Кирилл (Гундяев), патр. Главная опасность для современной цивилизации

Мы живем в эпоху воинствующего безбожия. Оно произрастает из философских идей либерализма, но извращает эти идеи и пытается вынудить людей отказаться от Креста Христова, от веры, которую Крест символизирует, и от содержащихся в этой вере фундаментальных нравственных ценностей, некогда заложенных в основу великой европейской цивилизации. Безбожные силы покушаются притупить в людях стремление к уготованному им Отцом Небесным Царствию и любой ценой отвернуть их от тысячелетних устоев христианской нравственности.

Вопрос существования Бога сегодня как будто выпал из нашего дискурса. На самом деле это вечный вопрос, и от того, как люди на него отвечают, зависит формирование цивилизационного пространства. Цивилизация определяется в первую очередь тем, как люди, включенные в данное цивилизационное пространство, отвечают на вечные вопросы о Боге, мире и человеке. Все остальное — вторично. То есть цивилизация есть вместилище некоей традиции; и когда мы говорим о христианской, мусульманской, буддистской цивилизации либо о цивилизации секулярной, светской, — мы в первую очередь имеем в виду ценности, которые в той или иной цивилизации сохраняются и передаются

5

из поколения в поколение. А механизмом передачи ценностей является традиция.

Для современного человека традиция есть некий фактор, непременно связанный с прошлым. Нередко под словом «традиция» понимается своеобразный механизм консервации, закрепощающий человека и мешающий его развитию. На самом деле традиция — это способ передачи ценностей, лежащих в основе цивилизации. Трудно сказать, насколько люди в разные времена были способны сформулировать то, о чем мы с вами сейчас размышляем, но передача ценностей посредством традиции наблюдалась на протяжении всей истории человечества.

Что происходит, когда общество отказывается от традиции? Вспомним, как в 1517 году мир западного христианства потрясло выступление Мартина Лютера, ставшее началом Реформации. В учебниках, исторических трудах приводятся ее многочисленные причины — богословские, культурные, этические: мол, папство прогнило, торговали индульгенциями, епископат сливался с властью, жестоко эксплуатировавшей бедноту. Все это, очевидно, вызывало большое недовольство, создавая социально-политические предпосылки Реформации. Но самое главное — Реформация стала одним из ярчайших за всю историю человечества примеров отказа от традиции. Было это сделано сознательно или явилось результатом некоей неосторожности — это вопрос, но была «взорвана бомба». Традиция передавала христианские ценности в силу учительного авторитета Церкви. Реформация поставила его под сомнение,

6

и отныне толкователем Слова Божия мог стать любой человек. Переведенная Лютером на немецкий язык Библия становится доступной для всех, и теперь в принципе любой может настаивать на собственном толковании Священного Писания, заявляя: «И я имею от Духа Святого».

В результате авторитет традиции сменился авторитетом личности, и мы знаем, к чему это привело: вначале возникли лютеранство и реформатство, а вскоре началось их дальнейшее дробление на множество направлений. Сегодня протестантизм представлен сотнями, если не тысячами, религиозных организаций — именно потому, что в саму основу протестантизма был положен отказ от нормативного значения традиции, непризнание того, что традиция передает некий ценностный код, некую систему ценностей, которую каждое последующее поколение принимает и усваивает.

Думаю, очень важным сопутствующим культурным фактором было влияние идей Ренессанса. Реформация началась в контексте эпохи Ренессанса, то есть Возрождения. Возрождения чего? Античности. А какой Античности? Языческой. И если до Ренессанса ценность христианской традиции ни у кого не вызывала сомнений, если аксиологический набор передавался практически неизменно из поколения в поколение, то лейтмотивом эпохи Возрождения становится представление, что в центре миробытия не Бог, а человек. Антропоцентризм Ренессанса «сработал» и на идею Реформации: если в центре мира — человек, а не Бог, значит, человек властен по своему

7

усмотрению и Священное Писание толковать, и систему ценностей создавать. В результате сложился принцип: «сколько людей — столько и систем ценностей».

