Поиск авторов по алфавиту

Автор:Левитин-Краснов Анатолий Эммануилович

Левитин-Краснов А. Э. Переписка с другом-коммунистом.

ПЕРЕПИСКА С ДРУГОМ-КОММУНИСТОМ

Я встретил его впервые осенью 1949 года, в архангельских лесах, на одном из лагерных пунктов, куда нас обоих доставили из тюрьмы.

«Вы, кажется, учитель, — я тоже по образованию учитель, хотя и не занимаюсь этой профессией», — с такими словами подошел ко мне чернявый, малорослый, широкий в плечах, человек, изъяснявшийся на ломаном русском языке.

«А какова же ваша профессия?» — вежливо спросил я.

«Тюремный сиделец», — последовал ошеломляющий ответ.

Таково было начало знакомства.

В бараке было холодно и сыро, невыносимо пахло махоркой, топором висела в воздухе густая ругань блатных.

А мы, сидя на голых нарах (постелей нам выдать еще не успели), вели теплый сердечный разговор.

В этот первый вечер нашего знакомства он рассказал мне свою жизнь, — и когда пришло время спать, мы почувствовали, что между нами .протянулись те тонкие неуловимые нити, которые зовутся дружбой. Друзьями (несмотря на разность убеждений) мы остались до сего дня.

Мой друг-коммунист, — будем называть его так, действительно был профессиональным тюремным сидельцем.

Румынский еврей, сын плотника, еще в раннем детстве потерявший отца, четырнадцати лет от роду он вступает в подпольную комсомольскую организацию и вскоре попадает в тюрьму. Полтора десятка арестов,

71

 

 

четыре года в страшной румынской тюрьме Давтяну, вырванные ногти и выбитые зубы, прозвище «Красный факир», которое он получил за свою почти сверхъестественную стойкость во время пыток в Сигуранце — жена-революционерка, с которой он познакомился в тюрьме, — таков жизненный путь моего друга в качестве румынского гражданина.

В 1940 году он становится гражданином советским, — и тут начинается новая эпоха в его жизни.

Четырехлетнее пребывание во время войны в армии, работа по восстановлению освобожденной от фашистов Буковины, арест в 1949 году бериевским МГБ за резкую и смелую критику партийных перегибов, освобождение из лагеря в 1953 г., восстановление в партии в 1956 году, — таковы основные этапы его жизни за последние годы.

В его жизни было много всяких перемен; неизменной осталась его горячая преданность коммунизму; никогда не забуду интонации, с которой он произносит слово «Ленин». Чувствовался какой-то почти религиозный трепет, восторг, доходящий почти до экстаза... Вероятно, так произносили это имя испанские коммунисты перед расстрелом, в 1939 году...

Однажды, в лагере, я потерял нательный крест; блатные, делающие ложки в мастерских, взялись сделать мне новый... У меня однако, не было денег; пришлось попросить их у друга-коммуниста. ... Я расстегиваю сейчас ворот рубахи и безмолвно смотрю на этот необычный крест, сделанный из нержавеющей стали руками уголовных, оплаченный профессиональным революционером — на груди у полуеврея-интеллигента, церковника, — что это: символ или парадокс?

Я получил от него месяц назад письмо, которое привожу здесь полностью, вместе со своим ответом, т.к. в обоих письмах затрагиваются проблемы, представляющие живой интерес для широкой публики.

72

 

 

«Дорогой Анатолий Эммануилович!

Ваше письмо я получил и виноват, что сразу не ответил. Письма, о которых я написал Вам, я уже давно порвал и жалею, что их не отправил, хотя Вы и пишете, что это значило бы зря свой порох расходовать. А знаете, именно для Вас, пожалуй, пороха не жалко. Из всех верующих, которых я когда-либо знал, Вы, на мой взгляд, — единственный, который отличается широтой и истинным стремлением искателя правды. Мне хотелось бы убедить Вас в одном: на один час оставить Господа Бога, т. е. полностью освободиться от груза, который с детства давит на Ваше сердце и ум, и стать чисто научным исследователем. При этом, понятно, оставаться таким же человеколюбцем, каким Вы всегда были и являетесь сейчас.

