Отдел V. Глава 24

430

ГЛАВА XXIV.

ПОХОДЫ В СИРИЮ И АРМЕНИЮ. ЗАПАДНАЯ ГРАНИЦА ИМПЕРИИ. ПОСЛЕДНИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ДИНАСТИИ.

Восточная политика царя Василия по ясности преследуемых задач и по обдуманности принятых им своевременно и систематически проведенных военных и дипломатических мер еще более возвышает государственный ум и характеризует военный талант этого последнего представителя даровитой Македонской династии, чем изложенные в предыдущей главе греко-болгарские войны. В наших глазах положение дел на восточной границе и потому привлекает к себе преимущественное внимание, что там и в конце X в., так же как в VIII и IX вв., продолжалась начатая еще между мусульманским калифатом и христианской империей партия, в которой той и другой стороной разыгрывалась весьма большая ставка. Следить за ходом этой гигантской борьбы, не прекратившейся поныне, составляет существенную часть содержания Византийской истории. Хотя восточные дела вообще менее известны и трудней для изучения, но в последнее время благодаря прекрасным работам барона Розена и французского академика Густава Шлумбергера пролит свет и на эту до сих пор мало разработанную страницу истории.

Смуты на восточной границе столько же поддерживались честолюбивыми военными генералами и крупными местными землевладельцами, сколько находили себе пищу в общем положении Сирии как страны, пограничной с калифатом и подверженной постоянному брожению. При царе Василии II Византии принадлежала лишь Северная Сирия с центром в Антиохии, находившейся под управлением дуки; Алеппо и Дамаск, хотя и переходили иногда под власть империи, все же были прочной опорой мусульманской власти, откуда арабы старались расширять сферу своего влияния. Вследствие этого Сирия продолжала оставаться театром борьбы греческого и арабского политического влияния, и весьма часто случалось, что недовольные византийским правительством находили себе покровительство в городах калифата, и наоборот. Такое положение легко должно было создать в Сирии особенно либеральный дух и выражаться в живом протесте против центральной власти, безразлично, была ли то христианская или магометанская. Таким образом, по замирении движения, поднятого Фокой и Склиром, в Сирии снова начался бунт, и на этот раз в мусульманской среде: дамасский эмир Бакджур начал возмущение против египетского калифа, от которого зависела Сирия. Но, потерпев поражение от евнуха Мунира ал-Саклаби (термином «саклаби» у арабов обозначается славянская народность), сделавшегося затем правителем Дамаска, Бакджур успел затем снова снискать расположение калифа, и в 991 г., когда умер эмир алеппский Каргуя, он испросил у калифа разрешение вступить в управле-

431

ние городом Алеппо. Тогда потомок владетельных князей Алеппо из рода Хамданидов, Саад ад-Дауле, уведомил царя Василия о происках Бакджура и убедил его принять участие в сирийских делах. Царь приказал своему антиохийскому губернатору, дуке Михаилу Вурце, поспешить на помощь к Алеппо и оказать содействие Сааду ад-Дауле против Бакджура. В битве 25 апреля 991 г., в которой на стороне арабов Хамданида был и византийский отряд, Бакджур был разбит и взят в плен. Новый порядок вещей, когда во главе сирийских городов снова стал Хамданид, состоявший к Византии в вассальных отношениях, сопровождался ослаблением политического влияния в Сирии Египетского калифата и вызвал попытку со стороны ал-Азиза занять в Сирии более твердое положение. Несколько времени перевес склонялся на сторону мусульман, так как Банджутекин, предводитель египетских мусульман, нанес у Апамеи сильное поражение правителю Алеппо Лулу и его союзникамгрекам (994).

Начались осада Алеппо и опустошительные набеги до стен Антиохии. Михаил Вурца не мог подать помощи осажденному городу, начавшему ощущать лишения по случаю недостатка в припасах. Именем малолетнего эмира Абул-Фадаила правитель Алеппо Лулу умолял царя Василия подать немедленно помощь. Но в Константинополе и без того хорошо понимали, что если Алеппо попадет в руки египетских мусульман, то и положение Антиохии, оплота византийского господства в Сирии, окажется непрочным, так что для арабов снова откроется дорога в малоазийские фемы, как это было до победоносных походов на Восток Никифора Фоки. «Поспеши, царь,— писали из Алеппо,— поспеши: мы не просим тебя воевать с Банджутекином, мы желаем только, чтобы ты напугал его одним своим движением на помощь нам. Один слух о твоем приближении заставит его снять осаду. Подумай и о том, что, если падет наш город, та же участь скоро постигнет Антиохию. Раз этот город очутится во власти врагов, опасность будет угрожать и Константинополю». Но как раз в это время царь Василий был занят войной в Болгарии и уже несколько лет до такой степени был поглощен военными предприятиями в этой стране, что не возвращался в столицу. Тем не менее слухи и известия об азиатских делах заставили его, несмотря на важность подготовляемых в Болгарии событий, немедленно обратиться к Востоку. Предпринятый царем поход в Сирию в зиму 994/95 г. составляет одно из блестящих его дел и служит характеристикой его непреклонной воли и изумительной настойчивости. Наскоро составленный корпус в 40 тысяч человек был посажен на мулов и с невероятной быстротой должен был совершить поход. Правда, под Антиохию прибыло только 17 тысяч, но эффект получился блестящий: египетское войско сняло осаду с Алеппо. Банджутекин спешил спастись под защиту укрепленных городов. На этот раз Василий не оставался в Сирии более того, сколько было нужно для утверждения своей власти в подчиненных уже городах. Между прочим, недовольный дукой Антиохии Вурцой, царь поставил на его место, также с титулом дуки, Михаила Далассина, которому предстояла задача поддерживать в Сирии власть императора. Скоро затем антиохийскому дуке пришлось считаться с непредвиденными затруднениями, выставленными как со стороны местных мусульманских князей, так и владетелей Египта. Египетский флот угрожал

432

Тортозе, к которой с суши подступил из Дамаска Банджутекин. Правда, флот рассеяла буря, и осада Тортозы не сопровождалась существенными результатами; тем не менее это обстоятельство побудило Далассина начать с своей стороны военные действия против приморских мусульманских крепостей. Дальнейший ход событий был нарушен неожиданной смертью калифа ал-Азиза, когда он в 996 г. предпринял поход в Сирию. Во главе Фатимидского калифата стал сын его, имевший всего 11 лет и принявший имя ал-Хакима. Впоследствии он стал известен неслыханными жестокостями то против христиан, то против мусульман, а равно странными и противоречивыми распоряжениями, следствием чего была ненависть к нему со стороны лиц всех вероисповеданий и всех его подданных. При новом калифе усилилась местная партия туземных берберов, или магрибинцев, поддерживаемая всесильным министром его Емином ад-Дауле, вследствие чего прежняя господствовавшая в калифате партия турок-мамелюков должна была утратить свое значение. Большинство сирийских эмиров, сидевших в завоеванных мусульманами городах, принадлежало к турецкой национальности и потому должно было испытать на себе перемену политических настроений в Каире. В Дамаске, Тире, Триполи и других городах началась борьба партий, вследствие чего антиохийский дука имел полную возможность, поддерживая одну партию, усилить влияние императорского авторитета. Царь Василий, к которому обращались с письмами мусульманские эмиры, прося его содействия и обещая принять его зависимость, признал положение дел благоприятным для нанесения решительного удара мусульманскому преобладанию в Сирии и дал приказ Дамиану Далассину поддерживать движение против калифа. Повод к решительным действиям представился в 998 г., когда сильным пожаром Апамея была приведена в такое состояние, что ее легко мог взять даже небольшой военный отряд. Этот эпизод изложен в истории Яхъи следующим образом 1). «Ког да Дамиан Далассин узнал, что в Апамее нет ни запасов, ни оружия, он пошел к ней. И подступил к ней дука с сильным войском, и осаждал ее с величайшей энергией и чуть было не взял ее». Но на помощь к осажденной Апамее прибыл из Дамаска эмир Самсам, и хотя и был побежден византийским отрядом, но победа была куплена слишком дорогой ценой, так как при погоне за врагом дука Далассин получил рану в бок и был убит. Вследствие этого немедленно изменилось положение сторон: «греки обратились в бегство, и было их убито более 6000, и взяты в плен два сына дуки и многие из военачальников».

Несчастье с византийским отрядом, последовавшее близ Баальбека, обнадежило врагов императора и поставило в крайнюю опасность сирийские владения Византии.

