона Божьего» в Воскресной школе Никольского собора для взрослых прихожан.
[9] «Постоянно демонстрировать фасад нормальности и скомпенсированности – безблагодатное дело; это очень тяжелая и безрадостная работа… Это, по слову поэта, «работа адова». И это воистину так» [8].
Страница сгенерирована за 0.17 секунд !
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.