Садов А. И. Новое исследование об отношении философа Сенеки к христианству

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Христианское чтение. 1887. № 9-10. Спб.

А. И. Садов

Новое исследование об отношении философа Сенеки к христианству.

(Библиографическая заметка).

В длинном ряде исследований о Сенеке можно проследить два значительно расходящихся взгляда на отношение, в каком находился этот римский философ к христианству. По одному мнению, задатки которого находятся, быть может, уже в творениях бл. Иеронима и Августина, и которое, по замечанию некоторых исследователей, было выражаемо представителями западной церкви на западных соборах (при чем, однако canon XIV conc. Turon. II от 567 г. не может иметь значения доказательства), Сенека знал христианское учение и отчасти находился под его влиянием; по другому мнению, представителем которого в среде древних церковных писателей можно считать Лактанция, Сенека был язычник, не ведавший истинной веры, хотя в своих воззрениях и приближавшийся к христианскому учению. Неодинаковость суждений о римском философе, наблюдаемая у древних писателей, замечается и у позднейших авторов, с той лишь особенностью, что в новое время представители первого из указанных взглядов, сделав некоторые уступки противоположному мнению, несколько приблизились к его прежним сторонникам. Но разность суждений о Сенеке не исчезла (сравн. Berl. phil. Wochenschr. 1887, № 7, col. 194), и это совершенно понятно, если принять в соображение ту довольно зыбкую почву, на которой исследователям поневоле приходится строить свои догадки о мировоззрении римского философа и влияниях, под которыми

457

— 458 —

слагалось это мировоззрение. Подтверждением сказанного может отчасти служить и новое немецкое сочинение, вышедшее в Берлине вод заглавием: L. Annalus Seneca und seine Beziehungen zum Urchristenthum. Von Johannes Kreyher. Berlin. 1887. Сочинение это составляет, впрочем, довольно значительный вклад в литературу о Сенеке, как это видно из обзора его содержания и приемов автора.

Немецкий исследователь, после краткого предисловия к своему труду и после указания литературы предмета (при чем, однако им упущено из виду не мало книг и статей, относящихся к его теме и указанных, между прочим, в Bibl. scr. class, von Engelmann-Preuss, а также сочинение С. Martha, Les moralistes sous l’empire romain, 2-me edit. 1866, соответствующие места в известных трудах Целлера, Фридлендера и др.), сообщает прежде всего сведения о жизни Сенеки. При изложении биографических данных он иногда отступает от обычных взглядов, хотя при этом впадает в некоторое противоречие с самим собой (сравн. напр. стр. 15 и 20—21 его книги). Но, в целом взятый, его биографический очерк дает определенное и, кажется, верное представление о характере Сенеки. Автор не пытается во что бы то ни стало оправдать симпатичного ему философа (стр. 35), и если в чем несколько погрешает, то разве в том, что свидетельства древних авторов против Сенеки нередко опровергает лишь словами философа, упуская из виду возможность несоответствия слов писателя, хотя бы и стоического, с его делами и известное свидетельство Сенеки о себе в соч. de vita beata. Автор изображает Сенеку вообще почтенным в нравственном отношении человеком, хотя и не чуждым той гибкости придворного, которая, по мнению самого философа, есть непременное свойство людей с его положением в обществе (стр. 30, срав. 36). В изложении автора Сенека является моралистом, но с эластичной подчас моралью (срав. 27). Это вообще достойный уважения человек, но не герой с точки зрения строгой нравственности. Судя о Сенеке по-человечески (срав. 36), автор справедливо считает «дешевою» критику характера Сенеки со

— 459 —

стороны лиц, которые живут не при Неронах (стр. 42). Вообще взгляд на нравственность Сенеки, принятый немецким ученым, может быть признан вероятнейшим (срав. стр. 1 и след.).

Установив общую точку зрения на характер римского философа, не лишенную значения и при дальнейшем изложении автора, он переходит к ближайшей задаче своего исследования и прежде всего ставит вопрос об исторических фактах, которые могли бы характеризовать отношение Сенеки к иудейству и христианству. Признав некоторое знакомство его с иудейством (47—49), автор останавливается на том удивительном обстоятельстве, что Сенека ни в одном из своих сочинений не упоминает о христианстве, между прочим, даже в соч. de superstitione, где—казалось бы—как нельзя более уместно было упомянуть о христианстве, считавшемся тогда, как видно из отзыва Светония, также суеверием. «Что он совсем не знал христианства или не обращал на него внимания, это весьма невероятно. Уже те волнения, которые при Клавдии повели к изгнанию иудеев, имели свою причину в страстных спорах относительно явившегося Мессии, и чтители Его должны были быть многочисленны, потому что, в противном случае, они не могли бы возбудить внимания столицы. Послание Павла к римлянам предполагает существование в Риме значительной христианской общины, и при Нероновом гонении оказалось, что христиан было там великое множество. Каким образом императорский министр мог ничего о том не ведать» (стр. 50)? От предположений обращаясь к фактам, автор указывает на дело Помпонии Грецины, замечая, что этот процесс, при тогдашних обстоятельствах, не мог иметь благоприятного исхода без содействия Сенеки, который стоял в ту пору на высоте своего могущества,—и на процесс Суиллия (50—51). Впрочем, делаемые автором выводы из этих фактов по силе не многим, кажется, отличаются от предположений. Несколько убедительнее ссылка на одно из писем философа, в котором последний говорит о недавней мужественной смерти одного своего раба и одной своей рабыни и из которого выводится заключение, что эти рабы были христиане и

