Григорий Нисский, свт. К Авлавию, о том, что не три Бога

11. К АВЛАВИЮ

О ТОМ, ЧТО НЕ «ТРИ БОГА».

Хотя от вас, во всей силе цветущих по внутреннему человеку, справедливость требует, бороться с противниками истины и не ослабевать в трудах, чтобы нам отцам можно было порадоваться на доблестно проливаемый пот чад; так как сего требует закон природы; однако же, поскольку, извратив порядок, к нам отсылаешь приражения *) стрел, какими противники мечут в истину, и приказываешь нам старикам щитом веры угашать горящие угли дроковые (Псал. 119, 4) и изощренные лжеименным ведением стрелы; то принимаем приказание, делаясь для тебя образцом благопокорности, чтобы и ты сам, в случае подобных приказаний, воздал нам тем же, как скоро и тебя, мужественный Христов воин Авлавий, возставим на подобные подвиги. Вопрос же этот, кото-

*) приразить что, или чем к чему, разить, сильно ударять, бить; приражать или -ся к чему, во что, ударяться, разить стремясь, поражать стремленьем своим. Теченье, приражая или приражаясь к крутому берегу, подмывает его, намывая противный. Мяч приразился к стене, и отскочил. Прираженье [ср. род] действ. или сост. по глаг. Закон прираженья теченья в реках, основанный на обороте земли, открыт нашим академиком Бером. Прираженье вражеское, искушенья, обольщения. (Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля) (ред.)

111

рый предложил ты нам, немаловажен и не таков, чтобы мог принести малый только вред, если останется без надлежащего исследования. Ибо, по требованию главного положения, непременно необходимо, в ближайшем к разумению смысле, согласиться на одну из противоположностей, или утверждать, что Богов три (что непозволительно), или Сыну и Святому Духу не приписывать Божества (что нечестиво и нелепо). Утверждаемое же тобою таково: Петр, Иаков, Иоанн, как человечество их одно, называются тремя человеками, и нет ничего нелепого соединенных по естеству, если их много, по именованию естества называть во множественном числе. Поэтому, если там допускает это обычай, и никто не запрещает двоих называть двоими, а если больше двоих, то и троими; почему в таинственных догматах, исповедуя три ипостаси, и не примечая в них никакой разности по естеству, некоторым образом противоречим исповеданию, утверждая, что Божество Отца и Сына и Святого Духа одно, запрещая же называть их тремя Богами? Поэтому , как сказал я прежде, вопрос весьма затруднителен. И для нас всего лучше будет найти что либо такое, на что могла бы опереться колеблющаяся наша мысль, не приводимая уже более в сомнение и недоумение обоюдною нелепо-

112

стью. Но если ответ наш окажется слабейшим предложенной задачи, то предание, которое прияли от отцов, навсегда сохраним твердым и неподвижным, защитительного же слова вере поищем у Господа, и если найдем у кого либо из имеющих благодать, то возблагодарим Подателя благодати. А если не найдем, тем не менее веру в признаваемое нами будем иметь непреложною.

Итак, почему у нас в обычае оказывающихся принадлежащими к одному и тому же естеству, перечисляя по одиночке, называть во множественном числе: столько-то человек, а не говорить, что все они — один человек; догматическое же учение о Божием естестве отвергает множество Богов, перечисляя ипостаси, но, не принимая множественного значения? Людям простым может показаться сказавшим на это нечто дельное, кто даст в ответ, что, прежде всего, придет ему на мысль, а именно: христианское учение, избегая сходства с эллинским многобожием, остереглось считать Богов во множестве, чтобы не признано было как либо и общности в догматах, если и у нас Божество числено будет не единично, но множественно, подобно принятому в обычай у эллинов. И это, будучи сказано людям не хитростным, покажется, может быть, имеющим некоторое значение; для других же, которые в след-

113

ствие вопроса стараются утвердиться в ином: или не исповедовать Божественности в трех лицах, или имеющих общение в той же Божественности непременно именовать тремя, — данный ответ еще не таков, чтобы служить решением вопроса.