 

Бросьте взгляд на историю человечества, на полит-географию нашего земного шара и, уверен, что один только час глубокого раздумья изменит весь ход Вашего мышления, весь ход Вашей повседневной деятельности. Поверьте, мне, что этого я хочу от Вас только потому, что уважаю Вас и люблю как человека. Не фантазер ли я, что верю в такие чудеса? Уверен, что нет. Мы живем в большую, интересную эпоху. Все видно, как на ладони, что к чему. И Вы вполне способны все понять. Ваши блестящие способности, которые идут на разработку истории Русской Церкви или же обновленческого движения, пошли бы на пользу нынешнего и грядущих поколений. Миллионы людей сейчас, как никогда, стоят на распутье. Уже не так высоко надо подняться, чтобы увидеть будущее человечества, то счастливое грядущее, которое ждет людей на земле. Со всех сторон препятствия, и одно их них — религия. Вы не можете не понять этого умом, хотя сердцем Вам трудно это понять.

Анатолий Эммануилович! Вы удивляетесь, что я Вам это говорю теперь, когда после многих разговоров на эту тему каждый оставался, при своем. Но я считаю, что имею полное моральное право так говорить. Я выстрадал это право. Вот улыбался я, прочитав письмо В. И., который пишет мне, что он спорил с Вами не-

73

 

 

давно, и решил, что Вы неисправимы: «Эту дурь, — пишет он, — из него не выбьешь». И Вы один знаете, почему я улыбался. А я то—не он. Я имею право говорить с Вами обо всем. Что у меня? Живу по-прежнему. Выполняю повседневную работу, делаю, что могу, для людей. Может быть, и больше мог бы делать. Вот чешутся руки что-то писать, людям, полезное, хорошее. Но все сомневаюсь в своих способностях, и перо у меня не острое. Вот и удовлетворяюсь малым. Много говорю с людьми, убеждаю, направляю, особенно люблю общаться с молодыми людьми. А знали бы Вы, как растут люди в нашем крае. Люди, которые двадцать лет назад не смели считать себя людьми, обрели человеческое достоинство, учатся, рассуждают, еще как рассуждают!

А их дети выросли студентами — многочисленное первое поколение интеллигенции! Любо с ними говорить. А как много есть, что им сказать, растолковать. Вот, Анатолий Эммануилович, и делюсь с Вами, как с другом, хотя знаю, что пока что сеете противоположное тому, что я сею. Как бы я хотел, чтоб было по-другому! Надеюсь еще!

Я и Мария Ивановна немного болеем. Дочка учится. Привет Вам от них! Пишите.

 

Шолом».

 

«Дорогой Шолом!

Благодарю Вас за письмо. Это письмо честного человека, а не труса. Оно выгодно отличается от многочисленных «увещаний» друзей, которые призывают меня к «осторожности», заявляя, что в ближайшее время меня арестуют и пошлют на Воркуту. С трусами и мещанами спорить, разумеется, не приходится.

Буду говорить с Вами.

Я не принадлежу к людям, которые любят говорить об «аполитичности» религии.

«Тот, кто говорит об аполитичности религии, — не понимает ни того, что такое политика, ни того, что такое религия», — совершенно правильно говорил Ганди. Есть, однако, нечто большее, чем религия и чем политика — истина. Истина сурова, непреклонна, беспо-

74

 

щадна — она не терпит никаких компромиссов, не допускает никаких уступок, не мирится ни с какими отступлениями.

И в то же время, истина прекрасна: она освобождает человека от рабства перед фальшивыми авторитетами, перед ходячими предрассудками и веяниями эпохи. Она греет, как солнце и наполняет радостью сердце, показывая путь в грядущее. Без истины нет счастья, нет подлинной свободы, нет пути, нет жизни. «Познаете истину — и истина сделает вас свободными», — говорил Христос.

