Кирилл (Гундяев), патр. Слово за Божественной литургией в праздник Успения Пресвятой Богородицы в Успенском соборе Московского Кремля 28.08.2011

СЛОВО ЗА БОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТУРГИЕЙ
В ПРАЗДНИК УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
В УСПЕНСКОМ СОБОРЕ МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ

28.08.2011

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Мы отмечаем сегодня великий двунадесятый праздник Успения Пресвятой Богородицы. Празднуем его в главном храме нашей Церкви — Патриаршем Успенском соборе Московского Кремля — и вместе со всей Церковью радуемся событию, память о котором донесло до нас Священное предание Вселенской Церкви: блаженная кончина Пресвятой Богородицы, Ее Успение стало праздником.

Если перенести свой взор с этого события на современную жизнь, мы заметим некое глубинное противоречие между двумя пониманиями смерти. Блаженная кончина, успение, сон — слово «смерть» и не употребляется по отношению к Богородице. Кстати, отсюда же и другое слово в церковном обиходе — «усопший» — не умерший, не погибший, а усопший.

Мы видим, что смерть понимается по-разному. С одной стороны — представление, связанное с торжеством Богоматери; с другой — наше обыденное понимание смерти как трагического конца, как завершения всего. Перед этим трагическим концом человек испытывает животный страх. Как же смерть не соответствует основным ценностным установкам современного общества — общества потребления, общества благополучия! И ведь само это общество, проникнутое ложными ценностями, сознает невозможность состыковать свои идеалы: идеалы безграничного потребления и наслаждения — с фактом

165

смерти. Как же нынешнее общество, нынешняя псевдокультура отвечают на это противоречие? Они отвечают на этот мировоззренческий вызов тем, что смерть словно игнорируется. Через рекламу, через насаждение тех самых ложных ценностей, которые уводят взгляд человека от смерти, нам рисуется иной образ жизни.

Если говорить о практике погребения, то можно заметить, что во многих странах, особенно странах благополучных, делается всё для того, чтобы как-то смягчить соприкосновение людей с мертвым телом. Во время заупокойного богослужения гроб не открывается — прощание происходит перед закрытым гробом, обычно он скрыт цветами или еловыми ветвями так, что совсем не виден, — и чаще всего опускается в могилу уже тогда, когда люди покинут кладбище.

Но есть и другой способ смягчить этот внутренний непреодолимый конфликт между ложными идеалами общества и смертью — а именно, превратить смерть в шоу, в зрелище. Мы видим огромное количество смертей каждый день — по телевидению, во множестве фильмов, где смерть так или иначе непременно присутствует. Но разве мы сопереживаем этой смерти? Она является лишь частью интриги, и чаще всего с этой смертью, даже с насильственной смертью, связана победа главного героя.

Однако все попытки исключить вопрос о смерти из жизни современного человека никогда не смогут увенчаться успехом, потому что каждый день, каждый час, каждая минута приближают любого из нас к смерти. Всё дело в том, как мы ее воспринимаем — как лишенный всякого смысла конец жизни, как уход в небытие всего, чем обладал человек, — разума, чувств, воли; как исчезновение всей жизни с ее радостями, скорбями, взлетами и падениями, открытиями, победами и поражениями; или как нечто иное — как заключительный аккорд, финал земной жизни и переход в жизнь иную...

Успение Пресвятой Богородицы было торжеством Церкви: собрались апостолы, поместили гроб Богоматери в Гефсимании и более никогда не обрели его, потому что тело Богоматери исчезло. Предание Церкви доносит до нас весть о том, что тело Богоматери было восхищено в Царствие Небесное. Эта тайна Успения Пречистой Богородицы некоторыми святыми отцами как Древней Церкви, так и Церкви Русской, среди которых особенно следует вспомнить святителя Игнатия Брянчанинова, сравнивается с Воскресением Спасителя.

166

Нет смерти — есть успение, есть преставление. Размышляя на тему преставления, святой праведный Иоанн Кронштадтский говорит, что преставление — это лишь изменение места: «переставился» человек, и душа его заняла место в ином мире, в ином времени.