Поэтому  необходимо отвечать обстоятельнее, как прилично отыскивающим следы истины; потому что речь идет не о маловажном. Поэтому утверждаем во-первых, что есть некое неправильное словоупотребление в этом обычае, неразделяемых по естеству называть в множественном числе одним и тем же именем естества и говорить: многие люди, чему подобно будет, если сказать: многие естества человеческие; а что это действительно так, явно для нас будет из следующего. Когда кличем кого, именуем его не по естеству, чтобы общность имени не произвела какой ошибки, если каждый слышащий подумает, что кличут его, потому что зов делается не собственным названием, но общим именем естества; напротив того, произнося собственное имя, принадлежащее вызываемому, разумею то слово, которым означается этот именно человек, таким образом отличаем его от многих, так что, хотя много имеющих это естество, положу например учеников, Апостолов, мучеников, но этот человек из всех один; потому что, как

114

сказано, человек есть название не в отдельности каждого, но общего естества; ибо и Лука и Стефан — человек, но если кто человек, то он не есть уже непременно и Лука и Стефан. Напротив того понятие ипостасей, по усматриваемым в каждой особенностям, допускает разделение, и по сложении представляется числом; но естество одно, сама с собою соединенная и в точности неделимая единица, не увеличиваемая приложением, неумолимая отъятием; но, как есть одна, так, хотя и во множестве является, сущая нераздельною, не раздробляемою, всецелою, не уделяемою причастникам ее по особой части каждому. И как словами: народ, толпа, войско, собрание, все называется в единственном числе, хотя в каждом из именований подразумевается множество; так и человеком в точнейшем понятии может быть назван собственно один, хотя оказывающихся принадлежащими к тому же естеству много, так что гораздо лучше будет исправить этот погрешительный у нас обычай, и имя естества не распростирать на множество, или же, поработившись оному, происходящей оттого погрешности не переносить и на Божественный догмат. Но поскольку исправление обычая неудобоисполнимо (ибо как убедится кто оказывающихся принадлежащими к тому же естеству не называть мно-

115

гими человеками? потому что обычай во всем с трудом изменяем); то в рассуждении естества дольнего несколько погрешим, не противясь господствующему обычаю, так как здесь никакого нет вреда от погрешительного употребления имен. Но не так безопасно различное употребление имен в Божественном догмате, потому что здесь и маловажное уже не маловажно.

Итак единого Бога исповедовать нам должно, по свидетельству Писания: слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть (Втор. 6, 4), хотя именование Божества простирается на Святую Троицу. Говорю же это на основании преданного нам о человеческом естестве; из чего узнали мы, что название естества не должно расширять отличительным свойством множественности. Но точнее исследовать нам должно самое имя Божества, чтобы заключающимся в слове значением оказано было некоторое содействие к уяснению предложенного вопроса. Многим кажется, что слово: Божество употребляется собственно об естестве, и как или небо, или солнце, или какая либо другая из стихий мира обозначается особенными именами, отличающими именуемое; так, говорят, и в рассуждении высочайшего и божественного естества; слово: Божество, как некое в собственном смысле прилагаемое

116

имя, естественно приличествует означаемому. Но мы, следуя внушениям Писания, узнали, что естество Божие не именуемо и неизреченно, и утверждаем, что всякое имя, познано ли оно по человеческой сущности, или предано писанием, есть истолкование чего либо разумеваемого о Божием естестве, но не заключает в себе значения самого естества. И для доказательства, что это действительно так, нет кому либо нужды в большом труде. Ибо все прочие имена, придаваемые твари, и без какого либо словопроизводства может иный найти случайно приспособленными к предметам; потому что любим, как ни есть, обозначать вещи их именем, чтобы знание означаемого сделалось у нас не слитным. Все же имена, которые служат руководством к постижению Божества, таковы, что каждое имеет собственный определенно заключающийся в нем смысл, и между боголепнейшими именами не найдешь ни одного слова без какого либо понятия. Почему и доказывается сим, что каким бы то ни было именем, не означается самое Божественное естество, а напротив того сим сказуемым показывается нечто из относящегося к естеству. Ибо говорим, если так случится, что Божество нетленно, или могущественно, или что иное, как обычно нам говорят, но каждому имени приискива-

117

ем особое значение, какое прилично представить в уме и высказать о Божием естестве, и которым не то означается, что есть в сущности естество. Ибо не тленно то, что имеет бытие; а понятие нетления то, что существующее не подвергается тлению. Поэтому, называя нетленным, утверждаем, что естество не терпит тления; что же такое не претерпевающее тления, сего мы не представляем.