Впоследствии эпоха Просвещения закрепила эти идеи, ввела их в политологию. Звучали призывы к борьбе с так называемой тиранией, в том числе с «тиранией» Церкви, потому что Церковь сохраняет традицию, ограничивая человека в праве создавать собственную систему ценностей. Эпоха Просвещения привела к революциям, изменившим лицо Европы, к формированию целого ряда идей и ценностей, восходящих к антропоцентрической системе Ренессанса. Особый акцент стал делаться на человеческих свободах, на развитии права как системы, призванной гармонизировать их проявления. Эта система, связанная с так называемым философским либерализмом, существует до сих пор. Из нее вышла концепция прав человека и многое другое.

Переходя от нового времени к новейшему, мы наблюдаем такие направления, как рационализм, позитивизм, примитивный материализм, адепты которого утверждали, что Бога нет, потому что все, мол, можно посчитать математически. Далее следует идея рационального устроения жизни — конечно, на нерелигиозной основе. И, наконец, эпоха постмодерна с его полным отказом от понятия истины: «объективной истины не существует, есть право любого человека на собственную истину».

Мы знаем, что идеи постмодерна спровоцировали сексуальную революцию 1960-х годов.

8

Раскрепостив инстинкты людей, она извратила священные понятия о семье и отношениях между полами, привела к оправданию гомосексуальных связей и их легитимизации на законодательном уровне. Все это — последствия принципа «сколько голов — столько и истин», который пытаются оправдать в том числе и концепцией прав человека. Мало того, что каждому позволено жить по своей «истине» (в конце концов, кто вправе вторгаться в сокровенную, внутреннюю жизнь человека?), но все эти «истины» еще и агрессивно навязываются обществу.

Я глубоко убежден, что если общество принимает либеральную идею как экономическую, политическую, социальную, общественную, то оно должно противопоставлять этой идее традиционализм в области становления человеческой личности, традиционализм в области духовной жизни человека и межличностных отношений.

В либерализме отсутствует понятие греха: его место заняло понятие свободы. Многим кажется, что общество, построенное на принципах либерализма, является идеальным и никаких иных ограничений человеческой свободы, кроме законодательства, не требуется. С моей точки зрения, это глубочайшее заблуждение. Если мы вслед за либералами потеряем понятие греха, если у нас будет только одно понятие свободы, то мы создадим совершенно нежизнеспособную цивилизацию, которая придет к глубокому духовному, культурному и политическому кризису, а затем рухнет, взорвется под напором человеческой греховной страсти.

9

Традиция же имеет огромное значение с точки зрения формирования человеческих убеждений. Если все относительно, то человека можно развернуть куда угодно. А если человек воспитывается на основе традиции, то в нем формируются ценности, связанные с историей, культурой, духовной жизнью его народа, и тогда его никуда не развернешь. Если ему предлагается идея, он ее критически оценивает с точки зрения своего исторического опыта.

Поэтому единственное сочетание либерального и традиционного, единственное сочетание нашего православного образа жизни и влияющего на нас так называемого европейского секулярного стандарта может быть только в сохранении традиционных ценностей, в сохранении православного образа жизни, который обеспечивает человеку возможность бороться с грехом уже только потому, что ясно описывает, что есть грех, называя его отрицательным, более того — разрушительным началом человеческой жизни.

Я говорю то же самое на Западе, обращаюсь к западным слушателям, воспитанным в этой либеральной идее, говорю им: подумайте о будущем человеческой цивилизации, потому что, исказив понятие греха, раскрепостив падшего человека, вы раскрепостили страшную, разрушительную энергию человеческой страсти и человеческого инстинкта, которая в условиях гражданских свобод способна уничтожить человеческую цивилизацию.

Полагаю, самое страшное ожидает нас тогда, когда идея плюрализма, идея «множества истин», окончательно растворит в себе способность

10

человека к различению добра и зла. Ибо именно тогда и придет антихрист. Действительно, до тех пор, пока человеческое сознание свободно различает добро и зло, правду и кривду, истину и заблуждение, антихристу нечего делать и нечего искать среди людей, потому что никто из них, будучи в ясном уме и здравом духе, добровольно и сознательно не присягнет на верность воплощению зла и погибели. Но человек способен воспринять зло в том случае, если оно явится облаченным в блистающие белоснежные ризы Ангела света (2 Кор. 11, 14). А это возможно только при утрате людьми богоданной способности различать добро и зло, делая при этом выбор в пользу добра. Именно этот религиозный навык ныне атрофируется у человечества. Было бы еще полбеды, если бы идеи всеобщего плюрализма и релятивизма продвигались их адептами на уровне философского дискурса или общественных дебатов. Однако ныне эти идеи все чаще получают официальное признание и обретают права гражданства в национальных и международных сводах законов.

