Моретти Ж.-М. Согласие или расхождение

Ж. —М. Моретти

СОГЛАСИЕ ИЛИ РАСХОЖДЕНИЕ?

КОНКОРДИЗМ и сциентизм суть не что иное, как две противоположные стороны одного и того же подхода, который не способен различать несводимые один к другому, в корне отличающиеся друг от друга уровни реальности — научное исследование и Откровение любви.

Общеизвестно классическое противопоставление науки и веры. Такое противопоставление вполне обоснованно, когда хотят показать существование двух, во многом отличающихся друг от друга, источников познания. Ученый получает свое знание из опыта. Опираясь на твердо установленные факты, он строит теорию, которая увязывает между собой эти факты и из которой он может извлекать поддающиеся проверке выводы. Согласие между теорией и опытом лежит в основе научной достоверности.

Вера также представляет собой источник познания, но познание это дается через Откровение. Уверенность верующего покоится на авторитете Того, Кто дал Откровение. Поэтому в нашем «исповедании веры» говорится: «Я верую, ибо Ты открыл это, я верую, ибо Ты есть сама истина».

Но не об этих естественных различиях думают те, кто противопоставляет науку и веру. По мнению этих людей, научные данные, рациональным образом установленные на основе многократно повторенных опытов, противоречат отдельным утверждениям веры, или, по крайней мере, отдельным утверждениям, которые, как полагают, составляют неотъемлемую часть содержания веры, — имеется в виду сотворение мира в шесть дней, создание Евы из ребра Адама и так далее. Как мы увидим далее, конфликт этот — кажущийся. Тем не менее понадобилось несколько столетий размышления для того,

9

чтобы он был наконец разрешен. После того как решение было найдено, все кажется очень простым. И мы видим, что лишь привязанность к старым представлениям помешала быстрее прийти к этому решению.

Означает ли это, что отныне мир установлен и что диалог между ученым и верующим проходит без всяких затруднений? Опыт доказывает обратное. Наука приносит свой урожай в виде фактов и теорий, ученый же включает их в определенное, личностное мировоззрение, которое выходит за рамки чисто объективных данных. Верующий совершает то же самое, но при этом опирается на данные, почерпнутые в Откровении. Оба эти мировоззрения облекаются в одежды разных философских (или метафизических) систем, каждая из которых содержит в себе элементы верования и связана с личным выбором. Именно поэтому могут возникать новые конфликты.

В истории имели место два жестоких столкновения между учеными и богословами. Одно — в семнадцатом веке, другое в девятнадцатом. Напомним коротко об этих конфликтах. Сделаем это для того, чтобы показать, каким образом прогресс в области экзегетики позволил их разрешить. Затем рассмотрим иной, связанный с различием в мировоззрении, тип конфликта и попытаемся установить, каким образом ученый-христианин может осуществить единство между данными науки и данными веры.

«До семнадцатого столетия Церковь была единственной хранительницей и распорядительницей всей совокупности человеческого знания, - пишет Г. Гусдорф. — Более тысячи лет ей неизменно удавалось вмещать все разнообразие человеческого познания в догматические рамки библейского Откровения. Не существовало иной нормативной точки отсчета, кроме той, какую устанавливала христианская вера. Причина тому — повсеместно распространенные в тот период интеллектуальные представления, происхождение которых скрывается во тьме веков».

Но в семнадцатом веке появившийся после Коперника Галилей, казалось, «подорвал» основы здания, выстроенного прежде всею Фомой Аквинским, который в свою очередь опирался на философию Аристотеля. Галилей подчинил движение звезд точному расчету Согласно же Стагиригу, нельзя пользоваться математикой, описывая реальность, ибо она, математика, оперирует абстракциями. Кроме того, Галилей полагал, что Земля вращается вокруг Солнца. Но разве Библия не утверждает противоположного? Ведь в Книге Иисуса Навина, в десятой главе, говорится о том, что но молитве Иисуса Навина «солнце остановилось и луна стояла». Коперник первым привлек внимание духовной цензуры: 5 марта 1616 г. список его трудов был включен в «Индекс запрещенной литературы». Старясь оправдать

10

Коперника, Галилей в 1632 г. опубликовал свой «Диалог». В 1633 г. книга эта была запрещена.