Так, если назовем Божество животворящим, то, означив сим названием, что творит, словом сим не доставляем познания о самом Творящем. И по тому же закону из заключающегося в боголепных именах значения находим и все прочее, что или возбраняет познавать о божественном естестве то, чего не должно, или научает тому, что должно знать, но не заключает в себе истолкования самого естества. Итак, поскольку, примечая разнообразные деятельности превысшей Силы, от каждой из известных нам деятельностей применяем Ей приличные названия; то одну и именно ту деятельность, которая есть надзирающие и наблюдающая, и, как скажет иный, зрительная (θεατικὴ), и которою Бог над всем наблюдает и имеет надзор, усматривая помышления и проникая созерцательною силою даже в невидимое, положили мы от зрения (ἐκ τῆς θέας)

118

наименовать Божеством (τὴν Θεότητα), и Зрителя нашего, и по обычаю и поучению Писаний, называть Богом. Если же кто соглашается, что одно и тоже значит быть зрителем и видеть, и надзирающему над всем Богу быть и именоваться надзирателем вселенной; то пусть рассудит о сей деятельности, одному ли из Лиц исповедуемых во Святой Троице принадлежит, или на все три Лица простирается эта сила. Ибо если истинно это истолкование слова: Божество, и видимое зримо и зрящее называется Богом, — то нет уже основания, которое либо из Лиц Троицы лишать такого наименования, по значению заключающемуся в слове. Ибо Писание свидетельствует, что видеть равно принадлежит и Отцу и Сыну и Святому Духу. Боже, защитник наш! Приникни и призри (Псал. 83, 10), говорит Давид; а из сего узнаем, что понятие о Боге, поскольку умопредставляется Он нами, заимствовано от особенной зрительной деятельности, по сказанному: призри Боже. Да и Иисус видит помышления осуждающих, и потому самовластно прощает грехи людям: ибо сказано: Иисус же, видя помышления их (Мф. 9, 4). И о Духе говорит Петр Анании: для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому (Деян. 5, 3), показывая, что нелживым свидетелем и наблюдателем того, на что в тайне отважился

119

Анания, был Дух Святой, от Которого и Петру было откровение утаённого; ибо Анания сделал вором самого себя, утаеваясь, как думал, от всех и скрывая грех; Дух же Святой вместе был и в Петре, и прозревал в мысль Анании, влекущую его к корысти, и от Себя дает Петру силу видеть сокрытое; а сего, очевидно, не соделал бы, если бы не был зрителем тайного.

Но скажет кто-нибудь, что приводимое в слове доказательство нейдет к вопросу. Ибо если допустить, что название: Божество есть общее естеству, то сим еще не доказано, что не должно говорить: Боги, а напротив того это то скорее и понуждает говорить: Боги; ибо находим, что, по людскому обычаю, упоминаются, не в единственном числе, многими, не только имеющие одно и тоже общее естество, но и принадлежащие к одному и тому же сословию по занятиям; почему говорим о многих риторах, геометрах, земледельцах, сапожниках, также и о занимающихся всем иным. И если бы слово: Божество было именованием естества, то больше было бы уместным, на указанном выше основании три ипостаси включить в единое и называть единым Богом, по несекомости и неразделимости естества. Поскольку же сказанным доказывалось, что имя: Божество означает не естество, а деятельность; то

120

смысл речи обращается как то в противное доказываемому, а именно, что тем паче должно называть трех Богов, умопредставляемых в одной и той же деятельности; как говорится: три философа, или ритора, или, ежели есть другое какое имя, взятое от занятия, и многие участвуют в одном и том же. Все это обработал я с большею тщательностью, раскрывая возражения противников, чтобы большую твердость приобрел у нас догмат, одержав верх над труднейшими противоположениями. Поэтому должно начать нам речь снова. Так как у нас по самому ходу речи достаточно доказано, что слово: Божество есть именование не естества, а деятельности; то может быть, на то, что у людей состоящие между собою в общении по одним и тем же занятиям числятся и именуются множественно, а божественное, как единый Бог и единое Божество, именуется единично, хотя три ипостаси не различаются по значению, оказывающемуся в слове: Божество, иный основательно представит следующую причину: люди, хотя и многие имеют один род деятельности, но каждый, сам по себе оставленный действовать, приводит в действие предлежащее ему без всякого общения в своей деятельности с занимающимися чем-либо подобным. Ибо если риторов и много, то, хотя занятие, как единое, одно и то же

121

имеет имя во многих, однако же, посвятившие себя этому занятию действуют каждый сам по себе, особо риторствует один, и особо другой.

