Пьянство

Родной сестрой разврата является пьянство, ибо, по слову святого Василия Великого, вино никогда не было другом целомудрия. Впрочем, порок пьянства сроден не только распутству, но и всем вообще преступлениям. Огромное большинство последних совершается в пьяном виде или под хмельком. Большая часть всех семейных трагедий, человеческих горе­стей и общественных бед­ствий происходит от вина и пьянства.

Духовник должен прежде всего заботиться о том, чтобы опро­вергнуть во всех приходах такую мысль, будто пьянство не грех и не порок; ибо оно прежде всего не любит останавливаться на малой степени, а непременно перейдет постепенно в запой. Кроме этого, и даже по преимуществу, необходимо усвоить кающимся ту мысль, что опьянение, особенно когда оно дойдет до запоев, никог­да не бывает просто

91

дурной привычкой, а оказывается соединен­ным с постоянным злостным настроением. Так ли это? Не встре­чаем ли мы, напротив, «добрейших», щедролюбивых и уступчивых людей, которые, пока они трезвы, кажутся самыми добрыми людь­ми, и, кажется, были бы святыми, если бы не запои, которые про­должаются у них недели по две, по несколько раз в год. Но так кажется только поверхностному наблюдателю. А кто ближе знает подобных людей, тот скажет вам, что они исполнены либо блудной страсти, которой предаться в трезвом виде не могут, либо, что еще чаще бывает, одержимы неудовлетворенным честолюбием или оз­лоблением за свою неудавшуюся жизнь, либо их мучит злоба и зависть. Не имея возможности осуществить свои пожелания наяву, они посредством вина переносятся в мечтательную область и, одурманившись винными парами, воображают себя генералами, мини­страми, знаменитыми учеными или художниками, счастливыми любовниками, победителями своих врагов и отмстителями им. По­этому пусть запойные пьяницы не отговариваются на обращенные к ним упреки, как они это обычно делают: «Я пью, но зато я никого не обижаю, не обираю, не произвожу сплетней, ссор» и т. д. В душе своей они всегда носят яд злобы, или зависти, или ропота, или любодейства, и пока они не убьют в себе подобных пожеланий, они от своего запоя не отстанут. Пьянство есть производное явление иных страстей, иногда не вполне ведомых своей жертве, но, однако, исцеление от сего недуга невозможно, пока не изгонится из сердца причиняющая его страсть.

92

Конечно, это касается пьянства уже запойного, а юношеские кутежи по большей части имеют целью либо набраться храбрости для того, чтобы пуститься в распутство, либо таким нелепым способом убедить себя, что ты уже взрослый человек. Кающимся в подобных грехах, кроме выяснения нелепости такого способа доказательства, должно советовать совершенно удаляться пьяной компании и найти себе товарищей трезвых. Вообще, пока пьянство не начало переходить в запой, пока оно не срослось с какой-либо укоренившейся страстью души, человек, приносящий в том искреннее покаяние, всегда может от него ос­во­бодиться с помощью Божией.

Пьянство является одной из самых гибельных для нашего православного народа духовных болезней, если не самой ги­бельной. Поэтому кроме прямых наставлений пьяницам о борьбе со своей страстью, духовник должен давать предосте­регающие советы, вернее, требования, и воспитателям детей, особенно же родителям: чтобы не давали водки детям и подро­ст­кам, чтобы не являлись пред ними выпивши, чтобы не по­хвалялись пьянством и не хвалили бы пьяниц и пьянства. Всем напивавшимся до потери сознания, до драки или тошно­ты грешникам хорошо назначать епитимии, хотя бы поклоны наедине, впрочем, с теми предосторожностями, касающимися вообще назначения епитимий, о коих будет сказано ниже.

Предлагать здесь духовникам начертать пьянице картину пе­чальных последствий пьянства считаю не очень нужным: это су­меет исполнить всякий даже молодой священник, но на-

93

помню им, что полезно не довольствоваться общими картинами вредо­носности пьянства, а предварительно спросить у исповедующего­ся об условиях его семейной жизни и занятиях и сказать нечто, касающееся ближайшим образом его собственной жизни и жизни его семьи. Конечно, в этом случае силен бывает тот духовник, который лично знает своего духовного сына и его семью и может ему указать то, что было на самом деле последствием его нетрез­вого состояния или легко может случиться в условиях его семей­ной и личной жизни.

