Кирилл (Гундяев), патр. Интервью украинским тележурналистам в преддверии визита на Украину, 15.07.2010

УКРАИНА

ИНТЕРВЬЮ УКРАИНСКИМ ТЕЛЕЖУРНАЛИСТАМ
В ПРЕДДВЕРИИ ВИЗИТА НА УКРАИНУ

15.07.2010

Я хотел бы приветствовать представителей украинских средств массовой информации и побеседовать с вами накануне своего посещения Украины. В качестве вводного слова я хотел бы рассказать о своих впечатлениях после первого визита — настолько я был тронут всем тем, что увидел и прочувствовал на Украине.

Места, в которых я побывал, стали самым ярким воспоминанием минувшего года. Меня поразило, что, несмотря на сложный политический контекст, на противоречия, которые существуют в украинском обществе, абсолютное большинство народа хранит православную веру и духовные ценности, которые эта вера и определяет. Это те же самые ценности, которые хранят в России, в Беларуси, в Молдове и в других местах. Это те ценности, которые и очерчивают контуры очень важного культурного и цивилизационного понятия, которое я сформулировал бы как Русский мир.

Для украинцев хочу подчеркнуть, что Русский мир не означает «российский». Тем более это не мир Российской Федерации. Это тот самый мир, который вышел из нашей общей купели — Киевской купели Крещения. Это тот самый мир, который существует на уровне веры, интеллекта, духовности и культуры. От того, что кто-то отрицает этот мир, ничего не меняется: этот мир существует, это объективная реальность. Я соприкоснулся с этой реальностью и почувствовал всю силу того удивительного духовного и культурного явления, которое порождено Православной Церковью. И это было самым сильным моим переживанием.

Я с радостью снова еду на Украину. Я надеюсь посетить Одессу, Днепропетровск, Киев, опять помолиться со своим верующим народом, прикоснуться к святыням, о многом подумать и многое понять. Такие поездки очень важны для Предстоятеля Церкви.

Я хотел бы, пользуясь случаем, сказать, что Украина очень близка моему сердцу по многим причинам. Но самая главная причина — это

507

сила веры, это сила религиозного чувства, это чистота и естественность проявления этого чувства. Дай Бог сохранить людям эту веру, а вместе с ней и замечательную духовную традицию Киевской Руси!

— Ваше Святейшество, спасибо за возможность услышать эти слова от Вас для наших украинских верующих. Не секрет, что Вы внимательно следите за тем, что произошло на Украине за тот год, что Вас не было в нашей стране. Как Вы считаете, что изменилось?

— В первую очередь я и хотел бы увидеть, что изменилось. Как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но уже сейчас понятно, что происходит политическая стабилизация, выравнивание экономических показателей, развитие отношений с миром и с соседями, включая Россию, с Европой, с Соединенными Штатами. Я думаю, что налицо значительные качественные изменения в жизни украинского общества, хотя, может быть, это взгляд несколько со стороны. Вот мне и хотелось бы увидеть и почувствовать то, что происходит сегодня на Украине. Ну а если говорить кратко, я весьма положительно оцениваю развитие Украины в последние месяцы.

— Недавно Вы призвали священнослужителей активнее использовать в общении с верующими людьми новые технические средства — Интернет, социальные сети. Но ведь это не может заменить непосредственного человеческого общения...

— Совершенно верно. Но что такое сегодня, допустим, социальные сети, Интернет, электронная почта? В конце концов, речь идет о «конверте»: используем ли мы классический конверт, когда кладем туда написанное от руки письмо, или мы используем электронную форму. Все это технические носители — то, что к сути дела не относится.

Я должен сказать, что вижу в развитии этих социальных сетей, в развитии «живых журналов» одно очень важное положительное явление — возрождение эпистолярного жанра. Если мы возьмем вторую половину XX века, то это была эпоха умирания эпистолярного жанра. Люди перестали писать письма, все звонили друг другу по телефону. А ведь письмо очень дисциплинирует мысль. Конечно, если вы пишете близкому другу и если это письмо никто, кроме него, не будет читать, то там можно и ошибки делать. Но всякая мысль, положенная на бумагу, когда она становится достоянием широкого

508

круга людей, — особенно если есть обратная связь, когда на этот текст могут немедленно отреагировать другие, причем критически отреагировать, — очень дисциплинирует человека и развивает у него культуру письменного изложения своих мыслей. А способность письменно излагать мысли — это один из самых важных показателей культуры человека. Поэтому развитие эпистолярного жанра на новом этапе является в культурном смысле очень важным, положительным шагом.