В 999 г. император предпринял второй поход в Сирию с целью восстановить пошатнувшийся авторитет империи вследствие неудачи прошедшего года и смерти Далассина. Василий вполне оценивал важность политического момента. Малейшая неудача в Сирии или колебание необходимо сопровождались перевесом мусульманского влияния на всем восточном фронте. Необходимо было доказать сирийцам — и чем скорее, тем лучше, — что ромэйский царь не допустит окончательного

433

утверждения в Сирии Египетского калифата. Этот поход продолжался три месяца. Прямой целью его было восстановить значение пошатнувшегося византийского авторитета и подкрепить военные средства Антиохии. Царь прибыл сюда осенью 999 г. По словам Асохика, из Антиохии Василий отправился «на то место, где войско его понесло поражение, приказал собрать кости павших, вырыть яму, зарыть их в одном месте и построить над ними церковь». Византийские войска прошли от Северной Сирии до Ливана, опустошая страну и делая ее неспособной к пропитанию мусульманского населения. В Гомсе (древняя Эмеса) произошел инцидент, особенно отмеченный у восточных писателей.

«И укрепились некоторые из жителей в тамошней церкви св. Константина. И когда об этом узнали русские, бывшие в его войске, то подожгли ее. Была же это церковь удивительная».

Здесь вновь мы встречаем упоминание о том русском вспомогательном отряде, который был прислан Владимиром. Из Гомса царь направился через Баальбек к Дамаску, который был главной опорой египетского господства и где сосредоточены были главные мусульманские силы. Может быть, на этот раз Василий был у цели византийских стремлений в Сирии: решительным ударом на Дамаск окончательно подорвать египетскую власть в Сирии. Но император ограничился только демонстрацией и возвратился к Антиохии, где назначил в начале 1000 г. нового дуку для управления городом и командования сирийскими войсками в лице магистра Никифора Урана.

В самом начале 1000 г. на восточной границе произошли события, отвлекшие всецело внимание царя от Сирии. До царя дошла весть, что могущественный государь того времени, грузинский царь Давид, состоявший в особенном договорном отношении к Византии, погиб насильственной смертью, и притом при исключительно редких обстоятельствах. Ему была поднесена отрава архиепископом Иларионом в св. причастии, причинившая Давиду мучительную смерть в Пасху тысячного года. У византийского правительства существовали издавние сношения с армяно-грузинскими властителями, и Византия имела особенные виды на обширные владения Давида, носившего придворное звание куропалата. По этому вопросу лучшие сведения заимствуются у Яхъи.

«И гневался царь Василий на Давида, царя грузин, владетеля ал-Тайя (Таик), за то, что он помогал Фоке, и послал войско для войны с ними... И просил Давид у царя Василия прощения и пощады, и обещал ему повиновение и покорность и что его владения после его смерти будут присоединены к его государству, так как сам он дряхлый старик и не имеет ни сына, ни других наследников, и просил царя разрешить ему прислать своих сановников ко двору его, чтобы царь мог взять с них клятвы и заручиться обязательствами с их стороны, что они сдадут города по смерти их государя. И понравился образ действия его царю Василию, и сделал он его куропалатом, и послал ему платья с драгоценными украшениями. И надел он их, и велел в стране своей молиться за царя Василия, и отправил кафолика грузин ко двору царя со многими сановниками государства. И роздал им царь титулы и оказал им милости, и возвратились они все к Давиду».

434

Весьма может быть, что грекофильская политика Давида и была причиной образовавшегося против него движения в стране, вождем которого и был архиепископ Иларион. Во всяком случае смерть Давида могла вызвать нежелательное для Византии политическое движение в Армении и Грузии, которые уже были вовлечены в интересы империи и были весьма важными орудиями в борьбе с мусульманскими властителями. Предстояло немедленно урегулировать вопрос о грузинском наследстве и о включении в империю новых и обширных провинций. О важности задачи, какая предстояла перед царем, свидетельствует и то, что он приказал следовать за собой и антиохийскому дуке Никифору Урану. Область ал-Тай, или Таик, лежала на отдаленном востоке, в соседстве с фемой Халдия, с главным городом Трапезунтом. В эти горные и малодоступные места редко ходили византийские войска, так что смелое движение царя Василия должно было произвести большое впечатление. Преодолев громадные трудности утомительного пути, царь дошел до границ нынешней Грузии и расположился лагерем в области Таик, в укреплении Гаваджиг. Здесь ему представились князья, служилая и земельная аристократия Тайка и Грузии, приветствовавшие в нем своего государя. Сюда же прибыли соседние цари и владетели Великой Армении и Грузии, именно Баграт II, царь Абхазии и Карталингии, и Георгий, царь Грузии, имевшие притязания на наследство после Давида куропалата, цари Карса, Вана и Васпурахана. Весьма важным вопросом было удовлетворить притязания Багратидов, происходившие из акта усыновления их умершим царем Тайка Давидом. Царь Василий обязал их письменным договором не вторгаться в область Давида и почтил саном куропалата царя Абхазии и титулом магистра — Георгия Грузинского. Но наиболее сильный владетель Армении, «царь царей» Какиг, сын Ашота Ш, который вошел в сферу политического влияния Византии при царе Цимисхии, не явился на свидание с царем Василием. Он не доверял политике империи и чувствовал себя не совсем спокойным в своей новой столице Ани, которую украсил церковными постройками и укрепил стенами. Здесь во время празднеств и парадных представлений произошел неожиданный и прискорбный случай, приведший к вооруженному столкновению между царскими и туземными военными отрядами. Один русский воин, принадлежавший к составу варяжской дружины, нес в лагерь охапку сена для лошади, но на него напал один грузин и отнял у него сено. За варяга вступился его соплеменник и заставил грузина призвать на помощь своих, вследствие чего произошла схватка между грузинами и русскими 2.) «Тогда,—говорит восточный писатель,— шесть тысяч русских, вооруженные копьями и щитами, бросились на противников. Все князья и вассалы земли Таик, вся знать мужественно сопротивлялись русским, но были принуждены уступить, так как оказались в меньшинстве. Дело окончилось многочисленными жертвами. Чтобы исполнить акт подчинения империи владений Давида куропалата, царь Василий посетил главнейшие города области, остановился, между прочим, в Манцикерте, где Альп-Арслан разбил в 1071 г. царя Романа Диогена и взял его в плен, затем в Аласгерде. Везде он ставил греческие гарнизоны и назначал своих управителей, присоединив таким образом к империи эту область Армении.

Весной 1001 г. Василий возвратился в Константинополь, ведя с собой множество знатных армян и грузин в качестве заложников и частью

435

в качестве колонистов для новых завоеванных в Болгарии свободных земель. Значительное время был наблюдаем мир в присоединенных областях. Вообще в первые годы XI в. достигнуто, было успокоение в Сирии и Месопотамии, купленное заключенным с калифом ал-Хакимом десятилетним миром, которым царь с успехом воспользовался для выполнения своих планов в Болгарии. Несмотря, однако, на официальный мир, не могла затихнуть малая война в стране, пограничной с пустыней, с кочевым бедуинским населением, среди которого всегда находились вожди племен, промышлявшие разбоем и грабежом, так что антиохийскому дуке постоянно нужно было держаться на военном положении и в это время. Так, в летописи Яхъи 3) читается известие, что в это время (1004—1005) появился боец за веру по прозванию ал-Асфар,

«И надел он на себя платье факиров, и последовала за ним толпа арабов и обитателей деревень. И был с ним некоторый муж из знатнейших арабов, известный под именем ал-Хамали. И подступил он к Шейзару (Ларисса) — и встретил войско греков».

Магистр Никифор Уран вышел против бедуинов и должен был осаждать их в занятом ими укрепленном городе Кафар-Азун, что близ Эдессы, захватил в плен 12 тысяч. Опасный демагог ал-Асфар успел, однако, спастись бегством и в короткое время собрал около себя вновь шесть тысяч конников, готовых пожертвовать за него своей жизнью. Благодаря искусным мерам удалось заманить популярного магди в Алеппо (1007), где он был водворен и содержался в почетном заключении девять лет.

В 1009 г. египетский калиф ал-Хаким начал страшное преследование христиан, взволновавшее Египет и особенно Палестину. Самым грубым и оскорбительным для христиан распоряжением его было приказание срыть до основания храм Воскресения в Иерусалиме и уничтожить в нем священные памятники. По приказанию своего повелителя эмир Рамлы Ярух поручил своему сыну исполнить данное ему приказание. Вследствие этого церковь Воскресения была разрушена, равно как Лобное место и базилика Константина. Вместе с упомянутым памятником пострадали от руки мусульман и другие христианские церкви в Иерусалиме. При этом разграблены были драгоценности иерусалимского храма, принесенные Гробу Господню со всех концов христианского мира, и разогнаны служители храма и монахи. Не менее суровые преследования христиан и евреев произведены были в Каире, и притом здесь жестокий калиф не щадил и преданных ему верных слуг. Византийские владения были прибежищем для всех преследуемых или недовольных управлением калифа, что не переставало вызывать пограничные недоразумения и столкновения. В 1011 г. бежали под защиту антиохийского дуки сыновья визиря ал-Гуссейн ибн-Джаухара, но калиф объявил за их головы большую награду, и они были схвачены близ Дамаска своими же единоверцами и убиты. На армянском Востоке отложился от вассальной зависимости Георгий I, царь Абхазии и Карталингии, из династии Багратидов, члены которой носили византийский титул куропалата. Это был сын Баграта, усыновленного, как мы видели выше, куропалатом Давидом, царем Грузии. По смерти своего отца, в 1018 г., Георгий начал восстание против Византии, охватившее и соседние области; в этом

