Ватиканские постановления состоят из двух частей: constitutio dogmatica de fide catholica (sessio III, 24 Aprilis 1870), состоящая из трех глав: de Deo rerum omnium creatore, de revelatione и de fide, — это страница из катехизиса, свидетельствующая об общей склонности католичества множить догматические определения, вызываются ли или не вызываются они неустранимыми потребностями церковной жизни, но вместе с тем, имеющая значение маскировки местности, прикрытие главной батареи — именно второго постановления Ватиканского собора: constitutio dogmatica I (?) de ecclesia Christi, sessio IV, 18 Julii 1870. Она собственно и представляет собой знаменитый Ватиканский догмат, составляющий эпоху в истории католичества. Она состоит из общего введения и 4 глав, которые, в свою очередь, состоят из мотивировки и постановления, «канона», скрепленного анафематствованиями его не приемлющих (к слову сказать, по смыслу этих анафем им подлежат все не католики, не признающие Ватиканского догмата, а, стало быть, и все «схизматические» fratres separati, т. е. и все мы, православные).

___________________

*) См. предыдущийномер Пути.

Мотивировка эта содержит в себе то, что сохранилось для верующих от самой сессии собора, ее обязательная сила не столь бесспорна как канонов. Первый канон гласит: «Итак, если кто скажет, что блаженный апостол Петр не поставлен Господом Христом главою всех апостолов и главою всей воинствующей церкви, или же что он получил прямо и непосредственно от того же Господа нашего И. Христа первенство только чести, а не истинной и подлинной юрисдикции, да будет анафема». Второй канон: «Итак, если кто скажет, будто не является на основании установления самого Господа Христа или по божественному праву, что блаженный Петр имеет в своем первенстве над всею церковью непрерывных преемников, или, что римский понтифекс*) не есть преемник блаж. Петра в этом первенстве, да будет анафема». Канон третий: «Итак, если кто скажет, что римский понтифекс имеет только полномочия надзора или направления, а не полную и высшую власть юрисдикции во всей церкви, не только в делах, которые относятся к вере и нравам, но даже и в тех, которые относятся к дисциплине и управлению во всем мире распространенной церкви; или, что он имеет только важнейшие части, но не всю полноту этой высшей власти; или что эта его власть не есть ординарная и непосредственная, как на все и каждую церкви, так и для всех и каждого пастырей и верных, да будет анафема». Канон четвертый: «Итак, мы, верно следуя преданию, принятому от начала христианской веры, во славу Бога Спасителя, к возвеличению католической религии и спасения христианских народов, с одобрения

________________________

*) Мы оставляем без перевода это римско-языческое Pontifex, п.ч. это не совсем то же, что первосвященник в христианском словоупотреблении, хотя так это слово обычно переводится.

священного собора, учим и определяем, что составляет божественное откровение сей догмат; Римский понтифекс, когда говорит с кафедры, т. е. когда он, во исполнение служения пастыря и учителя всех христиан силою высшего своего апостольского авторитета определяет учение о вере или нравах как содержимое для всей церкви, помощью Божией, обещанной ему в блаж. Петре, пользуется тою непогрешательностью, которою благословил наделить Свою церковь Божественный Искупитель, в определении учения о вере или нравах; и таким образом определения Римского понтифекса сами по себе, а не на основании согласия церкви, не подлежат исправлению. (Канон): Если кто решится противоречить этому нашему определению, что Бог да отвратит, да будет анафема»*). Всеэтипостановления (вотличиеотдругихкатолическихсо-

___________________

*) Canon I. Si quis igitur dixerit, beatum Petrum Apostolum non esse a Christo Domino constitutum Apostolorum omnium principem et totius Ecclesiae militantis visibile caput; vel eundem honoris tantum, non autem verae propriaeque iurisdictionis primatum ab eodem Domino nostro Jesu Christo directe et immediate accepisse: anathema sit.

Canon II. Si quis ergo dixerit, non esse ex ipsius Christi Domini institutione seu iure divino, ut beatus Petrus in primatu super universam Ecclesiam habeat perpetuos successores; aut Romanum Pontificem non esse beati Petri in eodem primatu successorem: anathema sit.

Canon III. Si quis itaque dixerit, Romanum Pontificem habere tantummodo officium inspectionis vel directionis, non autem plenam et supremam potestatem iurisdictionis in universam Ecclesiam, non solum in rebus, quae ad fidem et mores, sed etiam in iis, quae ad disciplinam et regimen Ecclesiae per totum orbem diffusae pertinent; aut eum habere tantum potiores partes, non vero totam plenitudinem huius supremae potestatis, authanc eius potestatem non esse ordinariam et immediatam sive in omnes ac singulas ecclesias sive in omnes et singulos pastores et fideles: anathema sit.

Canon IV. Itaque Nos traditioni a fidei christianae exordio perceptae fideliter inhaerendo, ad Dei Salvatoris nostri gloriam, religionis catliolicae exaltationem et christianorum populorum salutem, sacro approbante Consilio, docemus et divinitus revelatum dogma esse definimus: Romanum Pontificem, cum ex cathedra loquitur, id est, cum omnium Christianorum pastoris et doctoris munere fungens pro suprema sua Apostolica auctoritate doctrinam de fide vel moribus ab universa Ecclesia tenendam definit, per assistentiam

боров, — не только Констанцкого, но даже и Тридентского) облечены в форму буллы, изданной как личное постановление папы. Это потрясающее определение в первых двух главах содержит учение, которое сыздавна (хотя и не из начала) стало присуще Римской церкви: о примате Петра и его преемства в римских понтифексах. Догматизировано оно было, однако, нерешительно и как будто мимоходом, разве только на Флорентийском соборе*). В Ватикане раскрывается содержание этого примата в двух направлениях: со стороны полноты власти и юрисдикции, как и со стороны догматической непогрешительности. Обычно поражаются второй частью этого определения, между тем, как не менее существенна первая**), вернее, обе в связи между собою. Третий канон дает папе абсолютную, никаких исключений не допускающую власть, над всею церковью, всеми ее членами и во всех делах, притом власть полную и в точном смысле слова, т. е. «не примат чести», но именно юрисдикцию, непосредственную и ординарную. Это значит, другими словами, что, по крайней мере, в области юрисдикции церковная власть

_____________________

divinam ipsi in beato Petro promissam, ea infallibilitate pollere, qua divinus Redemptor Ecclesiam suam in definienda doctrina de fide vel moribus instructam esse voluit; ideoque eiusmodi Romani Pontificis definitiones ex sese, non autem ex consensu Eccleriae, irreformabiles esse

(Canon). Si quis huic Nostrae deiinitioni contradicere, quod Deus avertat, praesumpserit: anathema sit.