А теперь что касается участия священников. Мы ведь апостолу Павлу не ставим в упрек то, что он развивал доктрину при помощи переписки. Все то, что создал апостол Павел, — это письма. Мы не ставим в упрек святым отцам, аскетам, подвижникам, наследием которых сейчас восхищаемся, что многие их творения тоже в письмах. Вот и сейчас у священников, у богословов есть возможность передавать письменно свои мысли, делиться своим духовным опытом, отвечать на недоумения других людей, включаться в полемику. Это, конечно, огромный вызов, потому что когда священник подписывается своим полным именем, когда все остальные знают, что это говорит священник, то ответственность очень высока. Поэтому я призываю духовенство использовать современные формы коммуникации, участвовать в обмене информацией, но делать это, исходя из очень высокого чувства ответственности. Нельзя просто болтать в Интернете, нельзя собственные мысли подавать таким образом, чтобы люди воспринимали их как позицию Церкви. Поэтому, с одной стороны, я призываю духовенство к тому, чтобы они активнее использовали эти новые «конверты» для переписки, но, с другой стороны, учитывая, что ответственность возрастает, предлагаю им очень серьезно готовиться как в духовном, так и в интеллектуальном смысле к участию в такого рода работе.

— Ваше Святейшество, не секрет, что на Украине и в России имеют место так называемые социальные болезни. Какова роль Церкви сейчас? Может ли эта роль быть гораздо более сильной, для того чтобы бороться с гордыней, со стяжательством, с жадностью?

— В этом-то в первую очередь и заключается социальная роль Церкви. Мы сегодня не ограничиваем себя только работой с личностями, и мы не ограничиваем проповедь Церкви только проповедью индивидуальной нравственности. Почему? Потому что история показала: если мы работаем только с человеком, но игнорируем

509

социальное измерение, то мы упускаем из виду, из пастырского внимания главное: как внутренний мир человека реализует себя в социуме. Конечно, из сердца, как говорит Писание, исходят злые помыслы (Мк. 7, 21). Жадность, гордыня, злоба, раздражительность, ревность, зависть — огромное количество душевных проблем — возникают там, в сердце, но выплескиваются-то они наружу. Мы их можем наблюдать в масштабах страны, в масштабах общества — как, допустим, проблемы в экономике, когда вдруг криминал начинает разрушать, как раковая опухоль, здоровую ткань экономической жизни, разрушать общество. В политике — когда политики занимаются не тем, чтобы объединять людей и служить им, а разделяют людей во имя своих узких политических интересов. А что в результате? В результате разрушается национальная жизнь, ломаются судьбы, рушатся семьи — ведь когда наступает острый политический кризис, он проходит и по человеческим судьбам...

Вот почему сегодня Церковь говорит, что она идет по миру, держа в руках крест Господень. А что такое крест? Это пересечение вертикального и горизонтального измерений. Вертикальное измерение — это внутреннее измерение человека: человек и Бог. А горизонтальное — это участие человека в общественной жизни. Поэтому ни в коем случае нельзя впадать в индивидуалистический морализм и говорить: «Все, что касается общества, нас не интересует — мы занимаемся только человеком», как нельзя говорить и другое, что сегодня нередко присутствует в мировом христианстве: «Мы занимаемся общественными проблемами, а личная жизнь — это дело каждого человека: там его свобода, там он сам все определяет». Православная Церковь ни в коем случае не выступает против свободы личности, но призывает человека к такому развитию, когда свобода реализовывалась бы в рамках нравственной ответственности человека пред Богом.

— Наше современное общество называют обществом потребителей. Что Церковь делает для того, чтобы духовные ценности возобладали в человеке над материальными?

— Вы очень правильно сформулировали вопрос — почти так, что мне и отвечать нечего. Потому что, с одной стороны, материальное потребление — это естественное стремление человека: если человек не будет заботиться о материальном потреблении, он погибнет. Эта

