Кирилл (Гундяев), патр. Выступление на заседании Президиума Российской академии образования, 11. 11. 2009

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ЗАСЕДАНИИ ПРЕЗИДИУМА
РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ ОБРАЗОВАНИЯ

11. 11. 2009

Уважаемый Николай Дмитриевич¹, все высокое собрание!

Я хотел бы сердечно поблагодарить вас за возможность встретиться с президиумом Академии образования, еще раз увидеть молодых людей и пообщаться со всеми, кто сегодня пришел сюда.

Памятуя о том, что следующий год объявлен Годом учителя, я хотел бы сказать, что служение учителя, подвиг учителя — это особое служение и совершенно особый подвиг.

Мне приходилось говорить о том, что мудрость — это, кроме всего прочего, и способность человека усваивать опыт предыдущих поколений. Все, что мы имеем, перешло к нам от тех, кто был до нас. Однако человек, живущий в настоящем мире, сфокусирован на тех проблемах, которые сейчас стоят перед ним. Ему кажется, что только происходящее с ним в данный момент и является для него самым важным, находится в центре мироздания, потому что другой «точки отсчета» у человека не существует, — он воспринимает мир через себя. Стало быть, для того чтобы защитить тезис о том, что мудрость есть способность принимать во внимание опыт других, в том числе и опыт предыдущих поколений, требуется некое, пусть несложное, доказательство.

Когда мы открываем учебник, мы не отдаем себе отчета в том, что текст, который лежит перед нами, принадлежит не нам и даже не нашему поколению. Этот текст пришел из прошлого. Даже самые современные научные теории и гипотезы, изложенные в учебнике, принадлежат прошлому. Иногда мы говорим, что сделанное тем или иным ученым — бессмертно, это классика, и эту классику изучают в институтах, университетах и школах. Мы с легкостью и доверием воспринимаем то, что предлагает нам учебник. Есть некий авторитет, некая традиция, инерция, если хотите,— по чему же еще учиться, как не по книгам и учебникам?

Но нам, особенно молодым, гораздо сложнее применить тот же самый — исполненный доверия и готовности внимать, слушать,

¹ Никандров Н. Д., президент Российской академии образования (с 1997 по октябрь 2013 г.); почетный член Российской академии художеств; доктор пед. наук, профессор.

349

запоминать — подход к совету собственных родителей. Например, мама говорит дочери, что так поступать плохо, но у мамы не хватает аргументов: она или не может сформулировать эти аргументы, или ей просто времени не хватает. Но мать говорит, исходя из своего опыта. Она прожила жизнь или часть жизни, знает, что тот или иной поступок непременно приведет к катастрофе, разочарованию, боли, скорби. Если она сама этого не пережила, это пережили ее подруги, родственники, знакомые. Мать знает, что говорит. Но часто дочка отмахивается, а потом, общаясь со сверстниками, говорит, что, мол, «предки надоели». Мудрость — это способность усваивать опыт других. Мы усваиваем опыт других, читая учебники, но часто отказываемся усваивать тот же опыт, когда слышим живое слово.

То, что я рассказал на примере матери и дочери, можно распространить и на школу. Педагог — это человек, который делится или должен делиться с учениками собственным опытом жизни. Я говорю это к тому, чтобы сформулировать самое важное, о чем следует сказать в отношении образования: школа есть место не только передачи знаний, но и воспитания личности. Так было всегда. Если мы отказываемся от идеи о том, что школа является механизмом, инструментом воспитания человека, то мы обрекаем общество на очень неясное существование в будущем.

Конечно, существуют и другие воспитательные системы. Это семья, которая сегодня все больше и больше разрушается и теряет воспитательную функцию. Это Церковь, которая всеми силами пытается восстановить эту воспитательную функцию и воспитательное служение в общественной жизни, — не без трудностей, как мы все хорошо знаем. Если бы семья, школа и Церковь работали сообща, если бы был высокий уровень координации действий, то, как говорят инженеры, «на выходе» мы имели бы совсем другой сигнал. У нас было бы совсем другое качество жизни и другое общество.