*) Попытка связать 2 канон с Ефесским вселенским собором ссылкой на притязательную речь папского легата, есть одна из тех исторических натяжек и извращений, которые разоблачены полностью и неопровержимо Schulte в Die Stellung etc.

**) Справедливо замечает Friedrich. Tagebuch, Beilage III, 435, что «plenam potestatem ordinariam et immediatam», — «эти немногие слова суть опаснейшие во всей схеме. Через них епископат побуждается дать свое одобрение по существу имморальной системе папизма, против которой протестовали соборы Констанцы и Базеля и провозглашали епископальную систему, что

есть папа, ибо никакой самобытной власти наряду с ним нет и быть не может. Епископы лишаются своего жезла и становятся требоисправителями, всецело зависящими от папы во всем, ибо власть эта не только высшая, но и ординарная и непосредственная, папа есть единственный епископ со властью. И перед уничтожающей силой этого неслыханного в истории духовного абсолютизма, возвращающего нас далеко за христианство, в египетскую теократию и к языческому «Pontifex maximus» императорства, казенной и безсодержательной отпиской звучит оговорка в мотивировке cap. 3*). Остается совершенно непонятным, каким образом может утвердиться в церкви какая бы то ни было другая власть вне полноты папской юрисдикции. И уж если применять излюбленное сравнение папства с монархией, то в абсолютной монархии какую же самостоятельность имеет природа власти у министров, губернаторов и всех

___________________

даже вызвало Лютерову реформацию и сильнейшее противодействие на Тридентском соборе». Любопытно, что прежние сторонники абсолютной власти папы понимали, чего хотели, и не вуалировали этого софизмами, как это принято теперь. В Nouvelles Religieuses, 1 sept. 1923 сообщается об открытом Elter S. J. трактате maitre Hervé XIV века в защиту привилегии монашеских орденов в связи с папской юрисдикцией. De iurisdictione et de exemptione (Gregoriana, июнь, 1923). Здесь она определяется такими чертами: «во вселенской церкви папа получил прямо от Бога через посредство Христа, которого он есть викарий, полную власть церковной юрисдикции. Епископы обладают, соответственно свойству сана, лишь властью ordinis, действенно совершать таинства. Уступая им юрисдикцию, Р. М. не отказывается ни от каких своих высших прав. Он пребывает всегда в качестве главы церкви, ординарным и непосредственным главой всех верующих, каждого из них, каков бы ни был их ранг в иерархии. Он может ограничить или приостановить всей своей суверенной властью всe епископские юрисдикции» (385-6).

*) «Однако нет того, чтобы эта власть верховного понтифекса нарушала ординарную и непосредственную власть епископской юрисдикции, силою которой епископы, как поставленные Духом Св. (Д. Ап. 20, 28), заступили место апостолов, как истинные пастыри пасут и правят порученным им стадом, каждый своим (дальше делается ссылка на п. Григория В., который, как известно, с гневом отверг, как притязательное, звание episcopus universalis).

чиновников? Фактически отправление власти делегируется, но она осуществляется всегда и во всем «по указу его императорского величества». Это значит: папа может приказать все и потребовать всего под угрозой самого страшного наказания, — духовной казни, анафемы (тем более, что давно уже папам присвоено было распоряжение не только в земном мире, но и загробном, через индульгенции в чистилище. В этом смысле индульгенции имеют прямую связь с развитием папской plena potestas и упрочились на почве такого стремления: практика индульгенций есть одно из проявлений папизма). Правда, здесь скажут, что папа ограничен церковными законами, догматами, вообще церковным преданием, как говорили нечто подобное и относительно абсолютного монарха. Однако, как монарх не ограничен законами, но сам себя ими ограничивает, постольку же и папа сам есть живое преданиe церкви, точнее, именно он, и только он, по смыслу Ватиканского догмата, и есть это предание. Поэтому он не связан и церковным преданием, точнее, он властен его аутентически истолковывать, почему «суждение Апостольской кафедры» выше которой нет авторитета, никем не должно быть отменено, и никому не позволяется судить об его суждении. Безапелляционность суждения фактически включает в себя и безошибочность, даже если бы она и не была нарочито формулирована в 4 главе. Случай еретичества папы, который и после Ватиканского догмата все еще допускают «соглашатели», как напр. Гефеле*),

__________________________

*) Неfelе, I, 50: против галликанцев, Констанцкого и Базельского собора, признававших две возможности смещения папы: оb mores или ob fidem aut haeresim, он допускает лишь вторую, но тогда папа перестает быть и членом тела церкви. Разумеется, это суждение уже несовместимо с Ватиканом. Есть и еще вопрос: может ли папа быть больным психически, како-

становится уже недопустимым, потому что заранее устраняется возможность органа, который засвидетельствовал бы это еретичество и тем самым дерзнул бы de eius judicare judicio. Так. обр., установляется правовая и так сказать механическая непогрешительность, связанная с должностью или саном, притом, главное, бессменным и пожизненным 3 канон дает папе такую фактическую непогрешительность в абсолютности его церковной власти, что 4 канон, обычно привлекающий к себе внимание, является, в известной степени, к нему даже ограничением, вернее, он пытается его установить. А именно, если папа» силою своей plena potestas может приказать все, а, следовательно, практически всегда и во всем irreformabilis, то 4 канон эту непогрешительность, infallibilitatem et irreformabilitatem (оба эти термина, как мы видели, употреблены в определении 4 канона, причем первый более означает теоретическую безошибочность мысли, второй — практическую безошибочность опреде-

_________________________

вым почитался Пий IX во время Ватиканского собора некоторыми его отцами (по свидетельству Friedrich᾽a)? Папа Адриан VI в бытность профессором Лувенского университета имел специальностью обличать пап в ереси (Janus, 399, 430). Также Р о h l е. Unfehlbarkeit в Kirchenlexicon Wetzer u. Welte᾽s, XII, 244, прим. к удивлению находит: «из ватиканского догмата не следует даже невозможность форменного отпадения папы от веры, как и каноническое право для такого случая (конечно, воображаемого) предусматривает немедленную потерю папского сана» (Decret. Grat. dist. 39, с. 6, cf. Phillips. Das Kirchenrecht, I, 261 f., Sсheeben. Handb. d. Dogmatik, I, 214). Но постановления Грацианова кодекса относятся к тому времени, когда церковное право папской непогрешительности еще не знало. К исключениям из непогрешительности относятся случаи, когда папа подвергается внешнему насилию и не имеет свободы суждения (Palmieri. De romano pontifice, 1877, p. 628). Однако, допускать такую погрешительность, так сказать фальшивую ex cathedra, не соответствует столь смело провозглашенному veritatis et fidei nunquam deficientis charisma, предоставляя критически испытывать кафедральность папского суждения. Легко себе представить, какое значение получит эта оговорка, если для римской кафедры опять наступят черные дни, которые уже бывали в прошлом.