510

потребность заложена в наших инстинктах — мы должны есть, пить, одеваться, заботиться о продолжении человеческого рода. Это все связано с выживанием человека, и ни в коем случае Церковь не может занимать некую отстраненную, морализаторскую позицию, мол, знаете, не думайте обо всем этом. Особенно сегодня, когда в наших обществах еще так много людей бедных, когда порой речь идет о том, что люди недоедают, когда у них не хватает денег на самое основное. Я уже не говорю о полноценном образовании, о медицинском обслуживании, о полноценном отдыхе, о культурной жизни... И поэтому Церковь не может сегодня говорить: «Знаете, это все плохо». Но Церковь всегда выступала, выступает и будет выступать против того, что святые отцы называли «похотью плоти», — это когда доминантой человеческой жизни становится потребление. Вот тогда похоть (а похоть — это болезнь, это нарушение внутреннего баланса) господствует в человеке. Такой человек заботится только о материальном, духовное измерение уходит. Очень важно, чтобы человек, особенно современный, помнил удивительные слова Спасителя: Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мф. 16, 26). Нужно золотыми буквами написать эти слова и поместить в каждой комнате, особенно в гардеробных комнатах некоторых богатых людей. Ведь какая польза человеку весь мир приобретать, а душу свою погубить?

Вот поэтому Церковь должна помогать человеку «расставлять все на свои места», причем должна делать это очень естественно, с любовью, не отстраняясь, не с высоты своего положения поучая людей, которые иногда в бедности живут, но, поддерживая бедных людей, провозглашать духовные ценности. Тогда никто нас не обвинит в лицемерии, в ханжестве, но люди со вниманием отнесутся к проповеди Церкви.

Проповедь, о которой мы сейчас говорили, имеет сегодня огромное значение для выживания всей человеческой цивилизации, потому что потребительская психология, похоть плоти нежизнеспособны: они разрушают духовное измерение человеческой жизни, а значит, превращают человека в животное.

— Является ли, на Ваш взгляд, массовая культура, поп-культура угрозой нравственности нашего современного общества? Что делать,

511

чтобы прививать молодежи нравственность и духовность, которые сегодня так зыбки и так легко утрачиваются?

— Мы используем слова «массовая культура», часто не задумываясь о том, что они означают. Нам кажется, что массовая культура — это культура масс. Это совсем не так — культура масс называется народной культурой. Термин «массовая культура» возник тогда же, когда появился термин «средства массовой информации». Почему? Потому что массовая культура — это культура, которая тиражируется средствами массовой информации и коммуникации и которая живет в основном за их счет. Возьмите любое направление массовой культуры: если средства массовой информации не будут поддерживать его, то и явления не будет.

Поэтому очень важно помнить — в первую очередь средствам массовой информации, — что не всякое проявление так называемой культурной жизни человека достойно того, чтобы приобщать к нему десятки и сотни миллионов людей. Культура — я об этом уже много раз говорил — призвана взращивать человека, культивировать человеческую личность. Откуда происходит слово «культура»? Сельскохозяйственная культура, религиозная культура — это то, что взращивают, и то, что связывает человека с Богом, — отсюда и слово «культ». Что в этой связи важно понимать? Если культура разрушает человеческую личность, то это не культура, а антикультура, это бесовщина. И если СМИ массово тиражируют подобные антикультурные проявления, то это беда. Поэтому требуется огромное внимание тех, кто влияет на средства массовой информации, тех, кто их поддерживает, но в первую очередь самих ответственных работников средств массовой информации — для того, чтобы уметь различать духов (1 Ин. 4,1), чтобы греха на душу не брать.

Конечно, сейчас мы живем в информационно едином мире: можно не брать греха на душу на Украине, но это произойдет в другой европейской стране и во мгновение ока станет известным и на Украине, и в России. И здесь нельзя поставить никаких преград, и ставить их не нужно, но я думаю, что мы должны через средства массовой информации воспитывать людей в понимании того, что опасно для их духовной жизни, а что полезно. В этом — важнейшее значение Церкви. И если Церковь будет опираться в своей проповеди на средства массовой информации, то и ее слово тоже станет массовой культурой.

512

— Ваше Святейшество, в свое время Вы, рассуждая об украинской политике, говорили, что любая вдумчивая политика на Украине невозможна без гармонизации интересов украинского общества в системе базовых ценностей. Скажите, пожалуйста, какие именно базовые ценности Вы имели в виду и каким образом, по-Вашему, возможна эта самая гармонизация Украины?

— Что касается базовых ценностей, это те ценности, которые рождены нашей верой, потому что в духовной основе создания Древнерусского государства, от которого произошли уже современные суверенные государства, в том числе и Украина, лежали религиозные ценности. Это матрица, которая сформировала мировоззрение людей, их мироощущение, систему ценностей; причем это та матрица, которая существует 1000 лет. Какие усилия предпринимались для того, чтобы ее разрушить, особенно в постреволюционное время! Да и не только в постреволюционное...

