Без благодати человек полон врожденного и непоправимого заблуждения. Ничто не указывает ему истины: напротив, все вводит его в обман. Оба проводника истины, разум и чувства, помимо присущего обоим недостатка правдивости, еще злоупотребляют друг другом¹. Чувства обманывают рассудок ложными признаками. Разум тоже не остается в долгу²: душевные страсти помрачают чувства и сообщают им ложные впечатления. Таким образом, оба источника для познания истины только затемняют друг друга. Но, кроме того, все эти заблуждения, появляющиеся на свет случайно и без контроля со стороны рассудка, совместно с названными разнородными способностями...

³⁷⁴ Всего больше удивляет меня, что никто не дивится своей слабости. Люди действуют серьезно, каждый следует своему образу жизни не потому, что польза и обычай того требуют, но каждый как будто наверное знает, в чем заключается сущность и истина. То и дело приходится нам убеждаться в своих ошибках, но, по какому-то странному смирению, мы думаем, что это происходит от наших

недостатков, а не оттого, что мы всегда слишком уверены в безошибочности своих суждений. Но для славы скептицизма хорошо, что на свете столько подобных людей нескептиков: ибо этим доказывается способность человека к самым чудовищным мнениям, вследствие его наклонности думать, что он не только свободен от прирожденной и неизбежной слабости, но, напротив, от природы одарен мудростью. Ничто так не укрепляет позиций скептицизма, как наличие людей, которые не разделяют этих позиций. Стань все скептиками, и скептицизм окажется ложным¹.

III

82 Нас вводят в заблуждение не одни только прежние впечатления: ту же власть над нами имеют и прелести новизны. Отсюда происходят все пререкания между людьми: одни упрекают за то, что мы руководимся впечатлениями детства, другие — что мы слишком смело идем за новизной. Кто же держится золотой середины? Пусть он явится и укажет нам ее. Нет понятия, как бы оно естественно ни было, даже привычного с детства, которого не назвали бы ложным впечатлением — или науки, или чувств. Так как, говорят, вы с детства привыкли считать ящик пустым, потому что ничего в нем не видели, то и пришли к убеждению, что пустота возможна; это обман ваших чувств, укрепившийся в вас благодаря привычке, который необходимо исправить наукой. Другие же говорят: вам в школе говорили, что пустоты не существует, этим исказили ваш здравый смысл, который был прав до тех пор; теперь необходимо прибегнуть к вашему природному рассудку, чтобы исправить это ложное впечатление. Кто же обманывает? Чувства или наука?¹

В нас есть и другая причина заблуждений — болезни. Они повреждают и рассудок, и чувства. Если ощутителен вред от сильных болезней, то несомненно, что и малые недуги оказывают свою долю влияния на человека².

Наш личный интерес — вот еще чудесное орудие, которым мы с удовольствием выкалываем себе глаза. Самому правдивому человеку не позволяется быть судьей в своем деле. Я знаю таких, которые ради того, чтобы не впасть в подобного рода самолюбие, делали величайшие несправедливости в обратную сторону. Верное средство проиграть самое чистое дело — обратиться за помощью к близким родственникам. Справедливость и правда — два такие тонкие острия, что орудия наши слишком тупы и к ним не подходят. Касаясь острия, они завертывают его и попадают скорее на ложное, чем на истинное.

³⁶⁶ Ум величайшего в мире судьи не настолько самостоятелен, чтобы не смутиться первой суматохой, которая произойдет около него. Не нужно пушечного выстрела, чтобы нарушить течение его мыслей; для этого достаточно скрипа флюгера или блока. Не удивляйтесь, что он рассуждает плохо: муха жужжит над его ухом; этого довольно, чтобы сделать его неспособным к правильному решению. Если вы хотите дать ему возможность найти истину, прогоните животное, которое беспокоит его рассудок и смущает эту могучую мысль, правящую городами и царствами. Вот он, забавный божок! O ridicolosissimo eroe*!

¹⁰⁵ Как трудно предложить что-нибудь на осуждение другого, не повредив его суждения самим способом предложения! Если сказать: я нахожу, что это хорошо, или что

__________________

* О ты, забавнейшее заблуждение!

