13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Автор:Паскаль Блез
Паскаль Б. Философы
Часть VI
Философы
340
Действия арифметической машины больше похожи на действия мыслящего существа, нежели животного, но у машины нет собственной воли, а у животного есть.
341
Рассказ Лианкура о щуке и лягушке: они всегда поступают таким образом, никогда не обнаруживая ни инаковости в действиях, ни каких-либо иных признаков, свойственных уму1.
342
Если бы животное, опираясь на ум, делало то, что оно делает ныне с помощью инстинкта, и говорило бы сознательно то, о чем оно говорит инстинктивно, — охотясь, предупреждая своих товарищей, что добыча отыскана или потеряна, — оно говорило бы также и о вещах, на которые, как правило, реагирует лишь эмоционально, например: «Перегрызите эту вот, сдавившую меня, веревку, до которой я не могу дотянуться»1.
351
343
Попугай, вытирающий свой клюв, даже если тот и чист1.
344
Инстинкт и разум — признаки двух различных сущностей.
345
Мы должны повиноваться разуму беспрекословней, чем любому владыке, ибо кто перечит разуму, тот несчастен, а кто перечит владыке — только глуп.
346
Величие человека — в его способности мыслить.
349
Нематериальностъ души. — С помощью какой материи философы укрощают свои страсти1?
351
Душа не удерживается на высотах, которых в едином порыве порой достигает разум: она поднимается туда не как на престол, не навечно, а лишь на короткое мгновение1.
352
Судить о добродетели человека следует не по его порывам, а по ежедневным делам.
353
Я лишь тогда восхищаюсь высокими проявлениями таких добродетелей, как отвага, когда их сопровождают столь же высокие проявления противоположных добродетелей: примером тому служит Эпаминонд, столь же
352
отважный, сколь благожелательный1. В противном случае человек не взлетает, а падает. Не в том величие, чтобы достичь одной крайности, а в том, чтобы, одновременно касаясь обеих, заполнить все пространство между ними. «Но, может быть, оно во внезапном переходе души от одной крайности к другой, при том что, подобно языку пламени, она в каждый данный миг касается лишь одной точки?» — «Пусть так, но такой переход свидетельствует если не о широте души, то хотя бы о ее стремительности».
355
И самая блестящая речь надоедает, если ее затянуть.
Владетельные князья и короли подчас развлекаются играми. Им стало бы скучно, если бы они всегда восседали на престоле: чтобы по-настоящему наслаждаться величием, с ним иногда нужно расставаться. Однообразие приедается: в холода приятно погреться.
Природе свойственно неравномерное движение, itus et reditus1 она идет и возвращается, начинает бежать, почти останавливается, делает шажок, потом рывок и т.д.
Взять, к примеру, приливы и отливы или, скажем, движение Солнца.
357
Когда человек пытается довести свои добродетели до крайних пределов, его начинают обступать пороки, — сперва незаметно, незримыми путями подползают мельчайшие, потом толпою набегают огромные, и вот он уже окружен пороками и больше не видит добродетелей. И даже готов стереть в порошок совершенство.
358
Человек не ангел и не животное, и несчастье его в том, что, чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше превращается в животное1.
353
359
Мы стойки в добродетели не потому, что сильны духом, а потому, что нас с двух сторон поддерживает напор противоположных пороков, подобный напору ветров, дующих навстречу друг другу: стоит нам избавиться одного порока — и мы оказываемся во власти другого1.
360
Требования стоиков так неисполнимы и так суетны1!
Они утверждают, будто всякий, не достигший глубин мудрости, глуп и порочен, — словом, равняют его с человеком, который погрузился в воду всего на два пальца1.
367
Могущество мух: они выигрывают сражения, отупляют наши души, терзают тела.
368
Когда нам говорят1, что тепло — это движение неких частиц, а свет — не более чем conatus recedendi2, мы не можем прийти в себя от удивления. Как! Источник наших наслаждений — всего-навсего пляска животных духов3? А мы представляли себе это совсем иначе. Ведь так различны ощущения, чья природа, как нас уверяют, совершенно одинакова! Тепло, исходящее от огня, звуки, свет воздействуют на нас по-иному, чем прикосновение к коже, мнятся нам чем-то таинственным, и вдруг оказывается — они грубы, как удар камнем. Разумеется, крохотные частицы, проникающие в поры тела, раздражают не те нервы, что камень, однако речь идет все о том же раздражении нервов.
369
Разум всегда и во всем прибегает к помощи памяти1.