— 460 —

что их мученическая кончина сильно поразила философа, бывшего вообще противником кровавых гонений христиан (53—56). Должно, однако, заметить, что автор и не предполагает в Сенеке особенной близости к христианству. Он думает, что у Сенеки вряд ли было что-нибудь большее некоторых симпатий и благосклонного отношения к новому учению (стр. 58, срав. 104—105).

Влияние христианства на Сенеку, усматриваемое немецким исследователем в некоторых обстоятельствах жизни римского философа, обнаруживается, по его мнению, и в сочинениях Сенеки. Упомянув о взгляде Хр. Шмидта, по которому некоторые мысли Сенеки родственны с христианскими идеями, и о взгляде Хр. Ф. Баура, допускавшего, что Сенека более чем кто-либо из древних философов приближался к христианству, но видевшего в этом результат не влияния христианства, а развития язычества (стр. 61), автор приводит замечательнейшие места из сочинений Сенеки, несомненно доказывающие, по его мнению, влияние христианского учения на философа. Он указывает на его определение Бога, как духа, первопричину, отца всего, говоря при этом о монотеизме в учении Сенеки (61—62), указывает на допускаемое Сенекой бытие высших существ, отличных от Бога и произведенных Им в качестве «слуг его царства», приравнивая их к ангелам (62—63), приводит учение Сенеки о творении мира, провидении, о мироправлении (63—64), ссылается на суждения философа о порче человеческой природы, на его предписания о гуманности, в частности относительно рабов, на его отвращение к гладиаторским играм, на его веру в бессмертие (65—66). Приводимые автором мысли Сенеки не все составляют особенность этого философа сравнительно с другими языческими писателями и потому, в отдельности взятые, не всегда служат к подкреплению основной мысли автора; но, взятые в совокупности, могут оставить в читателе впечатление довольно веского доказательства того положения, что римский мыслитель действительно в своих взглядах сходился с новозаветным учением и даже был с ним несколько знаком. Это знакомство, по мне-

— 461 —

нию немецкого ученого, предполагают и те места в сочинениях Сенеки, которые «с некоторым правом могут быть отнесены к лицу Спасителя», именно—изображение «совершенного мудреца» и «великого», а равно упоминания об ударах по ланитам, о крестной смерти и воскресении мудреца (67—71). Эти места, при всей их темноте и при несходстве некоторых из них с евангельским изображением Богочеловека, с первого взгляда действительно обращают внимание. Обращают внимание и те, довольно значительные по количеству, места в сочинениях Сенеки, которые (по не совсем точному мнению автора, упустившего из виду подходящие выражения у более древних римских писателей и не принявшего в расчет замечаний критики относительно необходимости брать такие места в контексте) «более или менее ясно напоминают библейские выражения», особенно новозаветные (71—96), а равно и многочисленные Выражения философа, которые, на взгляд автора (также слишком решительный), «принадлежат специфически библейской или в частности христианской терминологии» (96—97).

Но из приведенных и им подобных фактических данных делаются и совершенно противоположные выводы. Бруно Бауэр в своем соч. «Христос и Цезари» также допускал связь между христианским учением и воззрениями Сенеки, но представлял ее в обратном виде, полагая, что евангелисты и особенно ап. Павел знали Сенеку и подражали ему, а не наоборот. Подобный же взгляд был высказан французским критиком Буилле. В таком мнении автор справедливо видит не более, как сиriosum. «Помимо того, говорит он, что библейское богословие есть органическое и последовательное целое, где идеи, о которых идет спор, суть необходимые члены, которые не могут быть взяты отъинуду,—помимо того, что восточные новозаветные писатели не были учеными людьми, которые имели бы охоту и были бы в состоянии украшать свои произведения заимствованиями из классиков, да притом еще латинских,—следовало бы (с указанной точки зрения) находить наших философов также в Ветхом Завете и тем приводить в изумление даже прогрессивнейшую

