Гордыня и тщеславие

Мы уже упомянули, что гнев бывает ино­гда связан с дру­гой страстью – гордыней. Скажем теперь, что нечасто гнев является самостоятельной или основной страстью в человечес­ком сердце. По большей части в гневе выражается неудовлет­воренность другой страсти или даже случайных пожеланий че­ловека; в последнем случае гнев вызывается нетерпеливостью, упрямством, которые в свою очередь бывают обнаружением об­щего себялюбия, небратолюбия и нежелания внимать себе и бороться с собою. Чем сильнее какая-либо страсть в человеке, тем быстрее и более бурно поддается он впечатлению гнева при неудовлетворении страсти: у тщеславных и сребролюбцев гнев выражается в зависти, у распутных – в ревности, у преданных объядению – в придирчивости и т. д. Вообще гнев есть по­казатель различных греховных стра­стей, и о последних можно узнавать по тому, когда человек начинает сердиться: если при разговоре о посте и трезвении, значит, он грешит страстью объядения и пьянства; если при случаях траты денег – значит, сребролюбием; если при беседах о смиренных подвигах свя­тых – значит, он гордец и т. д. Поэтому-то мы и начали свои указания духовникам с борьбы против гнева как невольной вы­вески прочих страстей. Рабство им человека выражается преж­де всего в рабстве гневу, которое прорывается и у очень хит­рых людей, умеющих скрывать свои страсти и замалчивать о своих привычках.

65

Может быть, читателю покажется, что слишком продолжи­тельна наша речь о гневе и его греховности, но мы тут дали несколько указаний и о борьбе со всякой вообще страстью, а потому, быть может, нам удастся о прочих страстях выра­зить свои мысли кратко. Однако считаем нужным предупре­дить и такое возражение духовников: возможно ли входить на десятиминутной даже исповеди в такие глубокие недра чело­веческой души – люди говорят о грехах, о греховных делах своих, а я буду толковать им о страстях? – Да, толкуй им о сем прежде в поучениях, тогда на исповеди они с двух слов тебя будут понимать: эти предметы душе православного хрис­тианина, даже неграмотного, очень близки и понятны; но, ра­зумеется, на исповеди в виду кратковременно­сти ее говори столько, сколько можно успеть, а прочее припасай для цер­ковной проповеди (конечно, без личных намеков) и для от­дельных бесед с прихожанами. Здесь же уже в том великое дело, если устремишь духовный взор твоего прихожанина на его душу и на ее недуги, то есть греховные страсти, расположе­ния, а не на одни поступки.

Приводя доводы для борьбы со страстью гнева и злобы, мы касались и тесно связанной с ними гордыни и тщеславия. Однако сей враг Божий и нашего спасения не будет сражен, если воину Христову, пришедшему к духовному отцу с покаянием, не будет вручено нарочитое оружие против сего врага. Грех гордыни у на­ших современников, образованных и полуобразованных, а в пос­леднее время и у не­образованных, является не падением, не пре­-

66

тк­новением, но их постоянным состоянием, причем и за грех не почитается: что такое есть «благородное самолюбие», «чув­ство собственного достоинства», «честь», как не эта богопротив­ная гордыня? Эти чувства люди называют благородной гордос­тью, законной гордостью, но гордость бывает только одна – бесовская, как пояснил старец Оптиной пустыни Макарий поме­щику, который убивался пред ним в горести о том, что его сын женился на крепостной девушке и тем оскорбил «благородную гордость» всего рода. Много я писал и говорил против этого ду­ховного ослепления, которое, увы, отразилось даже на учебниках по нравственному богословию и приводит неразумную ссылку на слова апостола Павла, говорившего, что ему лучше умереть, чем испразднить похвалу свою (1 Кор. 9, 15); но, кто потрудился прочитать это изречение, тот увидит, что похвала здесь разумеет­ся от Бога и притом в будущей жизни.

Конечно, не одни наши современники страдают гордыней: от нее свободны только святые, а не распявшие своих страстей потомки Адама носят на себе эту обузу и должны бороться с нею, пока не освободятся от ее тяже­сти. Но беда современни­ков наших в том, что они не считают грехом того, что проклято Богом, как укоренившиеся в развратной жизни не почитают за грех ни блуда, ни прелюбодеяния. Напротив, юношу, который отличается незлобием и не мстит обидчикам, даже родители не­редко осыпают укорами и насмешками как человека ничтожного, не защищающего свою честь. Вероятно, такому же пренебрежительно-

67

му отношению подверглись бы у наших со­временни­ков Христос Спаситель, апостолы и мученики, безропотно претерпевшие биения и всякие унижения.

Духовный отец должен стараться по крайней мере о том, чтобы кающийся признал греховность всякого горделивого чув­ства и всякого внушенного этим чувством слова или поступка. Гордость имеет две разновидности – тщеславие и внутреннюю или духовную гордыню. Первая страсть гонится за человече­ской похвалой и за известностью, а вторая – более тонкое и более опасное чувство – настолько исполнена уверенностью в своих достоинствах, что и не желает искать человеческой похвалы, а довольствуется сладостным созерцанием своих якобы досто­инств. Таков тип байронизма и излюбленные европейскими писа­телями Мефистофель и демоны.