ления, догматического правила или приказа), ограничивает лишь делами веры и нравов и притом при условии высказывания ex cathedra.

Излишне говорить, какие исторические трудности существуют для догмата непогрешимости*). Но и догматически эта каучуковая фор-

______________________

*) «Несомненно, исторически установлено, что даже Петр, согласно обещанной ему, как выражается Vaticanum, божественной ассистенции в вере, не только заблуждался, но и отверг Христа; что не Петр, но собор апостолов решил спор о необходимости обрезания (Д. А., гл. 15); что Петр был порицаем Павлом за его учение (Гал. 2, 11); что п. Гонорий заблуждался в вере; что 6, 7 и 8 вселенские соборы прокляли п. Гонория как еретика, что п. Лев II признает заблуждение Гонория; что п. Вигилий учил еретически, что признает п. Пелагий II в Элии Аквилейской в 585 г., что 5 вселенский собор проклял п. Вигилия как еретика; что папы на протяжении веков в даваемом ими при вступлении на должность обете обещали соблюдение и признание 8 всел. соборов, проклинали своего предшественника Гонория (Liber diurnus ed. de Rozière form. 83 ff); что папы прежде признавали свою погрешимость в делах веры (см. Stellung, 74 ff); что между папскими декретами ex cathedra, между ними и положением вселенских соборов, между отдельными их пунктами, неизменно касающимися веры, существуют противоречивые положения: между буллой Unigenitus п. Климента XI, п. 91 и письмом п. Гелазия против Акакия п. 43 — между Евгением III и cons. Remense 1148 и can. 4 de sarc. ord. Cons. Trid. sess. XXIII, — междуер. 6 Гелазияи cap. 4 и can. 4 de comm. sess. XXI (Stellung, 183 И.), междуГелазиемер. 37 ita nos и can. 1. 3. de comm. sub utraque sess. XXI cons. Trid.; что все значительные канонисты с Грациана в 12, 13 в. в., многие в 14, 15 в. в. и оба значительнейшие из иезуитов: Шмальцгрюбер и Лайман признают, что папа может быть обвинен в ереси (Stellung, 189); что древние папы определенно для решения вопросов веры считали нужными соборы, относительно чего 5 всел. собор ссылался даже на пример апостолов» (Sсhulte. DerAltkatholizismus, 309). К этому перечню еще можно прибавить следующие примеры: папа Николай I определил в ответе болгарам в 866 г., что крещение, совершенное только во имя Господа Иисуса Христа притом даже евреем, действительно (Denzingeri, п. 335), напротив, по определению папы Александра III (XII век) действительным является крещение, совершенное только во имя Св. Троицы (Denz. 399) и это, конечно, подтверждается и на Флорентийском соборе (Denz. 696). (Разумеется, ошибочное определение п. Николая I истолковывается как выражение его личного мнения, не ex cathedra). В приведенном определении п. Александра III в форму крещения необходимо вводятся и слова: ego te baptizo; напротив п. Александр VIII (XVII век) признал (Denz. 1317), что опущение этих слов (ego in nomine) не уничтожает действительности крещения. В определении intentio п. Иннокентий III (1210 г.) в булле против вальденцев требует i. fidelis, также п. Александр VIII утверждает, что крещение, совершенное по всей форме, не имеет

мула может быть растягиваема в разные стороны, как будто для этого она и поставлена (потому что иначе несообразность догмата была бы ничем не замаскированной). Если бы канону 4 не предшествовали три первых, с ним связанные, то мысль его об авторитетном первоиерapxe, провозглашающем в окончательной форме постановления собора, была бы почти безобидна и даже... православна. Ею определялось бы положение папы, в качестве первого патриарха, относительно всей вселенской церкви, по аналогии с положением, напр., русского патриарха относительно русской церкви, как оно определено было собором 1817-18 г.г.,— быть устами поместной церкви, как возглавителя поместного собора. И это в общем соответствовало бы авторитету папы, ему присущему (правда, не без колебаний) в эпоху вселенских соборов, до разделения церквей. Но в связи с каноном 3, канон 4 установляет фактическую непогрешительноеть или, что важнее, непреложность, irreformabilitatem, всякого папского суждения. Всякое определение папы, которое он совершает как папа, полнотой своей власти, есть уже ex cathedra, потому что нельзя разделить в личности папы священника, римского архиерея, итальянского патриарха и вселенского епископа. Разумеется, обедает и отдыхает он, как частное лицо, но он тогда и не обращается к церкви. Совершает мессу он лишь как епископ или священник, но постольку он также не обращается к церкви (впрочем, поскольку он сам является своим собственным и единственным архиереем, он и мессу

____________________

силы, если священник внутри себя (?) скажет non intendo. Т. о. установляется понятие intentio interna. Напротив, п. Лев XIII в своей булле об англиканских ординациях (1896 г.) заявляет прямо, что о внутреннем намерении церковь не судит, но она должна судить о нем, лишь поскольку оно проявляется извне.

совершает силою папской юрисдикции). Все же его церковные определения,- на соборе или в консистории, буллы или бреве, одинаково несут на себе печать полноты власти, irreformabilitatem, и все суть в этом смысле excathedra*). Есть единственно определимая и ощутимая папская cathedra, — полнота власти, и потому все, что он совершает в церкви, есть и ех cathedra, подобно тому, как воля абсолютного монарха одинаково непреложна и суверенна как в законодательном акте, так и в любом административном назначении, и различия относятся лишь к области классификации и кодификации, а не к природе власти.

То же самое должно быть сказано и о дальнейшем ограничении относительно de fide et moribus* Излишне говорить, что последняя оговорка — de moribus — имеет уже совершенно неопределенное и безграничное содержание: что же в человеческих делах так или иначе не относится к mores? Но при ближайшем рассмотрении и de fide не менее неопределенно. Положение 2 х 2 = 4; есть не de fide, но de arithmetica. Однако, если бы когда-нибудь возник религиозный спор в связи

_______________________

*) Разумеется, католическое богословие настаивает на различениях: «теологи выдвигают положение, что папа ни как частный ученый, ни как светский суверен (как будто он не выдвигал в качестве орудия политической борьбы духовных кар!), ни как простой (?) епископ города Рима, ни как примас Италии, ни как патриарх Запада не имеет непогрешительности, а только единственно и исключительно как верховный глава церкви (и притом ex cathedra)... Поэтому распоряжения учебно-полицейского, церковно-политического, административного характера или применения вероучительного начала к частным случаям затрагивают столь же мало папскую непогрешительность, как и тогда, когда папа, хотя и решает вопрос доктрины, но не в торжественной всеобщеобязательной форме ex cathedra» (Pohle I. с, 244). Разумеется, все эти отвлеченные разграничения не имеют никакой силы пред конкретным единством личности, носителя абсолютной власти. Это только показывает, какая степень растерянности существует по этому вопросу в богословии, и как сами богословы не знают, что делать с ватиканским догматом и куда его уложить.