436

противугреческом движении, по всей вероятности, принял участие и царь Иоанн Сембат. Чтобы осветить эту сторону политического и культурного влияния империи на самой отдаленной северо-восточной окраине, близ Кавказских гор, мы должны заимствовать отрывочные сведения из арабских и местных грузинских писателей. Оказывается, что принятые царем Василием меры к закреплению за Византией наследства куропалата Давида не были достаточны и что, пользуясь затруднениями, какие представляла война в Болгарии, царь Абхазии Георгий, сын Баграта, овладел некоторыми крепостями, принадлежавшими царю Василию. Когда затянувшаяся война с болгарами была наконец окончена в 1018 г., император мог обратить внимание на восточную границу. Здесь составилось значительное движение против Византии; владетель Абхазии Георгий вступил в переписку с египетским калифом ал-Халкимом и сговорился с ним начать одновременное с мусульманами наступление на имперские области. «Тогда Василий,— по словам Яхъи 4),— преисполнился гневом и пошел из Константинополя в Филомилий, не сказав никому, что имеет в виду, а объявив приготовления к походу в сирийские земли». Чтобы вполне усыпить врага, которому предполагалось нанести удар, к Антиохии были направлены военные запасы и вспомогательные отряды, и вообще были приняты все меры, чтобы скрыть истинную цель похода. Между тем в Филомилии распространился слух о том, что пропал без вести калиф Хаким. Так как это событие относится к февралю 1021 г., то хронология второго похода в Армению определяется довольно точно. Проход Василия к границам Армении по труднопроходимым горным дорогам представлял большое военное предприятие, тем не менее он был выполнен с обыкновенной быстротой и застал неприятеля совершенно врасплох. Перейдя границу и вступив в Малую Армению, царь сделал остановку в долине Карин, близ нынешнего Эрзерума, и пытался войти отсюда в сношения с Георгием, чтобы убедить его в бесполезности сопротивления. Но царь Абхазии, возлагая много надежды на свое войско и на обещание помощи со стороны соседей, не уступил увещаниям Василия и пошел против него с вооруженной силой. Оба войска сошлись у верховьев Аракса.

«И преследовал царь Георгия, пока он не нашел защиты за рекой, чрез которую не могли переправиться греческие войска. Тогда он сжег его селения, и разграбил все находившиеся там припасы, и увел из его страны, и убил, и ослепил более двухсот тысяч человек, и опустошил все принадлежавшие ему области и селения».

При наступлении зимы Василий перевел свое войско в Трапезунт, имея намерение весной следующего 1022 г. докончить завоевание Абхазии и Грузии. Результатом этого похода было подчинение Георгия, царя Абхазии, который поступился в пользу Византии владениями куропалата Давида и обещал оставаться на всю жизнь покорным вассалом царя, дав в качестве заложника своего сына Баграта; вместе с ним принесли Василию подчинение царь Асфарагана (Васпурахан) Сеннахариб и царь Анийский Иоанн Сембат.

Зимой, во время пребывания царя в Трапезуйте, прибыл к нему послом от царя царей Армении Иоанна Сембата католикос Ведрос I, принесший письмо, на которое национальный историк смотрит как на

437

причину близкой погибели этой несчастной страны. После продолжительной усобицы с братом своим Ашотом III из-за власти Иоанн Сембат при помощи Сеннахариба, царя Васпурахана, утвердился в части Армении со столицей в Ани, между тем как Ашот вступил в сношения с Василием и признан им в достоинстве царя царей. По-видимому, он принимал участие во враждебных действиях против империи Георгия Грузинского и, обманутый тем, что тот заключил с Василием отдельный мир, спешил в настоящее время заявить свою преданность и готовность быть верным вассалом царя. Возможно, что для него служил побуждением заручиться расположением восточного императора и весьма естественный страх перед турками-сельджуками, которые в то время сделали свое первое большое и опустошительное нападение на Васпурахан и соседние области Армении. Иоанн Сембат посылал ключи от Ани и передавал царю все свои земли и города в вечное владение. Вследствие переговоров, происходивших в Трапезунте, Иоанн удостоен звания магистра и оставлен во главе своих владений пожизненным правителем Ани и Великой Армении. Когда он умер, в 1040 г., племянник его, сын Ашота Какиг II, последний из Багратидов, возбудил сомнение относительно акта передачи Армении византийскому царству, и лишь после продолжительной войны при Константине Мономахе город Ани подпал под власть империи. Нельзя сомневаться, что успех в переговорах с Иоанном Сембатом имел весьма важное значение для царя Василия. Прежде всего его примеру последовал владетель Васпурахана из династии Ардзруни Иоанн Сеннахариб, который также совершил акт передачи своего царства императору. Особенностью соглашения с этим владетелем было то, что вся царская семья переселилась из Васпурахана в границы империи, получив для поселения, на правах помещичьего владения, область в Сивасе, между тем уступленная империи страна входила в границы Византийского государства и получала имперское управление. Когда были окончены все формальности передачи, было предоставлено желающим присоединиться к царской семье, и при этом оказалось, что из Васпурахана переселилось в Сивас до 40 тысяч.

Между тем оставались еще не оконченными переговоры с Георгием, царем Абхазии. Чтобы побудить к уступкам этого наиболее горячего защитника независимости, Василий принял меры к доставке новых войск при помощи флота, чтобы весной вторгнуться в Абхазию со свежими силами. Понимая всю трудность борьбы и следуя примеру других владетелей, Георгий признал наконец необходимым смириться.

«И прибыл к нему,— пишет Яхъя,— от царя их Георгия посол, чрез которого он старался склонить ею к милости и обещал, что уступит ему все крепости и все владения, которые принадлежали его дяде, куропалату Давиду, и отдаст ему в заложники сына своего Баграта, и неизменно и неуклонно останется, пока он жив, в покорности ему и преданности».

Следствием этого было то, что Василий отправил в Абхазию своих сановников, которые приняли от жителей присягу на верность императору.

Весной 1022 г. Василий отправился в Абхазию, чтобы принять вновь присоединенную страну и сделать необходимые распоряжения

438

относительно ее управления. В это время получены были им тревожные известия из Константинополя, которые тем более могли внушать опасения, что имели близкое отношение к обстоятельствам, переживаемым самим царем Василием. В надежде на затруднительные обстоятельства, равно как на продолжительное отсутствие царя, два генерала подняли восстание в малоазийских фемах и увлекли за собой фемные войска. Это были патрикий Никифор Ксифия, стратиг Анатолики, и Никифор Фока, сын знаменитого Варды. Движение опиралось главным образом на население Каппадокии, где фамилия Фок была популярна и где у них было много связей между крупными землевладельцами. Время для бунта, имевшего целью низвержение Василия, было выбрано весьма удачно, так как можно было надеяться, что, когда начнется движение в Малой Азии, заговорщикам подадут руку обиженные Василием и лишенные своих владетельных прав цари и князья Грузии и Армении. Хотя это движение заставило царя приостановить свой поход в горные области Армении, но в общем нимало не изменило отмеченного выше хода вещей. Заговорщики не условились между собой по поводу дальнейшего образа действий. Ксифия стал подозревать Фоку в своекорыстных действиях и обманным образом заманил его в засаду и лишил жизни. А когда понял, что без Фоки его партия была слишком незначительна, то отказался от затеянной борьбы и сдался на милость царя. Он окончил свои дни в монастырском заключении на острове Антигони. Все меры по усмирению мятежа в Малой Азии были выполнены Никифором Далассином, назначенным в стратиги Анатолики, между тем как сам царь оставался в Армении и благодаря его личному присутствию враждебное ему движение не сообщилось на занятые им области. Как оказалось, выраженные Георгием Абхазским чувства преданности и подчинения имели целью лишь прикрыть его замысел напасть на Василия вместе с бунтовщиками.

Рассказанные обстоятельства, положившие конец сопротивлению Георгия Абхазского, происходили осенью 1022 г. Царь Василий удовлетворился осуществлением ранее установленного соглашения насчет передачи наследства куропалата Давида, но в точности обозначить сделанные Византией приобретения мы не имеем возможности. Во всяком случае сфера византийского влияния распространилась до долины реки Куры и даже до Тифлиса.