Говоря о мудрости, я хотел бы отметить, что это еще и способность правильно расставлять жизненные приоритеты. Об этом тоже хотелось бы поговорить поподробнее. От того, как мы расставляем жизненные приоритеты, зависит наше жизненное благополучие, наше счастье. Человек, избравший неправильный путь в жизни, никогда не будет чувствовать себя счастливым — всегда что-то будет ограничивать и разрушать целостность его жизни и бытия. Поэтому выбор жизненного

350

пути — это очень важный жизненный выбор, и здесь тоже не обойтись без мудрости.

Приведу пример, о котором я недавно услышал от человека, ссылавшегося на публикацию в газетах. Один молодой человек выхватил у девушки в вагоне метро мобильный телефон в тот самый момент, когда поезд выходил из туннеля и подходил к платформе. Он очень умело открыл дверь вагона, хотя это сделать непросто, и выпрыгнул из него в надежде, что окажется на платформе и убежит до того, как поезд остановится и люди выйдут из вагона. Но он промахнулся и погиб. Сколько этому преступнику нужно было усилий, чтобы совершить подобное деяние! Ведь нужна определенная стратегия, нужно обо всем подумать, подготовиться и быть физически способным совершить такой поступок. За всем этим действительно стоит серьезная подготовка. Но даже если бы он убежал с этим мобильным телефоном в руках, — что такое цена мобильного телефона? Разве она соответствует цене человеческой жизни? Разве цена мобильного телефона адекватна тем усилиям, которые этот молодой человек затратил, готовя себя к подобному поступку? Конечно же, нет. Если бы эту концентрацию воли, силы, умения, знаний, внутренней энергии он направил на то, чтобы получить хорошую специальность, то он зарабатывал бы гораздо больше, чем те деньги, которые можно выручить от продажи краденых мобильных телефонов. Но почему же он не сделал этого? Почему, наверняка чувствуя в себе силы, он не пошел по такому пути? А потому, что у него не было жизненных приоритетов, не было понимания того, куда и как следует направить собственные силы. Этот пример разбившегося вора стал для меня неким символом — символом неудачника. Но не такого неудачника, который стал им по объективным обстоятельствам (допустим, получил травму, — много может быть внешних обстоятельств, которые делают человека объективно неспособным достигать цели), а неудачника по своей воле, как этот молодой человек. Он сам расставил такие приоритеты в жизни и сам выбрал этот путь. Так не может поступить мудрый человек.

Когда мы говорим о мудрости, то нужно говорить и о способности человека к системному подходу к жизни. Эта мысль меня очень занимает. Приходится много встречаться с людьми образованными, с прекрасными специалистами, которые многое знают. Общаясь с ними, часто поражаешься, как они тонко и хорошо разбираются во многих важных деталях, будь то детали технические или гуманитарные. Мне

351

приходилось встречаться в том числе с историками, которые замечательно знают историю и точно скажут, какое событие в каком году произошло. Но когда начинаешь говорить с этими людьми об историческом процессе, о связи настоящего с прошлым, то вдруг ловишь себя на мысли, что человек, прекрасно владеющий научным инструментарием, не способен при этом к системному мышлению. Есть знание частностей, деталей, но нет знания общего.

Я думаю, очень многие наши беды, в том числе социальные и политические трагедии, революции, гражданские войны, неудачные реформы — это постоянное повторение одних и тех же ошибок. Удивительно, но, как принято теперь говорить, мы наступаем на одни и те же грабли. Хотел бы привести всем хорошо известный пример с реформами 1990-х годов. Совершенно очевидно, что надо было реформировать экономику и политическую систему. У «здания текла крыша». И для того чтобы ее отремонтировать, надо было снять старую крышу и поставить новую. Но почему-то решили, что для того, чтобы отремонтировать крышу, надо разобрать стены, а кто-то еще и фундамент призывал взорвать. Ума хватило не взрывать фундамент, а вот стены наполовину разрушили. А разве нельзя было крышу отремонтировать, не разбирая стен?. . Нечто подобное происходило в нашей стране и в прошлом: вспомним реформы, последовавшие за 1917 годом (наверное, можно вспомнить и реформы Петра I — огромный материал для размышлений),— надо было просто подумать, что можно делать, а чего делать нельзя.

