Приезд в Астрахань восточных патриархов Паисия александрийского и Макария антиохийского и радость по этому случаю государя. Царская инструкция астраханскому архиепископу Иосифу держать себя относительно патриархов осторожно и бережно. Царская инструкция посланным от государя сопровождать патриархов приставам, чтобы они осторожно и незаметно разузнали все касающееся патриархов и не допускали бы их ни до каких сношений как с Никоном, так и с кем бы то ни было. Тайная инструкция боярину Матвееву, посланному встретить патриархов, незаметно разузнать, действительные ли они патриархи, или отставные? Отписки сопровождавших патриархов, как последние ведут себя в пути. Торжественное вступление патриархов в Москву и представление их государю. Предсоборное в государевой столовой избе заседание 7-го ноября в присутствии царя и патриархов. Второе предсоборное заседание 28 ноября, пославшее пригласить Никона явиться в Москву на соборный суд. Судебное соборное заседание 1-го декабря в присутствии Никона, Второе судебное соборное заседание 3-го декабря, на котором Никон не присутствовал. Третье судебное соборное заседание 5-го декабря, на котором присутствовал Никон и когда ему, в заключение, заявлено было, что он за свои вины лишен будет патриаршего сана и станет простым монахом Никоном. Официальное объявление Никону 12-го декабря соборного определения о лишении его патриаршего сана и приведение в исполнение этого соборного приговора самими патриархами. Некоторые общие замечания о личности Никона.

Все усилия царя Алексея Михайловича привлечь в Москву патриархов константинопольского и иерусалимского, или, в крайнем случае, их экзархов для соборного суда лад Никоном и устройства русских церковных дел, потерпели полную неудачу. Патриархи константинопольский я иерусалимский самым решительным образом отказались

324

и сами ехать в Москву и послать туда своих экзархов,— они никак не хотели осуждения грекофила Никона, чего однако добивалось московское правительство. Иначе отнеслись к делу патриархи александрийский и антиохийский, приглашать которых в Москву отправился грек иеродиакон Мелетий. Паисий Лигарид, в своем сочинении о суде над патриархом Никоном рассказывает: «Мелетий прибыл в Египет и совещавшись с Паисием (патриархом), после многих оборотов в речах, достиг желаемого. Оттуда прибыл в Синайскую гору и убедил тамошнего архиепископа Ананию медовыми речами явиться в Московию для личного присутствия в замышляемом синоде. Макарий антиохийский медлил в Грузии для собирания милостыни, но Мелетий, привлекши и его, присоединил и его к Паисию александрийскому. И бывшего трапезундского Филофея сопричислил к тому же духовному союзу». Действительно, благодаря стараниям и уговорам иеродиакона Мелетия, в Москву, чрез Грузию, направились два восточных патриарха Паисий александрийский и Макарий антиохийский, к которым присоединились: синайский архиепископ Анания и бывший трапезундский митрополит Филофей. Все они, 21 июня 1666 года, прибыли в Астрахань, где и были, согласно предписанию государя, торжественно встречены астраханским архиепископом Иосифом и воеводою князем Яковом Никитичем Одоевским.

Велика была радость царя Алексея Михайловича, когда он получил донесение, что два восточных патриарха, с своими спутниками, прибыли в пределы России и что таким образом собор в Москве по делу Никона в присутствии восточных патриархов, о чем так долго и усиленно хлопотали, наконец состоится. Радостную весть о прибытии в Астрахань патриархов царь в особых грамотах немедленно поспешил сообщить митрополитам; новгородскому Питириму, крутицкому Павлу, а также рязанскому архиепископу Илариону и чудовскому архимандриту Иоакиму, причем сам царь редактировал эти грамоты, делая в них собственноручные поправки и вставки. В них Алексей Михайлович выражает свое восхищение по поводу приезда в Россию восточных патриархов: «ныне, с Божиею помощию, пишет он, рай отверзеся, правда

325

обретеся, и те два великия светцла (т. е. патриархи) явственно, радостно и дерзостно являются, прославляются и проповедаются»... Или, например, восхищенный Алексей Михайлович собственноручно пишет: «здесь воистинну спасение миру и союзу духовному укрепление, плевельником же и врагом сопротивным рассеяние, а нам всем оживление. Благословен Бог наш изволивый тако». Вместе с патриархами царь прославляет и призвавшего их иеродиакона Мелетия, этого, по выражению царской грамоты, «многострадального и первомученика в таковых страстех и младого Засиму, служителя святые восточные церкви и вашего сослужебника, нашего-ж друга и приятеля, прешедших море, яко посуху в мгновение ока и обретшихся в царствующем граде астраханском июня в 23 день» 1).

Но восхищение и умиление пред путешественным подвигом восточных патриархов, высказываемое государем, не помешало однако нашему правительству отнестись к патриархам с известною осторожностью и даже с некоторым недоверием. Решено было, до их приезда в Москву и личного свидания с государем, во все время их пути от Астрахани, ничего не говорить им о том деле, ради которого их вызвали в Москву, и особенно заботились, чтобы до патриархов не дошли какие-либо письма или сообщения от Никона и чтобы они сами не посылали каких-либо писем в Москву. Когда правительство узнало, что патриархи с Кавказа прибудут морем прежде всего в Астрахань, оно послало астраханскому архиепископу Иосифу инструкцию, чтобы он принял и отпустил патриархов с подобающею честью и сам ехал вместе с ними в Москву. В то же время в инструкции Иосифу говорится: «и будет они, патриархи, учнут тебя спрашивать, для каких дел к Москве быть им велено? И ты б им говорил, что Астрахань от Москвы удалела, и для каких дел указано им быть, про то ты не ведаешь. А чаешь де ты того, что велено им быть для того: как бывший патриарх Никон с патриаршества сшел, и для иных великих церковных дел. А будет, что и иное небольшое доведетца с ними поговорить, и ты б говорил, будто от кого что слышал,

1) Гиб. II, 914-916, 918.

326

а не собою». А так как архиепископ Иосиф в действительности прекрасно знал все о деле Никона, ибо он присутствовал в Москве на соборе 1660 года судившем Никона и собором был послан тогда в Воскресенский монастырь к Никону для переговоров с ним, то инструкция предписывает ему решительно умолчать пред патриархами об этом обстоятельстве, а представиться пред ними ничего незнающим, а разве кое-что слышавшим о деле Никона от других и вообще, замечает инструкция, Иосифу следует «во всем быти опасну и бережну». Точно также инструкция предписывает, чтобы Иосиф приказал и всем сопровождавшим его духовным и мирским лицам, «чтобы они со святейшими вселенскими патриархи и с людьми, которые с ними, патриархи, будут, о том ничего не говорили же, и были во всем опасны».—4-го августа к патриархам посланы были, в качестве приставов, полуголовы московских стрельцов Борис Оазухин и Лука Изединов, а также подьячий Порфирий Оловеников, которому вручена была и казна на расходы патриархов в пути. Приставам велено было «держать к патриархам всякое береженье и учтивость» и постоянно сопровождать патриархов, оказывая им в пути всякие услуги. Но кроме обереганья патриархов на приставов возлагалась еще обязанность: наблюдать за патриархами и за всеми их спутниками, чтобы они не имели с кем-либо письменных сношений. В инструкции, правленной рукою государя, говорится: «приказать полуголовам Борису Пазухину и Луке Изединову, чтоб они смотрили и берегли накрепко, чтоб к патриархом ни от кого ни с какими письмами никто не подъезжали, также бы и от них, патриархов, ни к кому никаких писем в посылке не было, да и Мелетию дьякону приказать, чтоб он о том приказал, кто к нему приятнее и вернее, чтоб они того смотрили и берегли накрепко». Но наблюдением над патриархами со стороны приставов не ограничились, а решились подкупить племянника антиохийского патриарха архидиакона Павла, а если можно, то и племянника александрийского патриарха, чтобы и они тщательно следили, как бы к патриархам не поступило каких-либо писем, а также бы и от них никому не посылались письма, а если, к ним и будут-

327

присылаться письма, то их обязательно перехватывать и не допуская до патриархов, пересылать в Москву. В царской инструкции говорится: «поговорить дьякону Мелетию, чтоб он поговорил антиохийского патриарха сыну ево, архидьякону, чтоб он великому государю послужил и радение свое показал, проведывал бы накрепко, чтоб к патриархом ни от ково ни с какими письмами никто не подъезжал, также бы и от патриархов ни к кому никаких писем в посылке не было, а будет про какие письма проведает, и ему б тех писем до патриархов не допустить и всякими мерами промышлять, чтоб те письма у тех людей взять ему, архидьякону, себе и прислать к Москве. А за то ему, архидьякону, дать государева жалованья 30 золотых, будет от него впрям в том чаять промыслу. А будет ему, Мелетию, и александрейского папы и патриарха Кир Паисея племянник архидьякон верен, и ему о том говорить тайным же обычаем и дать ему то ж, будет от него чаять промыслу. А для тех роздач послано сто золотых червонных, а кому сколько тех золотых и денег даст, и то велеть писать имянно» 1).

13 октября государь назначил для встречи патриархов, которые уже находились недалеко от Владимира, Артомона Сергеевича Матвеева. С ним царь посылал патриархам свою приветственную грамоту, в которой писал: «ради вашего пречестного архиерейского достоинства, на стретение нашим царского величества словом, послахом нашего царского величества верного человека, полковника и хилиарха Артамона Сергеевича Матвеева, иже в духовных обучениях и к царстей и святительстей чести належащих гражданских поступках зело обретается благоискусен, наказавше ему, да вашу преосвященную вышнему Богу пречестность узрев, нашим царского величества поведением о вашего преблаженства спасенном пребывании уведев, вашея достойные чести святыни нал ежащий к нашему царствующему граду путь уготовит». В то же время Матвееву дана была государем очень характерная инструкция. «Да полковнику ж и голове стрелецкому Артомону Сергеевичу, говорит инструкция, опознався с патриархи и со всеми

1) Дело патр. Никона, стр. 247—248. Гиб. II, 937—938.

328

людьми, разведывать в разговорех у патриарших приказных людей и у иных, у кого мочно: ныне они, патриархи, патриаршества свои во Александрии и во Антиохии держат ли, и нет-ли ково на их место иных патриархов, и к великому государю от всех вселенских патриархов есть ли какой приказ? А проведывать про то в разговорех не явным обычаем. Да ему ж смотреть и беречь накрепко в городех и на станех: нет-ли с ними сверх тех людей, которые с ними отпущены из Астрахани и которых имена даны ему в росписи под наказом, и о тых прибылых людей и подсылок от бывшего патриарха Никона и от казанского митрополита, и от Микиты Зюзина, и чтоб хто к патриархом писем от них каких не поднес, остерегать того накрепко с большим опасеньем. А что с ним дорогою едучи патриархи поговорят и что он у них проведает, и о том о всем писати к великому государю к Москве. А буде где в соборе (где патриархи пожелают быть у литургии) придут к патриархом ко благословению воеводы и приказные и иных чинов знатные люди, и тех людей ко благословению к патриархом пускать при себе, а без себя никому к патриархом ходить не велеть» 1).

