Кирилл (Гундяев), патр. Выступление на Международной богословской конференции Русской Православной Церкви «Православное учение о церковных Таинствах» (Москва, 13-16 ноября 2007 г.), 16.11.2007

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА МЕЖДУНАРОДНОЙ
БОГОСЛОВСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
«ПРАВОСЛАВНОЕ УЧЕНИЕ О ЦЕРКОВНЫХ ТАИНСТВАХ»
(Москва, 13-16 ноября 2007 г.)¹
16.11.2007

Таинства являются определенной константой в жизни Церкви. Они суть Божественное установление и неотъемлемая часть того, что мы называем Традицией с большой буквы. В раннехристианском памятнике — книге «Пастырь» Ерма — Церковь представлена башней, которая созидается из камней. Позволив себе напрячь воображение, мы можем предположить, что Таинства в такой башне — это сваи, на которых стоит остальная конструкция. Конструкция может увеличиваться или уменьшаться — в зависимости от того, насколько сильна вера христиан, однако то, что лежит у ее основания, остается неизменным. Такой неизменностью в жизни Церкви обладают Таинства.

Тем не менее говорить о неизменности Таинств и ставить на этом точку было бы упрощением, редуцированием сложного и наполненного жизнью феномена, каким является Таинство. Историческая литургика, которая благодаря усилиям многих ученых совершила настоящий прорыв в изучении того, как появлялись и изменялись чины различных церковных Таинств, приводит нас к выводу, что при всей неизменности по сути, по своей форме Таинства изменялись.

В этом смысле феномен Таинства очень похож на феномен богословия. Богословие ведь тоже имеет некое неизменное ядро, некую внутреннюю константу, но при этом формы его выражения изменялись от эпохи к эпохе — изменялся, так сказать, богословский язык, но неизменной оставалась семантика этого языка. Если мы примем во внимание выработанное в русской религиозной философии различение между знанием Бога и знанием о Боге, то учение Церкви, ее самосознание и знание Бога на всем протяжении христианской истории оставались неизменными, начиная с апостольских времен. Однако знание о Боге, как оно раскрывалось отдельными отцами Церкви

¹ Информационный бюллетень Отдела внешних церковных связей. 2007. № 11. С. 23-27.

494

и затем принималось всеми христианскими общинами, углублялось и становилось богаче от эпохи к эпохе.

В сочетании неизменности и исторического динамизма между феноменом Таинства и феноменом богословия можно провести параллели. Среди этих параллелей — и то, что как богословие, так и Таинства являются как бы дверьми, открывающими путь в сферу Божественного бытия — они исполняют посреднические функции между миром небесным и земным, соединяют эти два мира как бы неким мостом. Отличие между ними в том, что богословие соединяет человека со сферой Божественного на уровне ума, интеллекта, а Таинства — на уровне всего его естества, включая душу и тело.

На развитие как языка церковного богословия, так и внешних форм Таинств значительное влияние оказали внешние факторы — прежде всего еврейская традиция и эллинизм. Что касается иудейской традиции, то христианство, заимствовав некоторые формы иудейских священнодействий, наполнило их совершенно новым содержанием. В христианском контексте в центр всякого священнодействия был поставлен Христос. Христос находится в центре Евхаристии, потому что мы вкушаем Его Тело и Кровь. Христос также в основе Крещения, потому что через Крещение мы становимся частью Его Тела — Церкви. Через Миропомазание на человека нисходит Утешитель, посылаемый Христом. Рукоположение в священство является поставлением человека во образ Христа. Священнодействие и пастырство, которые совершает поставленный священнослужитель, имеют в качестве своих архетипов первосвященство и пастыреначальство Христа. В Браке брачующиеся соединяются во образ Христа и Его Церкви, как об этом пишет апостол Павел в Послании к Ефесянам. Покаяние и Елеосвящение через оставление грехов воссоединяют грешника с Церковью и Христом, врачуя душу и тело христианина. Таким образом, христоцентричность — это главная черта христианского понимания Таинств, отличающая их от схожих по форме иудейских священнодействий. При этом, говоря об отличии христианского и иудейского понимания Таинства и следуя методу типологического истолкования Ветхого Завета, можно предположить, что ветхозаветные установления касательно священнодействий были прообразами христианских священнодействий, и в них предзнаменовательно указывалось на Христа как основу христианских Таинств.

