Карпов В. Н. Платон. Политика или государство. Содержание пятой книги.

проф. В. Н. Карпов

СОДЕРЖАНИЕ ПЯТОЙ КНИГИ.

Когда Сократ хотел было обстоятельнее рассмотреть четыре худые формы правления, замечаемые как в отдельных лицах, так и в обществе, — Полемарх и Адимант стали просить его, чтобы он яснее раскрыл выше намекнутую мысль об общности жен и детей у стражей города. Итак, теперь наклоняется беседа к объяснению взаимного отношения в обществе между мужьями и женами. Сократ полагает, что женщины, хотя по природе и слабы, однако ж к исполнению общественных должностей не неспособны. Поэтому и они, подобно мужчинам, должны быть образованы музыкою и гимнастикою, чтобы, наравне с последними, усовершились в добродетели. Но как женщинам природа дает не одни и те же наклонности и способности; то, по мнению Сократа, на способных в войне должны быть возлагаемы должности воинские, а на способных к управлению—правительственные. Р. 449— 457 В. Жены и рождающиеся от них дети у стражей должны быть общими. Об этом Сократ рассуждает так. Для общества было бы весьма полезно всегда иметь превосходных мужей и отличных по добродетели жен; поэтому из всех граждан должны быть избираемы наилучшие юноши и девицы и соединяемы браком, чтобы поколение стражей не вырождалось. Для легчайшего успеха в этом, все попечение о супружествах должно быть вверено распорядительности мудрого правительства. Оно в известные праздничные дни будет назначать сходки и искусно подделанными жребиями определять брачные союзы так, чтобы сильнейшие соединились браком с сильнейшими, а худшие — с подобными им. Это должно

244

совершаться по жребиям—для того, чтобы удалить повод к оскорблению и досаде. Мужья позаботятся рождать детей, начиная с тридцатого года своей жизни до пятьдесят пятого. По заключении брачных союзов, должны быть соблюдаемы скромность и целомудрие, чтобы не соединялся, кто с кем ни вздумает. А чтобы число хороших стражей возрастало и увеличивалось, особенно отличающиеся добродетелью, в виде награды, будут получать позволение чаще сходиться с женами. Р. 457 С — 460 В. От этих браков рождающиеся дети должны быть воспитываемы и образуемы публично, в таком месте, которое для прочих граждан было бы недоступно, и где будут питать их матери, особенно богатые молоком. А те, которые родятся от худших, вступивших в брачный союз не по торжественному определению правительства, равно как и те, которые были или ранним или поздним плодом брава, должны быть воспитываемы не вместе с прочими, чтобы поколение благороднейшее не смешалось с испорченным. Особенно надобно опасаться, чтобы никакая мать не узнала своего дитяти: равным образом и дети не должны знать, кто их родители. Даже самые имена отца, матери, сына, дочери, смотря по возрасту, должны быть прилагаемы к ним безразлично. Отсюда произойдет между всеми величайшая любовь и согласие; потому что, как скоро что-нибудь случится, — этот случай все одинаково будут относить к себе, как это бывает и в человеческом теле: если который-нибудь член в нем поражен, все прочие члены чувствуют его болезнь, как собственную, сосредоточивают вокруг его свою деятельность и помогают страдающему. Р. 460 В—461 Е.

Теперь спрашивается, продолжает Сократ: такие постановления будут ли спасительны для общества. Чтобы судить об этом правильно, нужно помнить, что в обществе не может быть блага выше единства и согласия, и зла—гибельнее раздора и разногласия между гражданами. Но согласие между ними, по-видимому, ничем так не утверждается, как изложенными теперь постановлениями. Все граждане должны относиться взаимно к себе дружески: так как правители общества будут слыть у них не властителями и господами, а хранителями и

245

защитниками отечества; прочие же граждане будут казаться не рабами их, а кормителями и оделятелями. Ведь правителям-то не придется иметь ничего собственного, но все содержание понадобится получать от общества. Притом, в нашем обществе, которое связано узами взаимного содружества и любви, не представится никакого повода к тяжбам и спорам, возникающим из-за земель, из-за наследства и из-за других стяжаний; да не проявится также ни насилие ни дерзость, если все будут держаться в пределах долга уважением, стыдом и страхом в отношении к старшим. Р. 461 Е—р. 465 С. Таким образом, не говоря даже о других менее важных вещах, наши граждане будут провождать жизнь самую счастливую: да и стражи у нас, как прежде говорили, не лишены будут счастья; потому что имеют принимать участие в общем благоденствии, и как при жизни, так и по смерти удостоятся величайших почестей. Р. 465 С—466 D.