Очевидно в Москве усиленно заботились о том, как бы патриархи не вошли, еще на пути в Москву, в непосредственные письменные сношения или с самим Никоном, или его друзьями и сторонниками, смотрящими на дело Пикона иначе, чем правительство. В Москве хотели, чтобы патриархи все узнали о деле Никона только из одного источника—от самого московского правительства и только на основании отсюда полученных сведений составили о нем свое предварительное представление. В высшей степени характерно и то обстоятельство, что Матвееву поручалось государем негласно и незаметно разузнать: действительные ли они патриархи и нет ли на их кафедрах других лиц? Понятно, что у нашего правительства были свои серьезные основания задаваться подобным вопросом. Действительно, еще 11-го июня, т. е. до приезда патриархов в Астрахань, в Москве получена была грамота

1) Греческие дела 7175 г. № 9.

329

от греческого, проживавшего в Киеве, митрополита Иоанникия, в которой он извещал государя, что константинопольский патриарх Дионисий сменен, а на его место поставлен Парфений, о котором говорят, что он немилосерд. Про александрийского патриарха говорят, что он будто бы пошел к Москве, за что на него озлобился патриарх Парфений и хотел на его место поставить родосского митрополита. Но так как некто из клириков сказал Парфению, что александрийский пошел не в Москву, а к арабам просить милостыни, то отправлены были гонцы расследовать дело, и если александрийский действительно пошел к Москве, то на его место будет поставлен другой 1).

Между тем патриархи, на пути в Москву, держали себя в некоторых отношениях довольно своеобразно и сам государь скоро убедился, что наблюдение над их поведением дело далеко нелишнее. Алексей Михайлович получил известие, что вселенские патриархи везут с собою из Астрахани в Москву двух сосланных туда, по указу государя, лиц: наборщика Ивана Лаврентьева и некоего Ивана Туркина. Это известие произвело на Алексея Михайловича очень тяжелое впечатление, так что он решил нарочно писать об этом сопровождавшему патриархов иеродиакону Мелетию. «Нам, великому государю, писал царь, ведомо учинилось, что вселенские патриархи везут с собою из Астрахани к Москве печатного двора наборщика Ивана Лаврентьева, которого по нашему, великого государя, указу велено сослать из Астрахани на Терек за воровство, что он, будучи на Москве, на печатном дворе завел латинское воровское согласие и римские многие соблазны. Да они ж де везут с собою к Москве гостя Васильева человека Шорина Ивашка Туркина, которой писал к воровским казаком воровские грамотки, и по тем ево воровским Ивашковым грамоткам те казаки наш, великого государя, насад и торговых многих людей суды и многих людей побили до смерти. И тебе б (т. е. Мелетию) им, вселенским патриархом, говорить о том, чтоб они с нами, великим государем, не ссорились, тех воров, Ивашка Лаврентьева и Ивашка Туркина, с собою к Москве

1) Греческие дела 7174 г. № 68.

330

не возили, потому что Ивашка Лаврентьев вор и латинщин и во святей соборной церкви учинил было многое смятение и всем православным крестьяном соблазн. А по Ивашкову письму Туркина учинились многие смертные убийства и грабежи; и чтоб они тех воров отдали в городех воеводам и велели их держать вкрепи до нашего великого государя указу». Но патриархи все-таки не исполнили требования государя, а привезли с собою в Москву обоих ссыльных: Лаврентьева и Туркина, да сверх росписи бывших при них лиц, еще «объявилось 20 человек» 1).

Еще менее стеснялись патриархи на пути в Москву проявлять свою церковную власть, как вселенских патриархов, относительно лиц и дел духовных. В своем письме к государю с Волги, еще до прибытия в Саратов, патриархи заявляют, что они призваны государем «ко исправлению Христове церкве». Как тогда они понимали эту свою высокую задачу, видно из следующего. Встретить патриархов от государя и собора послан был Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря архимандрит Павел. Он встретил патриархов не доезжая до Арзамаса и, по исполнении возложенного на него поручения, был приглашен патриархами к столу. По окончании трапезы, доносил в Москву архимандрит Павел, «патриархи спрашивали меня о крестном знамении: како де у вас православные крестьяне крест воображают на лицы своем? И яз им показал три перста, сложа во образ Пресвятые Троицы, а два пригнув. И они, воззрев на небо, вздохнув со слезами (сказали): истинно де тако достоит крест воображати на лицы своем православным християнам. Потом спрашивали: како архиереи благословение преподают? И яз им такожде, сложа крест, показал. И они благодарствуют Бога, что де с нами в соединение православные веры. Потом спрашивали о клобуках: какие де клобуки митрополиты носят, и архиепископы и епископы? И яз сказал: митрополиты носят белые клобуки, архиепископи и епископы черные. А вы де, монахи, все ли носите клобуки и камилавки и рясы греческие? И яз сказывал;

1) Гиб. II, 932, 990.

331

что не все носят греческие. И указали мне ехать с собою до Мурома» 1).—Вопросы очень характерные для патриархов, призванных государем «ко исправлению Христовы церкви».

По существующим каноническим правилам, всегда, всюду и для всех православных обязательным, ни один епископ не может действовать архиерейски в чужой епархии, без согласия и разрешения местного архиерея, тем более он не может творить в чужой епархии суд и расправу над местным духовенством. Но ехавшие в Москву восточные патриархи решительно пренебрегли этим коренным и общеизвестным каноническим правилом и, вопреки ему, самовольно, проезжая в Москву, творили над местным русским духовенством суд и расправу, как будто проезжали по своим собственным епархиям. Сопровождавшие патриархов приставы, Пазухов и Изеденов, доносили в Москву государю: «вселенские патриархи пришли, государь, из Синбирска на Алатырь сентября в 30 день, а с Алатыря пошли к Арзамасу октября во 2 день. А дорогою, государь, идучи святейшие вселенские патриархи по городом и по селом челобитные принимают в духовных делах и розыски чинят: и в Синбирску, государь, протопопа Микифора за ослушанье и за непокоренье о крестном знамении и за то, что не служит по новым служебником, остригли и в тюрьму приказали посадить. Да в Синбирску ж, государь, девичья монастыря дьякона остригли за то, что приведен был ко вселенским патриархом того же монастыря с старицею в блудном деде, а старицу приказали держать под крепким началом. Да по Синбирскому, государь, валу города Уреня остригли попа Михайла по челобитью дочери духовной в блудном деле и по сыску сторонних попов и многих людей. И иные государь, духовные дела розыскивают и вершат» 2).

И некоторыми другими своими заявлениями по дороге в Москву восточные патриархи вызывали недоумения в самом московском правительстве. Так в письме к царю, еще до своего прибытия в Саратов, патриархи заявляют, что так как они призваны царем для исправления церкви

1) Дело п. Никона, стр. 267.

2) Гиб. II, 961.

332

Аристовой, т. е. русской, «то многия великия дела да будут готовы до пришествия нашего смирения». В то же время патриархи заявляют государю: «приидем вскоре к тебе, великому государю, для многих наших великих нужнейших дел, и в тех делех бедствуют наши вселенские престолы». В другой грамоте, от 20 августа, патриархи пишут государю: «егда бывахом в Астрахани, повелехом Мелетию отписати к тебе, великому государю, к Москве, яже бы призвати и белорусских властей в собор: архиереов и архимандритов и прочих, и ныне убо второе восписуем, да послано будет твое царское повеление до них и да приидут и тые да будут вкупе со священным собором». В грамоте к Матвееву от 24 октября царь пишет: «ведомо нам, великому государю, учинилось, что вселенские патриархи говорили стольнику нашему Петру Хитрово, чтоб к их приезду изготовить судебная палата; и тебе б ево, Мелетия, допросить: для своих ли им дел та палата им надобна и на том ли дворе, где им стоять, или особо». Это последнее требование патриархов, заранее приготовить в Москве к их приезду судебную палату, особенно сильно встревожило наше правительство, недоумевавшее: зачем патриархам потребовалась какая-то особая судебная палата? Но особенно сильно это требование патриархов встревожило Паисия Лигарида, который подумал, что патриархи хотят судить именно его и потому поспешил просить зашиты у царя. Тревоги оказались напрасными 1).

2-го ноября патриархи прибыли в Москву, где им устроена была самая торжественная встреча в трех местах: у Покровских ворот на Земляном валу, на Лобном месте Красной площади и в Кремле у Успенского собора. В этих трех встречах участвовали, по ранее составленному церемониалу, все собравшиеся тогда в Москву русские архиереи, а также жившие в Москве греческие иерархи, великое множество духовенства как белого, так и черного, причем духовенство встречало патриархов в дорогом блестящем облачении, со множеством предносимых крестов и икон, украшенных драгоценными ризами; всюду звонили московские колокола. При каждой встрече ее пред-

1) Гиб. II, 828, 930, 989.

333

стоятель: у Покровских ворот сарский митрополит Павел, на Лобном месте казанский митрополит Лаврентий и у Успенского собора новгородский митрополит Питирим говорили каждый патриархам приветственные очень витиеватые, но в то же время совершенно бессодержательные речи. После торжественных встреч и речей патриархов водворили на приготовленные для них в Кремле подворья.

4-го ноября патриархи торжественно приняты были государем, приглашены им к столу, а 5-го числа снова были у государя и беседовали с ним наедине часа четыре. В чем состояла эта продолжительная беседа государя с патриархами, мы не знаем. Вероятно, в этой беседе сам государь познакомил патриархов с делом Никона, высказал свой взгляд на то, чего он ожидал от московской деятельности патриархов и, конечно, постарался узнать от них, насколько они согласны действовать на соборе в духе желаний и целей московского правительства.