Чтобы не возвращаться к делам на восточной границе, упомянем здесь, что после калифа ал-Хакима в Сирии значительно ослабела власть Фатимидов при его сыне ал-Захире, за которого правила делами его тетка. Точно так же в вассальном княжестве Алеппо постепенно клонилась к упадку власть калифа. Азиз ад-Дауле, эмир Алеппо, объявил себя независимым и стал чеканить монету со своим именем, но это далеко не обозначало усиления Хамданидов; напротив, в 1022 г. он был убит по наущению Бедра, военного начальника алеппской крепости, который замышлял основать самостоятельную власть. Но вскоре затем Алеппо был взят египетскими войсками, владения эмира были обращены в область, находящуюся под непосредственным управлением назначаемых калифом лиц. Весьма важно для последующих отношений отметить здесь совершенно новый факт. Три начальника бедуинов начинают играть главную роль в делах Сирии. Один из них, ал-Муфарридж, известен

439

даже заботами о восстановлении храма Воскресения в Иерусалиме. По его смерти его дети с бедуинами ушли в степь, покинув Рамлу и другие места. Но в пустыне скоро началось движение, во главе которого стал Гассан ибн-ал-Джаррах, сын Муфарриджа. Это был весьма даровитый и предприимчивый бедуин, задумавший воспользоваться слабостью Египетского калифата. Заключив договор с своим зятем Синаном и другим начальником племени бедуинов, Салих ибн-Мирдасом, они решились отнять у Фатимидов Сирию и Палестину и поднять открытое восстание. Союзники несколько раз нанесли поражение посланным против них египетским войскам и легко завладели городами Сирии. Алеппо был взят 30 июня 1025 г. Решение возникавших здесь новых задач принадлежало уже преемникам царя Василия.

Болгарские и сирийские походы, равно как настойчивая политика по отношению к Армении и Грузии, в достаточной степени обнаруживают стремление Василия II обезопасить границы империи на севере и востоке, дать преобладание греческому элементу на Балканском полуострове и положить пределы расширению мусульманства на счет империи. Пользуясь временным ослаблением как Фатимидов, так и Аббасидов, царь Василий хотя и не делал попыток отнять у египетских арабов Сирию и Палестину, но зато в высшей степени удачно воспользовался обстоятельствами для распространения пределов империи в соседстве с фемой Халдия, в Армении и Грузии. /Знач. славяно-русского элемента в событиях./*

Сицилия давно уже находилась под властью египетского калифа, который управлял страной посредством вассального владетеля с титулом эмира. Если египетские калифы старались поддерживать дружественные сношения с империей, то нельзя того же сказать про сицилийского эмира, который часто действовал на собственный страх и поощрял набеги на византийские владения. Так, в первые годы царствования Василия эмир Абул-Касим неоднократно нападал на береговые места и делал высадки в Апулии и Калабрии. Нельзя сказать, какие меры принимало византийское правительство для защиты против сарацин своих заморских владений в Южной Италии; нужно думать, что стратиг фемы Лангобардии предоставлен был собственным средствам и должен был довольствоваться местным ополчением. Преемник Оттона I и зять царя Василия, Оттон И, первые годы своего правления имел достаточно забот в Германии и только к 980 г. решился посетить Рим и лично ознакомиться со своими итальянскими владениями. Много было говорено о том, что вмешательство германских императоров в итальянские дела было столь же вредно для Германии, как и старание византийских императоров удержать за собой южно-итальянские владения. Но Византия имела за собой реальные права, каких Германия не имела: последняя не была связана ни с Римом, ни с Италией такими давними политическими и церковными узами, сделавшими из Южной Италии великую Грецию, как Восточная империя. Наследство, оставшееся после Оттона I в Италии, было так обременительно, что его преемнику было бы лучше совсем от него отказаться.

Отношения в Италии складывались весьма неблагоприятно. Прежде всего в самом Риме происходила смена лиц и влияний далеко не

* Фраза вписана в корректуру. (Ред.)

440

в пользу германского императора. Именно церковная и светская политика попала в руки римского дворянского рода Кресцентиев, которые, как прежде Альберики, проявили свое влияние при выборе пап. В июле 974 г. был низвергнут папа Бенедикт VI, и на его место поставлен Бонифаций VII. Но этот папа спустя месяц и 12 дней, забрав церковное имущество, бежал в Царьград, из чего можно прийти к заключению, что он был поставлен в папы византийской партией. Вновь избранный на престол св. Петра Бенедикт VII управлял церковными делами в течение 10 лет, поход Оттона II в Италию происходил именно при этом папе. Какими намерениями руководился Оттон, предпринимая этот поход, судить об этом весьма трудно. Что касается Рима, здесь задача Оттона была ясна: предстояло поддержать папу, стесненного враждебной партией, и поставить римскую аристократию на свое место, утвердив пошатнувшийся авторитет германского императора.

Точно так же нетрудно понять цели и намерения Оттона по отношению к Южной Италии: здесь сфера влияния Западной империи покоилась на верности герцогов Капуи и Беневента, и казалось необходимым поощрить службу этих князей и вместе с тем попытаться распространить влияние и среди других лангобардских князей. Гораздо трудней выяснить дальнейшую задачу Оттона, которая, по-видимому, была воспринята уже в Риме и которая привела его к роковому поражению. Именно Оттон и его ближайшие советники нашли теперь своевременным одним ударом покончить с Южной Италией, освободив ее от хищнических набегов сицилийских арабов и заодно уже изгнав греков из Апулии и Калабрии. Германская точка зрения, выраженная в хронике Титмара 5), заключается в том, что Оттон был законный претендент на южно-итальянские провинции в качестве императора и наследника Оттона I.

Германское движение в Южную Италию можно признать неосторожной авантюрой. Прежде всего опора германской власти в стране, Пандульф Железная Голова, умер за несколько месяцев перед тем. Власть была в руках его вдовы, энергичной и умной Алоары, которая на первых порах сдерживала лангобардских князей. Но по мере движения императора далее на юг политические отношения между княжествами значительно изменяются. Пример революционного движения дан в Салерно: недовольная существующими отношениями партия вступила в сношения с дукой и патрикием Амальфи, и при его помощи освобождается из-под власти наследников Пандульфа Железная Голова. Это был большой удар для германских видов, так как усиление Амальфи означало начало преобладания Византии. Такой же неблагоприятный симптом обнаружился в Беневенте, откуда был изгнан сын Пандульфа, Пандульф II. Несмотря на эти важные и далеко не успокоительные события, император решил продолжать свой поход и в январе 982 г. был уже под стенами Матера, близ Тарента. Остается невыясненным, чем были заняты германские войска в течение пяти месяцев со времени вступления в Апулию. Все ведет к догадке, что Оттон встретил здесь большое сопротивление и что едва ли овладел он в Апулии какими-либо городами. Потратив здесь много времени, император перешел в Калабрию, имея в виду войну с сарацинами, делавшими набеги и производившими опустошения в этой греческой области. Соперником его был на

441

этот раз сицилийский эмир Абул-Касим, объявивший священную войну против христиан. Были ли с арабами в союзе греки, что утверждает главным образом немецкая летопись, об этом не имеется достоверных известий. Не говоря о прочем, против тенденциозной германской версии можно указать следующее наблюдение. В походе участвовала и Феофано, сестра византийских царей; во время рокового поражения германского войска она находилась в укрепленном Россано, неподалеку от места битвы под защитой византийского гарнизона. Из этого уже можно заключить, что едва ли мог существовать в то время союз между греками и сарацинами против Оттона. Точно неизвестно, где происходила битва, окончившаяся поражением германского войска 13 июля 982 г. Обыкновенно принимают, что это было к югу от Котроны, на равнине реки Стило, где измученная длинным переходом и удушливым жаром германская армия подверглась почти поголовному истреблению. Равнина покрыта была трупами и ранеными. «Цвет отечества скошен железом, посрамлена честь белой Германии»,— замечает жизнеописатель св. Войтеха-Адальберта 6). С большим трудом и как бы чудом спасся от плена сам Оттон: с берега моря он увидал два корабля, бросился в море и вплавь добрался до одного из них, где и был принят. Так как слух об испытанном поражении быстро распространился по Италии и Германии, то император поспешил на север, чтобы предупредить смуты. В Вероне, на собрании германских и итальянских имперских чинов, в 983 г. произошло провозглашение королем Германии и Италии трехлетнего Оттона III; скоро затем, в декабре того же года, император умер в Риме 28 лет от роду в сборах к новому походу в Южную Италию. Рассказанное предприятие Оттона II на долгое время положило предел германским домогательствам утвердиться в Апулии и Калабрии.