Был ли страх смерти у Богоматери? Нет. Был ли страх смерти у святых апостолов — перед лицом насильственной, мученической смерти? Нет. Апостол Петр, вначале испугавшись гонений, обрушившихся на него при императоре Нероне, по увещеванию христианской общины Рима решил покинуть столицу империи. Но по пути из Рима встретился ему воскресший Господь, входящий в город. «Господи, куда Ты идешь?» — спросил Его апостол. «Иду в Рим, чтобы опять быть распятым». Один этот ответ заставил Петра вернуться в Рим и с радостью принять мученическую смерть. А сколько свидетельств запечатлено в житиях святых! Мы ясно видим, что они не испытывали никакого страха, но готовились к смерти как к величайшему событию в их жизни, через которое человек из земного бытия переходит в бытие Небесное.

Откуда же у человека страх смерти? Размышляя на эту тему, святой праведный Иоанн Кронштадтский справедливо говорит, что Бог не создал смерти, но смерть пришла в жизнь людей через грех. И далее пишет: «Страшиться будем смерти, доколе пребывать будем в грехе». Эта внутренняя связь между страхом смерти и грехом совершенно очевидна. Если человек живет по закону плоти, если он грешит, если он никогда не думает о Боге, то когда этот духовно неподготовленный человек, живущий в суете этого мира, связывающий ценности своей жизни только с ним, лицом к лицу встречается со смертью, то в душе его — страх и ужас, там страх смертный, потому что там грех. Святитель Иоанн Златоуст учит нас тому, как можно преодолеть страх смерти. Он преодолевается покаянием, молитвой, победой над страстями, трудом, терпением и мирным духом, то есть жизнью по заповедям Божиим¹.

Через праздник Успения Пресвятой Богородицы, через опыт Церкви открывается нам истина о том, что религиозный образ жизни, христианский образ жизни — это не только устроение, блаженство и счастье в этой земной жизни, не только обретение подлинного

¹ Иоанн Златоуст, свт. Беседа 5-я о статуях.

167

целеполагания, но это и преодоление страха смерти, это восприятие ее со спокойным, мирным состоянием духа — как естественного завершения земного отрезка человеческой жизни. Такой взгляд на жизнь и на смерть означает величайшую силу человеческой личности, перед которой нет преград, которая ничего не боится. Именно на таком отношении к жизни и смерти и основываются подлинный подвиг, доблесть, способность жизнь свою положить за другого (Ин. 15, 13). Но разве будет полагать жизнь за другого тот, кто привязан к этой мишуре, к современной потребительской жизни, для которого главная ценность — здесь и только здесь? Ну зачем ему рисковать, зачем ему жизнь свою отдавать за другого, зачем ему жертвовать самым дорогим?! В рамках безбожного мировоззрения невозможно оправдать ни героизма, ни подвига, ни самопожертвования. И если на подвиг идут люди, которые не сознают себя религиозными, то это не означает, что мотивация их подвига лежит в материалистической плоскости. Их готовность к самопожертвованию — это проявление некой скрытой, рудиментарной религиозности, которая входит в жизнь человека через воспитание, через привитые ему идеалы. И если разрушить эту рудиментарную религиозность, то мы станем совершенно другим обществом, совершенно другим народом, неспособным ни на жертву, ни на подвиг. У такого общества нет и не может быть будущего, поэтому воспитание людей в вере — это вопрос жизни или смерти, и не только нашего общества, но и всего рода человеческого. Вот почему проповедь о величайших духовных ценностях, которые открываются человеку через Божественное слово, является главным делом, от которого зависит будущее человеческого рода.

Вспоминая Пресвятую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, Ее преславное Успение, будем всегда помнить о том, что Успение, смерть Богоматери — величайший церковный праздник. В этом прославлении события смерти Царицы Небесной — великая вера всех предшествовавших поколений в то, что смерть не означает конца жизни. И великим знаком того, что за смертью — воскресение, было восхищение Пресвятой Богородицы в Небесные обители Сыном Своим с душою и телом как знак бессмертия человека, как знак вечной жизни, как знак Божественного всемогущества. Аминь.

168