Впрочем, едва ли не самое трудное дело в подобных случа­ях – это научить потерявшего самообладание пьяницу от­стать от своей порочной привычки; разве только еще порок малакии с таким трудом отрывается от серд­ца человека, как порок пьянства, если укоренился настолько, что совсем одолеет челове­ческую волю.

Правда, мы сказали, что запои держат человека в своем по­зорном плену по той причине, что соединяются с духовной страстью и злобой; но бывает и так, что порабощенный ими человек уже возненавидел и самую страсть, уже смиряется душой и про­сит Бога и людей научить, как избавиться от нее, а избавиться не может. Быть может, он уже вступил в общество трезвости и дал клятвенный обет не пить водки и вина, но и обет свой нарушает. Как тут быть духовнику?

Ему полезно напомнить кающемуся притчу о блудном сыне и спросить: почему отец того потерянного юноши так твердо уве­рился в его исправлении, что устроил пир с песнями, пляс-

94

кой и, конечно, с вином, не опасаясь, что оно послужит его сыну нача­лом для нового запоя после невольного голода и трезвости? А потому, должно отвечать, что блудный сын, во-первых, сам каз­нил себя: он приговорил себя к званию наемника, выразил реши­мость из господина стать рабом, а, во-вторых, для исполнения своего благого решения предпринял подвиг длинного и тяжкого пути и подвиг униженной мольбы пред своим отцом, с которым прежде тяготился жить в довольстве и ласке, имея душу свое­вольную и непокорную.

Точно так же о Закхее Господь столь уверенно выразился: Днесь спасение дому сему бысть (Лк. 19, 9) – потому именно, что Закхей, не ожидая каких-либо требований, сам себя пригово­рил к полному умерщвлению своей страсти посредством столь трудного для стяжателя подвига раздать пол-имения нищим и вознаградить четверицею обиженных. Надежно бывает исправле­ние тех запойных пьяниц, которые для вытрезвления поселяются на всю зиму в Валаамском монастыре на Ладожском озере, где невозможно достать водки, и обрекают себя на черные послуша­ния, хотя бы и были богачами. Впрочем, даже и о таких говорят, что уже полную уверенность в их окончательном исправлении можно иметь только чрез три года после прекращения ими запо­ев, а до тех пор – лишь благую и радостную надежду.

Разумеется, не всякий кающийся может располагать собою так, чтобы удалиться в монастырь хотя бы на полгода, но тем, которые не имеют возможности так поступить, должно пояснить, что то покаяние прочно, которое, во-

95

первых, исполнено самоукорением, а отнюдь не сетованием на других как на виновников сво­его падения, – а, во-вторых, – решением подвергнуть себя само­го лишениям и трудам, еще более тяжким и горьким, чем те, коим его подверг уже его порок в виде бедности, или болезни, или лишений места. Разница между бессильными и неисправимыми нытиками на свою страсть и на свое положение и людьми, решив­шимися непременно с помощью Божией восстать от своего паде­ния, бросается в глаза сама собой. Вот пред вами уволенный за пьянство чиновник или приказчик. Один, прося у вас должности, хотя и сознается в своей «слабости», но доказывает, что ее значи­тельно преувеличили в его аттестации, что его товарищи, пившие больше него, не были уволены, потому что имели протекцию на службе и не имели недоброжелателей, как он. Теперь он просит места, хотя бы в провинции, но не худшего, а пожалуй и лучшего, чем он занимал раньше. Приходит к вам другой и чистосердечно заявляет, за что он уволен, и признает, что уволен за дело. Он просит должно­сти самой скромной, хотя бы писаря, имея универ­ситетское образование, или дворника, бывши раньше приказчиком с пятерным против дворника жалованьем. В обоих случаях этот проситель просит взять его до времени первой неисправности и даже не давать ему ничего лучшего, пока он на деле не докажет своего исправления. Вот такое покаяние, такая решимость уже надежны, и духовник, указывая пьянице на эти примеры, пояснит ему, что душа его подобна хирургическому больно-

96

му, которому необходимо обречь себя на тяжелую операцию, даже на совершен­ное отсечение руки или ноги, чтобы не сгнить заживо. Тебе же, скажет духовник, необходимо отсечь свое самолюбие, быть может, переменить свое положение в обществе, поработить себя труду и отдаться в подчинение на время, но зато потому совершенно освободясь от своего постыдного порока, бодрым и радостным возвра­титься к своим родным и близким, а начать должно с того, чтобы возненавидеть свое падение до самой смерти. И я знаю таких, прибавит духовник, которые долго рабствовали пьяному бесу, а потом совершенно избавились от него такими тяжкими подвигами.