До 1517 года Палестиной владели египетские султаны, при которых из всех христиан господствующее и преобладающее положение в Иерусалиме принадлежало туземным православным сиро-арабам. Египетские правители подозрительно смотрели и на греческих императоров и, после падения Константинополя, на турок, и потому не допускали, чтобы греки империи имели какое-либо значение в Иерусалиме. Из политических видов она покровительствовали туземным православным арабам, из которых избирались патриархи, архиереи и члены святогробского братства.

Рядом с арабами в Иерусалиме стояла тогда другая православная национальность—грузины, которые тоже пользовались покровительством египетских султанов, имели в Иерусалиме несколько богатых монастырей, им же принадлежала Голгофа и некоторые другие св. места. Правители Грузии оказывали тогда большую помощь св. местам.

Встречается в Иерусалиме и третья православная народность, именно сербы, которые владели лаврою св. Саввы Освященного и монастырем Архангельским в Иерусалиме и пользовались некоторою церковною автономией.

¹) Настоящий очерк составлен исключительно по сочинению иерусалимского патриарха Досифея—История патриархов иерусалимских, которое, и рукописном русском переводе, находится в нашей академической библиотеке. Оно разделяется на книги, главы и параграфы; для настоящего очерка имели значение только две последние книги—XI и XII.

198

199

Всего менее значения, к началу XVI века, имели в Иерусалиме греки, к которым сильно не благоволили египетские султаны, так что греки почти вовсе не ходили даже на поклонение св. местам, хотя греческие императоры, до самого падения Константинополя, продолжали оказывать поддержку и покровительство православным в Иерусалиме. В то время в самом Иерусалиме греков, вероятно, было очень мало, так как к ним не только подозрительно относились египетские правители, но их не любили и сами православные, жившие в Иерусалиме. По словам Иерусалимского патриарха Досифея, после падения Константинополя «греков стали презирать в Иерусалиме». И не только туземцы арабы, но и влиятельные в Иерусалиме грузины, замечает Досифей, «не любили патриархов греческих и превозносились над ними». Точно также и сербы не хотели подчиняться патриархам грекам и вступили потом с ними в открытую борьбу. Причину этого нерасположения православных народностей к грекам, Досифей видит не только в том, «что греки, как говорит Еврипид, не могут и не должны быть в близких дружественных сношениях с варварами, но и потому, что патриархи жили в бедности, ибо Палестина находилась под властию египетского султана, а греки большою частию под властию отоманов и уже не могли ходить на поклонение» ¹).

С первой половины XVI века, положение дел в Иерусалиме в этом отношении совершенно изменилось. В 1517 году турки отняли у сарацин Палестину, которая сделалась теперь турецкою провинцией. И как ранее египетские султаны подозрительно относились к грекам, там теперь турецкие султаны подозрительно стали относиться к покоренному арабскому населению Палестины, и потому в Иерусалиме оказывали покровительство и поддержку не православным арабам, а грекам; они желали видеть на иерусалимском патриаршем престоле не туземных арабов, а выходцев из греков империи. Этими обстоятельствами как нельзя более умело и удачно воспользовались греки, чтобы сделаться единственными хозяевами и распорядителями всех св. мест в Палестине, находившихся доселе

¹) Кн. XI, гл. VII, Пар. 2.

200

или в руках арабов, или в руках других православных народностей, или в руках христианских иноверцев.

Для достижения своей цели, греки прежде всего постарались захватить и навсегда удержать в своих руках патриаршую власть в Иерусалиме. Рассказывают, что будто бы первый иерусалимский патриарх из греков—Герман был избран туземным синодом и клиром в патриархи только потому, что его ошибочно принимали за туземца араба. Сделавшись патриархом, Герман постарался в свое долголетнее патриаршество (1534—1579 г.) поставить на архиерейские кафедры греков, так что будто бы уже при нем все иерархи туземцы вымерли и их места заняли исключительно греки, из которых таким образом и составился патриарший синод. Опираясь на этот греческий синод, Герман еще при жизни своей предпринял меры, чтобы после него патриаршая власть обязательно перешла в руки им самим предназначенного грека. С этою целью он привез из Константинополя в Иерусалим своего родственника Софрония, которому при своей жизни и передал патриаршую кафедру. Софроний, с своей стороны, также еще при своей жизни, предназначил себе в преемники своего родственника Феофана, который после его смерти действительно и сделался иерусалимским патриархом. Точно также и святогробское братство постепенно стало заполняться греками, которые с точением времени окончательно вытеснили и оттуда туземцев арабов.