462 —

критику» (стр. 98). Не соглашается автор и с английским историком Декки, который говорил: «возможно, что до слуха Сенеки дошли некоторые обрывки христианских речей; но утверждать, что его нравственная система в какой-либо степени составлена по образцу и под влиянием христианства, значит быть слепым по отношению к специфическим признакам христианства и стоицизма» (99). Если, отвечает на это немецкий исследователь, подметивший логическую погрешность Лекки, если Сенека действительно пользуется христианскими выражениями и мыслями, то этим уже признается «некоторая степень» влияния христианства на него. Полагать, что это влияние было лишь непрямое, при чем Сенека пользовался означенными выражениями, ничего не. зная об их источнике, невозможно потому, что христианское словоупотребление еще не могло проникнуть из пределов христианской общины в более обширные общественные кружки. Названный историк утверждал, будто Сенека, не заботясь о будущей жизни и глубоко проникнутый идеей величия, человека, старался освободить своих учеников от всякого страха пред Богом и приравнивал мудреца к богам. На самом же деле, мировоззрение Сенеки именно проникнуто мыслью о том, что человек есть лишь пришлец на земле. Человеку ставится на вид величие, его Судии, его зависимость от Бога, обязанность жить как бы пред лицом Божиим. Он есть вместе и бедный грешник, и чадо Божие. Ему внушается не страшиться Бога в том же смысле, как и в Новом Завете (99—100). Автор подробно опровергает и взгляд Хр. Ф. Баура, который допускал поразительное сходство воззрений Сенеки с христианской догматикой и моралью, но причину этого явления видел в естественном прогрессе языческой мысли. Заметив, что приведенный взгляд находится в связи с воззрением на христианство, как на результат всего предшествовавшего развития человечества, и что эта Гегелева точка зрения вряд ли теперь разделяется многими, так как «реализм нынешнего времени питает такое же нерасположение к априористическим построениям в области истории, как и в области естествоведения» (стр. 101), автор рассматривает основания, на ко-

— 463 —

торых опирается взгляд Баура. Он оспаривает признаваемую Бауром невероятность того, чтобы христианское учение обратило какое-нибудь внимание в кружках высшей римской аристократии, основываясь частью на некоторых, не лишенных доли вероятности, соображениях, частью на фактических данных (102 стр.), затем разбирает аргументацию Баура, основанную на анализе учения Сенеки. Эта аргументация, на его взгляд, явно недостаточна. Автор допускает, что античный образ мыслей и у Сенеки еще господствует и что поэтому влияние на него христианства могло быть только поверхностным, но полагает, что этим совсем не опровергается заключение о знакомстве Сенеки с христианством, о симпатиях к последнему и о заимствованиях у него некоторых нравственных правил. В частности, он рассматривает вопросы о пантеизме Сенеки (при чем, однако уделяет, кажется, мало внимания этому важному предмету), о значении откровения для Сенеки—стоика, об его взгляде на добродетель и грех, об его проповеди самоубийства. При этом хотя и сжато, но иногда довольно правдоподобнос своей точки зрения объясняет сомнительные и соблазнительные выражения в учении философа (напр. о мужественном перенесении скорбей, как таком пункте, в котором мудрец может превзойти Бога, и о дозволительности самоубийства при известных условиях), удачно ссылаясь при случае на аналогичные явления в духовной жизни древ них и нынешних христиан (104—112). Засим пересматривает очень существенный для его задачи вопрос о хронологии литературных произведений философа, при чем иногда отступает от обычных мнений относительно времени составления Сенекою тех или других сочинений (112—123), и разбирает вопрос том, к какой поре можно отнести прибытие в Рим ап. Павла и начало личных сношений его с философом (124 след.). В результате хронологического исследования получается у автора тот вывод, что только пять сочинений Сенеки (consolatio ad Polybium, consolatio ad Helviam, ludus de morte Claudii, de ira, de clementia ad Neronem) написаны раньше предполагаемых личных сношений его с ап. Павлом, что заключающиеся здесь немногие

— 464 —

следы знакомства Сенеки с ветхозаветным и новозаветным учением могут быть объяснены знакомством его с иудейством во время пребывания в Египте и влиянием рабов из христиан, наконец—что в позднейших сочинениях Сенеки число христианских мыслей постепенно больше и больше увеличивается, и именно вследствие влияния на него ап. Павла (128—130, срав. 159).