354
372
Иной раз, когда я собираюсь записать пришедшую мне в голову мысль, она внезапно улетучивается. Тут я вспоминаю о забытой было немощи своего разумения, а это не менее поучительно, чем забытая мысль, потому что стремлюсь я только к одному: познать собственное свое ничтожество.
373
Пирронизм. — Я беспорядочно записываю здесь свои мысли, но дело обстоит вовсе не так, что они окажутся перемешанными друг с другом безо всякого замысла. Именно таким должен быть истинный порядок, который всегда укажет на мою цель посредством самого беспорядка. Я оказал бы слишком много чести данной теме, если бы трактовал ее упорядоченно, ибо мне хочется показать, что она к этому не приспособлена.
375
Долгое время я верил, что в жизни существует справедливость, и не ошибся в этом. Ибо, согласно тому, что Бог пожелал открыть нам, справедливость таки существует. Но я не мог принять ее такой, какова она на самом деле, и именно здесь коренились мои заблуждения. Ведь я верил, что наша собственная справедливость есть справедливость сущностная, и у меня есть средства, дабы ее познать и о ней судить. Но я столько раз ошибался в этих «правильных» суждениях, что в итоге усомнился и в себе, и во всех остальных. Я увидел изменчивость, присущую всякой стране и всякому человеку. И отсюда, из всего этого вороха различных суждений об истинной справедливости, я понял, что сама наша природа суть сплошное изменение. С тех пор я не менял взглядов
355
<на данный предмет>, и если когда-либо изменю их, то лишь подтвержу таким образом свое открытие.
Пирроник Аркесилай, снова сделавшийся догматиком1.
376
Учение Пиррона укрепляют не столько его последователи, сколько противники, ибо бессилие людского разумения куда очевиднее у тех, кто не подозревает о нем, чем у тех, кто его сознает.
377
Речи о смирении полны гордыни у гордецов и смирения у смиренных. Точно так же полны самоуверенности суждения людей самоуверенных, даже если они последователи Пиррона. Мало кто способен смиренно говорить о смирении, целомудренно — о целомудрии, во всем сомневаясь — о пирронизме. Мы исполнены лживости, двоедушия, противоречий, вечно скрытничаем и обманываем самих себя.
378
Пирронизм. — В безрассудстве равно упрекают и высочайший ум, и предельную глупость. Хвалят только середину. Так постановило большинство, и оно больно кусает всякого, кто близок к той или иной крайности. Я не упорствую, согласен быть в середине и отказываюсь от нижнего края не потому, что нижний, а потому, что край: точно так же я отказался бы и от верхнего. Кто вне середины, тот вне человечества. Истинное величие души как раз и состоит в умении придерживаться середины, в том, чтобы оставаться в ней, а не выскакивать из нее.
379
Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо ни в чем не знать нужды.
356
380
Все правила достойного поведения давным-давно известны, остановка за малым — за умением ими пользоваться. Например:
Все знают, что во имя общего блага надо жертвовать жизнью, и, действительно, иные жертвуют; но во имя религии не жертвует никто.
Неравенство неизбежно, это очевидно, но стоит его признать — и вот уже распахнуты двери не только сильной власти, но и неистребимой тирании.
Людскому разуму надо дать хотя бы немного свободы, но это распахивает двери самой гнусной распущенности. «Что ж, ограничьте эту свободу». — «В природе не существует пределов: закон пытается их поставить, но разум не желает с ними мириться».
382
Когда все предметы равномерно движутся в одну сторону, кажется, будто они неподвижны, — например, когда находишься на корабле1. Когда все идут по пути безнравственности, никто этого не видит. И только если кто-нибудь, остановившись, уподобляется неподвижной точке, мы замечаем бег остальных.
383
Живущий в скверне кричит, что он-то и следует законам природы, а вот живущий в чистоте их нарушает: так, плывущему на корабле кажется, будто стоящие на берегу отступают назад. И правый, и неправый отстаивают свое убеждение одинаковыми словами. Для верного суждения нужна неподвижная точка отсчета. Стоящий в порту правильно судит о плывущих на корабле. Но где тот порт, откуда мы могли бы правильно судить о людской нравственности?
357
3841
Противоречие — плохой критерий наличия или отсутствия истины: противоречивы многие достоверные вещи, многие же из вещей ложных воспринимаются без всяких противоречий. Само по себе противоречие не является еще критерием ложности, а непротиворечивость — критерием истинности.