По смерти Феофана совершилась новая и очень существенная перемена в избрании в поставлении иерусалимских патриархов, именно: Софроний (1579—1607 г.) и Феофан (1608—1644 г.) избирались и поставлялись в патриархи в самом Иерусалиме, где все-таки еще туземный клир и паства представляли из себя влиятельную силу, с которою по необходимости приходилось считаться патриархам грекам. Теперь же было окончательно решено устранить иерусалимских туземцев от какого бы то ни-было участия в выборе и поставлении своего патриарха, вследствие чего, со времени Паисия, (1656 —1661 г.) выборы и поставление иерусалимских патриархов происходят уже не в Иерусалиме, а в Константинополе или Молдовлахии, при участии константинопольского патриарха, разных греческих

201

иерархов, молдовлахийских воевод и знатных константинопольских греков,—в Иерусалим же только сообщалось о совершившемся факте избрания и поставлении такогото в патриархи. Так именно произошло избрание Паисия, который был избран и поставлен в патриархи в Яссах, при участии константинопольского патриарха и синода и, главным образом, по настоянию воеводы Василия.

Туземное православное арабское население Иерусалима не осталось простым спокойным зрителем совершавшихся перемен в патриархии, но пыталось выразить свой протест против нового порядка дел еще с самого начала его возникновения.

Когда патриарх Герман отказался от патриаршества и ранее предназначенный им Софроний был избран на его место, то, по рассказу Досифея, «христиане иерусалимские и большие и меньшие» торжественно заявили при этом, что они согласны на состоявшийся выбор нового патриарха а к старому не имеют никаких претензий, «не имеют на патриарха никакой жалобы, никакого доноса, ни просьбы, ни дел относящихся до св. Гроба или до священного служения, ни касательно золота, ни серебра и ничего другого подобного сему». Далее, в определении об оставлении кафедры Германом говорится, «если же по собственной воле (иерусалимские христиане) воспротивятся ему (патриарху Герману), обвинят или оскорбят его, и если священник Назарлас, сын Капдиланта, и брат ого Халил, и Иакун сын Зарувов, и Михаил сын Самбанов, и брат Рискалы, и Иса Аврамит, сын Солимана, Иоанн сын Лутаифов и прочие если воспротивятся ему, обвинят или оскорбят его, по определению суда должны будут внести в храм 50 венецианских флоринов» ¹). Досифей не говорит, откуда проистекала вражда перечисленных им лиц к патриарху Герману, и кто они были по своему общественному положению, и почему именно от них можно было ожидать оставлявшему свой престол Герману и обвинений и оскорблений, от которых требовалось оградить его формальным актом. Не трудно однако видеть, что указанные лица были не греки, а туземцы сиро-арабы,

¹) Ibid. пар. 4.

202

принадлежавшие или к святогробскому братству или к туземскому клиру, и что их противление Герману относилось не к факту его удаления с кафедры, а к факту ее замещения избранником Германа — пришлецом Софронием. Это соображение как нельзя более подтверждается следующим рассказом Досифея о патриархе Паисие. «Приняв патриаршеский сан (в Яссах), Паисий с царским чиновником отправился чрез Константинополь в Иерусалим сухим путем. Синод и отцы приняли его как своего и как законного патриарха. Но клирики не хотели принять его по той причине, что когда Иерусалимом владели правители египетские, то в патриархи избираемы были не греки, а арабы. В то время и туземцы начали иметь большую силу в управлении делами церковными, потому что арабы вели себя крайне низко, и своим всегда чрез меру благоприятствовали, и поэтому то патриархи из арабов безразлично начали разделять власть с единоплеменниками своими и туземцами. А после и патриархи из греков, имея неприятности с языческими народами, оставляли во власти арабов то, что дано им было временем, так что всеми доходами патриаршеского престола преимущественно заведовали туземные арабы, и они же главным образом распоряжались и необходимым для содержания, имея, впрочем, в виду только свою пользу. А так как Феофан ограничил несколько прежнюю дерзость туземцев, то вот они, когда прибыл новопоставленный патриарх Паисий, сговорившись, вышли вон из святого града и наметали кучу камней, делая все это с тою целью, чтобы показать противление патриарху. Но как сказано выше, Паисий был человек твердого духу. Он тайно переговорил с судьями, дал им несколько денег с тем, чтобы они не оказывали благоволения к тому из туземцев, кто дерзнул бы отказывать в почтении к нему. Потом постановил правила для туземцев и так их преобразовал, что они совершенно вразумились. Доныне, замечает Досифей, туземцы живут благочинно и миролюбиво, благоговейны и имеют страх Божий. Это первое добро, которое Паисий сделал в Иерусалиме, выдающейся важности» ¹).