Проводимую автором мысль, по его мнению, подтверждают и христианские источники, именно Евангелие от Луки, Деяния Апостольские и Послания ап. Павла. Он усматривает следы влияния. Сенеки, в довольно благоприятном для апостола образе действий проконсула Галлиона, брата философа, во время первого пребывания ап. Павла в Коринфе, и путем соображений, основанных на словах ев. Луки, приходит к заключению, что в числе римлян, слушавших проповедь ап. Павла в столице, был и Сенека (131—135). Анализируя послание ап. Павла к Филиппийцам, он полагает, что сравнительно благотворное положение апостола в узах зависело от участия, которое принимали в нем влиятельные лица, в том числе Сенека, и что только опасение пред иудеями, приобревшими силу при дворе Нерона, мешало друзьям апостола, в собственных интересах последнего, добиваться его скорого освобождения (135—139). Указание (хотя не совсем ясное, по очень понятной причине) на Сенеку видит автор также в словах апостола, во втором послании к Фессалоникийцам, об «удерживающем» беззаконника (т. е. Нерона, по толкованию автора), и во 2 Тим. IV, 16. Сенеку видит он и в Феофиле, для которого ев. Лука написал свое благовествование (139—158).

О благоприятном отношении Сенеки к христианству и об его близком знакомстве с ап. Павлом свидетельствует далее, по мнению немецкого исследователя, памятник De passione Petri et Pauli (стр. 160 след.) и удостоверенный Иеронимом, отчасти же и Августином, факт существовавшей некогда переписки между Сенекой и ап. Павлом (170 след.), давно, впрочем, утраченной и не тождественной с теперь известным апокрифическим сборником писем между названными мужами (173 след.).

— 465 —

Таким образом новый немецкий исследователь вопроса об отношении Сенеки к христианству примыкает к группе тех ученых, которые вообще признают несомненным влияние христианства на склад воззрений и образ действий римского философа. Убежденный в правильности такого взгляда, автор провел его в своем сочинении весьма последовательно, при чем обнаружил значительное искусство в комбинации исторических и литературных данных и истолковании их с своей точки зрения; Имевшиеся в его распоряжении данные и основанные на них соображениями выводы изложены им весьма живо, языком простым и по местам даже увлекательным,—качества, тем более ценные, что они не часто встречаются в немецких сочинениях. Эти хорошие стороны книги были бы еще заметнее, если бы автор не был скуп на подстрочные примечания, в которых указывалась бы литература трактуемого предмета, и поправил бы некоторые погрешности в цитатах (напр. на стр. 50 Тас. Ann. XIV. 44 вместо XV, 44, где содержится классическое свидетельство римского историка о христианах).

При всех указанных достоинствах новое сочинение о Сенеке едва ли может оставить в читателе то впечатление, на которое видимо рассчитывал автор. Если даже, читая его книгу, не принимать в расчет всего, что говорится о Сенеке исследователями противоположного направления, и судить о разбираемом вопросе лишь на основании тех данных и соображений, которые излагаются в рассматриваемой книге, то и тогда представится несколько сомнительным окончательный вывод автора, при всех его оговорках, тем более, что в аргументации немецкого исследования по местам довольно ясно проглядывает рационализм. Если же к чтению его книги, приступить после предварительной справки с аргументацией сторонников взгляда на Сенеку, как на чистого язычника, и если к этой аргументации отнестись с возможно полным беспристрастием, то приведенный взгляд нового немецкого исследователя представится еще более проблематичным, тем более, что автор должным образом не позаботился ослабить силу доказательств своих противников. Конечно,

— 466 —

и взгляд на Сенеку, как на язычника, который своими воззрениями только приготовлял мир к восприятию возвышенного христианского учения, в наличной литературе не обставлен достаточно твердыми доказательствами, которые имели бы полную силу убедительности и исключали бы решительно всякие сомнения; но этот последний взгляд имеет все-таки не меньше данных за себя, чем и взгляд, разделяемый новым немецким исследователем, в чем убеждают даже известные сочинения Буасье и Марта, посвященные изложению римской религии и нравственности в период империи. Отстаивая свое мнение, немецкий ученый, по-видимому, совершенно упускает иногда из виду то обстоятельство, что многие из приводимых им доказательств были высказаны раньше его и встретили серьезную критику и в отдельных сочинениях, посвященных Сенеке (напр. в Etude critique sur les rapports supposés entre Sénèque et Saint Paul, par Aubertin, 1857), и в журнальных статьях (напр. в Heidelberger Jahrbücher der Literatur, 1854). He коснувшись всех возражений, направленных против разделяемого им взгляда, автор чрез это значительно ослабил свою собственную аргументацию, или— вернее—аргументацию прежних защитников этого взгляда (особенно Флери, как кажется), дополненную им своими наблюдениями и соображениями.

Из приведенных данных позволительно сделать следующий общий вывод: давний вопрос об отношении философа Сенеки к христианству еще ждет своего разрешения.

А. Садов.