Я не могу принять Ваше предложение, Шолом, потому что, отрекшись от религии, я отрекся бы от Истины. И я стал бы убийцей.

Потому, что убить истину — это хуже, чем убить человека. «Посягнуть на Правду Божью то же, что распять Христа; заградить земною ложью непорочные уста» ... — писал в свое время Федор Сологуб.

Нет истины в материалистической философии — и не случайно даже Вы, ее рьяный приверженец, избегаете в своем письме говорить о ней, понимая, что это самое слабое место в Вашем мировоззрении.

Мир многообразный, динамичный, одухотворенный — сводится этой философией к вертящимся шарикам — к атомам и электронам.

Океан энергии, текучий, переливающийся, рождающий из своих недр, как Афродиту, — материю — и скучные формулы диаматчиков, укладывающих мир в шпаргалки полувековой давности.

Увлекательный полет научной мысли, разрывающий принципы материальной вселенной, — и унылые, опровергнутые наукой, догматы о вечной, беспредельной материи.

Возьмите, Шолом, Эйнштейна, прочитайте Нильса Бора и Шредингера, — и Вы увидите захватывающее зрелище: под мощным напором науки рвется пряжа материи — материя раскрывает свою тайну — она оказывается лишь сгустком невесомой, непротяженной духовной энергии.

Возьмите любой учебник электродинамики и Вы увидите, как непрестанно совершается утончение, пре-

75

 

 

вращение — я бы сказал — имматериализация материи.

Современная наука совершенно отбросила старинные представления о ньютоновском «абсолютном времени и пространстве»; пространство, согласно взглядам современных физиков, есть лишь непрерывность (континуум) трех измерений — четвертым измерением (согласно Миньковскому) является время.

Сейчас уже ничего не стоит растворить любую частицу материи, лишив ее массы и протяженности.

И каким вялым, «поповским» вздором оказываются в свете этих достижений современной науки — материалистические благоглупости о материи, как основной форме бытия.

И Вы еще пытаетесь спасти материалистическую философию от полного разгрома ссылками на «интересную эпоху», в которую мы живем. Но именно поэтому материализм и не удовлетворяет сегодня миллионы передовых людей — он перестанет удовлетворять завтра сотни миллионов людей (и в первую очередь ту новую интеллигенцию, вышедшую из народа, первое поколение которой Вы видите там, у себя в Буковине).

Материализм есть ложь — и никакие силы в мире не заставят меня признать ложь!

Но вы советуете мне углубиться в историю. Я принимаю Ваше предложение.

«Нет вещи, которая доставляла бы большее наслаждение, чем философия истории», — говорит где-то Г. В. Плеханов.

Как хорошо я понимаю эти слова!

На первый взгляд история представляется каким-то кошмаром; кажется, совершенно невозможно разобраться в этом беспорядочном нагромождении преступлений, жестокостей, в этой смеси страшного, чудовищного и смешного. И вот, находит человек ариаднину нить — и все становится ясно и просто.

И победитель Минотавра,

Распутав нить, сумел найти

К венцу из мирта, роз и лавра

Прямые светлые пути...

76

 

 

Победитель Минотавра — это человек, — и философия истории является величайшим торжеством человеческого разума над бессмыслицей и безумием.

Я преклоняюсь перед благородными мыслителями, которые помогли человеку найти выход из лабиринта. Гегель, величайший из великих, и Карл Маркс — его ученик — заслуживают, безусловно, вечной благодарности людей.