С конца X в. произошла реформа в управлении южно-итальянскими владениями Византии. Вместо стратига фемы генерал-губернатор всех имперских областей стал носить звание катепана; по всей вероятности, в его руках были сосредоточены прежние фемы Ломбардия и Калабрия. Следует думать, что эта реформа произведена еще при Никифоре Фоке, именно в 965 г. им был послан в Бари магистр Никифор с подчинением ему обеих фем 7). Первые катепаны: анфипат Михаил, Калокир Дельфина и Григорий Траханиот имеют титул катепанов Италии, а поздней — Италии и Калабрии. Так как византийская летопись весьма мало уделяет внимания южно-итальянским делам, то можно думать, что они действительно не имели серьезного значения. Набеги сицилийских арабов были слишком обычным и повторяющимся явлением, так что отошли в разряд местных событий, подведомственных катепану Италии. Но вследствие ослабления византийских сил в Южной Италии увеличиваются и расширяются предприятия сарацин. Они не ограничиваются набегами, но остаются в стране и укрепляются в прибрежных городах. Так, в 986 г. они заняли город Жераче, в 988-м грабят окрестности Бари, резиденцию катепана и осаждают Тарент, в 994 г. захватили континентальный город Матеру. В самом начале ХI в. (1003) сарацины осаждают Бари с суши и с моря, и город освободился от неминуемой опасности лишь благодаря венецианскому флоту под водительством дожа Петра Орсеоло. Это весьма любопытный факт, который показывает, что на Адриатическом море господствует

442

уже не византийский, но венецианский флот. Все это особенно усиливает значение того крайнего напряжения, какое испытывала империя в своих предприятиях в Болгарии и Сирии. Неудачи в Южной Италии не только действовали удручающим образом на западных императоров, но они, кроме того, способствовали подрыву императорской власти в самой Германии. Неожиданная смерть Оттона II, не успевшего назначить регентства для управления империей за малолетством сына его, подала повод к смутам, стоящим в связи с известными в истории Германии притязаниями двоюродного брата умершего императора, Генриха Сварливого. Заявив притязания на регентство, этот последний нарушил материнские права вдовы Оттона II, императрицы Феофано, овладел особой малолетнего Оттона III и помышлял уже о том, чтобы присвоить себе королевскую власть в Германии. При этом обнаружилась нелюбовь немцев к гречанке Феофано и к ее ближайшим советникам. Но на стороне прямого наследника была тоже значительная партия. Особенно сторону его держал Майнцский архиепископ Виллигис, которому удалось раскрыть замыслы Генриха и вызвать из Италии вдовствующих императриц Феофано и Адельгейду. Мать Оттона III объявлена была опекуншей (29 июня 984 г.) и стояла во главе правительства до самой смерти своей, т. е. до 991 г. Правление Феофано не было популярным в Германии, хотя она оказалась на высоте положения и успела удовлетворить своевременными уступками враждебную ей политическую партию. Немцы говорили об ней много дурного, но едва ли не следует объяснять это тем, что она держала себя недоступно, окружила роскошью, какая неизвестна была в Германии, и не скрывала презрения к германской грубости нравов. Эта черта, как увидим ниже, замечается и в Оттоне III.

Она постаралась дать своему сыну лучшее воспитание, согласно вывезенным из Константинополя понятиям. Первоначальным его воспитанием руководил немец Бернвард, бывший потом епископом в Гильдесгейме. Но влияние греческого учителя, монаха из монастыря Россано в Калабрии, Иоанна, образовавшего его на греческом языке и литературе, и в особенности постоянное воздействие на восприимчивую детскую душу матери его почти совсем изгладило наставления немецкого преподавателя и сделало из Оттона утонченного грека того времени. На образование характера будущего императора оказал также значительное влияние француз Герберт, впоследствии папа Сильвестр И. Он с детства воспринял мысль о великом призвании, какое уготовило ему Провидение. Но сознание великих задач, предстоящих перед ним, как перед прямым потомком восточных и западных императоров, с юных лет вселило в него высокомерие и гордость и в то же время отвлекло его внимание от реальной жизни со всеми ее низменными потребностями. Превосходя большинство современников в образовании и приобретенных познаниях, в управлении государством Оттон III оказался совершенно посредственным человеком. Когда ему минуло 15 лет и снята была опека, он отправил в Константинополь посольство, во главе коего были епископ Вюрцбурга и бывший учитель его Иоанн, получивший в Италии епископскую кафедру Пиаченцы. Посольство имело целью, между прочим, найти ему невесту между византийскими принцессами 8). В то же время с целью восстановления Германской империи по сю и по

443

ту сторону Альп он предпринял поход в Италию в 996 г. С многочисленной свитой и войском он принял в Павии изъявление покорности духовных и светских чинов Ломбардии и вскоре затем в Риме был венчан императорской короной и принял сан патриция, причем родственник саксонского дома, сын каринтийского герцога Бруно, носивший то же самое имя, был возведен на папский престол под именем Григория V. Таким образом, в первый раз на папский престол был назначен заальпийский немец, венчавший императорской короной германского короля. Полный преклонения перед Римом, Оттон III всецело предался мыслям о восстановлении древней Римской империи в ее былом величии и могуществе, о перенесении в Рим столицы императоров и о привлекательности блеска и обрядов пышного двора византийских царей. Рядом с мечтами о мировом величии восторженный юноша был сильно затронут аскетическим направлением, которое охватило тогда большинство мыслящих людей в Западной Европе. Приближался тысячный год, который считался роковым в мировой истории, ибо с ним соединялось представление о кончине мира. Под влиянием указанного направления нужно рассматривать господствовавшие тогда идеи об очищении Церкви и о реформах в строе церковной жизни 9).

Св. Нил. Ромуальд и Войтех, с одной стороны, аббаты Клюнийского монастыря — с другой, были крупными выразителями религиозного движения X в. На Оттона очень сильное влияние произвело личное знакомство и беседы с итальянскими подвижниками и Войтехом. Начавшись в среде монашеской и выражаясь у одних в аскетических подвигах, проповеди и благочестивой жизни и в порицании дурной жизни белого духовенства, у других это направление выразилось в попытке новой организации Церкви (клюнийцы) посредством более тесного сближения с Римом и ослабления власти епископов. Как ни различны были вначале эти направления, но они сближались в своих конечных целях, именно в отрицательном отношении к тогдашним церковным порядкам и в требовании реформ церковных. Реформы XI в., приведенные в исполнение папой Григорием VII, без всякого сомнения, имеют связь с религиозным движением X в.

Оттон III в одинаковой мере подчинился религиозному аскетизму итальянских пустынников и церковно-политическим тенденциям, шедшим из Клюни. Француз Герберт, один из важнейших деятелей династического переворота во Франции, пользовался особенным уважением Оттона и получил от него приглашение поступить на службу империи. «Достопочтенный муж,— писал ему Оттон,— я бы хотел видеть тебя близ себя, чтобы постоянно пользоваться обществом такого превосходного руководителя, мудрость которого всегда поражала нашу простоту. Мы приняли решение просить тебя заняться нашим образованием и вместе дать полезные советы в государственных делах. Вместе с тем желаем, чтобы беспощадным преследованием грубости нашей саксонской природы ты оживил и образовал в нас то, что осталось у нас от греческого изящества. Ибо стоит потрудиться над раздуванием в нас искры греческих научных стремлений. Повей же сильным пламенем мудрости на эту искру, и пробуди во мне греческий дух, и поучи меня науке

444

о числах, дабы с помощью ее я мог подойти к философии древних».

Это письмо в высшей степени характерно и прекрасно объясняет отношения Оттона к Герберту. Последний не заставил себя долго ждать, и с 997 г. мы видим его уже в Германии.

Влиянием Герберта должно объяснять широкие политические планы Оттона, клонившиеся к восстановлению Римской империи и к переустройству Римской Церкви, во главе которой стоял тогда Григорий V, немец по происхождению и последователь клюнийцев. Возведение его в папы было радостно приветствуемо клюнийцами, ожидавшими от него проведения их планов реформы. И сам был * настроен неправильно и что его политические планы были следствием слишком односторонне развитого воображения. Поэтому политическая деятельность Оттона, особенно в Германии, сводится к весьма незначительным результатам. Сосредоточив все внимание на юге и предпринимая частые походы в Италию, Оттон предоставил дела своим приближенным и косвенно содействовал усилению враждебных элементов на германских окраинах.

Возвращаясь к событиям в Риме, мы должны признать, что и здесь политика Оттона не имела успеха. Лишь только император удалился из Рима, Кресцентий во главе римской аристократии поднял восстание, изгнал поставленного Оттоном папу и объявил себя патрицием города Рима, т. е. принял на себя то же древнее и почетное звание, которым не пренебрег Оттон при короновании. При этой смене правительства обнаружился очень любопытный факт. На упразднившийся престол Римского епископа выступает поддержанная консулом Кресцентием кандидатура возвратившегося из путешествия в Константинополь епископа Пиаченцы Иоанна Филагата, бывшего учителя Оттона III, он принял имя Иоанна XVI. Хотя немецкая летопись относится к нему весьма недоброжелательно (natione graecus, conditione servus**) 10), но в этом следует видеть лишь отголосок господствовавшего в Германии нерасположения к грекам, тем легче объяснить эти чувства к Иоанну ХУГ, что возведение его в папы не могло не предполагать участия византийского императора. Но торжество Кресцентия не было продолжительно, так как папа Григорий V при помощи немецкого войска снова завладел Римом, захватил папу греческого происхождения и подверг его страшному наказанию, приказав обрезать язык, нос и уши, ослепить и заключить в темницу.

«В это время св. Нил,— пишет жизнеописатель его,— решился заступиться за своего соотечественника и отправился в Рим, чтобы просить у Оттона милости к заключенному.

Папа и император вышли к нему навстречу и провели его в Латеранский дворец. Пустынник занял место в огромном зале, возле него поместились император и папа, целовали его руки и выказывали ему знаки своего почтения. Нил напомнил им, что этот несчастный, перенесший такие страдания, принял их от купели крещения и оказал им громадные услуги».