¹) Кн. XII, гл. II, пар. 1.

203

Таким образом, патриарху Паисию, избранному и поставленному без всякого участия туземцев и вне Иерусалима, пришлось выдержать решительную борьбу с туземным народонаселением Иерусалима, с которым уже боролся и его предшественник Феофан. Но так как на стороне патриархов греков было и само турецкое правительство и местные мусульманские власти, то сопротивление православных сиро арабов чуждым им патриархам грекам было легко подавлено, как это показывают следующие обстоятельства.

По смерти Паисия выборы нового иерусалимского патриарха произошли опять не в Иерусалиме, а в Константинополе, причем главными деятелями в этом были: молдавский воевода Василий, константинопольский патриарх Парфений с своим синодом, переводчик при порте Панагиот, вельможи константинопольские и старцы. Правда, избиравшие, имея вероятно в виду прежние несогласия патриархов с своею туземною паствою, решились выбрать в патриархи не чужака, а происходящего из области иерусалимской. Досифей об этом рассказывает: «воевода Василий (бывший в то время в Константинополе) с патриархом Парфением и переводчиком Панатиотаком, с синодом, с вельможами и с старцами константинопольскими, с архиереями, какие тогда были там, и с прочими уважаемыми отцами св. Гроба, начали рассуждать о том, чтобы избрать в патриарха иерусалимского человека рачительного и опытного в делах гражданских, потому что патриархи иерусалимские путешествуют по многим местам, посещают города и народы, царства и области, и многие их спрашивают о различных, предметах веры, а посему им должно быть опытными в Писании, чтобы давать ответы вопрошающим, а также проповедниками слона Божия. Сверх того, что совершенно и необходимо, родом они должны быть из области иерусалимской, так как там доселе сохраняется ненарушимо все каноническое и церковное право, и содержится древний чин и обычаи православной церкви как некий неизменяемый образ. При сих рассуждениях Гавриил филиппопольский предложил, что синаитянин Нектарий и мудрый человек и родом из области иерусалимской,

204

так как Синай считаемся в числе епископств иерусалимских. Услышав сие предложение, все воскликнули: Нектарий один достоин сей чести» ¹). Так совершилось избрание Нектария синаитянина в патриархи иерусалимские (1661 — 1669 г.).

Нектарий однако, как и предшествующие патриархи, не успел поладить с иерусалимлянами и потому чрез семь лет патриаршества, рассказывает Досифей, чувствуя себя постоянно больным «и вместе приводя себе на намять недовольных своим состоянием и самолюбивых монахов, решился просить увольнения от управления паствою». Эту свою мысль Нектарий прежде всего сообщил именно Досифею, который был при нем сначала архидиаконом, а потом был рукоположен им в митрополиты Кесарии Палестинской и всегда пользовался его особым доверием. Досифей решился воспользоваться мыслью Нектария об отставке в видах прекращения нестроений в иерусалимской церкви, происходивших от того, что в иерусалимские патриархи стали избирать чужаков и что самые выборы их и поставление происходили вдали от Иерусалима без всякого участия со стороны туземных жителей. Он стал настаивать пред Нектарием, «чтобы будущий патриарх иерусалимский был избран надлежащим образом», и прежде всего оп должен быть не чужаком, а природным иерусалимлянином «Если будет, говорил Досифей Нектарию, патриархом иерусалимским человек чужой и из иной страны, который, не имея способностей управлять братиями, захочет только показывать над ними власть свою, то вместо пользы он сделает больше вреда им и престолу. А особенно того опасаться надобно, что некоторые из таковых имеют обыкновение рукополагать за деньги, берут флорины с священников, насильственно требуют денег с христиан и преступают церковные законы, (чего доселе на иерусалимском престоле, по благодати Христовой, не было) и таким образом правосудия не может быть по многим причинам. Прибавим еще к тому, что если здесь последует отречение твое от престола, то константинопольский патриарх,

¹) Ibid. — гл. III, пар 1.