Так, еще 18 января 2006 года на своем заседании в Страсбурге Европейский парламент проголосовал за резолюцию, осуждающую гомофобию как неприятие гомосексуализма и призывающую страны-члены ЕС предпринять новые шаги по легализации однополых союзов в странах Европы. Эта резолюция была принята 468 голосами депутатов при 149 «против» и 41 воздержавшемся.

Документ, одобренный Европейским парламентом, в сфере нравственных отношений является беспрецедентным. Однако его появление было

11

отчасти подготовлено резолюцией № 1464 (2005) Парламентской ассамблеи Совета Европы «Женщины и религия в Европе», поскольку там была предпринята попытка вывести основополагающее право на свободу совести из общего контекста прав человека.

Основная проблема строительства единой Европы заключается не в конфликте между последователями разных религий, а в том, что традиционная мораль, общая для всех авраамических религий, зачастую не совпадает или входит в противоречие с той секулярной системой ценностей, которая пропагандируется некоторыми международными организациями. Так, резолюция «Женщины и религия в Европе» была воспринята верующими людьми как прямое провоцирование конфликта ценностей, как открытый вызов религиозному мировоззрению. Таким образом, последовательное вытеснение норм религиозной морали из светского законодательства ставит под угрозу общественные устои. В результате верующий человек оказывается перед неразрешимой дилеммой, ибо открытое исповедание своей веры оборачивается для него нелояльностью к светскому закону.

Казалось бы, не нужно быть пророком, чтобы предвидеть подобные последствия принятия таких документов в объединенной Европе. Почему же европейские структуры с такой настойчивостью продвигают их? Все дело в том, что сегодня верующий человек пока еще обладает религиозной свободой и имеет право ссылаться на свои религиозные убеждения. Он может, например, заявить: в соответствии с положениями моей веры я призван

12

рассматривать гомосексуализм как грех перед Богом и осуждать этот грех; также, согласно моей вере, я придерживаюсь совершенно определенного взгляда на отношения между мужчиной и женщиной, на природу женщины и на особое предназначение женщины в мире. А резолюции, подобные тем, что были приняты ПАСЕ в конце 2005 года и Европарламентом в начале 2006 года, отнимают у верующих право духовно мотивированного выбора, фактически объявляя, что религиозная свобода в новой Европе кончается там, где начинаются права человека. Так на практике осуществляется то, о чем я всегда говорю: отрицая Божественную истину, люди утрачивают критерий правды своего существования. Плюралистическая модель предполагает, что любая точка зрения может быть принята, востребована и законодательно оправдана.

Не следует, однако, думать, что происходящее в Страсбурге никак не затрагивает Россию. Моральные, идеологические и законодательные стандарты, которые вырабатываются в международных структурах, затем распространяются по всему миру. Более того, именно по степени готовности принять стандарты Страсбурга и Брюсселя Запад оценивает те или иные страны и в соответствии с этим строит свои отношения с ними.

Напомню, как развивались события в связи с принятием в России Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях»¹. Запад дружно выступал против этого Закона, требуя от Кремля

¹ Речь идет о Федеральном законе «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26.09.1997, № 125-ФЗ.

13

заблокировать его прохождение. Что же случилось и почему именно эта проблема вызвала такую негативную и согласованную реакцию Запада? Причина в том, что наш Закон о свободе совести был воспринят как не соответствующий либеральным стандартам прав человека. В сущности, от России почти в ультимативной форме требовали приведения национального Закона о свободе совести в соответствие с международными, а фактически западными, стандартами.

Но возникают вопросы: почему мы, православные, не можем жить, по крайней мере в своем доме, в согласии со своей традицией? Насколько возможна унификация всего мира в соответствии с единой для всех культурно-цивилизационной нормой, порожденной западным либерализмом? Реальна ли такая унификация без ущерба для самобытности народов, для их культурной и религиозной жизни? И что мы, православные, можем противопоставить современной либеральной западной цивилизации, которая, отказываясь от собственной традиции, разрушает сама себя?

14