После этого остается еще вопрос: осуществима ли в каком-нибудь обществе эта общность? и есть ли возможность ввести ее? Решению такого вопроса должно предшествовать следующее замечание: мальчики тотчас, с самого нежного их возраста, должны быть приучаемы к мужеству. А это будет так, если станут заранее воспитывать их для войны, чтобы они были зрителями добродетели и, сколько могут, привыкали в воинским трудам. Воинская дисциплина должна быть самая строгая; поэтому, оставляющие строй или бросающие оружие пусть будут наказываемы; а сражающиеся мужественно, или для защиты отечества пожертвовавшие жизнью имеют право на награды и величайшие почести. Роды войны надобно внимательно различать; потому что иначе следует сражаться против внешних врагов, и иначе опять против Греков. Война с Греками не заслуживает и имени войны, а скорее может быть названа возмущением: ибо все Греки соединены между собою племенным сродством, и потому должны щадить друг друга; а варвары—враги по природе, и против них надобно действовать неумолимо. Итак, если бы произошел раздор с Греками, — наши стражи удержатся от опустошения полей, от пожаров, от жестокого и бесчело-

246

вечного насилия, которое в отношении к единоплеменникам беззаконно. Р. 466 D—471 С.

Когда Сократ объяснил это, Главкон стал просить, чтобы он показал возможность осуществления такого общества; потому что оно кажется ему весьма трудным. Сократ отвечает Главкону, что хотя это и невозможно; однако ж то общество было бы прекрасно, которое по крайней мере близко подходило бы к предначертанному. Причина же, по которой существующие ныне общества далеко отступают от того образца совершеннейшей организации, состоит в том, что образ управления обществом и философия являются занятиями совершенно отдельными, как бы не имели ничего общего. Между тем от государства нечего ожидать хорошего, пока не будут в нем или философы царствовать, или цари философствовать, а до того времени предначертанное теперь общество не осуществится. Чтобы показать всю силу этой истины и ее цель, Сократ начертывает образ философа, из которого было бы видно, на что особенно в устроении общества и в управлении им следует обращать внимание. Философом он называет того, кто любит мудрость и стремится к ней, — не ту недостаточную и несовершенную мудрость, но совершенную и всецелую,—увлекаясь к ней жаждою ненасытимой. От истинного, неподдельного философа, ищущего τὸ ὄντως ὄν и созерцающего душевно самую сущность или идею, отличает он того, кто останавливается на созерцании вещей телесных, непрестанно изменяющихся, и любуется их разнообразием. Сократ полагает, что такой философ никогда не может достигнуть до несомненного познания самой истины, но водится только слепым мнением: напротив, тот в самом деле достигает истинного и достойного своего имени знания; потому что дух его постоянно обращен к вечному, неподвижному. Есть, говорит Сократ, некоторый род вещей, существующий абсолютно и противоположный несуществующему. С тем родом соединено знание; а то, чего нет, никаким образом познано быть не может. Но между тем, что по истине есть, и тем, чего нет, занимают средину вещи, подлежащие чувствам, которые, существуя как будто самым делом, с

247

другой стороны не существуют, а называясь несуществующими, тем не менее опять кажутся причастными сущности. Отсюда вошло в обычай—называющееся прекрасным, добрым, справедливым, почитать безобразным, злым, несправедливым. К числу таких вещей, которые и существуют и не существуют, надобно отнести мнение или δόξαν, находящееся в средине между званием и незнанием. Простому народу истинная сущность вещей и в голову не приходит; он занят только созерцанием предметов изменяемых и водится одним мнением. Подобных этим людей мы должны отличать от истинных философов; потому что они — любители мнений, или φιλόδοξοι. Дело же истинного философа стараться о познании самого справедливого, доброго, и прекрасного, чтобы созерцать духом вечную и неизменяемую их идею.

248