Отсутствие системного мышления, неспособность видеть в целом — эта проблема имеет отношение не только к истории, социологии, политике, но и к философии, философии жизни. Кстати, системный подход присутствовал во многих древних культурах. Люди пытались увидеть смысл в мироздании. Выйдите на улицу и спросите: кто, взирая на звездное небо, задумывается о смысле мироздания? Мало найдется людей, которые вообще смотрят на звездное небо, потому что так много смотрят на экран компьютера, что уже не до звездного неба! И смысл бытия уходит, системного подхода не остается. Мир оценивается по фрагментам, формируется фрагментарное восприятие мира, а в связи с продолжающимся процессом узкой специализации людей эта фрагментарность и воспринимается все больше и больше, как кадр величиной во всю жизнь, — а на самом деле это фрагмент... Нельзя не задумываться о цели и смысле бытия. Нельзя не задумываться о том, что такое гармония

352

жизни. И вот здесь, мне кажется, важно понять следующее: не может быть никакого системного восприятия истории, никакого системного восприятия бытия, если мы не нащупаем, не найдем некую скрепу, некую колонну, некую поддерживающую силу, которая поможет ощутить и понять эту целостность.

Позвольте вам сказать, что представляется мне такой скрепой. Во-первых, зададимся вопросом: а что может ею быть? Мир так разнообразен, так разнообразны люди, культуры, религии, философские взгляды, убеждения, мода... Где же здесь найти скрепу? Где найти фундаментальную ценность, которая помогала бы человеку выстраивать систему? Такая фундаментальная ценность и такая скрепа может быть только внутри человека. Она не может быть где-то вовне. Так устроен человек — это должно быть частью его бытия, причем такой, которая была бы присуща человеческой природе, а не конкретной человеческой личности. Ведь если нечто присуще мне, но не присуще другому человеку, то это уже не объединяющее начало, это не скрепа, не фундамент. Единственной скрепляющей силой, формирующей целостное сознание человека, целостное восприятие мира, истории, бытия, является нравственность.

Вернемся снова к истории. Даже историки, отрицающие объективность нравственного начала, дают те или иные оценки исторических событий на основе нравственного критерия. Представьте себе, как можно было бы вообще комментировать историю, если бы не существовало нравственного критерия? Мы же говорим: «эпоха страшная, жестокая», используя в первую очередь нравственный критерий, причем чаще всего именно этот критерий является решающим. И когда нам говорят: «Эта жестокость, это насилие, это издевательство над человеческой личностью оправдывались достижением великих целей», то мы в большинстве своем не принимаем такой логики. На этом и основывается осуждение репрессивных режимов. Каждый такой режим использовал репрессии для достижения конкретных целей — не для личного обогащения диктатора и чаще всего не только для укрепления его личной власти, но для достижения конкретных идеологических, политических целей. Но историки в большинстве случаев говорят: «Это преступные режимы», оперируя нравственной категорией.

В том же ключе можно говорить и о мироздании. Для кого-то мир — это случайное стечение обстоятельств: случайным образом атомы

353

кислорода и водорода соединились, под влиянием определенных физических условий возникла вода, затем появились аминокислоты и в конце концов появились мы с вами. Это одно видение мира и человека, и я не вступаю сейчас в полемику по этому поводу. Но я хочу лишь сказать, что не может быть по-настоящему системного подхода, если у нас не будет основной и решающей скрепы для формирования этого подхода, и такой скрепой является нравственность. А нравственность произвести от случая очень тяжело. Не хочу, чтобы мои слова воспринимались как апология религиозного взгляда, — хотя иного у меня как у священника, как у Патриарха быть не может; но я хочу только отметить, что этот взгляд является очень важным для формирования целостного взгляда человека на мир, на бытие, на прошлое, настоящее и будущее.

Мне кажется, что без формирования нравственного начала в современном человеке не может существовать никакой образовательный процесс. Сегодня так развиты средства связи, средства коммуникации, что учиться можно и без учителя. Многие люди так и делают: садятся за компьютер и получают доступ практически ко всем источникам информации. Но ведь мы не ставим под сомнение необходимость учителя. Даже в наш коммуникационный век мы говорим, что нужен учитель. А зачем он нужен? В чем уникальность учителя? Само понятие «учитель» предполагает, что это человек, передающий мудрость, знания, опыт предыдущих поколений.