Где коренятся причины такого непримиримого отношения Церкви? Еще раз процитируем Гусдорфа: «Библейские тексты, хотя и сохраняют следы архаического мировоззрения, все же не дают целостного объяснения мира. Сами по себе они не могут дать рациональное объяснение тому или иному природному явлению.

Вполне сознавая этот недостаток, средневековые богословы пытались восполнить пробелы, связанные с гносеологической не разработанностью Библии. Для этого они прибегли к услугам аристотелевской философии. Ее вновь взяли на вооружение, но под контролем христианского богословия, цели которого, однако, не имели ничего общего с целями автора «Физики» и «Метафизики». Таким образом, схоластический компромисс, освященный авторитетом гениального Фомы Аквинского, образовал единое целое с Откровением. В результате компромисс этот оказался под эгидой Церкви и стал определять общий порядок ортодоксального мышления».

Коперниканская теория была неприемлема также и потому, что она, по-видимому, была несовместима со многими буквально понимаемыми пассажами Священного Писания. Галилей прекрасно понимал суть затруднения. Он говорит: «Всякий раз, когда мы проникаем в подлинный смысл Священного Писания, мы видим, что оно никогда не погрешает против истины... Очень часто этот смысл скрыт и весьма отличен от буквального смысла слов». В его «Послании к великой графине Тосканской» содержится вполне здравое представление о связи и различии между двумя областями — наукой и религией. Позднее Церковь признала справедливость подобного суждения. Но в 1615 г. умы еще не были готовы принять его.

Надо сказать, что греческие и латинские Отцы Церкви ясно понимали, что для Библии характерно многообразие литературных жанров. Между тем многие богословы не столь ясно различали чисто религиозное содержание библейских текстов и образы, с помощью которых это содержание выражалось. Кроме того, наука, сохранявшая тесную связь со схоластической философией, еще не завоевала автономии. Но уже Галилей призывал к ее установлению.

Проходили годы... Наука развивалась. Древнейшее представление об эволюции живых существ все более уточнялось. Но сами теологи эволюционировали куда медленнее...

В шестнадцатом веке ископаемые кости были повсюду признаны в качестве останков живых существ, представителей исчезнувших видов. В восемнадцатом веке учение об изменяемости живых существ и их происхождении друг от друга распространилось повсеместно. Первым великим эволюционистом был Бюффон, обладавший

11

огромными познаниями... В его теории содержится представление о непрерывной последовательности развития флоры и фауны, иных по сравнению с современными. Его революционные идеи были осуждены в «Шестнадцати предложениях», опубликованных Сорбонной (1751). Богословский факультет стоял на антиэволюционистских позициях, хотя Отцы Церкви, например Григорий Нисский и Блаженный Августин, в своих трудах развивали идеи, которые отчасти предвосхищали своего рода эволюционизм. В 1859 г. появился труд Дарвина «Происхождение видов». На следующий год собравшийся в Кельне Синод немецких епископов осудил эволюционистскую теорию, поскольку она включала учение о полигенизме. Согласно этой гипотезе, Адам и Ева не были первой и единственной человеческой парой. Но тогда как относиться к учению о первородном грехе, то есть к учению, которое опирается на рассказ Книги Бытия? Таким образом, мы опять вернулись в эпоху Галилея: данные науки противоречат букве Священного Писания и, следовательно, «подрывают» основания догматов или вытекающих из них утверждений веры...

Как разрешить подобное затруднение? Есть два (одинаково ложных) способа снять конфликт: или принудить противоположную сторону к молчанию, или силой привести всех к согласию!

И действительно, как мы знаем, в то время как одна из сторон отвергала научные теории, другая отвергала утверждения веры. Пытались идти средним путем и таким образом привести к согласию двух антагонистов. Так возник конкордизм. Но все эти пути оказались ложными; и нужно ли тратить усилия, чтобы показать это?

1. За последние сто пятьдесят лет наука добилась огромных успехов во всех областях знания. Именно поэтому стали думать, что она способна объяснить все. Всеобщий энтузиазм породил сциентизм и позитивизм. «Наука вторглась в царство мысли и попыталась заменить собой метафизику и религию. В этом — одна из главных особенностей истории второй половины девятнадцатого века. У этого явления есть непосредственные, ясно усматриваемые причины: прежде всего позитивизм и теория эволюции. Но были и другие, более глубокие, хотя и менее заметные, причины, которые, из-за успеха позитивизма и теории эволюции, часто недооцениваются», — отмечал Ф. Руссо.