Я не буду здесь излагать свои взгляды на историю; сказку только, что Маркс вполне прав, когда заявляет, что люди должны есть, пить и одеваться прежде, чем заниматься философией. Он вполне прав также и тогда, когда утверждает, что экономический базис обусловливает в конечном итоге развитие общества. Однако, и это только половина правды. Первый вопрос, который возникает у всякого, кто внимательно читает Маркса, — следующий: а чем обусловливается сам экономический базис и чем определяется его развитие? Ответ может быть только один: экономический базис обусловлен особой психофизической природой человека. Ведь природа одна для всех — для слонов, носорогов, обезьян, — но человек, и только человек, обладает способностью изменять, покорять, преобразовывать природу. Ни у одного биологического вида мы не видим ни малейших проблесков трудового творчества. Могут сказать, что прародитель человека был обезьяноподобен. Это, конечно, правильно, но правильно и другое: волосатый, живший на деревьях, предок человека отличался от своих собратий-обезьян своей потенцией, которая делала его уже тогда царем природы. Так же, как человеческий детеныш выше (по своим потенциальным качествам) всех на свете зверенышей — так и спящий Адам (питекантропос) был выше всех детей природы по великим, заложенным в нем потенциальным силам.

«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Бытия, 1, 26).

Именно благодаря этой неповторимой, чудесной человеческой способности — стихийные природные силы

77

 

 

стали производительными силами; и сам человек, преобразуя мир, вступил с подобными себе людьми в трудовые, производственные отношения.

Так возник экономический базис (производительные силы и производственные отношения). Как видите, и здесь вопрос обстоит гораздо сложнее, чем это изображается в учебниках, авторы которых делают реверансы перед диалектикой, не имея о ней ни малейшего представления.

Экономический базис обусловлен особой психофизической природой человека — творческими импульсами Высшей Силы — Божества.

Первобытное человечество знает особую, так называемую труд-магическую стадию своей истории. О ней проникновенно и глубоко говорил ученый, справедливо раскритикованный за некоторые свои ошибки, труды которого были, тем не менее, озарены проблесками гения — Н. Я. Марр.

В эту стадию искусство, религия, труд — все было слито в едином комплексе — и все было направлено к единой цели — выстоять в напряженной борьбе с природой. Первые страницы Библии полны воспоминаний об этом периоде героического труда, когда человек в предельно малые сроки преобразовал вселенную. Как справедливо заметил Н. Я. Марр, религия в это время является частью трудового процесса, — при ее помощи человек воздействует на природу и удесятеряет свои силы. Затем жизнь изменяется, усложняется: единый труд-магический комплекс распадается на отдельные элементы — появляется то, что марксисты называют «надстройками». Если представлять себе человечество в виде многоэтажного здания, то следует разделить «надстройки» на три типа:

Уходящие глубоко в землю, поросшие, как подножие древнего замка мхом — подвальные этажи, которые непосредственно соприкасаются с первозданной природной основой — система физиологических стимулов, система элементарных трудовых навыков и другие инстинкты, которые каждый человек получает от рождения в виде безусловных рефлексов. Над ними непосредственно возвышаются такие надстройки, как зе-

78

 

 

мледелие и технология производства — все они, вместе взятые, соответствуют материальной физической природе человека.

Далее, на высотах, идут светлые, красивые этажи — искусство, наука, цивилизация — то, что соответствует душевным, умственным потребностям человека. И, высоко поднимаясь в небо, царит над мирозданием, подобно золоченому куполу, — последняя надстройка — религия.

Я нисколько не отрицаю того, что религия испытывает на себе воздействие исторических условий, влияние различных классов и соответствует тому экономическому уровню, которого достигло человечество, — в этом смысле она является «надстройкой». Всякая «надстройка» имеет, однако, свою специфическую функцию, которая коренится в той или иной особенности человеческой природы. Так, музыка соответствует способности человека воспринимать и воспроизводить звуки, живопись — способности человека воспринимать краски и т. д.

Какой особенности человеческой природы соответствует религия?

И здесь пусть говорит Ф. И. Тютчев — великий поэт земли Русской:

О! страшных песен сих не пой!

Про древний хаос, про родимый

 Как жадно мир души ночной

 Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,

Он с беспредельным жаждет слиться!..

О! бурь заснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!..

Дух человека никогда не удовлетворяется рамками материальной вселенной — он тянется в неизведанные дали, он жаждет вырваться из тенет обыденной жизни — и этому стремлению человека отвечает религия.

