Киреевский И.В. Письмо А. В. Веневитинову, кон. 1855 г.

А. В. ВЕНЕВИТИНОВУ *).

(Конец 1855 г.)

Боже мой, какое ужасное известие сообщил нам А. И. Рейнгард! Михаил Михайлович, это чистое, благородное существо—пал жертвою этой проклятой войны!**)—Признаюсь тебе, немногих из падших героев Севастополя было мне так жаль, как его. Другие отдавали свою жизнь с самоотвержением, но и с запальчивостью страсти. В нем горел чистый огонь самосознательного, высокого самопожертвования. Героев воинских Россия, слава Богу, найдет. Но где найти такого человека, как был он, насквозь проникнутого святостью долга, благородством и возвышенностью убеждений.—Все, кто принимает участие в общем деле, следили за его действиями с какою-то особенною любовью. Как перенесет эту потерю Михаил Юрьевич?***) В нем он оживал новою жизнью. Тяжело даже подумать о его положении. Для Матвея Юрьевича†), эта потеря,—я думаю, будет почти

*) Барсуков, Погодин, т. XlVjcrp. 136.

**) Гр. Мих. Мих. Вьелыюрский, председатель госпитальной комиссии в Севастополе; он умер в Симферополе, заразившись тифом.

***) Граф Вьельгорский, отец Михаила Михайловича,

†) Брат Михаила Юрьевича.

289

также чувствительна. Он, говорят, любил его почти как сына. Когда я их видел вместе, мне казалось, что иногда,—смотря на Михаила Михайловича, в его глазах выражалось столько невольной любви и нежности, что это замечание мое тогда еще прибавило много прекрасных чувств к тому понятию, которое я имел о внутреннем счастье вашей редкой, дружной семьи. И вот, как оборвалось это счастье семейной любви! Анна Михайловна *), говорят, была больше других дружна с ним. Дай ей Бог силу и веру, чтобы перенести это тяжелое испытание! Но за Аполлину Михайловну**) я боюсь больше всех. Ее здоровье и без того расстроено, к тому же она не знает границ в движениях своего прекрасного сердца. Потому позволь мне тебе напомнить, что у вас в Петербурге теперь находится о. Матвей, которого слово не без духовной силы. Если ты пошлешь за ним, то он верно не откажется навестить вас.—Я уверен, что беседа с ним удержит в христианском равновесии верующую душу, которая часто тем способнее терять это равновесие, чем в ней больше природной любви и самозабвения. Увлекшись горем, мы забываем то, что, может быть, знаем лучше других в минуты обыкновенные, забываем, что Господь любит нас больше, чем мать любит своего ребенка, чтб если Он, Милосердный, посылает нам утрату, то видно, это не утрата, а приобретение,—видно это самое лучшее, что только может быть для нас и для утраченного. И кто знает, может быть, эта короткая разлука есть необходимое условие того, чтобы после полнее и внутреннее соединиться. И кто нам сказал, что оставляющий земную жизнь разлучается с нами? Если в нашем сердце то чувство, которое составляет и его душевную жизнь, то очевидно, что наше сердце становится местом, где он пребывает, не мысленно, а существенно сопроницаясь с ним. Ты поймешь мою мистику, любезный друг, не смотря на то, что тебя называют деловым и положительным человеком. Для тебя жизнь сердечная—твоя настоящая. Я помню, какое глубокое, какое продолжительное и проницающее горе овладело тобою по кончине твоего брата***)!—Зато после ты один устоял в вере, когда друзья твои почти все колебались и падали. Верен Господь Милосердный и Всемогущий. Он не погубит чистой любви нашего сердца, что бы ни представлялось в видимой жизни. Прости меня, любезный друг, если письмо мое неуместно. Подумавши, я чувствую, что недостаточен сказать слово утешительное. Но потребность говорить с тобой в эту минуту была сильнее других соображений. Обнимаю тебя.

*) Сестра Михаила МихаМловича.

**) Рожденная графиня Вьельгорская, супруга А. В. Веневитинова.

***) Дмитрия Владимировича, скончавшегося в 1827 г.

290