Эти глубокие причины суть достижения, связанные с экспериментальным методом и построением рациональных теорий. Отсюда убеждение, что однажды наука разрешит все проблемы, даже в области философии. Подобная концепция, то есть сциентизм, нашла талантливого адвоката в лице Ренана. Его труд «Будущее науки», написанный в 1848 г., но опубликованный лишь в 1890 г., оказал глубокое влияние на умонастроения той эпохи. Во Франции — благодаря Огюсту

12

Конту, Эмилю Литтре, Ипполиту Тэну - позитивизм принял крайнюю, весьма агрессивную форму сциентизма. «Позитивное состояние есть такое состояние ума, когда он начинает понимать, что все явления подчинены имманентным законам. Нет никакой нужды поклоняться этим законам или молиться перед ними. Необходимо лишь погружаться в них умом, изучать их с помощью разных наук». В этих словах Литтре, как и во многих других, ясно выражен совершаемый во имя научности отказ от всякого религиозного смысла.

2. Противоположный подход представляет собой отказ от новейших достижений науки, когда они, но-видимому, противоречат тем положениям, на которые смотрят как на часть основного содержания веры. Мы уже упоминали о грустной истории Галилея и об отказе от теории эволюции, совершаемом ради учения о первородном грехе. Подобно Дарвину, Геккель также столкнулся с враждебным отношением разных христианских кругов. Геккель думал, что все живое вышло из некоей элементарной формы жизни, которую он называл «монер». Такое воззрение было ошибочным. Этим сразу же воспользовались представители «духовного» лагеря, для того чтобы осудить все в целом дело немецкого зоолога, а через это вообще всякую эволюционистскую теорию. Действительно, разве Библия не дает оснований для этого?

Подобные антиэволюционистские умонастроения существуют и в наши дни. Приведем лишь один пример: в США гак называемые «креационисты» несколько раз обращались в суд с тем, чтобы в школах изучению Библии отводилось столько же часов, сколько отводится изучению дарвинизма. Креационисты утверждают, что их учение представляет собой подлинную науку. «Наука эта опирается на Священное Писание, но это ни в чем не умаляет ее истинности...» Следовательно, что мешает преподавать в школах библейскую теорию наравне с теорией Дарвина? Поразительно, что и в наши дни подобная путаница еще царит в умах некоторых людей... Хотя и в несколько иной форме, такое воззрение свойственно и конкордистам.

3. В «Словаре католическою богословия» мы находим следующее определение конкордизма: «умонастроение, распространенное в разных религиозных кругах... По мнению конкордистов, научные достижения не могут противоречить данным Библии. Более того, между ними (научными достижениями и данными Библии) должна быть полная гармония».

Подобное умонастроение может породить несколько разных подходов.

13

Одни пытаются, так сказать, подогнать, приспособить науку к Библии. Быть может, кое-кто еще помнит о теории, выдвинутой двумя инженерами, христианами, которые во что бы то ни стало пытались сохранить верность самой букве Книги Бытия. По этой теории, первобытные люди, питекантропы и другие, не являются нашими предками, они — потомки первой человеческой пары и представляют собой плод «регрессирующей, или убывающей эволюции». Смерть вошла в мир из-за того, что Адам согрешил. Следовательно, раньше никто не умирал. Таким образом, лев был травоядным животным и так далее. Все это вызывает у нас улыбку. И все же некоторые настоящие ученые еще и сегодня попадаются в ту же ловушку. Жонглируя хромосомами, они предлагают разные механизмы, с помощью которых показывают, каким образом оплодотворенная мужская яйцеклетка может, в некоторых особых случаях, расщепиться надвое, и тогда появляются два «близнеца» — самец и самка, которая иногда бывает способна к оплодотворению. Таким образом наука объясняет происхождение Евы от Адама. А если вас коробит тот факт, что у Адама было заимствовано одно ребро, то знайте, что «у наших ближайших родственников, у наших двоюродных братьев — горилл и шимпанзе тринадцать пар ребер, в то время как у нас, людей, их только двенадцать» (из проповеди, произнесенной в Соборе Парижской Владычицы нашей Девы Марии).