Такое стремление у человека было всегда, поэтому

79

 

 

и религия существует всегда, с тех пор, как человек стал человеком.

Такое стремление есть и сейчас — поэтому религия существует. «А все-таки, она вертится!» —отвечаем мы словами Галилея тем, кто на бумаге ее уже уничтожил.

Стремление ввысь, за пределы материального мира, будет возрастать в человечестве по мере того, как оно будет мужать, освобождаться от груза повседневных забот и нужды, — поэтому мы предвидим величайшее возрождение религии в будущем — религиозный ренессанс человечества.

Человечество, однако, не только стремилось ввысь, в запредельность — оно получало оттуда отзвуки, — ответы — человек стремился к Богу — и Бог отвечал ему.

Все религии мира являются своеобразной связью человека с Богом, отражением беспредельного в человеческих пределах. И величайшим отражением Божества (Высшей Силы) в человеческой личности является Христианство и его Основатель — Богочеловек Христос.

Христос стоит на самой вершине многоэтажного здания, именуемого человеческим обществом. Он показывает человеку его беспредельные возможности; Он властвует над природой и побеждает смерть.

Христос показывает человеку истинный путь во всех сферах его деятельности — и политика не является исключением из правила.

Вот мы и вернулись в Вашу излюбленную область — в политику — в ту самую политику, с которой мы начали наш разговор, — и говорить о которой смертельно боятся современные церковники, возведшие трусость в ранг величайшей добродетели.

Мы не очень стоим за эту добродетель—и поэтому будем свободно говорить о социальной и политической роли христианства.

«Был ли Христос революционером и социалистом?»

80

 

— вот вопрос, который много раз задавался исследователями христианства.

«И не был, и был», — отвечаем мы. Христос, конечно, не мог быть революционером в нашем смысле Этого слова не только потому, что это означало бы разрыв исторического прогресса (Христос, как человек, подчинен законам истории), но и потому, что это означало бы страшную вульгаризацию Его дела. В лучшем случае получился бы тысяча первый вариант Спартака или Маккавея — и не получилось бы христианства — движения вечного, универсального, отвечающего на самые глубокие, сокровенные запросы человечества.

Благодаря своей универсальности — Христос и Его учение включают в себя то лучшее, что есть в социализме и коммунизме. Вспоминая о мучительной казни Христа, я часто спрашиваю себя, что сделали бы с Ним в другую историческую эпоху.

Во времена средневековья Его, проповедующего на площадях и улицах Свое учение и изгоняющего торгующих из храма, сожгли бы заживо на костре.

В Византии Его предали бы еще более мучительной казни за пренебрежительное отношение к императорской власти и прадедовским обычаям (шутка ли, подданному назвать своего государя публично лисицей!).

В древней Руси у Христа, после публичного наказания кнутом, был бы вырван язык. В России дореволюционной Он в качестве опаснейшего сектанта был бы заключен в Суздальский монастырь, а потом был бы выслан в Сибирь. В фашистской Германии Он бы сложил Свою голову под топором нацистского палача, при ежовщине и бериевщине Он умер бы в лагерях, а в современной Америке Его бы травили, как «агента Москвы». А у нас? Таким образом, несмотря на признание принципа власти, Христос не укладывается в рамку любого государства потому, что Он не мирится ни с какой неправдой, несправедливостью, угнетением людей. Христос, примирившийся с неправдой, уже не был бы Христом.

Ненависть к богатству, утверждение того, что всякое богатство неправедно, что только бросивший его является совершенным человеком, величайшая любовь

81

 

 

к людям, отрицание национальных и кастовых различий, признание равенства и братства всех людей — таковы социальные принципы Евангелия.

Но ведь именно это и есть то ценное, что есть в коммунизме. Безгосударственное и бесклассовое общество, без разделения на богатых и бедных, основывающееся на гуманизме, равенстве и справедливости, — разве не это является коммунизмом?