Итак, поскольку у людей при одних и тех же занятиях деятельность каждого отдельна; то они в собственном смысле называются многими, так как каждый из них по своеобразности действования отделяется от других в особый округ. Но о Божеском естестве узнали мы не то, именно же, не то, что Отец Сам по Себе творит что-либо, к чему не прикасается Сын, или Сын опять производит что-либо особо без Духа; но что всякое действование, от Божества простирающееся на тварь и именуемое по многоразличным о Нем понятиям, от Отца исходит, чрез Сына простирается и совершается Духом Святым. Поэтому  имя действования не делится на множество действующих, так как нет усвоенного каждому и особенного попечения о чем либо. Но что ни происходит, касающееся или промышления о нас, или домостроительства и состава вселенной — все производится Тремя, впрочем произведений не три. Уразумеем же сказанное по одному какому-либо предмету. Начинаю речь с самого главного из дарований; жизнь улучило все, что стало причастным сей милости. Итак, доведываясь, откуда произошло у нас

122

таковое блого, находим, по руководству Писания, что от Отца и Сына и Духа Святого. Но на том основании, что полагаем три Лица и Имени, не заключаем, что особо каждым из Них дарованы нам три жизни; напротив того одна и та же жизнь приводится в действие Отцом, уготовляется Сыном, зависит от соизволения Духа. Итак, подобно сказанному, всякую деятельность Святая Троица не приводит в действие раздельно по числу Ипостасей; напротив того происходит одно какое либо движение и распоряжение доброй воли, переходящее от Отца чрез Сына к Духу. Поэтому, как производящих одну и туже жизнь не называем тремя животворящими, ни созерцаемых в одной и той же благости тремя благими, ни о всем другом не выражаемся множественно: так не можем именовать тремя Богами совокупно и нераздельно друг чрез друга приводящих в действие на нас и на всяких тварях оную Божескую (θεῖκὴν), то есть надзирающую, силу и деятельность. Ибо узнав из Писания, что Бог всяческих судья всей земли (Быт. 18, 25), утверждаем, что Он судья вселенной чрез Сына. И слыша опять, что Отец и не судит никого (Иоан. 5, 22), не думаем, что Писание противоречит само себе; ибо Судья всей земли творит это чрез Сына, Которому дал весь суд. И все, совершаемое

123

Единородным, относится к Отцу, так что Он есть Судия вселенной, и никого не судит; потому что весь суд, как сказано, отдал Сыну, и всякий суд Сына не чужд Отеческой воле; поэтому  никто не имеет основательной причины, или наименовать двоих судей, или одного в отношении к суду признать чуждым той власти и силы. Так и относительно понятия о Божестве, Христос Божия сила и Божия премудрость (1 Кор. 1, 24). И надзирающую и зрительную силу, которую называем Божеством, Отец приводит в действие чрез Единородного, потому что Сын всякую силу совершает Святым Духом, и судит, как говорит Исаия, духом суда и духом огня (Ис. 4, 4), действует же по евангельскому слову, изреченному иудеям; ибо говорит: если же Я Духом Божиим изгоняю бесов (Мф. 12, 28), под частным благодеянием заключая все виды благодеяний, по причине единства относительно к действованию; а кем друг через друга в действие приводится одно, у тех имя действования не может быть разделяемо на многих. Ибо, как прежде сего сказано, один закон надзирающей и зрительной силы у Отца и Сына и Святого Духа, от Отца, как из некоего источника исходящий, Сыном приводимый в действие и силою Духа совершающий благодать; а поэтому  ни одно действование не

124

различается по ипостасям, как бы каждою особо и отдельно, без обнаружения в действии и прочих, совершаемое; напротив того вся промыслительность, попечительность и бдительность над вселенной, относительно к чувственной твари и к естеству премирному и охраняющая существа, и исправляющая погрешительное, и научающая исправности, единственна, а не трояка, хотя совершается Святою Троицей, однако же не рассекается тречастно по числу созерцаемых верою Лиц, так чтобы каждое из действий, само по себе рассматриваемое, было или одного Отца, или особо Единородного, или отдельно Святого Духа. Но разделяет каждому особые блага, как говорит Апостол, один и тот же Дух (1 Кор. 12, 11). Не безначально же движение блага от Духа; напротив того находим, что все творит предусматриваемая мысленно в сем движении сила, и это есть единородный Бог, без Которого ни одно существо не приходит в бытие, да и сей опять Источник благ исходит из Отчей воли.

