Кирилл (Гундяев), патр. Слово по совершении чина великого освящения возрожденного храма в честь Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия» и Божественной литургии в новоосвященном храме в Савватиевой пустыни Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря,

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИИ СОЛОВЕЦКИМ СТАВРОПИГИАЛЬНЫЙ МУЖСКОЙ МОНАСТЫРЬ

СЛОВО ПО СОВЕРШЕНИИ ЧИНА ВЕЛИКОГО
ОСВЯЩЕНИЯ ВОЗРОЖДЕННОГО ХРАМА В ЧЕСТЬ
СМОЛЕНСКОЙ ИКОНЫ БОЖИЕЙ МАТЕРИ «ОДИГИТРИЯ»
И БОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТУРГИИ В НОВООСВЯЩЕННОМ
ХРАМЕ В САВВАТИЕВОЙ ПУСТЫНИ
СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКОГО СОЛОВЕЦКОГО
СТАВРОПИГИАЛЬНОГО МУЖСКОГО МОНАСТЫРЯ

20. 08. 2012

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященство¹! Досточтимый отец Порфирий²! Отец скитоначальник иеродиакон Иаков³!

Я хочу сердечно поздравить вас с большим событием. Может быть, его внешние обстоятельства и не привлекут внимания: далеко на севере, на Соловецком архипелаге, среди лесов, куда и проехать сложно, в Савватиевом скиту освящен храм. Но событие это действительно историческое в силу того, что происходило в скиту во времена относительного благополучия и особенно тогда, когда монастырь был закрыт и на Соловках располагался лагерь особого назначения.

Получилось так, что моего родного деда Василия сослали на Соловки и он был заключен именно в этом месте. Отсюда их водили на лесоповал, здесь вместе с ним томились священнослужители и архипастыри. Однажды группой православных заключенных было принято решение совершить Божественную литургию и наградить палицей одного из священников. Литургию служили на лесоповале, на пеньках. В ней участвовали всего несколько человек — Преосвященный, два или три священника и мой дед.

¹ Митрополиты Саранский и Мордовский (ныне Санкт-Петербургский и Ладожский) Варсонофий, Архангельский и Холмогорский Даниил; архиеп. Сергиево-Посадский Феогност; еп. (ныне архиеп.) Солнечногорский Сергий.

² Архим. Порфирий (Шутов), наместник Соловецкого ставропигиального монастыря.

³ Иеродиакон Иаков (Макеев) (ныне иеромонах), скитоначальник Савватиевой пустыни.

396

В тот же день все стало известно начальству, всех поместили в изолятор, и над каждым был совершен суд. Преосвященного приговорили к дополнительным пяти годам заключения, чуть меньше дали священнослужителям, а деда приговорили, казалось бы, к самому незначительному сроку: к тридцати дням пребывания в штрафном изоляторе на Секирной горе. Но когда приговор огласили, все поняли, что это смертная казнь. По мнению заключенных, прожить на Секирной горе больше недели было невозможно, особенно в холодное время года.

Деда направили на Секирку в ноябре. Несчастные заключенные должны были вязать плоты, которые потом отправляли в Западную Европу на продажу. Плоты вязали, стоя по пояс в ледяной воде в течение всей смены, а затем поднимались на верх Секирной горы, там лежали на холодном полу и обсыхали — без отопления, со скудным питанием.

Каким образом мой благочестивый предок выжил, представить себе невозможно. Но удивительно, что он никогда об этом не говорил, хотя много рассказывал о лагерной жизни, в том числе и о совершении Литургии на пеньках. Он всегда говорил с назиданием — меня, маленького мальчика, он учил тому, что в любой момент может настать время, когда снова придется служить на пеньках. В послевоенные годы это звучало очень актуально. Его слова были для меня бесценным даром, который формировал мое отношение к вере, к Церкви и к возможным последствиям, вытекающим из принадлежности к ней.

Дед выжил после тридцати дней на Секирке Божиим чудом. Потом из Соловецкого лагеря он был переведен в Кемь и по истечении срока освобожден. Но это было не последнее его заключение. Последовали злостраждения и муки другого порядка: он не мог проживать в городах, не мог вернуться к семье, более десяти лет жил в подвалах, в пустых отопительных котлах, без средств к существованию и пропитанию. В более-менее благополучном 1945 году он был снова арестован и отбыл пять лет ссылки только за то, что требовал открытия храма в своем родном селе Оброчном, тогда Нижегородской области, а ныне Мордовии. Вместо того чтобы прислушаться к деду, его просто посадили на пять лет.

Поэтому я совершал сегодня службу с особым чувством. Я, конечно, вспоминал его — невысокого роста, худого, очень жилистого, физически сильного человека с непреклонной волей. Про таких говорят:

397

«Человек-камень, глыба — свернуть невозможно». Я просил его о том, чтобы он молился о нас пред Престолом Божиим, ибо верю, Господь дал ему такую возможность — молиться о православных людях, о Соловецких монахах и обо мне, недостойном.

Я хотел бы искренне, сердечно поблагодарить всех, кто потрудился и приблизил этот совершенно особенный день, среди них — отца скитоначальника иеродиакона Иакова (Макеева). Считаю справедливым удостоить отца Иакова права ношения двойного ораря. Завтра во время торжественного богослужения в главном храме Соловецкой обители я возложу его на тебя, отец Иаков, как знак моей признательности, любви и уважения.

Я сердечно благодарю людей, без которых возрождение этого храма было бы невозможным, которые внесли свой материальный вклад в его преображение, — сегодня мы видим, что храм прекрасно обустроен. Господь да поможет всем тем, кто своими усилиями, своими средствами помогает возрождаться святой обители.

В память о посещении скита я хочу преподнести евхаристический набор. Пусть он всегда находится здесь, и эти чаша и дискос напоминают вам о сегодняшнем богослужении и о наших выдающихся предшественниках, которые без церковной утвари, на пеньках совершали Божественную литургию. Поздравляю вас с праздником!