Историческое родство коммунизма и христианства несомненно — Маркс, Энгельс, Ленин, Каутский (Ленин в этом с ним вполне согласен) пишут о демократическом духе, о коммунистических тенденциях раннего христианства. Хорошо известны и христианско-коммунистические движения в эпоху Средневековья и христианско-коммунистическая система Сен-Симона. Еще совсем недавно, в 60-х годах прошлого века, христианско-коммунистические идеи потрясли Китай, во время так называемого Тайпинского движения (такой большой поклонник революционного Китая, как Вы, не можете этого не знать).

Каковы отношения христиан и коммунистов сейчас?

Реакционная вековая политика князей церкви, которые меньше всего хотели когда-либо ссориться с власть имущими, религиозный фанатизм — одних, антирелигиозный фанатизм и многочисленные несправедливости — других вырыли между христианством и коммунизмом пропасть глубокую, но не бездонную. Ее можно уменьшить, даже засыпать и сравнять с землей — надо лишь правильно понять друг друга.

«Вместо того, чтобы спорить о существовании ада, — давайте постараемся сделать так, чтобы на земле не было ада», —с таким призывом обратился к верующим несколько лет назад Морис Торез. Что касается меня, то я готов принять это предложение.

Про мое отношение к революции и к коммунизму можно сказать словами епископа Антония Грановского — одного из честнейших иерархов Русской Церкви:

«Все ценное, что принесла революция для людей, мы принимаем, — на то мы гуманисты; все передовое, что несет коммунизм, мы также принимаем — на то мы

82

 

 

прогрессисты; приспособленцами и подхалимами не были и не будем — на то мы христиане».

Следует, однако, сказать, что события последних двух лет мало способствовали содружеству верующих людей с коммунистами: верующих людей травили в органах печати; причем не было ни одного случая, чтоб газеты напечатали когда-нибудь опровержения или чтоб обращение к органам власти дало какие-либо результаты; даже в тех случаях, когда наличие клеветы было совершенно очевидно. Мало того — на столбцах печати появлялась, правда, изредка, совершенно дикая клевета о человеческих жертвоприношениях, якобы имеющихся у сектантов и церковников (так называемое Кашинское убийство). В провинции самоуправствовали уполномоченные Совета по делам Православной Церкви, которые самовольно, в прямое нарушение конституции, снимали с регистрации неугодных им священников; можно отметить также ряд случаев закрытия церквей без всякой консультации с верующим населением.

Исправление всех этих вывихов способствовало бы значительному оздоровлению отношений между религиозными людьми и коммунистами, как у нас, так и в международном масштабе. Будем надеяться, что это в ближайшее время произойдет.

Перехожу к заключительной части письма.

Вы, Шолом, обращаетесь ко мне с призывом трудиться на благо людей. Боюсь, что Вы обращаете свой призыв не по адресу.

Ведь я и так всю жизнь трудился на благо людей — с 18 лет я был учителем и никто никогда не считал, что я плохо делаю свое дело. Даже в лагере, как Вы помните, я занимался педагогической работой и работал в больнице, восполняя сердцем свое невежество в медицине и, как Вы помните, больные мною были довольны. Вернувшись на свободу, я, тотчас устроился на работу в школу.

Я и здесь старался честно давать учащимся основы

83

 

 

знаний (если Вы вспомните мои письма этого периода, то Вы поймете, что я делал это дело с искренним увлечением). Когда два года назад мне (человеку с аспирантским образованием) пришлось взять группу неграмотных (другие мои коллеги отказывались от этого), я работал и здесь не за страх, а за совесть (в невероятно трудных условиях — даже при отсутствии помещения).

«Так может работать только учитель-энтузиаст», —говорил про меня директор школы.

И этот же самый директор чуть ли не со слезами на глазах умолял меня через две недели подать заявление об уходе, т. к. в противном случае он может сильно пострадать.