с таблицей умножения (на почве гносеологии), папский декрет и о ней был бы defide не прямо, а косвенно. Иначе к чему относилось папское определение с осуждением астрономической теории Коперника, с которым приходится теперь так трудно апологетам как Hergenrother? Вообще, когда папа учительно обращается к церкви в лице любых ее органов как папа, то он делает это только de fide et de moribus, п. ч. других интересов в жизни церкви вообще нет, все же частности имеют значение средства: каноника, дисциплина, литургика и т. д. Вернее, всякий вопрос или прямо имеет, или может получить при обострении своем значение веро- или нравоучительное*). А потому оговорка 4 канона в действительности ничего не оговаривает, и папе здесь усвояется, вместе с plena potestas и plena infallibilitas et irreformabilitas, иначе говоря, молчаливо провозглашается, что церковь — это папа. И за всяким папским распоряжением стоит plena potestas, принципиально или же и актуально. Есть ли граница папскому всемогуществу в церкви? Ее нельзя указать, раз принципиально признана единоличная абсолютная власть. В сущ-

_______________________

*) У Schulte. Die Macht der römischen Pabste über Fürste etc., 1871, сделан подбор папских булл, касающихся разных вопросов и, по смыслу непогрешительности, сохраняющих силу и теперь, напр. устанавляющих полную власть папы над царями и подданными, как католическими, так и некатолическими, на основании которой они даруют им новые страны с правом обращать в рабство население... Так папа Николай V в булле Romanus Pontifex, а также в булле Nuper non 9 янв. 1454 г. дает такие права португальскому королю Альфонсу относительно зап. Африки (подтверждено п. Каллистом III в булле Inter caetera 1456 г. и Сикстом IV в булле Aeterni Regis 1481 г.). В буллах п. Николая V португальцам дается исключительная власть над морями. П. Александр VI в булле Inter caetera 4 мая 1493 г. вновь открытые страны и острова отдает королю Фердинанду и королеве Елизавете «силой апостольской полноты власти», «авторитета всемогущего Бога, данной нам в Св. Петре и как наместнику И. Христа» (36-7). Папа может и христианских подданных, глава которых анафематствован, делать рабами и дарить: п. Григорий XI отн. флорентийцев 22 марта 1376 г. в булле In omnes fere .(38) и т. д.

ности, одним ватиканским догматом исчерпывается вся католическая догматика, ибо в нем установляется критерий церковной истины, который имеет, по смыслу догмата (как ни противоречит это церковной истории)*) силу и на прошлое и на будущее. Догматической истиной является то, что провозглашает таковою папа infallibiliter, а практической истиной являются его распоряжения как irreformabiles. Ему присуща непогрешительность всей церкви: по формула кан. 4, per assistentiam divinam ipsi in beato Petro promissam, ea infallibilitate pollere, qua divinus Redemptor Ecclesiam suam in definienda doctrina de fide vel moribus instructam esse voluit, так что как будто и в самом догмате ставится знак равенства между церковью и папой. Однако и здесь, предумышленно или вследствие торопливости, допущена заведомая двусмысленность, позволяющая толковать догмат, с одинаковым, притом, основанием, в двух разных, если не прямо противоположных, смыслах. Первый смысл, естественно вытекающий из общего контекста, нами указан: по крайней мере в случаях непогрешительного суждения церковь — это папа. Второй смысл стараются извлечь богословы, не знающие, что им делать с этим догматическим абсурдом и толкующие его «positiv, nicht exclusiv». На этой точке зрения стоят напр. авторитетные представители немецкого католического богословия: Scheeben-Atzberger, Simar, Pohle и др. Согласно этому толкованию папе принадлежит та власть, которая принадлежит и церкви, и поэтому, по меньшей мере, остается открытым вопрос, имеет ли коллегия епископов, т. е. собор (разумеется, тоже в соединении с папой)

_____________________

*) Шульте справедливо указывает, что ссылка на Florentinum в с. IV, как и цитата из его постановления, сделаны тенденциозно, с опущением конца, где имеется ссылка на все соборы.

iuredivino, ту же полноту власти, что и папа один, а также получают ли епископы власть юрисдикции непосредственно от Христа или от папы, вопрос, дебатировавшийся еще на Тридентском соборе, причем potestasordinis производилась прямо от Христа, а происхождение iurisdictioтак и остается неопределенным*). «Здесь не сказано, что специально папе обещанная помощь исчерпывает вообще помощь, обещанную учительному телу церкви или есть формальное адекватное основание для всей непогрешительности учительного тела, и что, следовательно, последняя исчерпывается папской непогрешительностью или осуществляется ею исключительно. Ибо слова еа infallibilitate pollere qua etc. скорее предполагают, что между непогрешительностью папы и церкви существует не адекватное, но неадекватное различие (?); иначе бы фактически намеченное этими словами утверждение, что одно имеет тот же объем, что и другое, не имело бы правильного смысла».**) Поэтому, по мнению Atzberger'a и др. названных

_________________________

«Греки разумели под ними только ими принятые вселенские соборы т. н. униаты только 8; ни на одном из них от Никейского 325 г. до 4 Константинопольского 869 г. не признавался римский епископ ни единственным, ни непогрешимым учителем веры и нравов; столь же мало это имело место и на 4 латеранских 1123,1139,1179, 1215 и на двух лионских 1245 и 1274 и Венском 1311. Напротив, Констанцкий собор в 5 своем заседании 6. IV. 1415 г. догматически определил: папа подобно всякому другому подвластен общему собору. Это 5-ое Констанцкое заседание принадлежит несомненно к признанной п. Мартином V части собора. Т. о. ни один из 11 признанных в самом Риме до Флорентийского собора или, опуская Констанцкий (Базельский не идет в счет), из 16 вселенских соборов не постановлял то, для подтверждения чего в с IV приводится Florentinum. Впрочем, то, что говорит Флорентийский собор, himmelweit далеко от ватиканской дефиниции, так что даже оппозиция на ватиканском соборе склонялась к повторению Флорентийского определения. Сверх всего, Florentinum устарело или разъяснено чрез Tridentinum (1. с. 307).