Тщеславие – более смешное, то есть осмеиваемое людьми чув­ство, и уже потому легче если не побороть его, то понять, что оно постыдно, и вступить с ним в борьбу. Но как? Должно кающемуся напомнить слова Христовы в Нагорной беседе о не­угодности Богу подвигов человека тщеславного и обличения фарисеям (Мф. 23).

Так должно вразумлять людей легкомысленных, не замечаю­щих греховности своих побуждений; особенно же должно, не только духовнику, но и всем нам, духовным лицам, остерегаться того, чего мы, увы, вовсе не остерегаемся, то есть не развивать тщес­лавных побуждений у людей, в частности у жертвователей; а между тем нельзя не сознаться в том, что доб-

68

рая половина тех весьма обильных пожертвований, на которые воздвигаются хра­мы, школы, приюты и больницы, сделана по побуждениям тщеславия, пробуждаемого в богатых людях духовными лицами нередко даже святительского сана.

Несравненно большего сочувствия или сердечного участия заслуживает тщеславие смиряющееся или борющееся в душе христианина со смиренномудрием. Нередко на исповеди будут тебе признаваться люди благоговейные и смиренные сердцем, что их преследуют тще­славные помыслы при пожертвованиях, при служении больным, даже при добром ласковом отношении к ним, наконец, при хорошем и восхваляемом людьми пении и чтении в церк­ви, сказывании проповедей, при усердном учении в школе и т. д., и т. д. Нередко хорошие монахи, замечая в себе подобные побуждения, просят у старца или у духовника разрешение пре­кратить свое полезное служение на клиросе или в алтаре, а миря­не и мирянки – свою общественную или благотворительную дея­тельность.

И конечно, это было одним из главных побуждений боль­шинства отшельников отказываться от святительского сана и даже бежать от людей, когда они становились знаменитыми среди последних, по этой же причине и в настоящее время не­которые ученые архимандриты отказываются от архиерейства, а монахи – от иерейского сана. Что же должен говорить духов­ник, когда христианин открывает ему подобное побуждение? То же, что отвечали на таковое знаменитые оптинские старцы

69

Ма­карий и Амвросий. Не должно отказываться от полезного для Церкви и одобренного Божиими заповедями послушания, на которое тебя призывают старшие и твое собственное даро­вание, данное Богом: делай полезное дело, а за помыслы тщес­лавия, врывающиеся в твою душу, укоряй себя и иди против них, – не чрез уклонение от дела, но чрез следование полез­ному делу, а не этому греховному помыслу, хотя бы тогда, ког­да дело требует одного, а помысл – противоположного, что слу­чит­ся непременно вскоре и будет случаться часто. Не только Господь, но и разумные наблюдатели жизни всегда видят, кто работает для дела, а кто из тщеславия: какой учитель ласков с учениками, стремясь одушевить их к труду и подвигу, а ка­кой – для стяжания себе славы, или, как говорят, популярнос­ти. Какой писатель пишет для торжества правды и для науче­ния людей добру и какой для угождения толпе и для своей суетной славы и скверного ради прибытка (Тит. 1, 11). Итак, учи людей после всякого подвига или даже обязательного тру­да проверять свою совесть, например, во время молитвы, – не участвовало ли в его работе побуждение тщеславия и в какой мере; затем приносить покаяние в этом грехе, но дела не бро­сать. Поступая так, христианин скоро увидит, что ему придется нередко выбирать между требованием дела (и долга) и требова­нием тщеславия и выбирать постоянно первое, постоянно по­давлять второе. Кроме того, укрепляясь в подвигах добра, хри­стианин вообще освобождается постепенно от любви к себе самому, а, следова-

70

тельно, и от всякого тщеславия. Что говорить гордецам в тесном смысле слова? Они так высоко думают о себе, что не ищут даже похвалы от людей. Чем ты превозно­сишься: умом, красотой, благородством, талантами? Но ведь все это не от тебя, а от Творца, и все это Творец может отнять от тебя, как отнял все от больших людей в настоящую револю­цию. Но, что всего ужаснее, может отнять и ум; вспоминай на­казание Навуходоносора и смирись пред Богом, пока тебя не постигла участь Наполеона или Вильгельма. И пусть всякий христианин, возвышающийся чем-либо над другими, следит за собою и борется со всяким самопревозношением, вспоминая свои грехи и страсти и смиренномудренное настроение святых апостолов и прочих угодников Божиих. Из «Духовного Луга» (или другой отеческой книги) полезно привести такое сказа­ние. Я видел, повествует один старец, в одной обители еще мо­лодого собрата, известного своими подвигами и своим незлоби­ем; на моих глазах его обидели и даже оскорбили, а он благодушно перемолчал это, нисколько не изменившись в лице. «Брат, кто и как научил тебя такому незлобию?» – спросил я его с умилением. – «Да разве стоят они моего гнева, – отве­чал тот, – ведь это не люди, а красивые псы; они недостойны того, чтобы я на них огорчался». «Тогда моя радость, – про­должал старец, – заменилась глубокою скорбью за этого поги­бающего брата, и я с ужасом отошел от него, молясь за него и за себя». Гордость побороть должно также и поступками ей противоположными; особенно важно в

71

этом случае принудить себя, как сказано, просить прощения у обидевшего, а также безропотно переносить наказание в школе.