Если же всякое благое дело и имя не во времени, без перерывов, зависимо от безначальной силы и воли, приводится в совершение в силе Духа Единородным Богом, и не бывает, или не представляется мыслью никакого протяжения времени в движении Божественной воли от Отца чрез Сына к

125

Духу; единым же из добрых имен и понятий есть Божество; то несправедливо было бы имени сему рассеваться на множество, так как единство в действовании возбраняет множественное исчисление. И как у Апостола именуется Спаситель всех человеков, а наипаче верных (1 Тим. 4, 10), и на основании этих слов никто не скажет, что или не Сын спасает верующих, или спасение улучающих оное бывает без Духа; напротив того спасителем всех бывает Бог всяческих, между тем как совершает спасение Сын благодатью Духа; и тем паче в Писании именуются не три Спасителя, если и исповедуется, что спасение от Святой Троицы; так не три Бога, по данному значению слова: Божество, хотя таковое название и приличествует Святой Троице. Входить же в состязание с возражающими, что под словом: Божество недолжно разуметь деятельности, кажется мне чем-то не очень необходимым для настоящего в слове сем доказательства; ибо веруя, что естество Божие неопределимо и непостижимо, не примышляем никакого объемлющего оное понятия, но постановляем правилом представлять себе естество это во всех отношениях беспредельным; а всецело беспредельное не таково, чтобы иным определялось, иным же нет; напротив того беспредель-

126

ность во всяком смысле избегает предела. Поэтому, что вне предела, то, конечно, не определяется и именем; почему, чтобы при естестве Божием осталось понятие неопределимости, говорим, что Божество выше всякого имени, Божество же есть и одно из имен. Следовательно, невозможно, чтобы одно и то же, и именем было, и признавалось выше всякого имени.

Впрочем, если угодно это противникам, чтобы слово: Божество имело значение не деятельности, а естества; то возвратимся к сказанному в начале, что имя естества по обычаю погрешительно употребляется при обозначении множества, потому что ни умаления, ни приращения в истинном смысле не происходит в естестве, когда оно усматривается во многих или в немногих. Ибо то одно счисляется, как слагаемое, что представляется в особом очертании; под очертанием же разумеется поверхность тела, его величина, место, различие по виду и цвету. А что усматривается кроме сего, то избегает очертания таковыми признаками; и что не имеет очертания, то не исчисляется, неисчисляемое же не может быть умопредставляемо во множестве; потому что и о золоте, хотя оно раздроблено на многие разного вида части, говорим, что оно есть одно, и называется одним; монеты и

127

статиры *) именуем многими, во множестве статиров не находя никакого приумножения в естестве золота: почему и говорится о золоте, что его много, когда рассматривается в большом объеме, или в сосудах, или в монетах, но по множеству в них вещества не говорится, что много золотых веществ, разве кто скажет так, разумея дарики *) или статиры, в которых значение множества придано не веществу, а частям вещества; ибо в собственном смысле должно говорить, что это не золотые вещества, но золотые вещи. Поэтому, как золотых статиров много, а золото одно; так в естестве человеческом поодиночке взятых людей оказывается много, например Петр, Иаков, Иоанн, но человек в них один. Если же Писание имя: человек расширяет и на множественное значение, говоря: люди клянутся высшим (Евр. 6, 16), и: сыны человеческие (Псал. 35, 8), и тому подобное; то должно знать, что Писание, водясь обычаем господствующего наречия, не узаконяет, что так, или как иначе, должно употреблять речения, и выражается так, не какое либо искусственное предлагая учение о речениях,

*) Греческая золотая монета в 100 драхм.