*) См. Sсheeben — Handb. d. kath. Dogm. IV. Bd. I Abth., von. L. Atzberger. Freiburg; Br. 1898, стр. 443-4. Ср. здесь характеристику полноты папской власти 438-9.

**) Scheeben, 1. с, 225 (как будто это аргумент!).

богословов, вселенские соборы с папой во главе, имеющие значение для ясности решений и поддержки папе (как будто такая поддержка возможна и он в ней нуждается!), обладают и своей самостоятельной непогрешительностью, которая была бы им присуща, даже если бы папа и не был непогрешим. «Отсюда объясняется, каким образом до Ватикана не только утверждалась непогрешимость соборов без непогрешимости папы, но и могло считаться признанным, что последняя не заключается с необходимостью в первой, и она могла бы доказываться еще и иначе чем через первую или вместе с первой»*) Однако по смыслу Ватиканского догмата, бросающего свет и на всю прошлую церковную историю и дающего ей авторитетное догматическое истолкование, сила соборов заключалась в их утверждении папой, без чего они и не были бы вселенскими соборами. С другой стороны, папа может обходиться и без соборов, которые нужны ему лишь в порядке совещательном, отнюдь не законодательном, а потому и могут быть заменены курией, а то и вовсе упразднены. Более последовательные истолкователи ватиканского догмата (как напр., иезуит Пальмери)**), прямо утверждают, что папа есть единая власть в церкви, обладающая и непогрешительностью и безошибочностью.

Действительно, не может быть двух суверенитетов, двух верховных юрисдикций или органов непогрешительности, а потому и является или недомыслием, или Открытым противлением действительному смыслу ватиканского догмата (которое, по-видимому, рас-

____________________

*) Ibid., 244. Ср. Th. H. Simаr. Lehrbuch der Dogmatik, 4 Auff. 1899, I, 40; II, 754-6; Pоhle, I.c. 248. H. Schell. Die kathol. Dogmatik. Paderborn. 1892. Bd. III, 1, 410-22.

**) De romano pontifice, thes. 21.

пространено в католическом миpe больше, чем это кажется) такое признание каких-то самостоятельных прав как за епископатом, так и за собором.

Первое отрицается решительным и двух истолкований не допускающим постановлением 3 канона, которое делает епископов простыми викариями папы, а его не только episeopus universalis, но и episcopus episcoporum*). Второе же исключается прибавкой ex sese, non ех consensu ecclesiae, вставленной, как мы уже знаем, зарвавшимися ревнителями в последний момент**) и принятой без обсуждения. Апологеты толкуют и эту прибавку к первоначальному ex sese как ограничительную, специально определяющую смысл этого выражения, которое иначе могло бы означать полную неограниченность папы в провозглашении догматов. По общему контексту не эта опасность угрожала, но скорее речь шла просто о том, чтобы вбить последний гвоздь для закрепления формулы. Это же значение имело и устранение некоторых, действительно, ограничительных слов в проекте, требующих от папы верности церковному преданию и открывавших дорогу критике. Эти в роковой формуле самые роковые слова отделяют папу от церкви и противопоставляют его ей как повелителя, трансцендентного церкви (вопреки постоянно делаемому сравнению главы в соединении с телом). Они implicite отвергают начало соборности в церкви, зиждущееся на сло-

______________________

*) Sсhulte. Lehrbuch des kathol. Kirchenrechts, 3 A. 1873, стр. 241-2.

**) В схеме 15 июля было вычеркнуто cumcaeteris (что могло быть истолковано в «галликанском» духе), чем усилен элемент папской непогрешительности независимо от епископата, и вставлены слова «nonautemexconsensuEcclesiae» — ключевая позиция догмата. Затем в абзаце IV гл. Hocigitur поставлены слова: nunquamdeficientis, вместо nondeficientis, чем были отвергнуты всем историкам известные заблуждения прежних пап. (Schulte, 1. с. 289).

вах Христовых: «идеже два или три собраны во Имя Мое, там и Аз посреди их» и на апостольском преемстве епископата. Если бы эти слова в формуле вовсе отсутствовали (или же вместо них стояли бы обратные: non ex sese, sed cum consensu ecclesiae), тогда можно было бы правомерно отстаивать точку зрения епископальную и соборную, однако она молчаливо, но выразительно отвергнута в этих словах. Выражаясь языком католического богословия, на долю всей церкви оставлена только infallibilitas passiva, т. е. добродетель верующего послушания, вся же inf. activa, которую католики относят на долю учащей церкви, принадлежит одному папе. Это же подчеркивается и тем обстоятельством, что постановление собора опубликовано односторонним папским приказом, буллой, где, правда, упоминается: sacro approbante consilio, но лишь в качестве фактического, сопровождающего обстоятельства, а не в качестве канонического мотива или постановления: этой approbatio собора противостоит папское docemus et definimus. Конечно, ватиканский догмат мог бы быть опубликован и постановлением собора, подтвержденным папой. Тогда, по смыслу догмата, собор явился бы только «кафедрой», папским ex cathedra (как императорские указы иногда облекались в форму постановлений госуд. совета, высочайше утвержденных). В действительности же принятый способ опубликования несовместим с какой бы то ни было самостоятельной ролью собора. Это становится еще более понятным, если мы примем во внимание, что право опубликования догматов или же правил веры принадлежит тому, кому свойственна полнота власти. Поэтому во вселенской церкви это право присуще было только вселенским соборам, как органам высшей церковной власти для всей церкви. Теперь

эта plenapotestas приписана одному папe, ему же и право провозглашения догматов. Ватиканский собор был не собор, а простое совещание при папе, расширенная консистория, ибо при абсолютной власти папы вообще не может быть собора, — не фактически, но канонически.

Здесь мы вплотную подходим к основному внутреннему противоречию, которое является роковым в самоопределении Ватиканского собора. Он созывался еще как собор, ибо раньше его не было догматов ни о plena potestas, ни об infallibilitas, — тому доказательство, что оба они именно и обсуждались на соборе, как спорные положения, которые многими и вовсе отвергались. Иначе говоря, оба догмата принадлежали к истинам не самоочевидным, относились не к аксиомам, а к теоремам. Но в то же время провозглашение их на соборе и от лица собора является внутренне противоречивым. Провозглашая папский суверенитет, собор тем самым себя упразднил, совершил догматическое самоубийство, объявил свое собственное не-существование. Невозможно и внутренно противоречиво такое собрание, которое постановляет то, что с момента постановления упраздняет и отвергает его собственную правомочность и даже возможность, и притом не только в будущем, но и в прошлом и настоящем. Нет противоречия, если учредительное собрание избирает монарха или диктатора, и затем самоупраздняется, подчиняясь ему: оно передало ему полноту своей собственной власти, суверенитет здесь не прерывается, оно правомочно распорядилось полнотой своей власти. Но в каком же положении оказывается собор, обсуждающий и голосующий такое догматическое положение, в силу которого оказывается, что ему вовсе не принадлежит ни полноты власти, ни даже вообще самостоятельного