495

Таинства, обретя христоцентричность, продолжили развиваться в том, что касается формы. На это развитие немалое влияние оказала эллинистическая культура. В первую очередь это влияние отразилось на самом слове «таинство» — «мистирион». Это слово не является библейским, хотя прообразы христианских Таинств, как мы уже сказали, были важнейшей частью иудейства. Слово взято из греческой культуры, где таинство имело несколько иной смысл. Через таинства грек также соприкасался с тем, что, как он верил, было божественной сферой. Однако мистерии для грека были путешествием по неведомому. Поэтому и само по себе слово «мистерия» означает тайну. Для христианина же в Таинстве нет тех темных глубин, какие существовали для античного грека. Не имея возможности познать «внутренний механизм» таинственного, мы знаем его смысл и предназначение. И, несмотря на отличия между античными мистериями и христианскими Таинствами, христианские богословы очень рано начали использовать слово «мистирион». Вероятно, они руководствовались тем, что и у античных греков, и у ранних христиан «мистерии» не были самодостаточными священнодействиями, просто культом, но способом приобщения к трансцендентному.

Одним из наиболее ранних примеров христианского подхода к Таинству является богословие апологета и гимнографа святого Мелитона Сардийского¹. Мелитон пишет о Христе как о Таинстве. Христос является для него высшим христианским Таинством — таинством Пасхи и таинством Спасения. Это Таинство имело множество прообразов в Ветхом Завете и явилось с новой силой с Боговоплощением. Позволю себе привести пространный отрывок из гимна святого Мелитона о Пасхе:

«... это —

новое и ветхое,

вечное и временное,

тленное и нетленное,

смертное и бессмертное

Таинство Пасхи:

¹ Свт. Мелитон Сардийский (нач. II в. — ок. 190), епископ г. Сарды, христианский богослов.

496

Ветхое по закону,

новое же по Слову,

временное через образ,

вечное через благодать

Который есть Все,

Которым судит закон,

Которым учит слово,

Которым спасает благодать,

Которым рождает Отец,

Которым рождается Сын,

Которым страдает агнец,

Которым погребается Человек,

Которым воскресает Бог.

Сей есть Иисус Христос

Сие есть таинство Пасхи»,

— заключает святой Мелитон.¹

Таким образом, на примере гимна святого Мелитона мы видим, как мистерия в христианстве приобретает христоцентрическое измерение. Рассмотрение Таинств в христологическом ключе позволяет дать ответ на очень трудный вопрос, стоящий перед современным мистериальным богословием — это вопрос о количестве Таинств. Историческая литургика вполне однозначно показала, что в различные периоды эмпирического бытия Церкви количество священнодействий, рассматривавшихся как Таинства, варьировалось. Как же это согласовать с той основополагающей и неизменной ролью Таинств в Церкви, о которой мы говорили выше? Этот вопрос для меня представляется искусственным, навеянным схоластикой. Если даже взять за основу определение Таинства в «Катехизисе» святителя Филарета (Дроздова): «Таинство есть священное действие, через которое тайным образом действует на человека благодать, или спасительная сила Божия», тогда остается неясным, почему нельзя считать Таинствами великое освящение воды, монашеский постриг, помазание на царство? Данный вопрос утрачивает принципиальную остроту, вернее,

¹ Мелитон Сардийский, свт. О Пасхе. 2, 9-11//Журнал Московской Патриархии. 1993. № 4. С. 4-5.

497

переходит в иную плоскость, если мы будем рассматривать его в христологическом и сотериологическом контексте, если будем помнить о телеологии Таинств — их конечной цели. А цель эта заключается в очищении человека от греха и приобщении его к благодати Божией. Если мы говорим, что цель Боговоплощения — спасение и освящение человека благодатью Святого Духа, то эта цель достигается посредством Таинств. Посредством Таинств благодатные последствия Боговоплощения передаются каждому отдельному члену церковной общины и общине в целом. Таинства — это то, что связывает христианина с Церковью и благодаря чему он достигает того, ради чего воплотился Бог. Иными словами, Таинства не действуют автономно, как самодостаточные силы, но связывают христианина с Христом и Церковью. Не отказываясь от того, что в Церкви есть семь Таинств, необходимо признать, что Церковь является главным Таинством, и в ней имеют начало прочие Таинства.

В связи со сказанным я хотел бы остановиться еще на одном важном, на мой взгляд, аспекте Таинств, а именно аспекте экклезиологическом. Таинства суть функция Церкви — они осуществляются в Церкви и благодаря им Церковь существует как единый живой организм. Я бы сказал, что сама Церковь есть Таинство, потому что она есть место особого присутствия Божия — место, где осуществляется встреча и соединение Бога и человека. А как мы уже сказали, такое соединение невозможно без Таинств. Таким образом, Таинства и Церковь теснейшим образом связаны друг с другом, и через Таинства реализуется природа Церкви. Таинства имеют благодатное и спасительное воздействие на человека только в Церкви, и Церковь не может быть истинной и благодатной, если в ней не осуществляются Таинства. Без Таинств Церковь перестает быть Церковью и в лучшем случае становится группой людей, объединенных общностью убеждений. В этой группе может сохраняться стремление ее членов к личному совершенствованию и солидарность в практической деятельности, но будет отсутствовать благодатное соединение со Христом во Святом Духе, через которое обретается прощение грехов и дар спасающей благодати. Только через Таинства человек приобщается к Божественному бытию.