Сегодня, как, может быть, никогда, нравственное измерение подвига учителя, служения учителя, является очевидным и категорически необходимым. Если мы откажемся от воспитательного значения школы (я имею в виду не только среднюю, но и высшую школу), то очень скоро придем к выводу о ненужности педагогической деятельности. Может быть, для какого-то возраста еще и нужен будет педагог, — когда человек еще неспособен нажимать кнопки на клавиатуре компьютера, — но с каждым годом этот возраст будет снижаться. Уже сейчас детишки в детском саду умеют играть в компьютерные игры, все очень быстро развивается, и тогда может возникнуть вопрос: а зачем кто-то еще? Дайте методические указания, и дальше все пойдет без всякого учителя... Но педагог нужен именно потому, что его присутствие предполагает живой контакт одного человека, носителя опыта и мудрости, с другим человеком, у которого еще нет этого опыта и этой мудрости.

354

И здесь, конечно, огромную роль играет личность педагога, нравственные требования к нему самому.

Личность педагога оказывает огромное воспитательное воздействие на ребенка. Я вспоминаю свои школьные годы... Мы знали, кто преподает с душой, а кто — нет; кто себя отдает, а кто — нет. Был у нас замечательный преподаватель математики, хороший специалист. Приходил, умно, хорошо говорил и уходил. Вот он и остался в памяти как «машина». А были люди, о которых вспоминаешь и на старости лет, — которые рассказывали о литературных героях, о географии, об истории, и в этих рассказах было очень важное, нравственное измерение. А если пример педагогов накладывался еще и на пример родителей, если то, о чем говорили в школе, соответствовало тому, о чем говорили дома, то дети воспитывались в замечательной атмосфере целостного воспитательного процесса, который формировал сознание, душу людей в совершенно конкретной системе нравственных координат.

Теперь я хотел бы сказать об этих нравственных координатах. Для того чтобы воспитывать, действительно должен быть нравственный консенсус в обществе. Его основанием служит то, что нравственное начало есть в каждом из нас, что существует отчетливое понимание того, что есть добро и зло. Но опасность переживаемого момента заключается именно в том, что это ясное, классическое понимание того, что есть добро и зло, сегодня размывается так называемым подходом цивилизации постмодерна. Мне приходилось много об этом говорить, и я, наверное, буду говорить об этом до тех пор, пока не почувствую, как что-то меняется в лучшую сторону.

Но нельзя ставить на одну доску добро и зло. Нельзя ставить на одну доску объективную истину и то, как некоторые люди эту истину интерпретируют. Мы тогда погубим самое важное, что существовало на протяжении человеческой истории — нравственную систему координат. Человек запутается, он будет смешивать добро со злом. А если границы между добром и злом стираются, то скрепа, формирующая целостный, системный подход человека к миру, разрушается, и мы становимся легкой добычей тех сил, которые будут с удовольствием манипулировать нашим сознанием во имя экономических или идеологических целей. Поэтому сегодня борьба за нравственное начало имеет совершенно конкретные точки приложения в общественной, политической, социальной жизни, в области средств массовой информации и т. д.

355

Я хотел бы сказать несколько слов и на злободневную тему преподавания Основ религиозной культуры и светской этики в школах. Я думаю, что дискуссия, продолжавшаяся в нашем обществе на протяжении практически пятнадцати лет, в каком-то смысле завершилась, и решения, которые принял наш Президент, впитали в себя все те подходы, которые были высказаны в этой дискуссии. Единственной, может быть, слабостью этой дискуссии было то, что она проходила очень конфликтно, очень конфронтационно. Наверное, иначе и быть не могло в условиях сложных реформационных процессов, которые шли в нашем обществе, в условиях социальной, экономической и политической борьбы. Во многом эта конфронтационность, конечно, мешала достижению разумного согласия между всеми, кто выражал ту или иную точку зрения. Но ведь каждая из этих точек зрения была разумной — и тех, кто отстаивал право людей изучать собственную религиозную культуру, и тех, кто предлагал изучать религиоведение, и тех, кто предлагал изучать светскую этику. Таких, кстати, было меньше всего, и вообще-то право преподавать светскую этику отстаивала Православная Церковь. Это мы первыми стали говорить о необходимости преподавать не только религиозную культуру, но и светскую этику, потому что есть семьи, и таких немало, которые в своей жизни не готовы опираться на религиозную аргументацию, для них религиозный аргумент не может быть убедительным, в том числе и в этической сфере. Понимая это, Церковь говорила о необходимости работать и с такого рода молодежью, говорила о необходимости создания учебника по светской этике.