385
Пирронизм. — Все в этом мире отчасти истинно, отчасти ложно. Конечная истина не такова: она беспримесно и безусловно истинна. Всякая примесь пятнает истину и сводит ее на нет. В нашем мире ничто не бывает безусловно истинно и, значит, все ложно,— разумеется, в сравнении с конечной истиной. Мне возразят — убийство дурно, вот вам конечная истина. Да, ибо мы твердо знаем, что такое зло и безнравственность1. Но в чем заключается добродетель? В целомудрии? Нет, отвечу я, потому что вымер бы род человеческий. В брачном сожительстве? Нет, в воздержании больше добродетели. В том, чтобы не убивать? Нет, потому что нарушился бы всякий порядок и злодеи поубивали бы праведных. В том, чтобы убивать? Нет, убийство уничтожает живую тварь. Наша истина и наше добро только отчасти истина и добро, и они запятнаны злом и ложью.
387
[Вполне возможно предположить, что существуют истинные доказательства. Но это никак не обосновано. Тот же ход мысли — к вящей славе пирронизма — заставляет усомниться и в противоположном — что не существует ничего достоверного.]
358
388
Здравый смысл. — Они вынуждены говорить: «Вы поступаете не добросовестно, мы не спим1 и т.д.» Как люблю я видеть этот надменный разум приниженным и умоляющим2! Ибо не таков язык человека, у которого оспаривают его право и который защищает это право оружием и силой рук. Такой человек не забавляется разговорами о том, что поступают недобросовестно, а карает силой саму недобросовестность.
389
Екклезиаст с очевидностью показывает, что безбожник обречен на неведение1 и глубоко несчастен. Ибо суть несчастья в том, чтобы хотеть и не мочь. Меж тем всякий человек хочет счастья, хочет уверенности, что ему открыта хотя бы крупица истины; но безбожник ничего не знает, а жажда знания неистребима. Он даже сомневаться не может.
390
Боже! Как глупы эти речи! «Создал ли Бог мир, чтобы его осудить? Необходимо ли было создавать стольких людей до такой степени слабыми и т.д.?» Пирронизм — вот средство от этого зла. Лишь он способен утихомирить подобную суетность1.
391
Беседа. — Религия высокопарных слов: я отвергаю ее.
Беседа. — Пирронизм служит религии.
359
393
Сколь забавно видеть, что в мире существуют люди, которые, отвергнув все законы — и божественные, и естественные, — создают для себя другие, каковым добросовестно подчиняются. Таковы, например, солдаты Магомета, воры, еретики и т.д. Таковы и логики. А ведь кажется, что при виде стольких справедливых и святых вещей, через которые они переступили, их вольности не должно быть ни пределов, ни препятствий.
394
Любое исходное положение правильно — и у пирроников, и у стоиков, и у атеистов и т.д. Но выводы у всех ошибочны, потому что противоположное исходное положение тоже правильно.
396
Человек познает, что он такое, с помощью двух наставников: инстинкта и опыта1.
401
Слава. — Животные не восхищаются друг другом. Лошадь не приходит в восторг от другой лошади; конечно, они соревнуются на ристалище, но это не имеет значения: в стойле самый тихоходный, дрянной коняга никому не уступит своей порции овса, а будь он человек — пришлось бы. Животные не знают, что их достоинства должны быть вознаграждены.
402
Человек велик даже в своем своекорыстии, ибо это свойство научило его соблюдать образцовый порядок в делах и благотворительствовать по расписанию.
360
403
Величие. — Соотнеся причину и следствие, можно понять величие человека, обязанного извлечь из вожделения столь прекрасный порядок1.
407
Стоит злонамеренности перетянуть на свою сторону разум, как она преисполняется гордыни и выставляет союзника напоказ во всем его блеске. Точно так же она кичится, когда суровое самоограничение и подвижничество терпят неудачу и победу одерживает естество.
408
Зло дается всем без труда, и оно многолико1, тогда как добро, можно сказать, всегда одинаково. Но бывает разновидность зла почти столь же редкая, как то, что носит название добра, — вот почему этот особый вид зла нередко именуют добром. Более того, совершающий такое зло должен обладать не меньшим величием души, чем творящий добро.
410
Персей, царь Македонии. — Павел Эмилий, бросивший упрек Персею, почему тот не убил себя1.
420
Если человек восхваляет себя, я его уничижаю, если уничижает — восхваляю и противоречу ему до тех пор, пока он не уразумеет, какое он непостижимое чудовище.
361
Страница сгенерирована за 0.22 секунд !
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.