* Так в корректуре (переход страниц), возможен пропуск. (Ред.)

** Грек по происхождению, раб по обстоятельствам (лат.). (Ред.)

445

И тем не менее заступничество св. Нила не улучшило положения несчастного узника. В 1001 г. по поручению Оттона отправился в Константинополь Миланский архиепископ Арнульф с дорогими подарками для возобновления вопроса о браке. Ему была устроена торжественная встреча, и для него было сделано исключение из церемониала в том смысле, что ему разрешено было на приеме сидеть. На этот раз предмет переговоров встретил сочувствие в Константинополе; с Миланским архиепископом была отправлена византийская принцесса, которая при высадке в Бари узнала о неожиданной смерти германского императора * (1002) 11).

Между тем с началом XI в. в Южной Италии подготовляются события чрезвычайной важности: с одной стороны, назревало разрешение сарацинского вопроса, который черпал свою силу в притязаниях двух империй на господство в Южной Италии, с другой—приближался кризис в борьбе папства и императора. Хотя со времени катастрофы, постигшей германское войско в 982 г., Византия имела полный досуг укрепиться в Апулии и Калабрии и раздвинуть свои притязания до Кампании, тем не менее среди части населения Южной Италии не умирало желание стряхнуть зависимость от Византии, в особенности это заметно было в городах, где еще были живы национальные тенденции лангобар декой аристократии. В 1008 г. при катепане Курку а вспыхнуло восстание под предводительством некоего Мели, знатного жителя города Бари. Так как вместе с этим восстанием ставится в связь начальный факт участия норманнов в делах Южной Италии, то восстанию под главенством Мели приписано в истории, может быть, больше значения, чем оно того заслуживает. В самом деле, по существу это было довольно обыкновенное выражение протеста, какие нередко бывали в больших городах. Хотя усмирение мятежа было не так легко и сопровождалось неоднократными вооруженными столкновениями, в которых на стороне горожан были и сарацины, тем не менее перевес оказался на стороне катепана Василия Аргира, или Месардонита. Мели вместе со своим шурином Датто успел спастись бегством в лангобардские города и нашел убежище в Капуе. Это происходило в 1009 и 1010 гг. Завладев Бари, катепан принял меры к подавлению движения, нашедшего отражение и в других городах Апулии. Он посетил Салерно в октябре 1011 г., по всей вероятности, с целью выяснить, где находится Мели, который скрывался в это время близ Беневента. Между тем шурин его ушел далее на север и поступил на службу к папе Бенедикту VIII, который доверил ему защиту укрепления на берегу Гарильяно близ Гаэты. Из этих данных можно до некоторой степени понять, откуда могло иметь поддержку антигреческое движение в Южной Италии. Когда и кто поставил Мели в сношения с норманнами, это остается не совсем ясным.

По одной версии, в первый раз соглашение с норманнами насчет изгнания греков из Италии состоялось в Капуе, по другой версии, сохранившейся у Вильгельма Апулийского 12), первое знакомство состоялось на горе Гаргано, в монастыре св. Михаила, где норманны были в качестве пилигримов на возвратном пути из Иерусалима. Мели

* Об этом совсем не упоминает византийская летопись. Речь могла идти о царевне Зое.

446

рассказал им историю своей попытки и так подействовал на воображение норманнов картиной легкого успеха, какого они могут достигнуть в занятой греками стране, что они будто бы дали ему слово по прибытии на родину набрать охотников и снова вернуться в Италию 13). Наконец, существует еще предание, что норманны в своих путешествиях в Иерусалим имели случай ознакомиться с положением дел в Южной Италии и раз оказали помощь герцогу Салернскому в его борьбе с сарацинами, после чего охотники из норманнов нередко появлялись в Италии с предложением своих услуг.

Во всяком случае первая партия норманнских охотников с Гислербертом во главе появляется в Капуе в 1015 или 1016 г. Весьма вероятно, что по указаниям папы Бенедикта VIII они направлены были сначала на помощь к герцогу Салернскому против сарацин и, когда эта задача была исполнена, по внушениям того же папы вошли в сношения с вышеупомянутым Мели и приняли участие в антивизантийском движении, которое было одинаково полезно и для папы, и для лангобардских князей. Новейший исследователь этого эпизода 14 такими словами определяет роть норманнов:

«Первая встреча Мели и пилигримов горы Гаргано могла побудить норманнских авантюристов искать счастья в Апулии; но лишь при активном участии папы они стали в непосредственные сношения с местными герцогами и предприятию их придан политический характер. Мели служил им проводником в северные области Апулии, где происходила беспрерывная борьба между лангобардскими владетелями, зависимыми от Беневента, и византийскими военными людьми. Чтобы отомстить грекам, Мели, поощряемый Бенедиктом VIII, отовсюду собирает охотников на помощь к небольшому отряду норманнов и таким образом сосредоточивает около себя всех недовольных и вместе с ними составляет довольно значительный отряд, чтобы с успехом выставить его против катепана».

Весной 1017 г. было сделано смелое нападение на Апулию, сопровождавшееся грабежами и опустошением страны. Новый катепан, протоепафарий Торникий Контолеон, имел несколько столкновений с норманнами, и, по-видимому, для него неудачных. Когда он был отозван и заменен катепаном Василием Бугианом, или Боиояном, получившим в свое распоряжение новые вспомогательные войска и, между прочим, часть русской дружины, успехам норманнского вторжения положен был предел. Катепан успел вызвать противника на открытую равнину на реке Орфано, и здесь при местечке Канны произошло (1018) большое сражение, в котором хотя понесли урон и греки, но норманны потерпели полное поражение. После этого дела, оставшиеся в живых норманны поступили на службу герцогов Капуи, Салерно и аббата Монте-Кассино, а сам Мели отправился в Германию, чтобы просить у Генриха II вмешательства в южно-итальянские дела. В 1020 г. он был в Бамберге на собрании немецких имперских чинов, где присутствовал и Бенедикт VIII. Император обласкал Мели и «пожаловал ему титул дуки, или герцога, Апулии». Из этих данных легко заключить, что восстание Мели должно быть рассматриваемо как дело антигреческой политики, проводимой

447

папами и некоторыми лангобардскими князьями. Но в общем первая попытка норманнов сделать прочные завоевания в Южной Италии окончилась полной неудачей, не только они потерпели поражение, но и оставили по себе весьма дурную память. «Их число все возрастало, они наполнили всю Апулию, жестокие более греков и неумолимые более сарацин»,— говорит современник-патриот. Кроме того, последние события должны были раскрыть глаза византийскому правительству на опасные стороны его положения и побудили принять новые меры к укреплению пограничной полосы итальянских владений. С этой целью построена Троя, назначение которой было защищать большую дорогу между Беневентом и Сипонто и охранять северную границу фемы. Из других городов, построенных вновь или только укрепленных, более известны Фиорентино и Чивитате. Вся эта вновь организованная окраинная страна получила потом многозначительное наименование катепаната.

Деятельность катепана Боиояна оставила глубокие следы и в других отношениях. Он не только защищается, но смело идет вперед, постепенно расширяя сферу византийского влияния. Князья Беневента и Салерно искали сближения с катепаном и покровительства империи, еще важней было то, что герцог Капуи, Пандульф, и его брат Атенульф, аббат Монте-Кассино, признали над собой власть императора, в знак чего Пандульф послал Василию II золотой ключ. О приобретенном Византией положении свидетельствует тот факт, что катепан Боиоян прошел через капуанское герцогство в Кампанию, занял укрепленный замок на Гарильяно, которым командовал по поручению папы шурин бунтовщика Мели, Датто, и, взяв его в плен, привел в Бари. Все это вызвало большую тревогу в Риме, где Бенедикт VIII, внимательно следя за последними событиями, должен был усматривать в них прямую угрозу для независимости папского престола. Следствием этого были с его стороны настоятельные просьбы к императору Генриху II о скорейшей помощи. В конце 1021 г. западный император с огромным войском в 60 тысяч человек предпринял поход в Италию. Следует думать, что целью его похода была именно Южная Италия и происшедшие в ней в последние юды политические перемены. Союзники и друзья восточного императора поплатились очень дорого за свои политические симпатии. Кельнский архиепископ Пилигрим, под командой которого было 20 тысяч, имел целью движение на Рим и Кампанию, ему было поручено захватить герцога Капуи и его брата, аббата Монте-Кассинского монастыря Атенульфа. Случилось, что этот последний, боясь гнева немецкого императора, с забранными из монастыря сокровищами, дорогими рукописями и монастырскими актами бежал из Монте-Кассино и сел в Отранто на корабль, чтобы искать спасения в Константинополе. Но спустя несколько дней судно погибло от бури со всеми на нем находившимися. Сам император приступил к осаде Трои, которая, однако, в течение трех месяцев выдерживала осаду и не сдавалась немцам. Два года спустя катепан Боиоян дал грамоту жителям Трои, благодаря их за верность византийскому царю и пожаловав им некоторые привилегии. Князь Капуи, Пандульф, должен был сдаться на волю Генриха и отведен был пленником в Германию; в Монте-Кассино поставлен новый аббат, вступивший в прямую зависимость от Западной империи. Из мер Ген-

448

риха II к утверждению его авторитета в Кампании следует отметить пожалование им графства Комино племянникам известного Мели, которые основывают на границе Кампании независимое владение, выделенное из связи с другими лангобардскими княжествами. Но все эти успехи были слишком кратковременны, так как смерть Генриха II в 1024 г. и вступление на престол новой династии в лице Конрада II значительно изменили положение дел в Италии.