Я думаю, что решение Президента как раз объединило эти три подхода и положило в основу самый правильный принцип — принцип свободы выбора. Человек, который хочет изучать основы Православия и который именно в своей православной культуре хочет искать нравственную мотивацию собственных поступков, должен иметь такое право. Никто не вправе сказать: «Ты не должен этого делать, потому что своим выбором ты мешаешь кому-то другому». Но и тот, кто не является православным, тоже должен иметь возможность изучать основы своей религиозной культуры. А есть и такие, кто вообще хочет иметь отстраненный взгляд на религиозный феномен и изучать историю религий без всякого аксиологического измерения, просто как научно-культурологический предмет. Если есть такие люди, почему же им не дать такую возможность? И, наконец, есть люди неверующие, не принадлежащие

356

ни к одной религии, которые должны иметь возможность изучать основы светской этики. Это решение Президента является очень мудрым: оно, во-первых, основано исключительно на принципе свободного выбора, что соответствует одному из важных измерений современной образовательной системы, и, во-вторых, предоставляет широкие возможности.

За более чем пятнадцать лет, которые прошли с момента введения практики преподавания, в частности, Основ православной культуры, в наших школах уже многое сделано, и во многих субъектах Федерации уже сложилась достаточно продвинутая система. Важно то, что предложения Президента не предполагают сокращения всей этой уже существующей системы — как в сфере преподавания Основ православной культуры, так и в сфере преподавания Основ исламской или иудейской культуры, которые также, как известно, преподаются в наших школах в определенных регионах. Поэтому я полагаю, что период бурных обсуждений завершился и мы приступаем к важному этапу внедрения всех этих идей в образовательный процесс. Я очень надеюсь, что это внедрение будет честным, что в процессе внедрения не будет попыток откорректировать предложения Президента в ту или иную сторону, что все будет проходить абсолютно прозрачно и ясно. Я думаю, что этот процесс должен идти под контролем общественности и в конце концов послужить консолидации нашего общества, повышению роли нравственного воспитания в наших учебных заведениях, формированию целостного мировоззрения, целостного восприятия жизни, системного подхода, о котором я только что сказал.

Я не смею вас далее задерживать, тем более, что многие люди стоят. Стоять в церкви — это привычно, а вот стоять на такого рода собраниях — это контрпродуктивно. Поэтому я заканчиваю беседу и выражаю глубочайшее удовлетворение по поводу возможности встретиться сегодня со всеми вами.

Затем Предстоятель Русской Церкви ответил на вопросы участников заседания президиума Российской академии образования.

— Ваше Святейшество, в своем докладе Вы остановились на двух основных вещах — это добро и истина, но есть еще красота. Ваше понимание красоты в педагогическом процессе?

357

— Благодарю Вас за этот вопрос, это очень хороший и правильный вопрос. Мне кажется, что основным законом, положенным Богом в основу мироздания, является закон гармонии. Когда Достоевский говорил о том, что красота спасет мир¹, я думаю, он имел в виду, что всякое отступление от основополагающего закона бытия — закона гармонии — есть некий шаг на пути к самоуничтожению. Там, где разрушается гармония, разрушается и бытие. Вот почему всякая какофония, всякий антипод гармонии являются смертельно опасными для человека.

Однажды меня пригласили на симфонический концерт в СанФранциско. Я очень люблю музыку и я пошел. Замечательные были исполнители. Но в заключение концерта аудитории была предложена музыкальная вещь, написанная на основе какофонического подхода. Через пять или семь минут после того, как все это началось, я почувствовал непреодолимое желание покинуть помещение. То были звуки, которые разрушали сознание, разрушали психику, разрушали здоровое отношение к миру. Они подталкивали к чему-то такому, от чего хотелось откреститься.

Мы видим, что безобразие действительно является символом разрушения. Поэтому формирование гармоничного отношения к миру, к окружающей действительности, формирование внутренней гармонии личности является, конечно, непременным условием воспитания человека.

Внешнее и внутреннее — это единое поле, которое человек вспахивает всю свою жизнь. Внутренне гармоничный человек не может мириться с отсутствием гармонии и вокруг себя. Думаю, у многих из нас, кто занимается теоретической работой, завален бумагами письменный стол. Иногда я не могу ни одной страницы текста написать, пока не приведу в порядок свое рабочее место. Но иногда обстоятельства просто разрушают — накапливаются горы бумаги, наваливаются события, разрушается гармония, и ты просто чувствуешь эту дисгармонию бытия. Но это, что называется, форсмажорные обстоятельства; а если человек может более или менее управлять своей жизнью, очень важно, чтобы он был внутренне гармоничным, и тогда он будет создавать гармонию вокруг себя.