Другие, наоборот, пытаются подогнать Библию к науке. В уже упоминавшемся «Словаре католического богословия» находим следующее: «Так как наука строится не только на фактах, но и на гипотезах, такая «подгонка» постоянно возобновляется по мере того, как меняются научные теории. В основе этого лежат апологетические цели: в Писании стараются найти следы современной науки. «За полторы тысячи лет до начала нашей эры Моисей был знаком с наукой, которая расцвела лишь три тысячи лет спустя». Эти слова, сказанные знаменитым французским проповедником Лакордером в Соборе Парижской Владычицы нашей Девы Марии в 1848 г., передают дух эпохи, одержимой научным конкордизмом». Наука открыла последовательность геологических периодов? Что же, достаточно заменить слово «день» Книги Бытия неопределенным «периодом времени», и согласие будет достигнуто. И так далее в том же духе. Еще один пример конкордизма: мгновение, в которое взорвался первичный атом (так называемый big bang), отождествляют с самим началом творения. Наука же говорит лишь, что материя, в настоящее время распространенная по всему космосу, пятнадцать миллиардов лет назад находилась в каком-то особом конденсированном состоянии. Науке ничего не известно о происхождении этой материи, не известно, было ли вообще что-нибудь до этого...

14

Еще и в наши дни некоторые, так сказать, исполненные благих намерений авторы аналогичным образом обращаются с Библией. И не только с Библией, но и с Кораном. В этих книгах они находят элементы современной биологии, то есть сведения об оплодотворении зародышевой клетки сперматозоидом, о формировании эмбриона и утробного плода, о роли хромосом и так далее, полагая, что все утверждения на эту тему находятся в полном согласии с современными, точно установленными научными фактами. Но на основании чего можно предполагать, что люди эпохи Магомета были в состоянии столь подробно входить в детали эмбриологии, во все то, что было открыто лишь тысячу лет спустя? История науки позволяет лишь утверждать, что человек не способен объяснить, откуда в Коране эти стихи. Мы же считаем, что объяснение — самое простое: в книге нет того, что автор, как ему кажется, нашел...

Надо сказать, что уже долгое время Церковь противоборствует конкордизму, особенно «предысторическому» конкордизму, который старается найти в первых главах Книги Бытия указания на этапы эволюционного развития человечества, какими их представляет современная наука. Многие авторы со всей решительностью изобличали ошибочность этого направления, отразившегося в разных книгах и статьях.

Заблуждения конкордизма были вполне простительны, пока не обнаружили наличия в Библии разных литературных жанров. Намерения конкордистов были благими, ибо таким образом они пытались спасти представление о Henoi решимости Библии, то есть хотели показать, что боговдохновенный автор не может ошибаться. Однако нельзя все речения Библии ставить на один уровень. Уже Галилей, а до него многие другие, понимал эго. Библейские речения обладают различной смысловой ценностью. По своей сути Библия — прежде всего книга религиозная: ее содержание передается с помощью определенного языка, с помощью определенных образов и выражений, характерных для той эпохи, кот да были записаны библейские сказания. «Главное в труде христианского экзегета - различение между относительным и абсолютным. Итак, в основе конкордизма лежит ныне полностью устаревшее представление о том, что в Священном Писании содержится систематическое описание мира, данные зоологии, палеонтологии и так далее», — отмечает «Словарь католического богословия».

Но вот что еще более существенно: согласно идеям конкордизма, боговдохновенный автор, так сказать, непосредственным образом получил научное знание. Но эю, конечно, явнан нелепица. И даже если бы это было гак, какой в этом смысл? Он обращался к своим современникам и поэтому должен был пользоваться языком своего

15

времени, образами и даже мифами, распространенными в то время, хотя ему и приходилось вносить в них какие-то изменения, для того чтобы они приобрели религиозное значение. И здесь мы прикасаемся к самой сути вопроса: в Писании Святой Дух раскрывает нам только то, что необходимо для нашего спасения, иными словами — смысл нашей жизни. Постепенное раскрытие «всего остального» он оставляет ученым. В свою очередь ученые должны передавать нам это знание в той мере, в какой наш ум способен воспринять его. Конкордизм отказывается делать различие между разными областями и уровнями, то есть между наукой и верой, или между «как» и «почему». К этому вопросу мы еще вернемся.

