Киприан (Керн), архим. Из богословской литературы

Из богословской литературы.

Dr. Endrev. IVANKA. «Hellenisches und Christliches im Frühbyzantinischen Geistesleben. Wien (Herder Verlag), 1948, Ss. 119.

Как показывает самое заглавие, новая книга проф. Венского университета Эндре фон Иванка затрагивает один из самых интересных вопросов в истории христианской культуры. Тема взаимоотношения греческой мысли и иудаизма, эллинистической стихии и Евангелия была неоднократно предметом всестороннего научного исследования. Но тема, эта, получившая свое освещение в капитальных трудах. Agathon Ааll’а, Diessmann’a, Reitzenstein’a и Schäder’a, Paul Wendland’a, Eduard Weshssler’a и множества других, исчерпывающее перечисление коих невозможно, да и ненужно, не м. б. ограничена рамками одного только первохристианства. Эллинизм не только стоял у его колыбели, но и был «пестуном», на протяжении долгих веков потом, он имел значение для христианства не только пропедевтическое. Если можно говорить об единственной богоизбранности народа израильского для дела спасительного боговоплощения, то с не меньшим правом можно и должно, говорить об исключительной избранности, о мессианстве эллинской и эллинистической стихии для развития христианского образования и письменности. Очень многим, чтобы не сказать всем, христианская мысль обязана греческому гению. Гению языка, на котором изволено было Богом откровение новозаветного Слова, гению греческой мысли, защищавшей это откровение и свидетельствовавшей о нем, а в лице греческих отцов воздвигшей стройное здание православного богословия, гению эллинского духа, воплотившегося во всей византийской традиции и отраженным светом сиявшего в отдельных гранях этой богословской культуры: у арабов, славян, армян и даже у латинян. Никто из них, поскольку они оставались в границах православия, не мог дать, да и не дал ничего независимого от византийской традиции, усыновившего их духовного отечества. Развитию этой ранневизантийской духовной культуры и посвящена книга проф. Иванки. Она построена по-особому, тк. ск. ересеологическому плану, т. к. рассматривает историю византийской мысли и духовной жизни на фоне крупных догматических споров и богословских течений: арианства, оригенизма, христологических ересей несторианства и монофизитства, «второго оригенизма» и иконоборчества. В общей последовательности этих потрясений церковной жизни вставлено, как исключение и контраст, богословие Каппадокийцев. Тк. обр. получается ряд поперечных се-

151

чений развития богословской мысли, в своих разрезах обнаруживающее то или иное сочетание или столкновение интересующих автора двух элементов, эллинского и христианского. Естественно, что небольшие размеры книги (всего 119 стр.) позволяют ему дать только краткие схемы. Схематичность книги является для нее характерным.

Основная мысль проф. Иванки такова. История ересей, (мы бы сказали: вся история догматической мысли), не есть явление только узко христианское. Через эту историю постоянно просвечивает влияние древнеэллинской духовной жизни (стр. 9). Для своего спасения и дальнейшего существования античная религия находит убежище и философское обоснование в неоплатонизме (стр. 15). Это философское направление в большей или меньшей степени проявляется во всех крупных догматических спорах ранней Византии. Так в первую очередь «арианство особливо конгениально александрийскому неоплатонизму». (стр. 23). Уже в этой ереси встает ключевая проблема взаимоотношения Бога и мира, Абсолютного и конечного, приводящая в сотериологической диалектике св. Афанасия к «феозису», значение коего для Востока автор отлично понимает (стр. 97 и след.).

В оценке каппадокийского богословия проф. Иванка подчеркивая иранско-персидские культурные истоки великих учителей этого течения (стр. 3коптской и армянской национальной религией, (стр. 69; 94). Церковное же сознание сумело благодаря той же философии древности в ее бесспорных линиях преодолеть эти христологические и космологические соблазны и дать правильное выражение христианского мироощущения (стр. 98).

Упомянутый выше схематизм приводит к неизбежным упрощениям, с которыми нелегко согласиться. Разве так уж бесспорно то сближение, которое автор проводит между оригенизмом и арианством? Так ли безоговорочно м. б. признано общее для них неоплатоническое происхождение? Разве крайнее арианство Евномия не навеяно больше аристотелизмом? Это последнее сам автор не может не заметить (стр. 21). Не следует ли оттенить различие обоих субординационизмов: оригеновского и арианского? Если первый, действительно, м. б. выведен из Плотина, то второй почивает скорее на философии Стагирита. Если, наконец, можно выводить иконоборчество из сферы влияния монофизитской и дуалистическо-спиритуалисти-

152

ческой, то не было ли бы уместным вспомнить и о параллелях между иконоборчеством и арианством, что когда-то заметил патр. Фотий в своей 37-ой омилии?

Книга проф. Иванки представляет особый интерес. Не давая исчерпывающего решения проблемы, она тем не менее ставит целый ряд вопросов, разрешение которых позволит сделать немало выводов для истории догмы. Одна из главных тем, напрашивающихся при чтении этой книги, это вопрос о философских истоках того или иного отца церкви и о влиянии античной мысли на выработку синтеза философии и христианства.

Архим. Киприан.

153