Чрез день после тайной беседы государя с патриархами, именно 7-го ноября, они приглашены были государем в его столовую избу, где уже собрались все русские иерархи, бояре, окольничие и думные люди. Государь лично открыл образовавшееся предсоборное присутствие и лично изложил пред всеми дело об отшествии с патриаршего престола Никона. После этого духовные власти подали сказки за своими руками, а также ранее приготовленные выписки из разных правил, относившиеся к делу Никона т. е. ими были представлены все материалы, ранее собранные и приготовленные по делу Никона и все это было передана патриархам, которым, для ознакомления с материалом, дано было двадцать дней. Само собою понятно, что патриархи неизбежно должны были иметь при себе особых переводчиков с русского языка на греческий и таких лиц, которые бы хорошо были знакомы как с делом Никона, так и с тогдашним положением русских церковных дел. Для ознакомления с делом Никона к патриархам специально прикомандирован был одноязычный с ними газский митрополит Паисий Лигарид. Он сам об этом рассказывает: «патриархи просили государя придать им одноязычного с ними Паисия газского, знакомого с де-

334

лом о Никоне. Государь отвечал: «имейте его отныне при себе, от него узнаете все подробно». Как Лигарид, заклятый враг Никона, постоянно стремившийся к его конечному осуждению и низвержению, исполнил возложенное на него поручение,—хорошо можно видеть из той записки, какую он составил о Никоне и подал патриархам, в видах их ознакомления с делом Никона. В этой докладной записке Лигарида Никон обвинялся в том, «что он дерзнул поставить свой трон выше других, стал поражать благодетелей своих и терзать, подобно ехидне, родную мать свою церковь. Но тот, кто смиряет надменных, развеял как паутину его замысел именоваться патриархом и папою(?), нарушая должное почтение к истинному папе и патриарху александрийскому, которому принадлежит это титло искони и поныне канонически... И иерусалимского патриарха оскорбил он, наименовав себя патриархом нового Иерусалима, (ибо он бесстыдно и невежественно назвал новую обитель свою новым иерусалимом) забывая, что Софроний разделяет Иерусалим на древний— христоубийственный и новый—порождающий благочестие. Никон хотел подчинить себе и антиохийский престол(?), где впервые послышалось название христиан, стараясь обманчивою подписью(?) быть третьепрестольным. Он обидел вселенский трон захватом престола киевского, сего первопрестольного града равноапостольного Владимира, желая, чтоб его торжественно поминали так: Божиею милостию Никон, архиепископ московский и всея великия и малые и белые Руси патриарх. Он придумал, что так как Александрия вследствие обстоятельств опустела и не служит более жилищем патриарху, и Антиохия тоже распалась, то патриархи александрийский и антиохийский незаконно именуются патриархами. Таким образом он по-иудейски прикрепляет власть к месту, но благодать Духа не ограничивается местом, но всюду свободно расширяется». Затем Паисий изображает Никона церковным новатором, который «поколебал устав и древнее церковное предание», заявляет, что Никон был рукоположен в другой раз и потому «никогда не был законным патриархом» и т. под. и).

1) Сочинение Паисия Лигарида о суде над Никоном, ч. II, гл. 11.

335

Очевидно докладная записка Лигарида, имевшая в виду предварительно ознакомить патриархов с делом Никона, составлена была крайне тенденциозно и рассчитана на то, чтобы заранее настроить и вооружить патриархов против Никона, показать в нем их личного врага, покушавшегося отнять у них их достоинство и честь, причем Лигарид не поскупился относительно Никона и на разные выдумки и очевидные несправедливости.

28 ноября в государевой столовой избе собрались: патриархи, все русские и греческие архиереи, архимандриты, игумены, бояре, окольничие и думные люди. Государь говорил собравшимся о самовольном оставлении Никоном патриаршей кафедры, о том, что русская церковь остается без верховного пастыря уже девятый год и просил патриархов, чтобы они, «святейшие патриархи, учинили о том по правилам святых апостол я по преданию святых отец седми вселенских соборов и по своему рассмотрению». На это предложение царя патриархи ответили, что по правилам св. апостол и св. отцов вселенских соборов следует послать за патриархом Никоном и позвать его на собор, на котором он должен дать отчет о его самовольном отшествии из Москвы и о других церковных винах. Решено было немедленно послать к Никону в Воскресенский монастырь звать его на собор: псковского архиепископа Арсения, Спасского ярославского монастыря архимандрита Сергия и архимандрита суздальского Спасского Евфимиева монастыря Павла. 29 ноября посланные доносили, что Никон, на их приглашение немедленно ехать в Москву «известия ради всяких духовных вещей», ответил им так: «я-де поставление святительства и престол патриарший имею не от александрийского, ни от антиохийского патриархов, но от константинопольского, а патриархи-де александрийский и антиохийский и сами живут не во Александрии и не во Антиохии; александрийский-де живет во Египте, а антиохийский—в Дамасце; а если-де александрийский и антиохийский патриархи по согласию с константинопольским и еросалимским пришли в царствующий град Москву для духовных вещей, и как-де он соберется и в царствующий град Москву придет для духовных вещей известия ради, а собранию своему и поезду

336

к Москве времени не объявил». Этот ответ Никона понят был, как его отказ немедленно явиться на собор, почему 30 ноября патриархи, в согласии с государем, решили еще два раза позвать на собор Никона чрез особых назначенных для этого двух архимандритов. А пока те ездили к Никону, собравшиеся у государя в столовой избе патриархи и другие стали слушать чтение свитка, заключавшего в себе ответы четырех патриархов на царские вопросы, ранее привезенные с востока греком иеродиаконом Мелетием. По прочтении свитка патриархи признали заключающиеся в нем ответы патриархов подлинными и в то же время обратились ко всем присутствующим с вопросом: на основании прочитанного свитка виновен ли Никон в беспричинном и произвольном оставлении им патриаршей кафедры? На этот вопрос все присутствовавшие на соборе архиереи и другие духовные лица, а также бояре, окольничие и думные люди, отвечали, что по патриаршим свиткам «бывший Никон патриарх повинен во всем и от патриаршества имеет быти отлучен». Кроме того, присутствовавшие на заседании архиереи указали патриархам на то обстоятельство, что они ранее, на своем соборе, уже изучали и выписывали церковные правила по отношению к делу Никона и пришли к тому же заключению, что и патриаршие свитки. С своей стороны государь представил патриархам челобитную Никона к государю о рыбных ловлях, при чем заявил: «в той челобитной написано на него, великого государя, многие клятвы и укоризны, чего и помыслить страшно; а выписано из книг приводами, в которых книгах написано на нечестивых царей». Эту челобитную Никона патриархи взяли к себе.

Таким образом оказывается, что еще до соборного суда над Никоном, дело его уже решено было окончательно на предсоборных собраниях, на которых патриархи, архиереи и весь освященный собор, т. е. все остальное духовенство, а также бояре, окольничие и думные люди, признали Никона во всем виновным и отлученным от патриаршества. После этого самый соборный суд над Никоном по существу дела был только простою формальностью и не мог иметь влияния на исход предрешенного суда.

В ночь под первое декабря Никон прибыл в Москву.

337

Пред своим отездом Никон «исповедывался и причащался и маслом освящался» т. е. приготовился как бы к смерти.

l-го декабря в царской столовой избе был открыт для суда над Никоном собор, на котором присутствовали: царь с своими боярами, окольничими и думными, восточные патриархи с другими греческими архиереями, все русские архиереи и другие духовные члены освященного собора.

На соборе царь прежде всего поставил следующие вопросы: кого следует послать звать Никона на собор? Патриархи ответили, что звать Никона на собор должен архиерей с двумя архимандритами. На вопрос царя: можно ли допустить, чтобы Никон шел на собор с преднесением креста и евангелия, или потребовать от него, чтобы он шел на собор «смиренным образом», патриархи ответили, что Никон может идти на собор с чем хочет. На вопрос царя: где посадить Никона, когда он придет на собор, и что делать, если Никон откажется на соборе сесть, или даже совсем откажется прийти на собор? патриархи ответили: что Никон должен сесть, по приходе на собор, на лавку по правую сторону от места государя, а во время допроса должен стоять, если же Никон не захочет сесть, то это его дело; а если Никон не захочет прийти на собор, то они, святейшие патриархи, «учнут ево, Никона, обличать за очи».

Звать Никона на собор послан был Мефодий, епископ Мстиславский, с двумя архимандритами. Хотя патриархи и разрешили Никону идти на собор с преднесением креста, но Мефодий, вероятно получив на это инструкцию, старался уговорить и заставить Никона идти на собор без преднесения креста. Но Никон, всегда так чувствительный к малейшему проявлению своего патриаршего достоинства, решительно отказался идти на собор «смиренным образом» и упрямо настаивал на том, что он пойдет с преднесением креста. Между Мефодием и Никоном произошли об этом долгие пререкания, о которых немедленно докладывалось собору, и последний согласился наконец, чтобы Никон шел с преднесением креста. Никон сел в сани и отправился на собор. Проезжая мимо Успенского собора, где в то время совершалась литургия, Никон оста-

338

новился и хотел было зайти помолиться, но ранее открытые двери собора при его приближении немедленно закрылись и он не был впущен в собор. То же самое произошло с ним и пред Благовещенским собором. Около последнего стояли богато украшенные сани восточных патриархов, Никон приказал и свои очень простые сани обязательно поставить рядом с патриаршими. Подходя к зале, где происходили соборные заседания, Никон направился было к открытым дверям залы. Но как только он подошел к ним двери пред ним немедленно были закрыты и он принужден был стоять пред ними довольно значительное время. В это время в соборной зале обсуждался вопрос: следует или нет встать, когда в залу войдет Никон? Решили не вставать. Наконец Никон был впущен в соборную залу, а так как он шел с преднесением креста, то, увидев крест, первый встал царь, а за ним и все другие члены собора. Затем все сели на свои места. Для Никона, как патриарха, не было приготовлено особого места и ему предложили патриархи сесть на обыкновенную скамью, по правую сторону от места государя. Никон отказался сесть на указываемое ему место и заявил: «места-де я себе, где сидеть, не вижу, а с собою места не принес, а пришел он проведать, для чего его звали». Государь видя, что Никон не сел, сошел с своего царского места и стал у стола, за которым сидели патриархи. Пред ними, пришлыми восточными патриархами-милостынесобирателями, как пред своими судьями, стояли теперь, в качестве подсудимых, сам великий государь царь и московский патриарх, ранее тоже величавший себя великим государем. Начался суд.

Первый стал говорить царь, как обвинитель Никона. От начала де Московского государства, начал свою обличительную речь государь, соборной и апостольской церкви такого бесчестия не бывало, как учинил бывший патриарх Никон; для своих прихотей, самовольно, и без нашего царского величества повеления и без соборного совету, тое соборную и апостольскую церковь оставил и патриаршества отрекся, никем гоним, и от того его отшествия многие смуты и мятежи учинились, и соборная апостольская церковь вдовствует без пастыря тому ныне девятый год.