значения, ибо верховная власть в церкви принадлежит и всегда принадлежала папе? Разве компетентен в таком случае собор судить и рядить об этом? Разве могут столоначальники собравшись постановлять что-либо относительно власти директора департамента, которому они по закону подведомственны? Разве может какое бы то ни было собрание в самодержавной империи что-нибудь постановить относительно прав своего монарха, взвешивать их или наделять его ими? Однако подобный догматический абсурд именно и имеет место на Ватиканском соборе. Как могло быть внесено на обсуждение собора положение, что полновластен судить и решать не собор, а папа, и как мог собор даже согласиться на обсуждение подобного абсурда? Можно, конечно, возразить, что собор должен был исполнить распоряжение папы во имя послушания, чего бы оно ни касалось, однако даже и непогрешимый папа не может совершать действия абсурдного и самопротиворечивого, каковым, бесспорно, является внесение на соборное обсуждение и решение вопроса о том, что верховная власть в церкви вообще (а в частности и на это решение) принадлежит не собору, а папе. Ватиканские ревнители в своем богословском волюнтаризме не додумали до конца свой план использовать собор на то, что по смыслу своему никакому собору в миpe неподведомственно, и тем самым фактически и догматически превратили собор, созванный и открытый как собор, в соборный маскарад или простое совещание епископов при папе, имеющее предметом лишь обсудить, как выразить в догмате искони существовавший факт. Ибо очевидно, что, если папский примат есть самим Богом установленный и всегда существовавший факт, то он мог быть собором самое большее разве

только провозглашен, но не утвержден*). Собору здесь поставлена задача, которая заведомо превышает его компетенцию, и потому должна бы быть им отвергнута или оставлена без обсуждения. И в том и в другом случае рассмотрение ее является недоразумением и ошибкой.

Есть истины, которые не могут быть доказываемы, ибо сами они лежат в основе всякого доказательства: таковы математические аксиомы, на основании которых доказываются теоремы. Аксиома никоим образом не может быть превращена в теорему и сама стать предметом доказательства или исследования. Подобным же образом и в истории христианских догматов есть истины изначальные и основные, признанием (или непризнанием) которых определяется принадлежность (или непринадлежность) к церкви. Это признание является, так сказать, конститутивным признаком церковности. Говоря в терминах Канта, такого рода догматические аксиомы являются в истории синтетическими суждениями a priori (а не аналитическими суждениями a posteriori), они лежат в основе всего церковного опыта и определяют все акты догматического сознания. Такой непреложной аксиоматической основой церковности является вера во

_____________________

*) Эту абсурдную противоречивость Ватиканского догмата отчетливо показал Schulte Der Altkatholizismus. Giessen. 1871, стр. 311. Голосование 553 членов собора, голосовавших за ватиканский догмат 18 июля 1870 само по себе безразлично, ибо, если бы оно было необходимо, то определение было бы неверно само в себе, ибо оба обстоятельства: неизменность из себя, а не на основании определения церкви, и неизменность с согласия церкви — суть контрадикторные положения на соборе. Также и оба положения: является откровенным от Бога догматом, что говорящий ex cathedra папа вследствие божественной помощи имеет непогрешительность, и что папа сделался непогрешимым вследствие признания его непогрешимости со стороны собора, суть контрадикторные противоречия. Следовательно, согласие и содействие собора беспредметно; кто верил в папскую непогрешительность, должен в нее верить, п. ч. папа провозгласил это с кафедры, а не потому, что на это согласилось 553 разных сортов прелатов».

Христа Богочеловека, Спасителя и Господа, и Его Церковь. Те христологические (отчасти и экклезиологические) догматы, которые установлялись на вселенских соборах, являются по отношению к этим аксиомам догматическими теоремами, которые проверялись и доказывались на их основании. Так, например, отвержение apианства было частным положением, имеющим в виду ближе, частнее определить божественность Сына, и эту же задачу — выявить непреложную аксиому веры в частной формуле, установить теорему веры, ставить себе и Никейский догмат. Особенностью такой догматической теоремы является то, что она, до авторитетного своего и окончательного определения, является проблематической, и на эту-то проблему веры собор и отвечает догматом, после этого также получающим силу аксиомы, ее непреложность. Подобную же природу имели и остальные догматы, установленные в истории церкви. В этом смысле каждый догмат для своего времени давал нечто новое, чего еще не было в церковном сознании (почему и можно пред лицом этого факта говорить о догматическом развитии Церкви), хотя вместе с тем в этом развитии принципиально не может быть ничего нового, ибо в Церкви все дано с ее основания, она есть полнота Наполняющего во всех, а все ее догматы — теоремы суть только разные обнаружения ее непреложных аксиом, выражающих самое ее существование. Поэтому, вообще говоря, не может быть и не было соборов, которые бы догматически установляли веру в Богочеловека и Его церковь, хотя эта вера торжественно провозглашалась (напр. в Никео-Константинопольском символе). Однако здесь установлялась лишь известная формула веры, а не самая вера, которая, разумеется, была и

без символов и раньше символа, и она именно утвердила и собор, и символ.

Применим это различение к вопросу о Ватиканском догмате. Принадлежит ли он, если он истинен, к числу таких догматических теорем, который до времени оставались вне догматического поля зрения и лишь с определенного момента вступают в него? — Может ли такой догмат явиться догматическим новшеством (хотя бы в том относительном смысле, в каком это вообще возможно), или же он принадлежит к числу конститутивных условий всякого религиозного опыта, есть как бы a priori церковности? В том виде, как папский примат понят и установлен на Ватиканском соборе, очевидно, может быть только последнее. Своеобразный экклезиопапизм, там провозглашенный, объявляющий подчинение папе условием церковности и делающий последнего живым начальником церкви на земле, земным викарием Христа, т. е. земным Христом относительно церкви, очевидно, мог бы быть лишь столь же изначальным, как и та аксиома веры, что Христос есть глава Церкви. И очевидно, что провозглашение такого догмата возможно только как торжественная декларация, а не как плод обсуждения и разрешения догматической проблемы, поставленной в виде «схемы» собору для обсуждения и принятия или непринятия. Собор, провозглашающий непогрешительную власть в церкви ex sese sine consensu ecclesiae, совершает акт противоречивый и бессмысленный, сам себя уничтожающий, есть reductio ad absurdum самого этого собора. Поэтому ватиканский догмат внутренно саморазлагается. Такой догмат вообще не мог быть провозглашен собором в форме догматического постановления, а разве только исповедан в виде верноподданнического адреса с изъявлени-