И когда я говорю о необходимости сохранения базисных ценностей, я в первую очередь говорю о том, что нельзя разрушать эту матрицу народной жизни. Потому что если мы разрушим ее, то перестанем быть русскими или, как теперь говорят, россиянами, украинцами, белорусами... Мы станем другими, у нас останутся только названия стран: Украина, Россия, Беларусь. Но мы станем другими! Это будет огромная цивилизационная катастрофа — как и в случае, если другие народы потеряют свою идентичность. Мир станет унифицированным и страшным, им будет легко манипулировать. Почему? Потому что эта духовная культура, традиционная для большинства людей, является главным критерием для различения добра и зла.

И когда мы говорим о современной Украине и о современной России, мы должны понимать, что существует огромное количество вызовов этим ценностям. Часто они связаны с политической ориентацией, с культурной ориентацией, с влиянием других культур на национальную жизнь. Для того чтобы сохранить в единстве народ (в данном случае мы говорим об Украине), важно сохранить базисные ценности и на их основе гармонизировать те слои общества, которые впитали в себя более поздние культурные влияния и которые, во-первых, иногда настаивают на этих культурных различиях, а во-вторых, хотят эти культурные различия распространить на другую часть украинского общества.

513

Для того чтобы страна сохранилась в единстве, царство не должно разделиться само в себе (Мк. 3, 24). При всем многообразии взглядов и предпочтений, в чем оно не должно разделиться? Именно в этих базисных ценностях. Тогда плюрализм не страшен: кому чай с молоком, кому с сахаром — выбирайте что хотите.

Мы сохраняем единство как народ. Мы входим в семью других европейских народов не как ведомые, которые смотрят в рот другому, более сильному партнеру, — мы входим как равноправные партнеры, носители собственного исторического и культурного кода.

Я думаю, что в каком-то смысле это важно сегодня для всех народов. Кстати, лучшие умы в Европе и в других странах это хорошо понимают. Я имел возможность выступать в ООН на Совете по правам человека, и мы касались, в том числе и я в своем выступлении, этой темы — темы сохранения национальной, духовной, культурной, религиозной идентичности. На этом заседании присутствовали послы почти всех стран мира, входящих в ООН, и я не услышал ни одного отрицательного комментария. Все понимали, что в условиях глобализации это огромный вызов, но мы должны сохранить многообразие и красоту Божиего мира, развивая, конечно, доброе международное сотрудничество и мирные отношения между народами.

— Ваше Святейшество, сейчас в Италии запрещают вешать кресты в школах, во Франции мусульманки уже не могут ходить в хиджабах в госучреждениях, в то время как в России, наоборот, вводят уроки «Основы православной культуры». Скажите, пожалуйста, какова, с Вашей точки зрения, идеальная модель сосуществования Церкви и государства?

— Сегодня европейские страны, в том числе Россия и Украина, провозгласили себя странами секулярными, где Церковь отделена от государства. Мы должны мыслить в этом конституционном поле. Есть люди, которые критически относятся к теме отделения Церкви от государства, и есть люди, которые относятся к этому весьма положительно. Но вне зависимости от частных мнений фактом является то, что современные европейские страны — страны секулярные. Мне кажется, что сейчас происходит очень опасное злоупотребление и термином, и понятием.

Что означает секуляризм и как он возник? Он возник как политическое явление в Западной Европе и был ответом общества на

514

клерикализацию политики, когда в целом ряде западноевропейских государств светскими правителями были епископы, представители духовенства, включая Римского Папу. Эти церковные правители осуществляли, конечно, соответствующую политику, в том числе исходя из своего понимания, как все должно быть устроено, что не всегда находило понимание в обществе, в народе — недаром возник такой термин, как тирания. Против тирании выступила Французская революция — не будем сейчас входить в подробности и анализировать, правильно это было или неправильно; но борьба была в том числе и с клерикализмом.

А что было предложено взамен? Вместо участия духовенства в управлении государством был провозглашен принцип невмешательства Церкви в государственное управление, как и невмешательства государства в управление Церковью. Это и есть отделение Церкви от государства. А что сейчас происходит? Сейчас, прикрываясь этим термином, насаждают его ложное толкование, которое предполагает вытеснение религии из общественного пространства. То, что мы наблюдали в Италии¹, это и есть попытка вытеснить религиозную традицию из общественного сознания. Какое это имеет отношение к управлению? Никакого. А мы с вами знаем, что кресты могут не только из школ убирать — их могут и с храмов спиливать. И где же гарантия того, что завтра какая-то дама или какой-то господин не подаст в Европейский суд иск по поводу того, что их дети ходят в школу мимо храма, на котором крест, или мимо мечети, на которой полумесяц?