339

И то б его, бывшего патриарха Никона допросить: для чего он, бывший патриарх Никон, патриарший престол оставил и сшел в Воскресенский монастырь?» На этот вопрос Никон ответил, что когда, во время приезда к государю грузинского царя Теймураза, окольничий Хитрово побил беспричинно посланного им, Никоном, человека я он просил у государя удовлетворения за оскорбление его слуги, то царь не только не дал удовлетворения, но перестал и на праздники ходить в церковь туда, где служил Никон, и наконец прислал к нему князя Ромодановского, который от имени царя заявил Никону, что государь на него гневен, зачем он пишется великим государем и чтобы впредь так не писался, «и он-де, Никон, писался так по повелению великого государя». И вот он, слыша о царском гневе на него, оставил соборную церковь и отправился на свое Воскресенское подворье, где три дня (?) ожидал, что царь пришлет за ним. Но так как от царя никакой присылки не было, то он и уехал на жительство в свой Воскресенский монастырь. На эту речь Никона государь ответил, что Хитрово ударил патриаршего человека за его невежество и то бесчестье к Никону патриарху не относится; а в два праздника он не являлся к церковным службам, которые совершал Никон, потому, что задержан был государственными делами; а к Никону патриарху он, государь, посылал князя Трубецкого и Окольничего Стрешнева, чтобы Никон возвратился на свой патриарший престол, но он-де им отказал. На вопрос патриархов: какие Никону были обиды от государя? он отвечал, что обид ему от царя не было, но царь на него начал гневаться и не стал ходить в церковь, почему он, Никон, и оставил патриаршество.—Патриархи говорили, что Никон, оставляя патриарший престол, отрекся самого патриаршества и публично заявил, что если он впредь захочет быть патриархом, то да будет анафема. Никон на это возразил, что он патриаршества не отрекался, так как взял с собою архиерейскую мантию: «то-де на меня затеяли».

После этого царь предъявил против Никона следующее обвинение: «бывший патриарх Никон писал в грамотах своих к ним, святейшим патриархом, на него, госу-

340

даря, многие бесчестья и укоризны, а он, великий государь, на него, бывшего патриарха, к ним, святейшим вселенским патриархом, на него, Никона, никакого бесчестия и укоризны не писывал, и чтоб его, Никона, допросить: все-ли он истину, без всякого прилога, в грамотах своих к святейшим патриархом писал, и за церковные-ли догматы он стоял, и Иосифа патриарха за святейшего и братом себе почитает-ли, и церковные движимые и недвижимые вещи продавал-ли?» На это Никон ответил: «что-де в граматах писано, то и писано, а стоял-де он за церковные догматы, а Иосифа патриарха почитает он за патриарха, а свят-ли он, того не ведает, а церковные вещи продавал он по государеву указу».

По повелению государя начали читать грамоту Никона к константинопольскому патриарху Дионисию. Когда прочли то место грамоты, что он, Никон, посылан был в Соловецкий монастырь за мощами святого митрополита Филиппа, «его же мучи царь Иван неправедно», то возмущенный этим Алексей Михайлович говорил: «для чего он, Никон, такое безчестие и укоризну блаженные памяти великому государю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Руссии написал?» и стал далее говорить, что о себе Никон утаил, как он единолично, без собора изверг епископа Павла Коломенского, «ободрал с него святительския одежды» и заточил его в Хутынский монастырь, где он пропал безвестно, и потому пусть допросят Никона: «по которым правилом то он учинил?» Никон относительно укоризн на царя Ивана Васильевича промолчал, а относительно Павла коломенского заметил, что не помнит по каким правилам низверг его, «а есть де о том на патриаршем дворе дело».

Так как в грамоте Никона к константинопольскому патриарху написано про великого государя «многое безчестье и укоризны и будто (государь) учал вступатца во архиерейския дела», то царь просит патриархов допросить Никона: «в какие архиерейские дела он, великий государь, вступаетца?» Никон на это ответил, «что де он писал, того не помнит». А так как Никон в грамоте к Дионисию заявлял, что он оставил престол ради гнева государя

341

и отправившись в Воскресенский монастырь ничего не взял с собою, то государь просит патриархов допросить Никона: «какой гнев и обида, и чтоб с престола сшел, от него, великого государя, ему, Никону, присылка была-ли»? Никон должен был сознаться, что присылки ему от государя об оставлении престола действительно не было, но гнев на него государя сказался в том, что он не дал ему удовлетворения за оскорбление его человека окольничим Хитрово. Присутствовавший на соборе Хитрово заявил, что когда он ударил палкой человека Никона, он вовсе тогда не знал, что это человек патриарха и что после он просил прощения у Никона за свой проступок и Никон его простил. Все присутствовавшие на соборе духовные и мирские лица единодушно заявили патриархам, что Никон оставил патриаршество «не от обиды, а с сердца». Освященный собор кроме того заявил, что Никон говорит неправду, будто он, отправляясь из Москвы в Воскресенский монастырь, ничего не взял с собою; в действительности, «как он поехал с подворья в Воскресенской монастырь, и за ним повезли его люди сундуки многие с рухлядью; да к нему же отослано из патриарши казны денег 2000 рублев».

В грамоте к патриарху Дионисию Никон писал об Уложении царя Алексея Михайловича и об учрежденном им Монастырском приказе «с великим безчестием и укоризною, и будто его (Никона) за то, что он говорил, что тое книгу (Уложение) искоренить, хотели убить». По этому поводу царь говорил, что к Уложению приложили свои руки: патриарх Иосиф, митрополиты, архиепископы, епископы и весь освященный собор, «и твоя-де, Никонова, рука, говорил царь, к той книге приложена, как ты был в архимандритах, и для чего он при себе, как был на патриаршестве, тое книгу не исправил, и кто его за тое книгу хотел убить?» На все это Никон нашелся только сказать: «что он к той книге руку приложил вневоле» и больше ничего не сказал.

В грамоте Никона к патриарху Дионисию было написано, «будто государь посылал к великим патриархам многие дары», конечно с целью дарами побудить их действовать в деле Никона так, как того желает царь. На это го-

342

сударь заявил, что он даров к патриархам не посылал, а только грамотами приглашал их в Москву «для умирения церкви». А вот де Никон действительно, заявлял царь, «посылал к вселенским патриархам с грамотами племянника своего и от того дал Черкашенину многие золотые». Никон заявил, что он к патриархам никаких золотых не посылал.

В грамоте Никона к патриарху Дионисию говорилось о ссылке государем Зюзина и о смерти по этому случаю его жены. По поводу этого обвинения Никона царь говорил, что Зюзин за свою вину—призыв Никона в Москву без повеления государя, достоин был смертной казни и что жена Зюзина внезапно умерла благодаря Никону, который, никем не побуждаемый, сам прислал государю все письма к нему Зюзина. На это обвинение в непохвальной выдаче своего друга и доброжелателя Зюзина, последствием чего была внезапная смерть перепугавшейся жены Зюзина, Никон нашелся только сказать: «Никитины (Зюзина) письма прислал он к великому государю опрашивая себя».

Никон писал константинопольскому патриарху, что латынник—газский митрополит Паисий Лигарид, председательствовал в Москве на соборе и по его благословению митрополиты переводились с одной кафедры на другую, а также вновь поставлялись русские архиереи, «и от сего-де беззаконного собору преста на Руси соединение святые восточные церкви и от благословения вашего (т. е. восточных патриархов) отлучишася, но от римских костелов начаток прияша волями своими». По поводу этого тяжкого обвинения Никоном всей русской церкви государь заявил, «что бывший Никон патриарх такие великие укоризны и неправды, забыв страх Божий и праведный Его суд, писал о том ко святейшим вселенским патриархом ложно, и тем соборную и апостольскую церковь и святую православную христианскую веру опорочил, и его, великого государя, и весь освященный собор, и его царского величества синклит, и всех православных христиан от благочестивые веры и от благословения святейших вселенских патриархов отчел и к римским костелам и к католицкой вере причел, и назвал всех еретиками, и только б то ево письмо дошло до вселенских святейших.

343

патриархов, и потому б де его затейному и ложному письму всем православным христианом быти под клятвою, и за то де его ложное я затейное письмо надобно всем стоять и умирать и от того очиститись». Затем государь, вместе со всем освященным собором, с боярами, окольничими и думными людьми, обратившись к патриархам, все вместе «били им челом, чтоб бывшего Никона патриарха допросить: для чего он так писал и их всех еретиками назвал?»

«И святейшие патриархи бывшего патриарха Никона допрашивали: чем от соборные церкви отлучились?»

«И Никон сказал: отлучились-де от соборные церкви и от благословения святейших вселенских патриархов для того, что газский митрополит Паисей Питирима митрополита перевел от митрополии в другую митрополию, а на его место поставил иного митрополита, да и иных-де архиереев от места к месту переводил же, а ему-де того делать не довелося, потому что он от еросалимского патриарха отлучен и проклят. А хотя б де он, газской митрополит, и не еретик был, и ему-де на Москве долго быть не для чего, я де его за митрополита не ставлю, у него-де и ставленные грамоты на свидетельство нет, и мужик-де наложит на себя мантию, и он-де таков же митрополит,—то-де он писал все про него, газского митрополита, а не о православных христианех».

«И великий государь, и весь освященный, и его царского величества синклит говорили святейшим патриархам, что бывшей Никон патриарх писал и назвал всех их еретиками, а не одного газского митрополита, и чтоб в том учинили указ по правилом святых апостол и святых отец».

«И бывшей Никон патриарх говорил великому государю: толко б де ты Бога боялся, и ты б де не так надо мною делал».

Никон обвинял пред константинопольским патриархом государя в том, что теперь на Москве во всякий церковный чин ставят и хиротонисают всех по указу государя, по его же указу собирают соборы, судят духовных, осуждают и отлучают т. е. что все церковное управление теперь находится исключительно в руках государя.

344

Царь на это обвинение Никона ответил, что так и всегда ранее делалось во время междупатриаршества.

Никон обвинял государя пред константинопольским патриархом, «что будто великий государь из патриарши казны емлет на свои протори, а с митрополичьих и с архиепископлих и с монастырей емлет на службу людей и деньги и хлеб немилостиво». На это обвинение царь ответил, что если что взято из патриаршей казны, то взято взаймы, что со властей и монастырей брались даточные люди, деньги и хлеб по примеру прежних лет, как велось исстари. При этом государь заметил: «а он-де, Никой патриарх, к строенью нового Воскресенского монастыря имал из домовые казны многие деньги, которые собраны были со властей и монастырей вместо даточных, да он же имал со властей и с монастырей многие подводы самовольством».—«И бывший Никон патриарх в том во всем заперся».—«И митрополиты и архиепископы его, Никона патриарха, уличали и говорили: которые-де деньга За даточных с них сбираны и те-де деньги он, Никон патриарх, для строенья Воскресенского монастыря (брал) и собирая с них подводы посылал в Воскресенский монастырь без государева указу, самовольством».