Между тем окончательное подчинение царем Василием Болгарии, раздвинувшее границы его власти до Адриатического моря, поставило его в возможность поддерживать непосредственно из Драча своего катепана в Южной Италии, и, с другой стороны, этот последний стал принимать участие в делах, имеющих непосредственное отношение к побережью Адриатики; так, около 1024 г. он снарядил из Бари экспедицию на север от Драча с целью привести к повиновению хорватского князя. Оживление византийских политических притязаний на западной границе, как, впрочем, и на всех наиболее важных позициях, особенно доказывается тем, что царь Василий перед своей смертью питал планы предпринять энергичные действия против сицилийских арабов. Хотя поход под начальством евнуха Ореста, которому оказывал содействие и катепан Василий Боиоян, был вполне неудачен, но это скорей находит себе объяснение в неспособности вождя, чем в других условиях. Что сарацинский вопрос в Сицилии к тому времени вполне назрел и что царь Василий вполне оценивал положение дел, это видно из ближайших затем событий, положивших конец господству мусульман на острове и начало норманнскому владычеству в Южной Италии.

__________

Смерть постигла царя Василия в преклонном возрасте; он умер в декабре 1025 г., когда занят был приготовлениями к походу в Сицилию, имея около 70 лет. Его можно считать последним представителем даровитой династии, давшей государству столько способных полководцев и просвещенных администраторов. Нельзя, конечно, ставить им в вину их узкого патриотизма, приносившего в жертву эллинизму другие народности империи; нельзя также относить на счет их политической недальновидности обнаружение и развитие в XI в. таких разрушительных сил, которые свели на нет все приобретения македонских царей на восточной и западной границах и которые угрожали поколебать внутренний порядок в империи. Наступившие в XI в. политические перемены на границах империи и постепенно вошедшие в строй Византийского государства посторонние влияния, вызывавшие в нем разные приспособления к новым потребностям, составляют первостепенную задачу историка, последних представителей династии по смерти Василия Болгаробойцы. Прожив до глубокой старости, Василий не оставил после себя потомства; едва ли даже он был женат, так как ни разу не встречается упоминание об его супруге. Да и вообще во весь почти пятидесятилетний период его царствования в придворной жизни Большого дворца женщина так мало имела значения, что и о второй царице, супруге Константина Елене, история сохранила весьма мало воспоминаний. У царя Константина и Елены были три дочери: Евдокия, Зоя и Феодора. Первая постриглась в монахини, две другие по смерти Константина в 1028 г.

449

остались представительницами Македонского дома и правили государством, избирая себе товарищей из служилой аристократии, с которыми вступали в брак, до 1056 г. Таким образом, целое тридцатилетие отмечается еще именем македонского периода, хотя по существу в это время развивается, особенно в политическом отношении, совершенно новый порядок вещей, и разве только во внутренней истории византийских учреждений можно наблюдать естественную эволюцию, начатки которой относятся еще к X в. Редко бывают эпохи, выставлявшие такое количество ничтожностей, на долю которых выпадала, однако, высокая и ответственная государственная роль, такой бедности талантами, таких мало подготовленных к делу управления и так низко ставивших государственные интересы лиц. Казалось бы, никакому творчеству и движению вперед не могло быть места в этот период интриг и борьбы личных самолюбий, и между тем редкие эпохи столь чреваты зачатками и подготовкой важных событий, которые тогда нарождались и которых будущее значение не было замечено и угадано. К сожалению, научная разработка истории этого периода находится в зачаточном состоянии; это объясняется как бедностью материалов, так и недостатком крупных исторических характеров и цельных фигур, а равно отсутствием широких и глубоко захватывающих общественных движений, которые могли бы придать живой интерес этому периоду. Последний большой том «Византийской эпопеи», посвященный занимающему нас 30-летию, привел в изнеможение академика Шлумбергера: «из всех четырех томов,— говорит он,— этот стоит мне всего больше времени и труда; под конец эта работа почти надломила мои силы» 15).

Прежде чем приступать к фактам всемирно-исторического значения, имевшим место в этот жалкий период последних представителей Македонской династии, мы должны бросить хотя бы беглый взгляд на царский двор, на носителей самодержавной власти и на правительство. В то время как на всех почти границах велась ожесточенная война, в которой победа почти всегда склонялась на сторону врагов, в центре, у самого престола, наблюдается жалкая борьба мелких честолюбий, низкая интрига и сплетня, взаимное соперничество партий и отдельных лиц из-за влияния. Если случайно появлялся на том или ином поприще деятель с твердым характером, расположенный жертвовать личными интересами ради общественного блага — таковы были военные вожди и гражданские чины из школы царя Василия,— то господствовавшая посредственность принимала все меры, чтобы поскорей устранить его от влияния на дела. Для историка представляется здесь весьма важная проблема — отметить то, в чем заключались жизненные задачи для византийского правительства, и выделить частные интересы небольших групп.

Брат Василия, царь Константин VIII, был только на три года моложе, следовательно, в 1025 г. ему было около 67 лет. Хотя он все время царствования Василия пользовался именем и честью, соединенными с своим званием соимператора, но фактически не принимал участия в правлении. Это, впрочем, не вызывало с его стороны протеста: исключительная энергия и неослабная сила воли Василия не могла терпеть около себя другой власти, да и сам Константин предпочитал свободу жизни, удовольствия и приятное общество скучным деловым

450

кабинетным занятиям. Он был хорошим охотником и прекрасно сидел в седле, и хотя в старости был слаб на ноги, но на лошади сидел твердо и красиво. Сделавшись полновластным государем, он нимало не изменил своих привычек и обычной жизни. Современники ставят ему в упрек его жестокость и частое применение пыток; он весьма часто наказывал ослеплением. Знатные роды служилою дворянства и крупных землевладельцев, начавшие поднимать голову в конце X в., воспользовались слабым правительством Константина и стали делать новые попытки к династическому перевороту. Вследствие этого—нерасположение Константина к знатным лицам, гордившимся заслугами предков, и предпочтение к людям из низкого состояния. Наиболее серьезное движение против Константина поднято было на Востоке Никифором Комнином, который поплатился за это ослеплением с семью своими соучастниками.

Царь был женат на Елене и имел от нее трех дочерей. Две младшие дочери, Зоя и Феодора, представляли собой фактически то поколение, к которому должна была перейти власть после Константина, так как о старшей Евдокии, постриженной в монахини, не могло быть речи. Вопрос о наследстве назрел весьма скоро ввиду старости и болезненности царя, который в ноябре 1028 г. почувствовал себя особенно плохо. Но обе царевны по странной игре случайностей оставались незамужними, хотя Зое было уже к тому времени 50 лет, а Феодоре немного менее. По господствовавшему в империи обычаю, особа женского пола, на долю которой выпадало царствование, избирала себе товарища, с которым вступала в брак и которого приобщала к царской власти. По случаю болезни Константина VIII для царевны Зои был отыскан жених в лице Романа Аргира, который хотя не отличался особенной знатностью, но принадлежал к членам крупного класса землевладельцев в феме Армениак. Не без значения для будущей истории дома Аргиров было то обстоятельство, что в этом деликатном вопросе вследствие искусно проведенной интриги оказался обиженным Константин Далассин, по своему рождению и связям гораздо более имевший прав на престол. Хотя Роману было уже не менее 60 лет и хотя он был женат и притом был в родстве с царствующим домом, но все препятствия были устранены авторитетом патриарха Алексея (1025—1043), который разрешил этот брак. Только что была повенчана Зоя с Романом, который вместе с тем провозглашен соимператором, как 15 ноября 1028 г. умер Константин VIII.