4. Решение всех тех проблем, которые здесь рассматриваются, уже было четко сформулировано Львом XIII в энциклике Providentissimus Deus (18 ноября 1893) . Стоило бы заново перечитать ее всю. Приведем лишь несколько строк: «И до тех пор, пока ученый и богослов остаются в пределах своих дисциплин, между ними не может быть никакого разногласия... У авторов Священного Писания, или, точнее, у Духа Святого, говорившего через них, не было намерения раскрывать людям то, что не имеет никакого значения в плане Спасения, то есть внутреннюю структуру чувственной реальности».

Но особенно ясно об этом говорится прежде всего в энциклике Divino afflante Spiritu (1943). В этой энциклике Пий XII призывает экзегетов взять на вооружение все науки — историю, археологию, этнографию, лингвистику и так далее, — чтобы лучше постичь то, что боговдохновенные авторы хотели нам сказать. Экзегеты должны «различать, изучать те литературные жанры, какими могли пользоваться и какими действительно пользовались авторы, жившие в глубокой древности». Наряду с этим экзегеты должны помочь нам проникнуть в духовный смысл Писания, в тот смысл, «какой пожелал раскрыть и утвердить сам Бог». Необходимо, чтобы толкования экзегетов «помогали всем верным проводить святую жизнь, достойную христианина».

Заканчивая рассмотрение этого вопроса, еще раз вернемся к первым главам Книги Бытия — камню преткновения, с которым чаще всего сталкиваются люди. О. Воете, в бытность свою секретарем Библейской комиссии, отвечая на точно сформулированные вопросы кардинала Сюара, направил ему письмо (1948) , которое стало как бы завершением долгого обсуждения. Приведем два места из этого письма: «Проблема литературных форм первых одиннадцати глав Книги Бытия куда более неясна и сложна. Эти литературные формы не соответствуют ни одной из наших классических категорий и не могут быть оцениваемы в свете греко-латинских или современных

16

литературных жанров. Следовательно, тот, кто отрицает или утверждает историчность всех в целом первых одиннадцати глав Книги Бытия, неизбежно приходит к недолжному использованию норм того или иного литературного жанра, в рамках которого они, эти главы Книги Бытия, не могут быть классифицированы... Тот, кто априори утверждает, что эти повествования лишены какой-либо историчности в современном смысле слова, легко может быть понят превратно, то есть его слова могут быть истолкованы в том смысле, что в этих главах нет никакого исторического содержания, тогда как на самом деле в них простым, образным, соответствующим умственному состоянию тогдашнего, менее развитого, человечества языком передаются основополагающие истины Домостроительства Спасения. В этих главах также дается общедоступное, так сказать, народное описание происхождения рода человеческого и избранного народа.

Мы видим, что, в конечном счете, здесь установлено ясное различие как между разными литературными жанрами, так и между буквальным и духовным смыслом Писания. Так что у нас есть возможность разрешить затруднения в этой области.

Можно ли сказать, что наконец все проблемы решены? Что диалог между неверующим ученым и христианским богословом полностью восстановлен или даже что ученый-христианин вновь обрел гармонию духа? В этом случае нам остается показать лишь, каким образом он достигает этого, не впадая одновременно в конкордизм.

В плане фактов здесь не может быть никакого конфликта, ибо вера не может объявлять ложным научно установленный факт. Это — не в ее компетенции. Верить — значит присоединиться к кому-нибудь, принять его учение. К тому же учение Христа не носит научного характера, даже если он и говорит нам о горчичном зерне или о полевых цветах...