Прочитаны были на соборе из грамоты Никона к константинопольскому патриарху и несколько других более мелких обвинений, какие Никон возводил пред патриархом на разных лиц. Например: в Москве поставили Мефодия епископом в Киев, чего делать не имели права, так как киевская митрополия находится под благословением константинопольского патриарха; митрополит Питирим незаконно становился на патриаршее место, чего делать ему, только митрополиту, не подобало; Стрешнев будто бы назвал собаку Никоном и обучил ее передними ногами благословлять по патриаршески, за что Никон и проклял Стрешнева. По поводу последнего обвинения архиереи заявили, «что он, Никон, боярина Семена Лукьяновича (Стрешнева) проклял напрасно, без собору»...—»И святейшие патриархи велели бывшему Никону патриарху итить на подворье». Так кончилось первое соборное заседание, судившее патриарха Никона.

5-го декабря в государевой столовой избе состоялось

345

второе соборное заседание по делу Никона. На нем присутствовали; царь, восточные патриархи, бывшие в Москве греческие архиереи и все русские иерархи с освященным собором, а также бояре, окольничие и думные люди. Никон не был приглашен на это заседание. Царь в своей речи, а за ним наши иерархи и весь освященный собор били патриархам челом на бывшего патриарха Никона, что он, ссорясь с газским митрополитом, в своей грамоте к константинопольскому патриарху Дионисию писал, что будто бы все русские, начиная с самого царя, оставили православие и соединились с латинством, почему царь и все прочие просят патриархов, чтобы они по этому делу «учинили рассуждение» по правилам св. апостол и св. отец, и чтобы они от такого обвинения великого государя, освященный собор, царский синклит и всех православных русских «очистили».—«И изговори речь великий государь и освященный собор и синклит святейшим патриархом поклонились до земли». На эту так смиренно-необычно выраженную просьбу царя, освященного собора и царского синклита, восточные патриархи ответили, что «то дело великое», что «за то де надобно стоять крепко», тем более, что Никон назвал «еретиками» не только государя, освященный собор, царский синклит и всех православных русских, но и их патриархов,—«как будто мы пришли еретиков рассуждать», а между тем здесь—на Москве они видят истинную православную веру и потому Никона за клевету будут судить, а всех православных оборонять по правилам св. апостол и св. отец.

После этого патриархам вручены были грамоты, в которых Никон сам писал себя—«бывший патриарх», а также прочтены были грамоты государя, приглашавшие патриархов в Москву, причем государь заметил, что из прочтенных грамот видно, что он, государь, «на бывшего Никона патриарха к ним, святейшим патриархом, никаких укорительных слов не писывал, про то им самим ведомо, а на него де, великого государя, бывшей Никон патриарх писал к константинопольскому патриарху многие бесчестные и укорительные слова и причел к римскому костелу». На это патриархи заметили, что Никон так писал «чаючи, что и все таковы, как он сам»,—и заявили,

346

что так как Никон «объявился во многих лжах», то ему ни в чем не следует более верить и они будут судить Никона по правилам св. апостол и св. отец.

Возвратились к факту произвольного оставления Никоном патриаршего престола единственно потому, что окольничий Хитрово ударил его человека палкой. Патриархи по этому поводу рассудили, что человек Никона был им послан на Красное крыльцо во время обеда в честь царевича Теймураза, «чтоб смуту учинить. А в градских де законах написано: кто меж царем учинит смуту, и тот достоин смерти. А кто де его, Никонова человека, ударил и того Бог простит, потому что подобает так быть (?)». Но таким рассуждением патриархи не ограничились. «И встав, антиохийский патриарх осенял окольничево и оружничево Богдана Матвеевича Хитрово». В благодарность за такую патриаршую милость, Хитрово бил антиохийскому патриарху челом. Старавшийся выслужиться пред русским правительством антиохийский патриарх Макарий не ограничился однако благословением Хитрово за его палочную расправу с человеком Никона, но и сам жаловался на Никона, что его пушкинские крестьяне побили сербского архиепископа Гавриила, и не смотря на личное ходатайство до этому делу его, антиохийского патриарха, Никон не дал никакого удовлетворения. Затем Макарий показывал, что Никон при нем в алтаре снял митру с одного русского архиерея и всячески бранил его, и особенно жаловался на то, что Никон, вопреки указаниям и настояниям его, антиохийского патриарха, в день Богоявления совершал хождение на Иордан только один раз—в навечерие праздника, а не два раза т. е. в навечерие и в самый праздник.—Этим и закончилось соборное заседание 3 го декабря.

5-го декабря в государевой столовой избе, в присутствии царя, патриархов, всего освященного собора и царского синклита открылось соборное заседание, на которое был позван и Никон. Когда он пришел с преднесением креста, александрийский патриарх Паисий, обратившись к собору, говорил, что они, вселенские патриархи, пришли в Москву по грамоте государя, так как Никон оставил свой патриарший престол с клятвою и потому, обратившись

347

к Никону, говорил ему, что он оставил свой патриарший престол с клятвою и оставил его без всякой законной причины. Никон на «то заявил, что он от патриаршего престола с клятвою не отрекался, и что сейчас он вовсе не стремится опять занять патриарший престол, а будет жить там, где укажет государь. Патриархи говорили, обращаясь к членам собора, чтоб они сказали правду: отрицался-ли Никон от патриаршего престола с клятвою? Питирим митрополит новгородский, Иоасаф архиепископ тверской, архимандриты и игумены, которые были тогда в соборе и служили с Никоном, когда он публично отрекся от патриаршего престола, единодушно заявили, что Никон отрекся от патриаршества с клятвою, так как публично заявил: «аще вам буду патриарх, анафема буду». На это Никон опять сказал, что он не ищет вновь патриаршества и к этому добавил: «а кто де по нем будет патриарх, тот де анафема будет, так де он и писал к великому государю, что б без ево, Никонова, совету не поставить иного патриарха».

Патриархи нашли, что факт своевольного и незаконного оставления Никоном патриаршества вполне установлен и потому приступили к подведению этого факта под известные церковные правила. Они велели их читать сначала по-гречески, а потом по-русски. Когда прочли правило: «кто покинет престол волею без навета и тому впредь не быть на престоле», Никон резко заявил: «те де правила не апостольские и не вселенских соборов и не поместных соборов, он де, Никон, тех правил не приемлет и невнимает».—Павел митрополит крутицкий говорил: «те де правила приняла святая апостольская церковь».—Никон говорил: «тех де правил в русской кормчей книге нет, а греческие де правила не прямые, те де правила патриархи от себя учинили, а не из правил. После вселенских соборов—все де враки, а печатали де те правила еретики, а я де не отрекался престола, то де на него затеяли».—«И вселенские патриархи говорили, что их святые греческие правила прямые». С своей стороны русские архиереи и другие соприкосновенные лица решительно заявили, что Никон отрекся от патриаршества с клятвою. После этого Никон, очевидно находившийся в крайне неспокойном со-

348

стоянии, обращаясь к государю, неожиданно заявил: «как де на Москве учинился бунт, и ты де, царское величество, и сам неправду свидетельствовал; а я де устрашась пошол твоего государства гнева». На это обвинение царь с негодованием ответил: «он, Никон, непристойные речи, безчестя его, великого государя, говорит: бунтом никто не прихаживал, а что де приходили земские люди, и то де не на него, великого государя,—приходили бить челом ему, государю, об обидах». Тогда и все присутствовавшие на соборе стали говорить Никону: «как он не устрашитца Бога, непристойные слова говорить и великого государя безчестит». После этой сцены патриархи неожиданно поинтересовались узнать, почему Никон носит черный клобук с херувимами и две панагии. Никон дал объяснение. Тогда антиохийский патриарх Макарий предложил Никону неожиданный вопрос: «есть-ли ему ведомо, что александрийский патриарх судия вселенский?» На этот вопрос Никон ответил: «там де и суди. А во Александрии де и во Антиохии ныне патриархов нет: александрийский живет в Египте, а антиохийский в Дамаске». Когда на это патриархи ответили Никону вопросом: когда патриархи учреждали московское патриаршество «и в то время где вселенские патриархи жили?» Никон с своей стороны ответил патриархам: «он Никон, в то время не велик был».

После разных отступлений патриархи опять воротились к прерванному чтению греческих правил и потребовали от Никона, «чтоб он слушал правила святые». Но Никон снова решительно заявил: «греческие правила не прямые, печатали их еретики».—«И вселенские патриархи говорили, чтоб он руку приложил, что их книга правилная—еретическая и правила святые—не прямые, и что в той книге—ереси, чтоб имянно сказал*.—«И Никон патриарх никакие ереси в тех правилах не указал и руки не приложил».

Патриархи спрашивали Никона: «сколько епископа судят епископов и сколько патриарха?» На это Никон ответил: «епископа судят дванадесять епископов, а патриарха— вся вселенная». Тогда патриархи заявили Никону, что, значит, он епископа Павла Коломенского «изверг и ободрал не по правилам».

349

С своей стороны государь обратился к Никону с вопросом: «верит-ли он вселенским всем патриархом, что они подписались руками своими (под ответами на вопросы о власти царской и патриаршей), что вселенские патриархи—александрийский и антиохийский пришли по согласию (и двух других патриархов) к Москве?» Никон, посмотрев на подписи патриархов, заметил, «что он рук их не знает». Тогда антиохийский патриарх заявил, что подписи патриархов подлинные. На это Никон резко ответил патриарху; «широк де ты здесь, а как де ответ дашь пред константинопольским патриархом?» На эту выходку Никона все бывшие на соборе архиереи и бояре стали говорить ему: «как он не устрашитца Бога, великого государя, безчестит и вселенских патриархов и всю истину во лжу ставит». Тогда патриархи велели отобрать у Никона крест, который пред ним носили, заявив, что де ни у какого патриарха не повелося носить впереди крест,—«то де он взял у латынников». Затем государь просил вселенских патриархов, чтоб они допросили Никона «по Христове заповеди: за что он, Никон патриарх, на него, государя, осердился, про околничего Богдана Матвеевича Хитрово, что ударил за безчиния человека дому его? И он, великий государь, нудил-ли его, Никона патриарха, чтоб Богдана Матвеевича простил?»—«И Никон патриарх ответу не дал, молчал». Еще после некоторых вопросов патриархи наконец заявили Никону: «ныне тебя Никона, бывшего патриарха, мы, святейшие патриархи, но правилом св. апостол и св. отец, извержен, и отселе не будеши патриарх и священная не действуеши, но будеши яко простый монах». После этого патриархи сказали Никону те вины, за которые они его низвергают: а) отрекся от патриаршего престола и сошел с него без всякой законной причины,—«сердитуя на великого государя», б) В грамоте к константинопольскому патриарху Дионисию писал, что русские отпали от соединения с восточною православною церковью и приложились к западному костелу и тем православную апостольскую церковь «обругал» а великого государя, освященный собор и всех православных христиан «обезчестил и назвал всех еретиками», в) «Никон и их, вселенских истинных православных патриар-

350

юв бесчестил, называл не патриархами, и соборные святые правила называл ложными и враками и будто еретики печатали», г) Коломенского епископа Павла изверг помимо собора, сослал его в ссылку и мучил, так что тот пропал «безвестно». Объявив эти вины Никону, патриархи велели ему идти на подворье и быть там до указу.