**) Персидская золотая монета с изображением Дария.

128

но пользуется словом согласно с господствующим обычаем, имея в виду то одно, чтобы слово сделалось полезным для приемлющих, но не входя в тонкие исследования выражений, где не происходит никакого вреда от смысла речений.

Долго было бы в доказательство сказанного собирать все неправильности словосочинения в Писании: но в рассуждении чего есть опасность потерпеть сколько-нибудь вреда истине, в том в речениях Писания не оказывается неразборчивости и безразличия. Поэтому  и допускает употребление слова: человек во множественном числе, потому что от такого образа речи никто не впадет в предположение множества человечеств, и не подумает, будто означаются многие человеческие естества, потому что имя естества выражено множественно. Но слово: Бог с осторожностью возвещает Писание в единственном видоизменении слова, заботясь о том, чтобы множественным значением: Боги в Божественную сущность не ввести различных естеств. Почему говорит: Господь Бог, Господь един есть (Втор. 6, 4). Но и Единородного Бога проповедует в слове: Божество, не разлагает единого на двойственное значение, чтобы Отца и Сына наименовать двумя Богами, хотя тот и другой проповедуется у святых Богом. Но как

129

Отец Бог, так и Сын Бог; един же Бог в одной и той же проповеди, потому что не умопредставляется в Божестве никакого различия ни по естеству, ни по деятельности. Ибо если бы, по предположению обольщенных, естество Святой Троицы было разнообразно; то вследствие сего число распространялось бы до множества богов, разделяясь вместе с инаковостью сущности в Лицах. Но поскольку божественное, простое, неизменяемое естество отвергает от себя всякую инаковость по сущности; то, поскольку оно едино, не допускает до себя значения множества. Но как естество называется единым, так в единственном числе именуется и все иное: Бог, благий, Святой, спаситель, праведный, судия, и если еще разуметь другое какое из боголепных имен, о котором пусть скажет иный, что относится оно или к естеству, или к деятельности, спорить об этом не будем.

Если же кто станет клеветать на наше слово, что, не принимая различия по естеству, приводит к какому-то смешению и круговращению ипостасей, то в защиту от таковой укоризны скажем следующее: исповедуя безразличие естества не отрицаем разности быть причиною и происходить от причины, понимаем, что этим только и различается одно от другого, именно тем, что, как

130

веруем, одно Лицо есть причина; а другое от причины. И в том, что от причины, опять представляем себе другую разность; ибо одно прямо от первого, другое от первого же при посредстве того, что от Него прямо, почему и единородность несомненно остается при Сыне, и Духу несомненно также принадлежит бытие от Отца, потому что посредничество Сына и Ему сохраняет единородность, и Духа не удаляет от естественного сближения со Отцом. Говоря же: причина и сущее от причины, не естество означаем этими именами (ибо никто не усвоит одного и того же понятия словам: причина и естество), но показываем разность в способе бытия. Ибо говоря, что один по причине, а другой без причины, не естество разделяем понятием о причине, но показываем только, что бытие имеют, и Сын не нерожденно, и Отец не через рождение. Прежде необходимо нам увериться в бытии чего либо, и тогда уже доведываться как существует то, в бытие чего верим; ибо иное понятие о том, что существует нечто, и иное о том, как оно существует. Поэтому  сказать: существует это нерожденно, значит решить: как оно существует: но этим словом не показывается вместе, что именно существует. И если спросишь земледельца о каком-нибудь дереве: посажено оно, или

131

само собою выросло, а он ответит, что или дерева не сажали, или от насаждения оно выросло, то сим ответом покажет ли он естество дерева? Нет. Напротив того сказав, как оно существует, понятие о естестве оставил неизвестным и не уясненным. Так и здесь, услышав слово: нерожденный, научены мы, как Он существует, и как нам надлежит разуметь Его; но что такое Он есть, не сказано нам этим словом. Итак, говоря о таковой разности в Святой Троице, а именно, что, по нашему верованию, одно Лицо есть причина, а другое от причины, не можем уже быть обвиняемы в том, будто бы по общности естества смешиваем понятие об Ипостасях. Поэтому , поскольку понятие причины различает Ипостаси святой Троицы, утверждая бытие без причины, и бытие от причины: естество же Божие во всяком представлении разумеется непременным и нераздельным: то поэтому , в собственном смысле, одно Божество, один Бог, и все другие боголепные имена выражаются в числе единственном.

132