Но тот, кто размышляет, не может ограничивать свою мысль одними лишь фактами. Он обобщает их в личном синтезе, включает их в некое целостное мировоззрение, которое по необходимости превосходит данные чистого опыта. Можно сказать, что такой человек — философ. Иногда он принимает положения, которые нельзя доказать, высказывает суждения, которые не поддаются проверке, выходят за пределы науки, то есть он начинает заниматься метафизикой (в этимологическом смысле слова). Возьмем в качестве примера химию. Один из принципов, лежащих в ее основе, — закон сохранения материи (даже если она переходит в энергию). Начиная с Лавуазье этот принцип выражают следующим образом: ничто не исчезает, ничто не возникает. Физик констатирует, что эта материя — молекулы и атомы, электроны и нуклоны — неизменно сохраняет свое существование, даже если и изменяет форму. Выходя за пределы опыта, он

17

утверждает: материя вечна, она несотворенная. Но это всего лишь мнение, некий постулат, нечто вроде материалистического «кредо». Или другой пример, взятый из науки о жизни: биохимик изучает строение живого организма, анализирует его внутреннюю структуру и в результате находит лишь инертную материю. И тогда он постулирует, что живое есть не что иное, как особым образом упорядоченная материя. Может быть, это и так, но до тех пор, пока с помощью синтеза не создали живого организма, придав материи соответствующую структуру, постулат остается бездоказательным утверждением.

Эволюцию живых существ трактуют так, как если бы она была твердо установленным фактом. Вместе с тем неизвестны подробности действующих в ней механизмов. Очевидно, что случайные, непредсказуемые мутации имеют определенное значение. Но тот, кто утверждает, что в основе эволюции лежит лишь случайность, что «человек получил выигрышный лотерейный билет», злоупотребляет экстраполяцией. Впрочем, сегодня даже многие ученые-атеисты отбрасывают подобный подход, ибо случайность никак не может быть единственной причиной.

А тот, кто утверждает, что наше существование заканчивается смертью, так как не может быть мысли, ума вне мозга, тем самым утверждает, что мысль, ум (заметим, не поддающийся определению) прекращает существование в тот момент, когда разрушается биологическая структура мозга. Здесь в очередной раз перед нами выбор, совершаемый в пользу некоей недоказуемой философской позиции: мысль, ум отождествляется со структурой, о которой можно лишь сказать, что она обусловливает деятельность ума. Таким опирающимся на науку материалистическим положениям вера противопоставляет другие, равным образом недоказуемые утверждения, которые именно поэтому лежат в основе нашего «кредо». Итак, ученый сталкивается с двумя мировоззрениями, с двумя системами мышления...

С одной стороны — мир без Бога, несотворенная материя, которая спонтанно эволюционирует, «само»-упорядочивается, становится все более и более сложной и наконец порождает человека. С другой стороны — Бог-Творец, всесильный Дух, приводящий материю к бытию, поддерживающий ее существование, наделяющий ее способностью к эволюции, вершина которой — появление особых тварных существ, призванных стать его сыновьями. Перед тем как сделать выбор, необходимо рассмотреть две проблемы: во-первых, можно ли философски защитить первую гипотезу и, во-вторых, противоречит ли данным науки вторая гипотеза.

1. Оправданна ли позиция атеистического материализма? Не существует следствия без причины. Более того, разум требует некоего

18

пропорционального соотношения между ними. Если следствие характеризуется неким порядком, умопостигаемостью, смыслом, то необходимо, чтобы сама причина обусловливала это. Предположим, что вначале была лишь материя (в виде частиц или излучения). Поразительно уже одно то, что эта неизвестно откуда взявшаяся материя подчиняется математическим законам. Еще более удивительно другое: так называемые элементарные частицы, лежащие в основе мироздания, способны настолько развиться, что это приводит к появлению того нового, что мы называем жизнью. Изучая устройство самых простых существ, таких как бактерии, мы видим, что они, поддерживая свое существование, пользуются целой серией химических реакций, каждая из которых совершается с помощью нескольких сотен особых энзимов. Далее, мы видим, что все эти механизмы находятся в столь рациональном порядке (я бы сказал, в столь умном порядке), что они не могут быть результатом слепой, случайной игры мутаций.

На более высоком, высшем, уровне сложности — уровне растений и животных — мы находим органы, которые выполняют некую функцию, служат определенной цели. Термином «функция» пользуются все физиологи. Те же, кого смущает наличие так называемой «финальности» (целесообразности), изобрели слово «телеономия», как будто переход от латинского слова к греческому может упразднить тот факт, что глаз создан для того, чтобы видеть, крыло — чтобы летать, легкое — чтобы дышать, и так далее.

Нет необходимости продолжать. Уже и так достаточно ясно, что сциентизм не выполняет своих обещаний: наука не может объяснить все. Она не в состоянии объяснить самого существования материи, внутренней целесообразности живого, его эволюции, разума, лежащего в основе всех механизмов жизни, и так далее...