Я решил не подвергать его (мы всегда были с ним в хороших отношениях) опасности и ушел из школы, а через несколько месяцев появилась известная Вам статья. С тех пор все мои попытки устроиться на работу оказывались тщетными. Конечно, я мог бы и теперь ужом пролезть в школу или институт, скрыв все приключения последних лет, но я счел бы это величайшим бесчестием, да и нельзя подводить людей. Остается, правда, низовая работа; я не отказываюсь и от нее и вначале даже собирался устроиться почтальоном, но тут уж друзья мои воспрепятствовали этому, назвав мое намерение глупостью и преступлением.

«История обновленческого движения в Русской Церкви», над которой я сейчас работаю, также вряд ли является бесполезной тратой времени. Я пришлю Вам ее, когда она будет закончена, и Вы узнаете из нее много нового.

Я не могу не сказать здесь также о моем ближайшем друге Вадиме Михайловиче Шаврове, который еще больше, чем я, пострадал за последнее время.

Это человек горячей убежденности, исключительной смелости и редкой доброты, простодушия и искренности.

Шестнадцати лет он пошел на фронт, — и весь он с головы до ног покрыт ранами (у него их не меньше десяти), причем самая ужасная — в череп; руки, ноги, плечи — все в ранах — и одна пуля сидит в легком.

И этого-то человека ославили как тунеядца и про-

84

 

 

ходимца (а Вы можете себе представить, Шолом, чтоб мой ближайший друг, человек, которого я люблю, как родного брата, был проходимцем?) — и лишили его под каким-то предлогом пенсии.

И все это в отместку за смелые выступления Вадима Михайловича в защиту религии на Американской выставке в Москве, в Загорском дворце культуры, — во время доклада Дулумана, — и другие. Какая жалкая и мелкая месть!

Все это ни в малейшей степени не поколеблет ни его, ни меня — в преданности нашим идеям. Мы от этого не умрем. Как Вы помните, я прекрасно себя чувствовал в лагере, питаясь одним ржаным хлебом и нашим добрым старым еврейским чесноком. Есть, однако, соображения справедливости, которые заставляют меня предъявить следующие требования:

1. Я должен быть восстановлен на работе в качестве учителя, т. к. фактически был незаконно устранен с этой должности.

Я ни на йоту не отступлю от своих религиозных убеждений, однако в школе я их пропагандировать не буду, стараясь лишь добросовестно передавать ученикам основы знаний.

2. Вадиму Михайловичу Шаврову должна быть восстановлена пенсия (обеспечивающая прожиточный минимум) *) и в печати должно быть широко опубликовано опровержение всей той гнусной клеветы, которая так обильно была возведена на него.

Эти требования в ближайшие дни будут мною формулированы в особом письме на имя Н. С. Хрущева.

Не сомневаюсь, что Вы будете сочувствовать нам, как сочувствуют нам все честные и справедливые люди — и беспартийные и коммунисты.

И снова вспоминаются мне осенние дни 1949 года.

Вот подошли мы этапом к воротам 12 лагпункта.

Холод и слякоть, и изморозь, и… темнота. Вы стоите в

*) В. М. Шаврову пенсия восстановлена 15 декабря 1961 г., и он признан инвалидом II группы (пожизненно).

85

 

 

паре со мной, и я чувствую, кик дрожите Вы мелкой дрожью в своем старом бушлате.

И проносятся у меня в голове слова Маяковского:

в такую вот гололедь,

зубами

       вместе

             проляскав -

поймёшь:

         нельзя

                на людей жалеть

ни одеяло,

          ни ласку.

И здесь — перекресток, на котором сходятся пути христиан и коммунистов.

Наша общая цель — дать людям одеяла и ласку... Передайте сердечный привет Марье Ивановне и Вашей дочурке.

Крепко жму руку,  А. Л.

11 января 1961 г.

Как видите, я добросовестно исполнил Вашу просьбу: профилософствовал ровно час; не моя вина, что результаты получились не совсем те, на которые Вы рассчитывали.

86

 


Страница сгенерирована за 0.2 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.