Мы наблюдаем сейчас активные попытки вытеснить христианскую культуру, христианскую веру из жизни Европы. Но как замечательно, что в поддержку Италии выступили такие православные страны, как Россия, Греция, Кипр, католические Литва, Польша и многие другие. Поэтому мы должны ясно говорить нашим оппонентам о том, что не готовы принять секуляризацию как синоним безбожного, нерелигиозного мира. Тогда это уже не секуляризация — это победа одной из идеологий, это победа атеизма; мы же с вами уже жили в атеистическом обществе и знаем, что это такое.

Что касается преподавания Основ православной культуры в России, то это, конечно, не идет вразрез с принципом отделения Церкви

¹ См. примеч. на с. 460.

515

от государства, потому что преподается не только православная культура, но и исламская, иудейская, буддийская, а также — по предложению Православной Церкви — и светская этика, светская культурная и нравственная традиция. Сейчас многие выбирают этот курс, и я не вижу в этом ничего плохого. Но важно, чтобы все эти курсы были сконцентрированы на достижении одной цели: формировании высокой нравственности у подрастающего поколения. И все это, по моим наблюдениям, никак не противоречит принципу отделения Церкви от государства.

— Ваше Святейшество, отчасти в продолжение предыдущего вопроса. Когда говорят о влиянии Церкви в обществе, часто называют количество верующих и количество приходов, но редко говорят о качестве. О качестве священника свидетельствует его способность руководить приходом, организовывать прихожан. Как добиться того, чтобы количество приходов переходило в качество священника, если так можно выразиться?

— Я продолжил бы Ваш вопрос и осложнил его: как добиться того, чтобы количество приходов отражалось на качестве людей? Вот самая главная задача. Это то, о чем мы все сейчас думаем и над чем работаем. Только что мы говорили о религиозной мотивации и о нравственной мотивации вообще. Сегодня религиозная мотивация занимает очень небольшое место в жизни людей — выбор происходит чаще всего по прагматическим соображениям. Но если верующий человек не руководствуется своей верой в принятии важных решений, то что тогда означает его вера?

Человек становится по-настоящему верующим, когда он мотивирует свои поступки своими религиозными убеждениями, нравственным христианским кодексом, заповедями блаженств, если говорить уже совсем церковным языком. Количество людей, называющих себя православными, на Украине, в России, в Беларуси гораздо больше тех православных, которые посещают храм. Если из тех, кто посещает храм, мы выберем людей, которые стремятся руководствоваться своей христианской, православной моралью в конкретных жизненных обстоятельствах, то их будет еще меньше. Я сказал бы так: непочатый край работы.

В Вашем вопросе есть нечто, что меня особенно волнует: это нравственное, духовное состояние духовенства. Священники — это люди,

516

которые должны подавать пример. Поэтому воспитание современного священника, создание условий для его постоянного духовного роста является важнейшей задачей епископата. Очень часто молодой человек приходит в семинарию с горящими глазами, с огромным энтузиазмом. Заканчивает семинарию — энтузиазм еще сохраняется, но глаза уже не так блестят. Начинает служить на приходе — и глаза уже не блестят, и энтузиазма нет...

Как сделать так, чтобы энтузиазм у молодого человека, который решил посвятить себя Господу, который готов идти на определенные лишения и ограничения, не угасал, а усиливался с годами? У нас есть примеры таких замечательных священников, подвижников. Я сейчас много езжу по приходам, по епархиям, встречаюсь с людьми, которые в тяжелейших климатических условиях, в тяжелых материальных условиях с огромным воодушевлением осуществляют свое служение. Скажу для кого-то совсем неожиданную вещь: мы очень нуждаемся в подвижниках; и нужно делать все для того, чтобы таких подвижников становилось как можно больше. Они потянут за собой весь народ.

— Ваше Святейшество, Вы, что называется, сняли у меня с языка вопрос, как говорят у нас на Украине. Цифры свидетельствуют о том, что количество христиан в мире по отношению ко всему населению планеты неуклонно сокращается — понятно почему. Как, по Вашему мнению, побудить христианские Церкви вместо соперничества, которое, как Вы знаете, иногда приобретает ужасные формы, объединить усилия для расширения влияния христианства в мире, если это, конечно же, нужно?