Объяснять все случайностью значит прибегать к уловке, с помощью которой маскируется наше неведение. Коротко говоря: критическое рассмотрение позиций сциентизма (и выбора, с ними связанного) показывает всю его недостаточность, пробелы, а также свидетельствует о том, что в его основе лежат некие, так сказать, подразумеваемые постулаты.

Наука не в состоянии объяснить разумной целесообразности явлений. «Непонятна именно сама разумность мира», — сказал Эйнштейн.

2. Атеистическо-материалистическому учению христианская вера противопоставляет учение о Боге-Творце. Сразу же скажем: вера не упраздняет существования разных тайн и прежде всего тайны, связанной с бытием Бога. Бог пребывает всегда, вечно, он творит из ничего. Все это превосходит наше понимание. Однако есть некие «знаки», которые как бы побуждают наш разум рассматривать это

19

существование как нечто необходимое. С другой стороны, христианское видение мира содержит в себе представление о существовании Бога. Поэтому христианское мировоззрение — внутренне целесообразно, удовлетворительно с точки зрения разума. Всякое научное достижение находит в нем свое место, обретает свое подлинное значение.

Для того чтобы показать справедливость этих утверждений, нужно было бы раскрыть все богословие Творения. Ограничимся лишь несколькими замечаниями.

а. Если мир есть плод деятельности некоего Духа, некоего всесильного Разума, тогда вполне естественно, что и сотворенное — умопостигаемо, разумно. Творение несет на себе печать Творца. Именно поэтому оно раскрывает его существование (Рим 1.20).

б. Если эволюция — твердо установленный факт, то это означает, что она есть средство, выбранное Богом для сотворения живого. Эволюция есть один из способов творения. Вопреки учению Маркса, эволюция не упраздняет Творца, но, наоборот, постулирует его.

в. На протяжении долгих исторических периодов возникали новые органы, например глаз, ухо, крыло и так далее. Для этого понадобились сотни и сотни скоординированных мутаций. Все это предполагает некий план, некую организацию, наличие соответствующих средств для достижения цели, одним словом, антислучайность.

г. Последнее звено в цепи эволюции, человек, отличается совокупностью специфических особенностей, к которым относятся самосознание, членораздельная речь, свобода, религиозное чувство. Это свидетельствует о том, что в нем присутствует некий дух (хотя, конечно, трудно дать определение тому, что мы обозначаем этим словом). Дух этот трансцендентен материи, поэтому он не может быть ее следствием или исходить лишь из нее одной. Откуда же он? Откровение учит нас, что человек сотворен по образу Бога, Бога, который есть Дух.

Все, что непостижимо с точки зрения атеизма, раскрывается в мировоззрении, проникнутом светом веры. Верующий ученый должен совершать необходимое различение между разными областями и уровнями познания. Тогда в своей вере, в своем видении мира он не испытывает никаких затруднений. Никакое чисто научное открытие не может противоречить утверждениям, покоящимся исключительно на вере. И наоборот.

20

Этот синтез, определяющий целостность христианского видения мира, верующий осуществляет, не искажая при этом данных науки и веры, не злоупотребляя ими. Ни в коем случае нельзя поддаваться искушению конкордизма. Например, в том случае, когда необходимо уточнить смысл того или иного места Писания. Так, например, даже если боговдохновенный текст и содержит в себе некое положение, открытое наукой, признанное ею как истинное, необходимо помнить, что в намерение боговдохновенного автора не входила задача дать нам такое учение. Согласуется «естественная наука» Библии с нашей современной наукой или противоречит ей, не имеет никакого значения, так как это выходит за пределы ее области. Таким образом в корне разрушаются основания и устремления конкордизма. Его существование лишается всякого смысла.

Умиротворенная вера ученого-христианина покоится на необходимом, совершаемом через личный, внутренне целесообразный синтез, согласовании двух расположенных на разных уровнях типов познания: одно познание он получает в лаборатории, а другое передает ему Церковь.

Повторим еще раз: подобно науке, вера не объясняет всего. Тайна остается тайной: бесконечность Бога, творение ex nihilo и, прежде всего, уязвляющая каждого человека тайна страдания и зла...

21