Мною выше отмечено, что царь, прежде открытия собора для суда над Никоном, тайно совещался с восточными патриархами в течении нескольких часов. Теперь, когда суд был окончен и Никона решено были лишить всякого священного сана, сделав его только простым монахом Никоном, произошло 8 декабря новое тайное продолжительное совещание царя с патриархами. На этом совещании конечно решался прежде всего вопрос: в каком виде составить официальное соборное постановление о низложении Никона, где и как произвести это низложение, а также решались и некоторые другие вопросы, касавшиеся, вероятно, самих патриархов, положение которых в Москве становилось очень щекотливым, о чем подробно скажем ниже.

12-го декабря было окончательно составлено от лица двух восточных патриархов и потом подписано всеми присутствовавшими на соборе иерархами соборное официальное определение о низложении Никона, в котором говорилось, что так как Никон а) «досадил» государю, «возмяте и прилепися к вещем, не подобающим патриаршей власти и достоинству»; б) публично отрекся от патриаршества и самовольно оставил патриарший престол и свою паству, а в то же время у себя в монастырях продолжал действовать архиерейски; в) оставя самовольно патриаршество в то же время всячески противился избранию нового патриарха, г) анафематствовал без всякого испытания и рассуждения поместных архиереев; д) глумяся: одного архиерея называл Анною, а другого Каиафою, одного из царских бояр Иродом, а другого Пилатом; е) на соборе осуждал самих патриархов, что они не имеют своих древних престолов, а один из них живет в Египте, а другой в Дамаске; ж) «наша суждения патриаршеская наименова блядословием и баснями», так как патриархи для осуждения его, Никона, приводили не настоящие правила соборов, а

351

правила из греческого номоканона, который он «с великим безстудством еретическое ясно наименова, занеже напечатася инде, яки бы в западных странах»; з) государя в грамоте к восточным патриархам представил латино мудрствующим, мучителем, обидчиком, Иеровоамом и Озиею; а также латинствуюшим представил весь царский синклит и даже самую русскую церковь тоже латинствующею; и) единолично низверг одного архиерея, подверг его мучениям и заточению, от чего тот и погиб; и) отца своего духовного два года немилостиво бил и истязал, от чего он впал в расслабление, что они, патриархи, сами видели; к) рассматривая деятельность Никона в общем, патриархи «познахом Никона, яко не жительствова архиерейски—тихо, но мучительски, и к неправдам пригвожден, и в хищениих упражнився, и мучительствами содержащься». В виду всего этого, заявляют патриархи, «сотворихом его, Никона, непричастна всякому священнодейству, яко к тому немощи ему архиерейских дел творити, и истинно совершенно его извергохом со омофорами и епитрахилиами, совсем местным освященным собором, изрекше ему отныне вменитися и нарицатися простым монахом Никоном, и не к тому патриархом московским». В заключение патриархи находят нужным заверять: «сия вся правильно совершихом, сотворше без всякого лицеприятия и пристрастного осуждения, боящеся неумытного очеса Божия—имеет бо Бог мстительное око—и будущих оных судилищ убоявшеся, отдающих тожде страдание, и во уме и памяти обносяще в нынешнем веце и в будущем вечного огня страшилища, прав и Богу суд изнесохом и изрекохом».

Того же 12-го декабря в патриаршей крестовой палате собрался собор под председательством восточных патриархов. Царь на соборе не был, а вместо себя прислал на собор бояр; Одоевского и Салтыкова, думного дворянина Прокофья Кузмича Елизарова и думного дьяка Алмаза Иванова. Послали сказать Никону, чтобы он немедленно шел на собор. Он пришел и остановился пред крестовой в сенях, а в самую палату не был приглашен. Патриархи надели на себя сакосы, тоже велели сделать всем архиереям и, выйдя из палаты, направились в церковь, с

352

ними пошел туда и Никон. Пришед в церковь, Никон, по обычаю, помолился иконам, в пояс два раза поклонился патриархам и стал по левую сторону западных дверей. По приказанию патриархов соборное решение о Никоне сначала прочтено было по-гречески, а рязанский архиепископ Иларион тоже прочел по-русски. После этого патриархи стали у царских дверей и позвали к себе Никона. Александрийский патриарх сказал Никону его вины, собственноручно снял с него клобук и панагию, присем заявил ему, чтобы впредь он патриархом не именовался и не писался, а именовался бы и писался простым монахом Никоном и жил бы в монастыре тихо и немятежно, сокрушаясь пред Богом о своих согрешениях. На все это Никон резко ответил патриархам: «знаю де я и без вашего поучения как жить, а что де клобук и панагию с него сняли, и они б с клобука жемчуг и панагию разделили по себе, а достанетца де жемчугу золотников по 5 и по 6 и больши и золотых по 10».—»И поуча святейшие патриархи Никона, бывшего патриарха, отпустили на подворье» 1).

Так патриарх Никон, некогда царивший и в церкви и в государстве, бывший несколько лет не по титулу только, но и по власти и положению, действительным великим государем, превратился теперь в простого, ссыльного монаха Никона. Причина такого глубокого падения Никона заключалась главным образом в нем самом: в особенностях его нравственного характера, в свойствах всего его умственного склада я понимания, в том особом отношении, в какое он стремился поставить себя, как патриарха, к представителю государственной власти—царю.

Никон по своему характеру не был натурой спокойной я уравновешенной, это был человек увлечений, человек легко возбуждающийся и легко поддающийся внешним нередко очень случайным воздействиям и впечатлениям, я новому действовавший неровно, порывами, часто очень бурно,

1) Большая часть документов, извлеченная из Главного Государственного Архива, относящихся до суда над Никовом, напечатана Гиббенетом, во втором томе его сочинения; Истор. исслед. дела п. Никона.

353

мало обдуманно и, по большей части, нетактично. При успехе он чрезвычайно возносился, на всех смотрел сверху вниз, не знал пределов своему самовластью, все подчинял своему личному усмотрению и даже просто минутному настроению и капризу; при неудаче он падал духом, делался крайне раздражительным, мелочным, придирчивым и очень гневливым, а потому быстрым на расправу, часто несправедливую и жестокую. Он то гордо ничего не хочет брать от царя—обидчика, высокомерно отвергает всякую его помощь и подарки, то униженно выражает скорбь, что он уже не присутствует, как ранее, за царским роскошным столом и начинает выпрашивать у царя разные подачки; он то всячески бранит и позорит царя, то начинает молить его, чтобы он возвратил ему, Никону, свою прежнюю любовь и доверие. Вообще, это была натура хотя и очень даровитая, но не глубокая, мало устойчивая и совсем не дисциплинированная, мало способная на высокий нравственный подвиг, на самоограничение, хотя бы ради высокой и святой дели, мало способная на борьбу вне интересов собственной личности, собственного личного положения. Собственная личность у Никона всегда и всюду на первом плане, она—начало и конец всякой его деятельности, всех его стремлений и вожделений.

Будучи архимандритом и новгородским митрополитом Никон вел себя очень сдержанно, дружил с сильными и влиятельными при дворе ревнителями благочестия, каковы Стефан Вонифатьевич и Иоанн Неронов, и всячески старался понравиться молодому государю и производить на него, характером своей деятельности, благоприятное и выгодное для себя впечатление. И он достиг своей цели— сделался патриархом и потом великим государем. Тогда у Никона совсем закружилась голова, а чрезмерная власть окончательно его ослепила и испортила: он вообразил себя действительным, настоящим великим государем, возомнил, что не только в церковной сфере он есть единственный, бесконтрольный и самовластный властелин, но и вообразил себя полномочным, законным контролером всей государственной и общественной жизни и деятельности, и потому стремился взять в свои руки и бразды государственного управления и притом так, что действительный

354

и настоящий великий государь должен был несколько потесниться пред ним, а иногда и стоять ради него в тени. Тогда-то и сказались все отрицательные и непривлекательные стороны характера Никона: его чрезмерное честолюбие, его до болезненности развывшееся самолюбие, не терпевшее ни малейших уколов и даже простого равнодушия и невнимания к его личности со стороны самого царя, его суровый и подчас жестокий нрав, его самомнение, надменность и чванливость, которые он проявлял не только относительно подчиненных ему архиереев и духовенства вообще, но и относительно знатнейших и родовитых московских бояр, близких к самому царю, его самоуправство и полное пренебрежение к общественному мнению, к тому всеобщему неудовольствию и подчас ожесточению против него, которое все более росло и развивалось относительно его в различных слоях тогдашнего общества.

В то же время по своему умственному развитию, по всему складу и строю своей умственной жизни, по своему общему пониманию и воззрениям, Никон совсем существенно не отличался от тех, кого он так жестоко карал, как противников своей реформаторской деятельности, как людей грубо-невежественных.