ем преданности и послушания. Такой догмат, по смыслу его, властен произнести только папа, притом всякий папа и во всякое время, не только Пий IX в Ватикане, но и напр. Мартин V в Констанце или Евгений IV в Базеле. Поэтому не только оба последние собора, но даже и ватиканский с его борьбой и попытками противодействия со стороны меньшинства оказываются фактическим отрицанием мнимой догматической аксиомы. Самые эти попытки являются уже не законным действием членов собора, их обязанностью, но прямым церковным бунтом и ересью. Нельзя спасти положение и указанием на то, что, хотя догмат этот содержался в церкви всегда, однако только теперь пришло время для его провозглашения. Идея «развития догматов» не пользует нимало относительно вопроса о церкви и ее главе: здесь могут изменяться только формулы догмата, но существо его всегда должно быть аксиоматически ясно, и, как догматическое новшество, такой догмат не может быть провозглашен. Включение в формулу догмата заведомой двусмысленности: Sacro approbante consilio (что может быть с одинаковым основанием переведено и как обстоятельство времени: по или при одобрении собора, и как обстоятельство образа действия: вследствие, в силу, после в результате одобрения собора) еще более подчеркивает внутреннюю невозможность догмата ex sese sine consensu ecclesiae, причем эта последняя вставка, сделанная в последний момент, более всего превращает Ватиканский догмат в бессмыслицу, в круглый квадрат и жареный лед. Еще раз повторилась история Вавилонского столпотворения... Упоенные победой стремились получить наибольшие триумфы, однако в своем порыве не сумели вовремя остановиться и свести

концы с концами. Этим обличается внутренняя противоречивость, общая невозможность экклезиопапизма.

***

Ватиканский догмат не нужен был католической Церкви. Порождение одной «ультра-монтанской» или, по нашей терминологии, экклезиопапистской или просто папистской партии в церкви, он явился неожиданностью, навязанной сверху. Им нисколько не был увеличен или укреплен папский авторитет фактически, — он и без того был и остается так велик, что едва ли даже может быть увеличен. Новый догмат только придал папе догматический нимб. Католическое богословие, которое принуждено было внести в свои анналы Ватикан, не знает, что делать с этим догматом, и по настоящее время он остается догматической шарадой (несмотря на ворчливое заявление п. Пия IX еще в 1871 г., в ответ на просьбы о точнейшем истолковании нового догмата, что он ясен для всех, обладающих доброй совестью, — но что же иное и оставалось сказать создателю, а вместе и жертва Ватиканского определения?). До сих пор, за полвека, из него не было сделано еще ни разу практического применения, папа ни разу не высказался торжественно ex cathedra. Одной его plena potestas оказалось достаточно, чтобы облекать непогрешимостью всякие, в том числе и догматические, определения (напр. против модернистов). Однако, несмотря на свою практическую ненужность, догмат этот явился неизбежностью, как последний логический вывод церковного юридизма и как предельный симптом глубокого духовного распада зап. христианства, происшедшего с реформацией. Ватиканскийдогматесть

последнее слово протестантизма внутри католичества, реформации действующей как контрреформация. Несмотря на властолюбие отдельных пап и на историческую силу папства, Ватиканский догмат был бы и невозможен и бессмыслен до реформации: невозможен потому, что начала церковной свободы еще живы были в католической церкви, как мы знаем уже из истории предреформационных соборов, и учение о папском примате не принимало характера учения о церковном единодержавии; бессмыслен же потому, что вовсе и не было врага, отвергающего церковную власть иерархии. Реформация расколола не только внешнее тело церкви, но и внутреннее его единство. То соединение христианской свободы и церковного послушания, которое составляет существо церкви и ныне исповедуется только в православии, разрушилось: свободолюбие ушло, манимое призраком свободы без послушания, в пустыни протестантизма и индивидуализма, а послушание, осознав себя в своей враждебности свобода, еще более прежнего иссохло в законничестве. Реакция ветхозаветных начал в христианстве, которая и ранее была заметна в западной церкви, теперь усилилась, и последним словом этой ветхозаветности и явился ватиканский догмат. Католическая церковь и доселе не оправилась от своеобразного духовного истощения после реформации, выразившегося, между прочим, в своеобразном духовном милитаризме societatis Jesu, этом образе новейшего, послереформационного католичества. Нельзя не изумляться обилию сил и жизненности западного христианства, явленного в протестантизме, а еще более в католичестве, но нужно видеть и это особенное его качество. Не нужно ослепляться богатством его человеческих сил, возрастом культуры, вы-

сотой цивилизации, — зап. Европа имеет богатое наследство, но следует различать особую тональность этой церковности по существу ее. Западно-европейский мир остается болен не изжитой и не преодоленной реформацией, которая явилась неизбежным его кризисом. И Ватиканский собор свидетельствует, что реформация еще не закончилась, что она продолжается и в католичестве и в протестантизме. Эти обе разделившиеся половины идут в разные стороны, причем Vaticanum готовит, разумеется, новое вооружение против реформации. Однако, оно бессильно и свидетельствует скорее о духовной слабости, нежели о мощи. Католичество есть могучая дисциплинированная армия, но церковь не есть армия, и армией нельзя победить реформацию, как об этом достаточно свидетельствует история; и ватиканская армия оказывается доселе бессильна против реформации. Католичество, как контрреформация, само определилось чрез отрицание христианской свободы, которую возвестило миpy Евангелие. Протестантский же мир услышал с наибольшей ясностью это благовестие свободы из проповеди ап. Павла. Для тех, для кого христианская свобода есть непреложный долг христианина, от которого он не может отказаться, нет пути в Ватикан. Напротив, для них вполне возможен и естественен путь к православию, хотя вступление на него необходимо должно сопровождаться внутренним и внешним преодолением реформации, как антииерархизма, болезни, привитой ей папизмом.