это неясно, или тому подобное, то мнение судьи или увлекается этим суждением, или, напротив, раздражается. Лучше ничего не высказывать; тогда он будет судить о предмете, как он есть, т.е. сообразно тому, каков он в то время, и согласно другим обстоятельствам, приданным предмету не по своей воле. Но если вы и не высказали никаких замечаний, то весьма возможно, что самое молчание ваше произведет свое действие, смотря по тому, как он отнесется к нему, как объяснит себе его, — и может быть также, что если он физиономист, то само выражение вашего лица или тон вашего голоса повлияют на его решение. Так трудно не сдвинуть суждения с его природного основания, или, скорее, как мало твердых, незыблемых суждений!

⁹⁷ Самое важное в жизни — выбор ремесла. Выбор этот зависит от случая. По обычаю становятся каменщиком, солдатом, кровельщиком. «Он хороший кровельщик», или «солдаты дураки», — говорят одни; другие выражаются, наоборот, так: великое дело — только война, остальные занятия — пустяки. Как с детства наслушаются похвал известным ремеслам и порицания всех других, так и выбирают; потому что всякий, естественно, ищет похвального занятия, а не смешного. Отзывы окружающих несомненно действуют на нас: мы ошибаемся только в применении их. Сила обычая так велика, что из тех, кого природа создала просто людьми, вырабатываются представители всевозможных специальностей; целые области дают только каменщиков, другие только солдат и т.д. Конечно, природа не так однообразна, но и она подчиняется обычаю. Иногда берет верх и природа, удерживая человека в его прирожденных наклонностях, несмотря на обычай, хороший ли, дурной ли.

VII

¹⁷² Мы никогда не ограничиваемся настоящим. Желаем, чтобы поскорее наступило будущее, сожалеем, что оно как будто медленно подвигается к нам; или вспоминаем прошедшее, хотим удержать его, а оно быстро от нас убегает. Мы так неразумны, что блуждаем во временах, нам не принадлежащих, не думая о том, которое дано нам. Мы суетно пребываем мыслью во временах, которых уже нет более, и без размышления упускаем настоящее. Оно-то именно всегда и не нравится нам. Мы стараемся не видеть его, когда оно приносит нам горе; если же оно доставляет нам удовольствие, мы с сожалением смотрим, как оно бежит от нас. Стараемся поддержать его будущим и думаем располагать вещами, не нам принадлежащими, и во времени, до которого, кто знает, доживем ли.

Пусть всякий исследует свою мысль; окажется, что она всегда занята или прошедшим, или будущим. О настоящем мы почти не думаем, а если и думаем, то только ради того, чтобы из него научиться располагать будущим. Настоящее никогда не составляет нашей цели: прошедшее и настоящее—наши средства, а цель — одно будущее¹. Таким образом, мы никогда не живем, но надеемся жить: а так как всегда рассчитываем на счастье, то, несомненно, никогда его не достигаем (если стремимся только к такому, которое может быть уделом этой жизни).

VIII

¹⁹⁵ Наше воображение так расширяет перед нами конечное время здешней жизни, вследствие постоянного размышления о нем, и так уменьшает вечность, благодаря недостаточному размышлению о ней, что из вечности делаем ничто, а из ничего вечность. И все это так глубоко укоренилось в нас, что никакая сила рассудка не может защитить нас от этого.

¹⁷⁶ Кромвель готов был потрясти весь христианский мир¹: семейство короля погибло, его же, казалось, навсегда приобрело могущество, но мелкая песчинка попала в его мочевой пузырь²— и что же? Когда сам Рим начал трепетать перед ним, эта мелкая песчинка умертвила его³, низвела в прежнее состояние его семейство, водворила мир и восстановила короля на престоле⁴.

⁹⁹ Существует всеобщее и существенное различие между действиями воли и действиями всех иных способностей души. Воля — один из главных органов верования: она не образует верования, но дает оценку вещам, которые можно считать или истинными, или ложными, смотря по тому, как смотреть на них. Воля, отдающая преимущество одному перед другим, отвращает разум от исследования свойств вещи, ей не угодной, а потому ум, идущий в шаг с волей, останавливает свое внимание на том, что укажет воля, и судит по тому, что видит.

⁸⁴ Воображение увеличивает мелкие предметы до того, что они всецело наполняют нашу душу, и, по безрассудной дерзости, уменьшает великие предметы до своих собственных размеров, говоря, например, о Боге¹.

