Соловьев В.С. Предисловие к переводу «Истории материализма» Ф. А. Ланге

Предисловие к переводу „Истории материализма"

Ф. А. Ланге ¹.

1899.

'История материализма Ф. А. Ланге, появившаяся более тридцати лет тому назад (в 1865 г.), остается до сих шор незамененным руководством по этому предмету, что при богатстве философской литературы в Германии достаточно ручается за доброе качество книги и за пользу е перенесения путем переводов в другие, менее обильные литературы. Здесь я укажу лишь в нескольких словах на отличительный характер этой книги и на общее значение ее предмета.

Широкое распространение материалистических взглядов и учений в XVIII веке и шумная их «реставрация» в половине XIX века после торжествующего владычества чисто-умозрительного идеализма, — обе эти эпохи (особенно последняя) породили великое обилие полемических и апологетических рассуждений на разные темы, затрагиваемые материализмом. При неравных качествах эти произведения отличались одинаковою недолговечностью.

Кто прежде знал, тот позабыл

Все их мудреные названья.

Книга Ланге не принадлежит к этого рода литературе. Смотря на свой предмет с некоторой философской высоты, автор не испытывает и не вызывает наивного полемического задора. Вме-

____________

¹ Настоящее предисловие помещено в первом томе издания: — Ф. А. Ланге. История материализма и критика его значения в настоящем. Перевод с пятого немецкого издания, под редакцией и с предисловием Владимира Соловьева. Южно-русское книгоиздательство Ф А. Иогансона. Киев — Харьков. 1899—1900. Два тома. — Г. Р.

371

сте с тем это не есть только история материализма: с историческим изложением умственных явлений тесно связана здесь их многосторонняя философская оценка с определенной точки зрения, именно кантианской, при том в той особой возвышенно-идеалистической окраске, которую умственные построения Канта получили от поэта-мыслителя Шиллера. Я не считаю эту точку зрения окончательным выражением истины, так как истина не есть только идеал, а, имея вечную реальность в Боге, становится реальною в человеке и в истории человечества, конец которой есть полное, адэкватное, воплощение абсолютной идеи в явлении. Но я думаю, что кантианский идеализм достаточен для окончательной философской критики материализма; потому что материализм, как философия, перестает быть возможным убеждением для ума, поднявшегося до тех мысленных запросов и задач, которые с особою силою и ясностью выдвинуты именно критическою философией Канта. Его критицизм есть тот мост, через который должны проходить все философские учения, но на котором некоторые из них проваливаются. К последним принадлежит и материализм. Это делается само собою, безо всякой полемики.

Критическая философия разрушительна для материализма не со стороны его положительного содержания, которое дается естествознанием, а только со стороны, его метафизических притязаний, чуждых всякой научности.

Материализм, как низшая элементарная ступень философии, имеет всегдашнее, прочное значение; но, как самообман ума, принимающего эту низшую ступень за целую лестницу, материализм естественно исчезает при повышении философских требований, — хотя, конечно, до конца истории будут находиться умы элементарные, для которых догматическая метафизика материализма останется самою соответственною философией.

По природе для ума человеческого привлекательна только истина. От древности и до наших дней начинающие философствовать умы пленялись заключенною в материализме истиною — о единой основе всякого бытия, связывающей все вещи и явления, так сказать, снизу — в темной, бессознательной, «стихийной» области. Но материализм не останавливается на признании этой истины, а также не ставит ее логическое развитие как свою дальнейшую задачу; вместо этого он сразу, а priori признает материальную основу бытия 

372

саму по себе за всецелое и безусловно достаточное начало мирового единства, т. е. допускает как самоочевидную истину, что все существующее не только связано общею материальною основой (в чем он прав), но еще и то, что все в мире только ею, только снизу и может объединяться, а все прочие начала и стороны всемирного единства суть только произвольные фикции. А затем, упростивши таким образом общую задачу миропонимания, материализм естественно обнаруживает тенденцию упростить до крайности и самое содержание в представлении о единой основе бытия. С теоретической стороны все сводится окончательно к совокупности простейших телец — атомов, а с практической — к действию простейших материальных инстинктов и побуждений. Ясно, что этим могут удовлетворяться лишь простейшие умы.

Вот перед вами удивительно сложное, величественной архитектуры здание, поражающее вас единством стиля и плана и загадочностью своего назначения; а вам указывают на ту, впрочем, несомненную истину, что это здание состоит из одного и того же материала, что оно все построено из одинакового гранита. Вам приходится отвечать, что вы в этом не сомневаетесь, но что это не интересно и ничего для вас не объясняет. Или вы слышите, положим, историю о страданиях юного Вертера и при ней объяснение, что все это имеет своею материальною подкладкою известную физиологическую функцию, свойственную не только всем человеческим, но и большинству животных и растительных организмов. И тут вам придется сказать, что вы в этой истине не сомневаетесь, но что вас интересуют не физиологические корни, а психологические и этические цветы и плоды на дереве жизни. А когда вас уверяют, что единство здания окончательно сводится к одинаковости материала, и окончательное основание любви заключается в физиологической функции, то вы можете заявить свое бесспорное право относить термин «окончательно» не к одному нижнему, а также и к верхнему концу той жизненной линии, среди которой вы себя ощущаете.

Такое право, кажется мне, достаточно явственно и убедительно выступает как общий вывод из «Истории материализма».

Через двадцать лет после «Истории материализма» Ланге вышла «История этики» Иодля (2 тома, 1882—1889 гг.; русский перевод под моей редакцией появился два года тому назад в Москве в изда-

373

нии К. Т. Солдатенкова). Оба сочинения, написанные с одной и той же точки зрения и по одинаковому общему плану, дополняют друг друга, поскольку у Ланге преобладают (хотя не исключительно) вопросы теоретические, тогда как Иодль рассматривает преимущественно (но также не исключительно) вопросы практической философии. О тех частных видоизменениях и дополнениях, которые вносятся обоими авторами в общий взгляд Канта, я еще буду иметь случай говорить во II томе настоящего издания.

При переводе соблюдена возможная близость к подлиннику, а в примечаниях, для удобства читателей, сделаны ссылки на существующие русские переводы соответственных сочинений.

В конце второго тома, после примечаний автора, будут помещены мои примечания к обоим томам 1.

____________

____________

¹ Во втором томе помещено было нижеследующее заявление редактора издания: «Принужденный болезнью глаз отказаться на неопределенное время от всяких письменных и книжных занятий, я, к сожалению, поставлен в невозможность исполнить высказанные в предисловии к первому тому обещания относительно примечаний к обоим томам Ланге. В этих примечаниях я имел в виду оговорить и выяснить те пункты, в которых я существенно несогласен е автором «Истории материализма». Владимир Соловьев. 31 августа 1899 года". — Г. Р.

374