Реформация есть великая катастрофа западного христианства, но она есть лишь продолжение того же самого процесса, которым вызвано было ранее т. наз. разделение церквей. Последнее, конечно, имеет сложные национально-культурные и исторические причины, и невозможно отри-

цать долю вины в нем, наряду с Римом, и на Византии, на честолюбии Константинопольских патриархов и византийском цезарепапизме, однако не об этом идет речь. Нас интересует здесь, что то самое изменение в понимании и чувства церковности, которое выразилось в преобладании юридических начал и в папизме, эта ветхозаветность, проявившаяся и все усиливавшаяся в Зап. Церкви, оказалась несовместна с восточной церковностью. Последняя извне страдала раболепием и даже порабощенностью, но внутри хранила заветы возлюбленного ученика Христова. Петринизм, притом все больше противопоставлявшийся паулинизму (хотя Петр и Павел вместе были основателями Римской церкви), оказывался несовместимым с Иоанновым христианством востока,— не в исторических его слабостях, но в его умопостигаемом существе, в самом его εἶδος. Этого и посейчас не видят и не сознают католические богословы. Но следующим шагом в усилении ветхозаветных, духовно-иудаистических начал в католичестве явилось уродливое и противоестественное противопоставление апостолов Петра и Павла, совершившееся в недрах западного христианства. И Ватиканский догмат без всякой нужды углубляет этот разрыв. В этом смысле он есть недоброе дело. Фанатическое ослепление контр-реформации побудило довести этот внутренний разрыв до полной непримиримости. Ватиканским догматом католичество в настоящее время духовно изолирует себя от всего прочего христианского миpa (как это в наши дни снова проявилось на примере Лозанской*) конференции). Всегда агрессивное и прозелитическое фактически, теперь оно и догматически вынуждается быть таковым. Extra ecclesiam

______________________

*) Ср. нашу статью в Пути, август 1928 года: К вопросу о Лозаннской Конференции (энциклика п. Пия XI mortalium animos).

nullasalus теперь определенно понимается так, что вне подчинения папе, которому принадлежит omniscreatura (еще по булле Бонифация VIIIUnamsanctam), нет спасения. Для католиков естественен становится один образ действий — завоевательный, одна политика — папского империализма. Католичество, по догматическому своему существу, не может знать иного соединения, кроме подчинения папе, это властолюбие не личное или, так сказать, психологическое, но онтологическое. Католичество должно онтологически измениться, утратить свой папизм, сделаться православным в этом решающем пункте, чтобы явилась потребность в соединении. Молитва Господа: «да будут все едино» существенно различно понимается католичеством и православием, настолько, что и молятся о разном. Ватиканский догмат, который явился насилием над известной частью католической церкви, более близкой к православию, и в настоящее время многих понуждает к лицемерию. Однако нельзя отрицать, что папизм и по cиe время составляет внутренний факт и духовный устой католического миpa. И пока остается так, приходится сказать, что последний не созрел еще для подлинного соединения церквей. Здесь бессильны теологические доводы, иначе перед ними давно уже должна была бы рассыпаться ватиканская твердыня волюнтаристического богословия. Для этого, кроме вековой научной работы протестантизма, достаточно было бы уничтожающей и научно неотразимой критики даже старокатоликов. Вся работа научного ниспровержения папизма в сущности уже произведена. Нет, здесь должна воздействовать сама жизнь, новый опыт, которого католичество пока не знает. Папство испытало великие потрясения и догматические колебания: в эпоху авиньонского пленения, в XV веке, в конце

XVIII в. В наш век великих потрясений гарантировано ли и оно от них, хотя и кажется, что незыблема «скала Петрова», и даже восстановляется папское государство? Незыблемой казалась твердыня и царского цезарепапизма, но она рассыпалась вдребезги в несколько дней. И каждый исторический час, каждый переворот чреват новыми возможностями и потрясениями.

До сих пор, пока стоит ватиканский догмат, для православного миpa он есть непреодолимое препятствие к искреннему и подлинному движению к воссоединению с католичеством. Несомненно, и в православии есть люди католической психологии и католического образа мыслей — паписты без папы, которые по-католически понимают церковность и по-католически же говорят не о воссоединении, но лишь о присоединении и подчинении. Не беря здесь вопроса о церковном расколе и его преодолении во всем его догматическом объеме, можно констатировать однако, что католизирующими мнениями отнюдь не исчерпывается и не определяется все отношение к рассматриваемому вопросу в православии, и уж во всяком случае в недрах православия сохраняется полная возможность судить о вопросе по существу. За века раскола между востоком и западом накопилось немало догматических различий, если не разногласий. Все они еще могут быть обсуждаемы по существу, если только для этого есть возможность с обеих сторон. Для православия такая возможность есть. Однако, до тех пор, пока твердо стоит ватиканский догмат, эта возможность (на вселенском соборе или иным способом) для католичества отпадает, п. ч. все догматы католичества, каковы бы они ни были и чего бы ни касались, обсуждению по существу не подлежат, раз они получили папское утверждение, имеют на себе штемпель

непогрешимости. Возможно здесь только подчинение и присоединение. Но на такую почву, разумеется, православие не может вступить по своему существу, ибо это значило бы отвергнуться своего церковного естества, благодати Св. Духа, живущей в Церкви, которую ведает всякий православный.

Ватиканский догмат является в настоящее время центральным для вопроса о воссоединении церкви, если Господь когда-либо явит миpy это чудо Своей милости. Раньше, в эпоху II Лионского и Флорентийского собора, главными вопросами догматических пререканий был догмат о Духе Святом, о filioque, и лишь на втором месте стоял вопрос о папском примате (вместе с вопросом о совершении литургии на квасном или пресном хлебе, о чистилище и некотор. др.). В настоящее время вопрос о Св. Духе, конечно, не потерял ни своей важности, ни своей трудности, но фактически, в сознании, он уже перестал быть impedimentum dirimens, по выражению В.В. Болотова, и допускает возможность спокойного богословского обсуждения (как это и имело место при переговорах с старокатоликами). Почти утерял значение и непомерно преувеличенный в свое время вопрос о различии в восточной и западной литургии и об опресноках. Сравнительно второстепенным является вопрос даже о чистилище, как и о новом догмате Непорочного Зачатия (поскольку он не сплетается воедино с папской непогрешительностью). Но зато все эти частные разногласия заслонены одним, — основным. Это непомерно выросший и окрепший за эти века папизм, догматически утвержденный в ватиканском догмате. Это и есть основное и определяющее разногласие между востоком и западом. Католичествосталопапизмомиутверждаетсякактаковой, напротив,

православие, хотя оно может и должно признавать первенство римской кафедры, воздавая ей древнюю честь, ни в каком случае не может принять именно папизм, который является для него ересью в учении о церкви. Таким образом, вопрос стоит с роковой безвыходностью: до тех пор пока католичество не перестанет быть папизмом и не откажется по существу от ватиканского догмата (хотя бы через новое и точнейшее его истолкование), — а для этого должен совершиться в нем теологический переворот, — к соединению с ним нет путей. Однако невозможное для человека возможно для Бога, и нам остается ввериться Промыслу, нас ведущему, устрояющему судьбы Церкви и совершающему невозможное для человеков.

Пpoтоиерей Cepгий Булгаков.

Страница сгенерирована за 0.25 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com