Ранее патриаршества, Никой принадлежал к кружку ревнителей благочестия и был другом Неронова, Аввакума, Лазаря и других. Он разделял все убеждения и стремления кружка и но всему строю и характеру своего миросозерцания, по характеру я приемам своего мышления, по пониманию сущности веры и благочестия, был всегда тем же, чем были Неронов, Аввакум, Лазарь и другие. Подобно им он считал себя не заурядным обыкновенным человеком, но человеком, находящимся под особым водительством неба, получающим свыше особые чрезвычайные указания, что и как ему следует делать и поступать: он был, как и противники его реформы, и провидец, и целитель, и чудотворец. Если Никон сделался великим государем и в служении носил на себе корону (митру), сделанную по подобию царского венца, то на это ему было указание свыше, еще ранее его патриаршества. В письме к царю из Новгорода, Никон, тогда новгородский митрополит пишет, что он однажды, находясь в соборе,

355

смотрел на Спасов образ. «И вот внезапно я увидел венец царский золотой на воздухе над Спасовою главою; и мало по малу венец этот стал приближаться ко мне. Я от великого страха точно обезпамятовал, глазами на венец смотрю и свечу пред Спасовым образом, как горит, вижу, а венец пришел и стал на моей голове грешной; я обеими руками его на своей голове осязал, и вдруг венец стал невидим». Если Никон, казалось, беспричинно оставил свой патриарший престол, то в действительности было не так. На соборе 1666 года, во время суда над ним, Никон говорил государю: «Бог де тебя судит, а я-де узнал на избрании своем, что тебе, государю, быть до меня добру до шти лет, а потом быть возненавндиму и мучиму». Если Никон оставил патриарший престол, то его не оставила однако ранее присущая ему благодатная сила исцелять разных больных. В мае 1659 года Никон говорил посланному к нему в Воскресенский монастырь дьяку Башмакову: «в Воскресенском де монастыре были два человека одержимые черными недуги, и он де об них молился Господу Богу и говорил над ними молитвы, и помощию де Божиею от тех болезней они ныне свободились; а как де он был на патриаршестве, и в то время помощию ж Божиею, а к Богу его молитвами, многие от различных своих болезней и недугов свободились». В челобитной государю, в декабре 1661 года, по делу Бобарыкина, Никон рассказывает, про бывшее ему видение: как в Успенском соборе восстали из своих гробов похороненные тут ранее святители, как они устроили вход в алтарь, а с ними и он, Никон (как действительный патриарх), как восстал из гроба святитель Петр митрополит и стал говорить, обращаясь к Никону, чтобы он говорил царю о приобидении им церкви, за что царь будет наказан и указал Никону на знамение, если царь его не послушает: «собрася огнь во церкви, изыде на царский двор и возгореся страшно зело». Если Никон в 1664 году пытался возвратиться опять на оставленный им патриарший престол, то это он сделал по особенному бывшему ему божественному указанию, когда по его неустанной молитве явившиеся ему в видении московские великие святители приказали ему опять

356

возвратиться на свой патриарший престол. После того как собор совсем лишил Никона священного сана, ему, в замен этого, дан был Господом усиленный благодатный дар лечить всяких больных, о чем ему и сообщено было в особом видевии. По этому поводу Никон заявлял: «было ему видение: отнято-де у тебя патриаршество, и тебе-де за то дана чаша лекарственная: лечи болящих». По тому же поводу Никон говорил: «являлся де ему, Никону, Христос часто в церкве тем образом, как пишетца на иконе, и подал ему благодать чаши лекарственной. И он де, по тому явлению и но благодати неисчерпаемой чаши лекарства, исцелял. И от того-де ево лекарства Бог от болезни, многих людей избавлял» 1).

Из приведенных данных ясно, что тот элемент сверхъестественного и чудесного, который так сильно проявлялся во всей жизни Аввакума, Неронова и других противников церковной реформы Никона 2), довольно заметно сказывался и в жизни самого Никона, так что он, в этом отношении, был вполне тождествен с противниками своей реформы и ничем существенно от них не отличался.

Подобно противникам его церковной реформы, Никон был очень благочестив: он сам всегда неопустительно совершал все церковные положенные службы, совершал их истово, уставно, единогласно, ничего не опускал; читал на них длинные положенные отеческие поучения, к которым присоединял и свои собственные толкования в назидания, от чего его служение было крайне продолжительно и утомительно для молящихся, но сам он, при своей сильной натуре, выносил свои службы очень бодро, без заметного утомления. Он предавался иногда самому суровому посту, вовсе не вкушая пищи в течение нескольких дней, проводя целые дни и ночи в молитве, не дозволяя себе спать, надевая на себя к тому же очень тяжелые вериги, в которых клал постоянно множество земных и поясных поклонов. Во время этих суровых

1) Ист. Рос. Соловьева, X, 175. Гиб. I, 172. II, 599, 739,1022. Дело п. Никона, стр. 318, 373.

2) См. т. I моей книги.

357

аскетических подвигов Никон не раз, по его заверениям, удостаивался чрезвычайных божественных видений и откровений, которые ему говорили за угодность его жизни пред Богом, подобно тому как его противники точно таким же путем и способом удостоверялись в угодности своей жизни и в угодности своей борьбы с Никоном пред Богом. Вообще с внешне-формальной стороны Никон, как и его церковные противники, был безукоризнен в своем благочестии. Но, к сожалению, только с внешне-формальной стороны, а не как ни со стороны внутренней, со стороны качественного, так сказать, благочестия,—с последней стороны оно было очень невысоко. Его уставное благочестие, выражавшееся в частых продолжительных службах, в продолжительном воздержании от пищи, в бессонных ночах, проводимых им в чтении святых книг и постоянных поклонах, нисколько однако не действовало успокаивающим и смягчающим образом на его порывистую и суровую натуру, не делало его кротким и снисходительным в отношениях к другим, не уничтожало его частой гневливости и подчас крайней суровости к подчиненным, не удерживало его от несправедливых и насильственных действий. Значит, его уставное внешнее благочестие так и было только внешним, не проникая внутрь, не затрагивая свойств и качеств его духа, даже видимо совсем не меняя хотя бы и временно той или другой его внутренней настроенности. В этом отношении достаточно указать хотя бы на тот факт, что Никон во время своих церковных служб, в самом алтаре, в этом святая святых христианского храма, дозволял себе не только ругать ему сослужащих, хотя бы это были и архиереи, но и пускал в ход личную кулачную расправу с провинившимися в чем либо клириками.

По своему умственному складу, характеру и приемам своего мышления, по своим званиям, пониманию вероучения и всей церковности Никон был в существе дела то же, что и противники его реформы: подобно им он смотрел на обряд как на догмат, в изменении обряда видел изменение самой веры. Это потому, что Никон в действительности был таким же типичным, односторонним начетчиком,

358

как и его противники. Выучившись у инока Макарьевского Желтоводского монастыря читать и писать, Никон, в дальнейшем своем образовании, шел обычным тогдашним путем: стал усердно читать разные доступные ему книги т. е. стремился расширить круг своих знаний путем начетчества, без какой бы то ни было, хотя бы и самой элементарной школьной правильной подготовки. Он любил читать и читал много: читал книги священного писания, которое, при его прекрасной памяти, знал хорошо; читал и хорошо знал все тогдашние церковно-богослужебные книги, книги учительно-назидательного характера и особенно произведения Иоанна Златоуста; хорошо он также знал церковные правила и постановления, поскольку они заключались в тогдашней нашей Кормчей, по которой он их изучал; конечно, он усердно читал разные жития святых и т. под. Но никакой науки в собственном смысле Никон никогда не знал и потому не понимал силы, значения и необходимости для общественного деятеля научного образования, а к западной науке относился так же как и его противники, т. е. враждебно и отрицательно. Когда Паисий Лигарид, в одном случае, сослался на свидетельство тогдашней физики, Никон, по этому поводу, с негодованием отвечает ему: «не достало тебе святых божественных книг во ответ, которыми велели апостоли святии и отцы святии учити, и заповеда (этими книгами) и ответы творити. Ты же физиками и ореховым листьем и иными шпынскими прибавками ответы твориши» 1).

Вполне естественно было, что Никон о разных предметах судил и рядил точно так же, как и бывшие его друзья—первые поборники старообрядчества, что понимание им разных явлений, приемы и характер его суждений на столько у него были сходны с его противниками—старообрядцами, что часто почти нет никакой возможности отличить рассуждения Никона от рассуждений противников его реформы. Если защитники старообрядчества уверяли, что благодаря реформам Никона русская церковь уклонилась от правого пути и соединилась с латинством, то и Никон с своей стороны заявлял, что ради его врага Паи»

1) Рук, нашей академия № 218, д, 133 об.

359

сия Лигарида русская церковь разорвала связь с православными восточными патриархами и соединилась с римским костелом. Если сторонники старообрядчества говорили, что Никон вводит в церковь свои новшества и всякие еретичества, собирая их от разных отреченных и покидных книг; то и Никон в этом же самом обличает Паисия Лигарида: «новые законы, пишет он, обращаясь к Лигариду, вводишь от отверженных и недоведомых книг... ово от отреченных книг, ово от внешних баснословных блужений». Если защитники старообрядчества считали Никона, за произведенную им церковную реформу, предтечею антихриста, его учеником и последователем, то и Никон всячески старается доказать, что Одоевский, писавший Уложение, есть предтеча антихриста, что он написал законы «советом антихриста, учителя своего». Если сторонники старообрядчества уверяли, что на Руси уже нет более настоящей церкви и начинаются времена антихриста, то и Никон уверял, что после его ухода с патриаршества русская церковь превращена в вертеп, так как в ней нет более патриарха и что на Руси наступают времена антихриста. Если защитники старины заверяли, что еретик Никон не признает Христа Богом, то и Никон уверял, что составитель Уложения, Одоевский, не признает Христа Богом, а только простым человеком, уверяет, что Одоевский в Уложении разорил «и священное Евангелие и вся святые законы». Если защитники старины своих противников не хотели призвать христианами, а только мучителями, то и Никон, на слова Одоевского: «ты-де (Никон) нас не христианы, жидами называешь», отвечал: «аз в вас христианства ничего не знаю, ни вижу, кроме беззакония и мучительства,—-ела ваши свидетельствуют». Если, но уверению защитников старины, страшный мор, разразившийся над московскою Русью, был очевидным проявлением гнева Божия за церковные новшества Никона, то и Никон, с своей стороны, в этом тяжком всенародном бедствии видит то же проявление гнева Божия, но только за написание Уложения. Поэтому случаю он восклицает: «не быша ли морове водицы во царствующем граде Москве и во всех градех лютою язвою и неисцеленною? Невозбоялося ли сердце да-

360

рево, егда мору бывшу, царице же на Москве со царевичем Алексеем и со царевнами и не веде, что сотворити и камо бежати?... Коликия тмы скончашася мором по градом и по селом и по деревням и на войне? Не убояше- ли всяка душа человеча?»