¹ Достоевский Ф. М. Идиот. Ч. 3. V.

358

Внешней стороной гармонии является эстетическое начало, эстетика образа, музыкальная эстетика. По эстетическим характеристикам мы можем определить, присутствует гармония или ее нет. Поэтому художественное воспитание личности является очень важным. Вообще мне кажется, что во всех учебных заведениях — вне зависимости от профиля — нужно преподавать историю искусства. Без истории искусства не понять истории развития человеческой цивилизации. Если человек не знает философии архитектурных и художественных стилей, он просто не понимает, что происходило с миром.

Когда я прихожу в картинную галерею, меня иногда спрашивают: «А как Вы относитесь к абстрактному искусству?» Я говорю, что к любому искусству отношусь положительно, если оно подлинное, потому что искусство помогает мне понять автора, а через автора — эпоху. Картины, здания — как маленькие окошечки, через которые мы смотрим на прошлое. Замечательно сравнить пятиэтажки в наших районах, построенные в 1960-е годы, с храмом Покрова-на-Нерли. Тут все очевидно, все ясно: вид современного мегаполиса, задыхающегося от небоскребов,— и замечательный пейзаж эпохи Возрождения...

Я очень много могу говорить на эту тему, — Вы коснулись того, что очень глубоко во мне сидит. Благодарю Вас за этот вопрос. Думаю, что воспитание гармонии, гармоничного отношения к миру есть соучастие в созидании общей гармонии бытия, без которой не может быть самого бытия.

— Скажите, пожалуйста, как Вы относитесь к попыткам использования опыта и идей Антона Семеновича Макаренко в детских приютах, детских домах, школах, православных гимназиях и православных приютах?

— Очень краткий ответ: все испытывайте, хорошего держитесь (1 Фес. 5,21).

— Вы говорили о молодом человеке, у которого не было жизненных приоритетов. Акцент на жизненных приоритетах очень значим. Есть много людей, у которых нет жизненных приоритетов. Но есть люди, у которых приоритет — мораль, а есть люди, у которых приоритет — аморализм. Я работаю с последней категорией и подчас не знаю, что делать, как их «вытаскивать». Они на этом стоят, они этим гордятся...

359

— Как Вы, вероятно, заметили, в светских аудиториях я избегаю богословской терминологии, отсылки к религиозным ценностям, потому что понимаю, что нужно говорить на языке, который соединяет всех нас, в том числе и людей неверующих. Но в данном случае я не могу не перейти на свой язык, язык богословия.

Дело в том, что материалистическая картина мира не дает ответа на Ваш вопрос, поскольку само понятие «мораль» трактует исключительно как продукт общественного развития. Отсюда мы переходим к идее относительности морали, — ведь если мораль является результатом эволюционного развития, если сознание в полной мере определяется бытием, то тогда на островах Фиджи одна мораль, а в Москве — другая. Одна мораль у рабочего класса (а это мы проходили), другая мораль у великой Германии (тоже проходили). Стало быть, морали нет... А потом, если мы основываем свое отношение к миру, к человеку, исходя из материалистической картины мира, то зачем мораль? Ведь это условность. А если так, то я возвышаюсь над этой условностью, я освобождаюсь, я раскрепощаю самого себя. И в этом смысле неверующий, но моральный человек, моральный материалист — у нас таких очень много — не сможет дискутировать с подобными людьми, они его на обе лопатки положат, потому что их логика, исходящая из материалистического понимания мира, более целостная, чем логика неверующего моралиста.

Вот поэтому мы и говорим, что без благодати Божией ничего не получится. Грех можно преодолеть только силой Божественной благодати, — никакими выступлениями Патриарха его не преодолеешь. Лишь благодать Божия может преобразить человека со всеми его грехами, со всей его дурной философией, философией самоуничтожения. Помните базаровский лопух на могиле? А если так, то ради чего себя ограничивать? Да еще современная псевдокультура раскрепощает — достаточно телевизор включить...