С возведением Романа III на престол во главе империи стал тщеславный, много о себе мечтавший и вполне ограниченный человек. При нем прежде всего обнаружились несогласия в царской семье между Зоей и Феодорой. Последняя считала себя обиженной тем, что имя Зои всегда было впереди, а она отодвигалась на второй план. Это было поводом к образованию придворных партий, из коих одна тянула к Зое, другая — к Феодоре. Положение дел еще более ухудшилось, когда Роман, горевший желанием иметь потомство от брака с Зоей и, несмотря на разные принимаемые им искусственные средства, не достигший желаемого, охладел к царице, прервал с ней сношения и стал скуп на выдачи ей денег. Раздоры в царской семье дали пищу придворным интригам и усилили борьбу партий. Прежняя аристократическая партия, стремив-

451

шаяся к династическому перевороту, группировалась теперь около царевны Феодоры, к которой примкнули и недовольные новыми порядками болгарские бояре. Мы не считаем нужным входить в подробности мелкой интриги и открытых заговоров, характеризующих это время, которые не имели за собой важных государственных мотивов. Отметим лишь то, что придворными смутами пользовались близкие ко двору люди для достижения личных целей. Особенно выдвинулся около 1031 г. евнух Иоанн, бывший на службе у царя. Это известный впоследствии Иоанн Орфанотроф, захвативший в свои руки всю власть и поставивший Византии не одного царя из своих родственников и клевретов. Родом из Пафлагонии, незнатного происхождения, он отличался большой хитростью, умом и необыкновенной приспособляемостью к обстоятельствам. Он построил свою карьеру на охлаждении между Зоей и Романом и на старческом сластолюбии царицы. Он познакомил Зою со своим братом Михаилом, молодым и красивым человеком, который понравился царице и сделался её фаворитом. В 1033 г. Роман заболел подозрительной болезнью вследствие отравления ядом, который поднесла ему царица. Когда же он умер 11 апреля 1034 г., то вопрос о престолонаследии решен был в пользу любимца Зои, Михаила, который на другой же день по смерти царя повенчался с Зоей и провозглашен царем под именем Михаила Пафлагонянина (1034—1041). Но в общем это не был такой человек, какого бы желала Зоя. Он перестал притворяться влюбленным, стал уединяться и окружать себя монахами и стремиться к подвигам. Тогда Иоанн Орфанотроф, чтобы на будущее время предупредить всякие неожиданные увлечения со стороны царицы, тщательно окружал ее верной стражей. Время Михаила Пафлагонского отмечается заговорами, волнениями и весьма низменными интригами. Византийская аристократия пыталась протестовать против выходцев из Пафлагонии. Таково было движение, связанное с именем Константина Далассина в 1038 г.; таково же разразившееся в 1040 г. движение, имевшее целью свержение пафлагонца, руководимое Михаилом Кируларием. Но Иоанн Орфанотроф обеспечил себе бесконтрольную власть и на случай смерти Михаила Пафлагонского. Он убедил царя озаботиться вопросом о наследстве посредством усыновления и объявления кесарем племянника по сестре, по имени Михаила Калафата, который по смерти царя в декабре 1041 г. объявлен был императором. Отношения его к царице Зое не могли быть искренни уже и потому, что он задумал освободиться от всякой опеки и основать собственную династию с устранением престарелых дочерей Константина VIII. Он основал свои надежды на преданности городского населения, которое действительно оказывало преданность и расположение. Но посягательство на права царицы Зои, которую он хотел устранить от власти и быть единодержавным, окончательно погубило его. В 1042 г., 18 апреля, он распорядился сослать царицу на Принцевы острова. Следствием этого был бунт в Константинополе и возгласы народа: «Не хотим ставропата Калафата, желаем законную нашу няню Зою». Тогда вызвана была из монастыря Петрия Феодора, которая объявила низверженным Калафата и по ослеплении отправила его в ссылку. По низвержении Пафлагонского дома во главе правительства стали обе сестры, но это продолжалось с небольшим полтора месяца.

452

Для обеспечения престолонаследия снова возник вопрос о кооптации и снова было предоставлено царице Зое избрать себе мужа и разделить с ним власть. Тогда выступил на сцену Константин Мономах, с которым царица, говорят, имела прежде сношения. В описываемое время он находился в ссылке на острове Лесбосе, где бедную жизнь и уединение разделяла с ним племянница его по второй жене, происходившей из знаменитого рода Склиров, известная под простым именем Склирена. Мономах был вызван в столицу и 11 июня обвенчался с Зоей, а на следующий день имел священное коронование. Мономах (1042— 1054) разделял власть с обеими сестрами, а когда в 1050 г. Зоя умерла 72 лет от роду, правление его продолжалось вместе с Феодорой; последняя же с 1054 г. два года была еще единодержавной. Двенадцатилетнее правление Константина Мономаха наполнено интригами и скандальными похождениями, связанными с именем цариц и его фаворитки, упомянутой Склирены. Сначала Мономах несколько скрывал свои отношения к Склирене, а потом с согласия Зои перевел ее в Большой дворец, почтил саном севасты и жил с ней почти открыто. Когда же она умерла от чахотки, то царь перенес свои симпатии на одну грузинку, проживавшую в столице в качестве заложницы. Придворная жизнь служит канвой, по которой расшиваются узоры общественной и государственной деятельности. Склирена привела с собой клику родственников, которые возбудили против себя неудовольствие в чиновных сферах и в народе; особенно когда стали ходить слухи, что Мономах думает жениться на Склирене и возвести ее на престол. Мы будем иметь случай видеть далее, как самые существенные интересы государства приносились при этом в жертву личным счетам и партийной борьбе. Заговоры, возмущения и попытки к государственным переворотам были обычным явлением в этот период. Таковы движения Маниака, Стефана Севастофора, Льва Ламбра, наконец, Льва Торника, последнему покровительствовала даже Евпрепия, родная сестра Мономаха. Когда в начале 1055 г. Мономах был на смертном одре, снова выступил вопрос о престолонаследии. Приближенные к нему государственные сановники указали на Никифора Протевона, но приверженцы царицы Феодоры приняли свои меры и провозгласили ее царицей. Она еще 2 года управляла империей. Отмечается как особенность ее царствования то, что при ней не было больше внутренних смут и заговоров. Когда престарелая царица сделалась больна, приискали кандидата на престол в лице патрикия Михаила Стратиотика, который по старости и незначительности не мог угрожать привилегиям служилой и придворной аристократии, получившей преобладание за этот период смут и интриг. Патриарх Михаил Кируларий короновал его 31 августа 1056 г., а вскоре затем скончалась и Феодора. Царствование Михаила VI Стратиотика было весьма непродолжительно и могло бы быть совершенно обойдено молчанием, если бы оно не было пограничным между двумя периодами. В 1057 г. Стратиотик отказался от власти, хотя и не по доброй воле, в пользу основателя новой царской династии, магистра Исаака Комнина.

С большим облегчением автор смотрит на пройденное небольшое количество страниц, которые казались ему необходимы, чтобы ввести читателя в скудную идеями и неприглядную обстановку, в какой развертывалась жизнь в царской семье и в высших придворных кругах. Конеч-

453

но, было бы большой ошибкой ограничивать историю Византии придворными интригами и сменой носителей царской власти, которые характеризовали себя самыми низменными стремлениями и направляли всю волю на удовлетворение своих прихотей. К счастью, почти везде за верхними слоями находились нижние пласты, в которых можно находить живую струю и смену более или менее высоких направлений и идей, украшающих жизнь и составляющих ценное содержание в истории народов. Продолжительный период македонских царей является периодом высокого подъема, напряжения в литературной и художественной производительности, расширения пределов империи на всех границах и нарождения новых исторических проблем, которые имели перейти для дальнейшей разработки к новому периоду царей Комнинов. За недостатком места мы относим к началу следующего тома изложение тех сторон, в которых скрывались задатки для последующего развития.

1) Барон Розен. С. 39.

2) Васильевский. Варяго-русская дружина. С. 125 (Журнал М. Н. Просвещения. Ноябрь, 1874).

3) Барон Розен. С. 42.

4) Барон Розен. С. 62—63.

5) Monum. Germaniae. SS. III. P. 755.

6) Monumenta G. SS. IV. 598.

7) Gay. P. 346—347.

8) Monum. Germ. SS. III. 74, 91.

9) К сожалению, мы должны здесь, за недостатком места, отказаться от подробностей. Ограничиваемся указанием литературы: Lamprecht. Das deutsche Geistesleben unter den Ottonen (Zeitschr. für Geschichtswiss. VII S. 1); Harnack. Lehrbuch der Dogmengesch. III. S. 308, (3-e Auflage); «Vita S. Nili», Acta SS. Septembr. VII. C. 72, 86; Λαμπεδιος. Ιταλοελληνικα; Lenormant. La Grande Grèce. Paris, 1881; Брун. Византийцы в южной Италии (Записки Новорос. Университета. Т. 37).

10) Annal. Quedlinb. А. 997 (Script. III).

11) Mystakidis. Byzantinisch-Deutsche Beziehungen zur Zeit der Ottonen. Stuttgart, 1891. S. 68—69.

12) Monum. Germaniae. SS. IX. P. 239.

13) Главные пособия для этого исключительного по своему характеру эпизода: Delarc. Les Normands en Italie; Heinemann. Geschichte der Normannen in Unteritalien und Sicilien. Leipzig, 1894; соответствующие главы в сочинениях: Gay. L’Italie méridionale. P. 399 squ. и Schlumberger. IL P. 549.

14) G a y. P. 409.

15) Schlumberger. L’épopée. T. III. Introduction.