Самый способ толкования и объяснения книг у Никона тот же, что и у защитников старины: подобно им, чтобы как-нибудь доказать ему желаемое, он произвольно вырывает из книги что либо отдельное, вне общей связи, и всячески усиливается объяснить им взятое в известном предвзятом смысле подобно своим противникам он привязывается к отдельным словам и выражениям, влагает в них такой смысл, какого они в действительности не имеют, и из своего произвольного и натянутого толкования делает такие неожиданные выводы и заключения, какие вовсе не даются и не следуют из приводимых им мест. Укажем хотя бы на следующие два примера. В Уложении (гл. 10, ст. l-я) было написано: «суд государя царя и великого князя Алексия Михайловича всея России, судить бояром и окольничими и пр». По этому поводу Никон строго пишет: «отвещай: в которых-то правилах написано, что суд великого государя царя, а не Божий?» В Уложении (гл. 10, ст. 21-я) было написано: «да суда же не судить и никаких дел в приказех не делать; оприч великих царственных дел: В день Рождества Христова, в день Богоявления, и в иные господския праздники... да в который день приспеет праздник рождения государя и великого князя Алексия Михайловича всея России, и его благоверные царицы и великой княгини Марии Ильиничны и их благородных чад». По этому поводу возмущенный Никон с негодованиемь пишет: «о пребеззаконниче и злобесный человече! Како не устыделся, не устрашился! И беси Того исповедаху Сына Божия и Бога, глаголаху: почто еси Сыне Божий пришел еси прежде времени мучити нас; а ты—злострадный человече—не исповеда того Бога быти и Господа нашего Иисуса Христа аки проста человека пишет: в воскресный день, в день Рождества Христова... Не усохл бы скверный твой язык изглаголати или написати: Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.—Или еще: Богоявление Господа Бога

361

и Спаса нашего Иисуса Христа, — и ниже праздник нарече, но день. А еже о царе: да в который день приспеет праздник—день рождения государя царя и пр. Такожде о царицы и их чадах,—которые праздники? которое таинство?—разве что любострастно и человеческо, и во всем приподобил еси человека Богу, но и предпочте Богу... И которое сочетание свету ко тьме, по божественному апостолу, и правде к беззаконию, еже ты зломудренне предпочте день рождения царя и царицы и чад их, паче дней таинственных — Христовых, глаголю: святого Его воскресения, и Рождества и Богоявления, и ниже праздники тех нарече, таинства ради». Другой случай по поводу виньетки на книге, напечатанной при Алексее Михайловиче. Никон пишет: «то правда, что царское величество разширился над церковью, чрез вся божественные законы, своим достоинством, а не законом коим либо Божиим, и не до сего точию ста, но и на самого Бога возгорде широтою орла, еже ныне издаде другом лист, лета от воплощения Слова Божия 1663, на нем же есть написан орел двоеглавый, на орле же царь на коне, в гордости велицей зело». Никон сильно сокрушается, что этим царь поставил «самого Христа Бога нашего прениже всякоя своея славы—и под ногами коня и орла и в тесноте некакой безславия». По этому случаю Никон сокрушенно восклицает: «ох, ох, увы, увы, люте, люте, в каковы времена достигохом! Збышеся писанное: измениша бо славу Божию в славу человеческую и четвероногих скот я птиц. И паки другое писание: возлюбиша славу человеческую, нежела славу Божию. Сего ради предаст их Бог в страсти безчестия, во еже творити им волю языческую» 1).

Таким образом Никон не обладал ни особыми высокими нравственными качествами, ни особым умственным развитием, пониманием и знаниями, и вообще не стоял во всех отношениях настолько выше своих современников и самых своих противников, чтобы все тогдашнее русское общество безмолвно могло преклониться пред его именем и авторитетом и беспрекословно признало его

1) Рукопись нашей академии № 218, л. л. 323 и 327 об. Записки рук. археолог. общ., т. II, стр. 460 и 465.

362

своим полномочным безотчетным руководителем во всех делах своей церковно-религиозной и, в известной степени, государственно-общественной жизни. А между тем Никон властно заявил небывалые чрезмерные притязания на полное верховенство не только в церкви, но и в государстве, вступил в открытую соблазнительную борьбу с самим царем во имя того, что патриарх должен быть в некоторых отношениях выше и священнее царя, что царь в известных делах должен слушаться и подчиняться патриарху, что вся государственная и общественная жизнь должны, в известных отношениях, находиться под постоянным и бдительным контролем патриарха, причем эти свои притязания на верховенство и в государстве Никон заявлял в форме иногда довольно резкой и обидной и для самого государя и для всего светского правительства. Понятно, что Никон должен был пасть и пасть окончательно.

Царь Алексей Михайлович до конца своей жизни жалел бывшего своего «собиннаго» друга и всячески старался смягчить и улучшить положение Никона в ссылке. Умирая (29 января 1676 г.) Алексей Михайлович писал в своем духовном завещании: «от отца моего духовного, великого господина, святейшего Никона, иерарха и блаженного пастыря, аще и не есть на престоле сем, Богу тако изволившу, прощения прошу и разрешения». А Никон, узнав о смерти царя, своего бывшего благодетеля и друга, только непримиримо-мстительно заявил: «воля Господня да будет! Аще бо зде с нами прощения не получи, но в страшное пришествие Господне судится имать». И когда потом у него стали просить письменного разрешения усопшему государю, он сказал, отказывая в просьбе: «мы исполняем слово Господне: оставите и вставится вам», и к этому прибавил: «Бог его простит!» но простить сам и дать письменное разрешение усопшему царю решительно отказался: он, очевидно, желал продолжать свою борьбу с царем и в будущей жизни, желал состязаться с ним о своих обидах на будущем страшном судилище пред лицом самого Господа.

Совершенно иначе отнесся к Никону усопший государь Алексей Михайлович. Умирая он не только просил про-

363

щения у Никона, но и выразил желание, чтобы Никону возвращен был отнятый у него патриарший сан. На это имеются некоторые указания. Исполнителем, и очень настойчивым, воли Алексея Михайловича относительно Никона, явился его сын царь Феодор Алексеевич; который, вопреки всем московским недоброжелателям и врагам Никона, решил добиться его разрешения у восточных патриархов. В грамоте царя Феодора Алексеевича к восточным патриархам говорится, что его отец, государь Алексей Михайлович, «воспоминати того (т. е. запрещения Никона), любве ради Христовы, не благоволил», а александрийский патриарх в грамоте по поводу разрешения Никона писал, что ему сообщено царскими послами: «яко сицевую боголюбезную мысль имяше и иже во блаженной памяти приснопоминаемый отец ваш, великий государь царь и самодержец во еже простите оного блаженного (т. е. Никона) и патриаршего звания удостоити». На восток хлопотать у патриархов о разрешении уже умершего Никона отправлены были послы Возницын и Чириков. Но так как просьба о разрешения Никона, по мнению нашего правительства, могла встретить на востоке большие затруднения в виду того, что патриархам приходилось, разрешая Никона, встать в противоречие с состоявшимся о нем соборным определением, то послам дана была на этот случай особая инструкция, показывающая, что тогдашнее наше правительство уже хорошо знало, с кем оно имеет дело и как следует вести его. В инструкции послам говорится: «а буде вселенские патриархи по нашим великого государя грамотам учинить того (разрешить Никона) не похотят, и вы-б, наши великие послы, домогались о том у них всякими мерами чрез кого возможно, и сверх того вашего великого государя жалованья, которое на милостыню с вами к ним послано, дали-б им, или с кем послали нашего великого государя жалованье особо от того из нашея великого государя казны, которая с вами в запас послана, или у греков заняв—по двести по пятидесяти рублев патриарху, только-б конечно того домогаться, чтоб они, вселенские патриархи, для нашего государского прошения о том, по нашим великого государя грамотам учинили и свои грамоты к нам, великому государю, с

364

вами, нашими великими послы, послали... И есть-ли крепко и упорно станут и непохотят того учинить и, по самой конечной мере, дать по пяти сот рублев патриарху; а буде и по тому предложению вашему не учинят, и, по самой нуже, дать по тысяче рублев человеку, только б учинили и в грамотах своих написали имянно». Посол Возницын, прибыв на восток (Чириков умер дорогою), прежде всего обратился к Иерусалимскому патриарху Досифею, чтобы тот помог ему выхлопотать у патриархов разрешение Никону. Досифей охотно взялся устроить это дело и говорил послу, чтоб он «все те дела положил на него, патриарха». Действительно, вскоре сам Досифей, а также и антиохийский патриарх, вручили послу свои разрешительные грамоты, вовсе не требуя от него какой-либо особой приплаты сверх той дачи, какую им вручил за это посол. Не то было с патриархами константинопольским и александрийским. Они решились воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы возможно больше получить с русских за свою услугу, и потому никак не соглашались выдать разрешительные грамоты за ту дачу, какую им предлагал посол, а требовали гораздо большей. «По вашему, великого государя, указу, доносил Возницын, я, холоп твой, у святейших патриархов у антиохийского и иерусалимского святейшему Никону патриарху прощальные и разрешительные грамоты взял, а цареградский, государь, и александрийский патриархи, хотя, чтоб я, холоп твой, от того дал им дачу большую, по се число своих грамот не отдают, только государь, как ни есть, прося у Бога милости, и у них возьму, и придет то ваше, великого государя, дело у меня, холопа твоего, по вашему государскому изволению в совершение». И действительно настойчивый посол достиг своей цели—получил от всех патриархов разрешительные грамоты Никону, не дав при этом ни одному из них великой дачи. С нескрываемым торжеством Возницын доносил государю, что он добыл от всех патриархов разрешительные грамоты, «а учинил он то неусыпным своим промыслом и радением, без великих дач, а велено было от того дать и многую дачу и о совершении того дела радеть накрепко». Сколько каждый патриарх получил за разрешительные грамоты Никону и во-

365

сколько вообще все это дело обошлось нашему правительству, видно из следующего донесения Возницына: «а за те грамоты дал он, Прокофей, цареградскому да иерусалимскому патриархом по триста талеров, а александрийскому Прохору сто пятьдесят талеров, антиохийскому—сто талеров. Да сам он, Прокофей, поднес им патриархом: цареградскому, александрийскому, иерусалимскому, при отъезде своем из Царя града, за теж великого государя и за иные дела по пятидесяти золотых червонных; да на соборы их: на царегородский, на александрийский, на иерусалимский, на антиохийский по двадцати золотых, а митрополитом дано собольми, а тот расход писан в соболиной раздаче». Именно дано было: цареградскому логофету пара соболей в 12 рублей, «потому что без него никакие дела не делаются»; митрополитам, бывшим на соборе по поводу разрешения Никона, дано: двум по паре соболей в 15 рублей, двум по паре в 16 рублей и трем по паре в 10 рублей. Послу пришлось еще дать плату и прежнему антиохийскому патриарху, который, не ведая своей смены я того, что новый патриарх уже дал свою разрешительную грамоту Никону, вручил послу и от себя такую же грамоту, за что и получил сто талеров и 10 золотых 1).

Так Никон, хотя и после своей смерти, благодаря желанию царя Алексея Михайловича, и благодаря энергичным хлопотам пред восточными патриархами его сына—царя Феодора Алексеевича, был восстановлен в своем патриаршем достоинстве.

1) Турецкие статейные списки (в Большом моск. архиве министерства иностр. дел) № 20, л. л. 332, 385, 386, 574, об., 720, 731. № 21, лл. 120, 121, 219 и 224.

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com