Я глубоко убежден — это я говорю уже как Патриарх и как священник,— что только сила молитвы, сила духовного опыта, реальное соприкосновение с Божественной благодатью — это то, что может изменить человека. Дай Бог, чтобы как можно больше людей поняли это. Другого ответа у меня, к сожалению, нет.

— Ваше Святейшество, мой вопрос касается последней части Вашего выступления, посвященной преподаванию Основ религиозных культур

360

и этики в школе. Очень важно, что Вы в своем выступлении отметили, что достигнутые договоренности подразумевают свободу выбора духовно-нравственного образования в зависимости от мировоззренческой культуры, особенностей семьи школьника. Однако вызывает некоторое смущение вопрос о времени изучения этих учебных дисциплин. Мы знаем, что Министерством образования предложен экспериментальный проект по внедрению этих предметов в программу четвертых и пятых классов. Очевидно, что и наш, и мировой опыт свидетельствуют о том, что эти курсы надо изучать не один и не два года, а лучше всего — в течение всего времени обучения ребенка в школе.

— А еще лучше и в институте, университете, аспирантуре,— и до конца жизни. Полностью с Вами согласен, но ведь с чего-то надо начинать. Мы прошли через очень болезненную дискуссию в обществе, в течение пятнадцати лет не двигаясь с мертвой точки, — и вот сейчас предлагается первый шаг. Но ведь страшилки до сих пор запускают: что это, мол, взорвет межрелигиозный и межнациональный мир, что педагогов и денег у нас нет,— весь этот набор «аргументов» общеизвестен. Я почти уверен, что будут и «письма возмущенных трудящихся», и многое другое. Поэтому начинать — спокойно, тихо, с любовью, с уважением друг к другу — надо с самого незначительного и посмотреть, что это дает. А через какое-то время ученые, академики, работающие в области педагогических наук, проанализируют то, что происходит, и внесут свои компетентные предложения «за» и «против». Я думаю, что так же органично следует развивать и все остальное, потому что жесткие реформы, резкие перегибы в одну или другую сторону всегда вызывают сопротивление у определенной части общественности.

Церковь меньше всего хотела бы, чтобы внедрение этих дисциплин вызывало напряжение в обществе. Поэтому давайте начнем с того, что сейчас мудро предлагает Министерство образования. Я призываю, кстати, и наших православных активистов поменьше критиковать, а побольше участвовать в этом созидательном процессе.

— Вы многое сказали о нравственной составляющей образования, а я хотел бы узнать Ваше мнение о месте спорта в образовании.

— Ну, я назвал бы это скорее физической культурой. Спорт как зрелище — это профессиональное дело, это шоу, которое имеет огромное психологическое воздействие на людей. Мы знаем, что популярность спорта сейчас очень высока. Но для того, чтобы стать

361

профессиональным спортсменом, нужно посвятить себя этому делу. И как мы знаем, занятия профессиональным спортом отражаются на здоровье людей очень и очень отрицательно из-за сверх-нагрузок.

Вообще, профессиональные спортсмены — это выдающиеся люди, сейчас мне приходится много с ними общаться. Это люди огромной воли, целеустремленности, но они являются и своего рода заложниками этой очень сложной профессии. Люди, которые ориентируют свою жизнь на профессиональное занятие спортом, которые проходят через серьезные испытания и лишения, конечно, могут служить положительным примером для молодежи.

Но я хотел бы поговорить не о профессиональном спорте, а именно о физической культуре. Гимназии начались с физических упражнений; само слово «гимназия» имеет тот же корень, что и гимнастика. Я уже говорил о том, что физическое и духовное, физическое и умственное — это одно поле, которое человек должен «вспахивать» всю свою жизнь. И важно, чтобы физическая культура была достоянием не только наших школ, но и людей среднего, пожилого и даже самого почтенного возраста, особенно в условиях гиподинамии, в условиях стресса, через которые проходит человек. Поэтому в школах очень важно поднять престиж физической культуры.

Я очень много занимался и до сих пор занимаюсь физической культурой, но не потому, что меня в школе к этому приучили. В мое время школьные уроки физкультуры вызывали негативное отношение к гимнастике, как, впрочем, и сейчас. Поэтому методика преподавания физкультуры в школе требует корректировки. Надо все гармонизировать, в том числе и преподавание физкультуры: она должна, на мой взгляд, занимать важное место в жизни современного человека.

На этом я бы сердечно всех вас поблагодарил.