— Это очень нужно. Для того чтобы не было соперничества среди близких по духу христиан, важно исключить влияние политического фактора на религиозную жизнь. В истории всегда так бывало, что политика внедрялась в церковную жизнь, и последствия были страшны. В конце концов, исторический раскол Церкви в XI веке на православный Восток и католический Запад был результатом привнесения политических мотивов, политических факторов в церковную жизнь. Об этом даже не нужно говорить, — это хрестоматийный пример того, что происходит с Церковью, когда она начинает руководствоваться политическими соображениями.

Есть и второй очень важный момент — это стремление к власти, если оно не связано с духовной жизнью человека. Духовная власть

517

может иметь очень положительное измерение — это прежде всего духовный авторитет. Возрастание духовного авторитета очень важно. А вот возрастание бюрократических властных полномочий может быть опасным, и чаще всего борьба (в прошлом, да, может быть, и в настоящем) происходила и происходит именно вокруг этих бюрократических властных полномочий.

Это то, что касается близких по духу христиан. Но есть еще одна проблема, если говорить о всем христианском мире, а именно то, что часть его сегодня живет по иным законам — по законам светского общества. Не в том смысле, что люди, принадлежащие к этим религиозным группам, являются хорошими и законопослушными гражданами. Речь идет о другом: христиане впускают в свой внутренний мир греховные стихии мира внешнего и оправдывают их, если они предлагаются светским обществом. Такие очень опасные явления мы сегодня встречаем в современном протестантизме, когда влияние светских либеральных взглядов на жизнь оказывается таким, что эти светские философские либеральные штампы проникают внутрь протестантских Церквей и укореняются в религиозном сознании.

Именно так возникла тема женского «священства» — она не была продиктована миссионерскими соображениями. Когда я спросил у одного протестантского руководителя: «Скажите, с появлением женщин-“священников” у вас увеличилось количество прихожан?», он улыбнулся и сказал: «Нет». — «Это не было миссионерским проектом?» — «Нет, это было просто уважением прав личности». То есть светское понятие прав человека было инкорпорировано в богословие, в церковную практику — вопреки всему церковному христианскому преданию. Вся апостольская традиция исключает эту практику, но в угоду светскому либеральному стандарту она инкорпорируется в церковную жизнь.

Вторая аналогичная проблема — это отношение к гомосексуализму. Здесь в угоду светскому либеральному стандарту искажается уже Слово Божие. Черным по белому написано, что это грех. И что же вы думаете? Наши братья говорят: «Ну нет, это не так нужно понимать; это вовсе не грех, это, знаете, просто культурный контекст времени, когда писал апостол Павел». Получается, что в угоду либеральному стандарту можно даже отказаться от источника своей веры.

518

Недавно я встречался с одним очень ответственным экуменическим лидером. Я стал ему говорить о том, что происходящее в протестантизме все больше и больше отдаляет протестантов и от православных, и от католиков, тем самым усиливая внутренний разрыв в христианском мире; а если он будет еще усиливаться, то нам будет трудно отстаивать христианские ценности. И то, что он мне сказал, меня поразило и одновременно помогло понять, насколько же глубок кризис христианства. Он мне спокойно ответил: «Ну что особенного происходит? У нас же есть различные отношения к проблеме Ближнего Востока, к экономическому кризису — вот у нас и разные отношения к гомосексуализму».

Если путем внутреннего диалога между православным и протестантским миром нам не удастся изменить ситуацию, то я вижу весьма печальную перспективу — еще большее отдаление протестантского мира от Православия, а значит, и ослабление общехристианского свидетельства. Поэтому огромная задача стоит перед Православной Церковью: свидетельствовать о чистоте апостольской традиции, о чистоте веры всем, в том числе и неправославным христианам.

— Ваше Святейшество, буквально два слова о взаимодействии: между католицизмом и Православием нет такой пропасти, как между протестантизмом и Православием?

— В католическом мире тоже есть либеральные тенденции. Они набирали силу во второй половине XX века, и мы на православном Востоке с тревогой наблюдали за этими тенденциями. Но должен сказать, что позиция нынешнего Папы Бенедикта XVI вселяет в нас оптимизм. Может быть, за это его и критикуют так либеральные богословы и либеральные СМИ на Западе, но его позиция по многим общественным и нравственным вопросам полностью совпадает с позицией Православной Церкви. Это дает нам возможность вместе с Католической Церковью отстаивать христианские ценности, в том числе и на уровне международных организаций и в международном пространстве.

519