XII

⁴³⁶ Все занятия людей клонятся к приобретению имущества, но люди не сумели бы доказать, что владеют им по всей справедливости. Право их основывается только на фантазии законодателей, и сама прочность владения весьма сомнительна. То же и по отношению к знаниям: болезнь отнимает их у нас.

XIII

³⁸⁶ Если бы нам каждую ночь снилось одно и то же, то это производило бы на нас такое же впечатление, как если бы мы видели эти предметы в действительности. Если бы ремесленник наверняка рассчитывал каждую ночь в продолжение двенадцати часов видеть себя королем, то, полагаю, он был бы почти так же счастлив, как король, которому всякую ночь в течение двенадцати часов снилось бы, что он ремесленник. Если бы каждую ночь нам снилось, что нас преследуют враги, если бы, тревожимые этими тягостными призраками, мы проводили все дни в разнообразных занятиях, как бывает при путешествии, то мы страдали бы от этого почти так же, как если бы это было наяву, и нам стало бы страшно засыпать, как страшно бывает проснуться, когда нас действительно ожидают подобные неприятности. И в самом деле, эти грезы были бы едва ли не тягостнее, чем сама действительность. Но так как сны разнообразны и изменчивы, то и впечатления от них гораздо меньше, чем от видимого наяву, ибо последнее, хотя и с переменами, но повторяется чаще и постояннее. Притом перемены эти не так неожиданны и, главным образом, бывают только при путешествиях. Поэтому тогда говорят: мне кажется, что я грежу; ибо сама жизнь тот же сон, только менее непостоянный¹.

XIV

³⁹² Против пирронизма. — ...Стало быть, это весьма странно, когда мы высказываемся о вещах с полной уверенностью, между тем как не обладаем способностью создавать понятия, не затемняя сущности вещей. Мы предполагаем, что все люди одинаково воспринимают впечатления внешних предметов, но предположение это делаем наугад, ибо никаких доказательств на то не имеем. Я понимаю, что

одинаковые слова употребляются в тождественных случаях, и всякий раз, когда двое видят, что тело или предмет переменяет свое место, оба выражают впечатление от одного и того же предмета одними и теми же словами, говоря, тот и другой, что он движется. И из этой тождественности определений выводят сильное доказательство тождественности идей. Но последняя вряд ли доказывается этим окончательно, хотя и многое можно сказать в защиту такого вывода. Мы знаем, что одни и те же последствия нередко выводят из различных предположений¹. Этого достаточно, чтобы внести путаницу в некоторые вопросы, но явно мало для абсолютного помрачения нашей естественной уверенности в реальном существовании вещей, а потому академики² здесь в проигрыше. Однако та же констатация явно лишает блеска и замутняет аргументы догматиков к вящей славе основополагающего постулата пирронизма, состоящего в признании двусмысленной двусмысленности и некоей сомнительной затемненности любого высказывания... Последняя мешает нашим сомнениям уничтожить всякую ясность и одновременно не дает естественному свету нашего разума истребить темноту непознанного³.

⁹¹ Spongia solis¹. — Видя действие, повторяющееся постоянно при одних и тех же данных, мы выводим из этого понятие естественной необходимости, как ожидаем, что завтра будет день и т.д.; но часто природа нас обманывает и не подчиняется своим собственным законам.

XVI

³²⁷ Люди в повседневной жизни рассуждают правильно о самых различных вещах, поскольку пребывают в состоянии естественного неведения, которое суть наше подлинное состояние¹. Науки же имеют две соприкаса

ющиеся между собой крайности: первая — то полное естественное неведение, в котором находятся все люди при рождении; другой крайности достигают великие души, которые, пройдя все доступное людям знание, убеждаются, что они ничего не знают, и, таким образом, приходят к тому же неведению, с которого начали. Но это неведение ученое, сознательное. Вышедшие из естественного неведения и не достигнувшие неведения сознательного принимают некоторый оттенок самодовольного знания и разыгрывают из себя знатоков. Они смущают мир и обо всем судят хуже прочих. Направляют мир, по обыкновению, народ да мудрецы, остальные презирают свет или презираемы им.

Страница сгенерирована за 0.2 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com