Таинства, и это относится прежде всего к Евхаристии, Крещению и Миропомазанию, осуществляются в Церкви как анамнезис — воспоминание об определенных исторических событиях, в рамках которых

498

они были установлены. Это воспоминание, однако, имеет иной характер, чем то интеллектуальное усилие, каковым является обычное человеческое воспоминание. О том, что это за воспоминание, говорит Сам Христос: Утешитель же, Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин. 14, 26). Каким именно образом Дух должен напоминать о том, что говорил Христос? Речь идет о мистическом, сакраментальном анамнезисе. Силой Святого Духа человек становится реальным соучастником всего того, что совершил и совершит Спаситель для домостроительства спасения, а именно Его жизни, страданий, погребения, Воскресения, восшествия на Небеса, седения одесную Бога и Отца, второго и славного паки Пришествия¹. Это означает, что через Таинства актуализируется все то, что Бог во Христе совершил для дела нашего спасения.

Таинство по природе своей эсхатологично. Ибо, с одной стороны, Таинства — это священнодействия, которые всегда осуществляются в конкретное время в конкретном месте конкретными людьми. Однако, с другой стороны, они выходят за рамки времени и пространства, достигая области трансцендентного. Вневременность и внепространственность Таинств обусловлены их связью с Христом. Действительно, поскольку Христос есть Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний (Откр. 22, 13), то и Таинства, через которые осуществляется общение верных с Христом, связывают человека со всей Божественной вечностью, воплотившейся в Христе. В этом смысле Евхаристия — это не повторение и не продолжение жертвы Христа, а соучастие в Тайной вечери и Голгофской жертве, как и Крещение есть соучастие в смерти и воскресении Христа.

Таинства — это не некие каналы, по которым к отдельному индивиду поступает благодать, но приобщение каждого человека и всей церковной общины к тому неиссякаемому потоку благодати, который Дух Святой передает Церкви и через который каждый член Церкви соединяется с Богом.

Таинства мистической своей стороной связаны с вечностью и Божественным, стороной же эмпирической — с временным и человеческим. И вследствие этой человеческой стороны они раскрывают

¹ Слова евхаристической молитвы перед возгласом «Твоя от Твоих Тебе приносяще, о всех и за вся».

499

присутствие Божие не в полной мере. Об этом говорится, например, в пасхальной молитве, которую священнослужители читают каждый раз после причащения Тела и Крови Христовых: «Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего». «Истее» здесь значит полнее, совершеннее. То есть Божественная Евхаристия — Таинство, которое в наибольшей мере являет присутствие Божие, — все равно не имеет той полноты, которую Бог готов дать нам в будущем веке. Иными словами, через Таинства осуществляется Богоявление — Теофания, но Теофания частичная и прикровенная, полнота которой отодвигается в эсхатологическую перспективу.

Наконец, Таинства имеют важное социальное и даже цивилизационное измерение. Действительно, грехопадение омрачило человеческую природу, в результате чего в человеческом сообществе воцарился разлад. Грех нарушил основы бытия и гармонии как отдельного индивида, так и всего социума, что стало причиной уклонения человеческой цивилизации на ложный путь. Восстановление человеческого естества и, как следствие этого, возвращение человеческой цивилизации на путь истины стали возможны благодаря Боговоплощению. Церковь делает доступными плоды Боговоплощения как для отдельного человека, так и для человечества в целом. Безусловно, Церковь не охватывает всего человечества, однако она постоянно должна к этому стремиться. Ее миссия заключается в том, чтобы распространить свое благодатное действие на все человеческое сообщество. Но даже если Церковь представляет собой малозаметное меньшинство и становится малым стадом (Лк. 12, 32), как то было во время апостолов, то и тогда она совершает Таинства «и о всех, и за вся», весь мир вводит в сопричастность с Божественной вечностью. «Космическая литургия» (преподобный Максим Исповедник), совершаемая Церковью, являет собой миссию Церкви по отношению ко всему Божиему творению и каждому человеку.

Свое воздействие на мир Церковь оказывает двояко — словом проповеди и благодатью Таинств. Церковь учит и освящает; она указывает на то, какова норма человеческой жизни, и подает силу осуществлять эту норму. Таинства, таким образом, содержат в себе потенциал для возвращения всего человечества к такому состоянию, которое соответствовало бы замыслу Творца о человеке. Таинства способны подать людям благодатную силу воплощать в своей жизни заповеди Божии и через это обретать первозданную жизнь и гармонию.

500