205

с имеющего поступит на престол иерусалимский, непременно будет требовать денег. И если он даст, то введется дурное обыкновение, а если не даст, то произойдет. такой же соблазн, как при Паисие и Голиафе (Парфении) ¹). А что всего хуже и важнее, если ты один решился сделать столь важное дело, то поступок этот может показать и неприятным и оскорбительным для отцев иерусалимских, и можно опасаться, чтобы не произошло разногласия, и не расстроились вместе все дела св. Гроба. Из всего же сказанного мною я вывожу одну истину—написать к старцам и настоятелям пустынь и монастырей, чтобы они собрались в Иерусалим; туда же отправиться и вашему блаженству и там, пред святым Евангелием, предложить дело и взять со всех присягу водиться не страстями, а одною справедливостью, и кто будет избран, тот и да будет патриарх. Так сделать и безопасно и похвально и, кажется, сообразно с намерением Божиим. Избранному будет покровительствовать и Бог».

Но, сознается Досифей, «слова мои нисколько не подей-

¹) Об этом «соблазне» при Паисие, патриархе иерусалимском, и Парфение Младшем, патриархе константинопольском, Досифей рассказывает: «Когда Паисий иерусалимский при Парфении Младшем был рукоположен в Яссах и пришел и Византию, чтобы оттуда отправиться в Иерусалим, Парфений требовал от него денег, как предшественник его от александрийского. Но Паисий, ясно увидевши в нем симонию, не дал ему ни обола. После сего, когда Паисий из святого града Иерусалима отправился в Москву для милостыни, Парфений чрез письмо клеветал на него славному самодержцу Алексию Михаиловичу; но лукавство Парфения не имело никаких последствий. Но как скоро Паисий, возвращаясь из Москвы в Иерусалим, прибыл в Византию, Парфений обвинил его как злоумышленника против правительства пред диваном Каниджи-паши, визиря султана Ибрагима. Визирь, призвав к себе Паисия, допросил его и уверившись, что он человек справедливый, отпустил его с миром, только взял с него четыре тысячи флоринов. Но когда Паисий опять отправился из Святого града в Валахо-Молдавию, патриарх Парфений снова начал преследовать его, и кроме правительственной Порты клеветал на него правителю Молдавии Василию и Матвею, правителю Валахии. Что ж случилось потом? Правители с помощью друзей и денег обвинили Парфения пред Портой и удушили. Тем и кончились бедствия, постигшие святую Христову церковь, и тиранские насильственные поступки». (Кн. гл. 10, пар. 10).

206

ствовали», Нектарий поступил не по совету Досифея, а по своему. При содействии молдавского воеводы Дуки Нектарий выхлопотал султанский фирмат, которым разрешалось избрать иерусалимского патриарха в Константинополе и именно того, кого пожелает сам Нектарий. Согласно с фирманом выборы произошли в Константинополе и выбор пал на самого Досифея, который 3 января 1669 года и был поставлен в Константинополе патриархом иерусалимским ¹).

Таким образом, Досифей не только не успел в том, чтобы будущий после Нектария патриарх иерусалимский «был избран надлежащим образом», но и сам попал в патриархи благодаря только выбору Нектария, совершившемуся в Константинополе, без всякого участия иерусалимлян. Но этого мало. Досифей, так горячо было хлопотавший о правильном выборе иерусалимских патриархов, еще при жизни своей однако предназначил себе в преемники своего племянника Хрисанфа и предпринял меры, чтобы после его смерти именно Хрисанф был избран на его место. Где и как совершилось избрание Хрисанфа в патриархи, об этом он сам говорит в своей грамоте к государю Петру 1: «а по скончании его (Досифея), понеже не належало, чтоб был апостольской престол без правителя, учинив приговор правильный за председательством всесвятейшаго, почтеннейшего вселенского патриарха и священного и святого собора при нем, и в то время прилучившихся монахов и братии всесвятого Гроба и всему причту, общею мыслью, а наипаче по повелению оного во блаженном успении, судьбами, ими же весть всех Бог, возведен я на апостольский и святейший патриаршеский престол святого града, в котором возведении, дабы последовал какой соблазн и возмущение, а потом убыток всесвятого Гроба,— высочайший и христолюбивый государь мунтянский вернейший, усерднейший и истиннейшим раб святыя вашея державы, так что если бы не было помощи высочества его, учинило бы великое возмущение и было бы убытку втрое или вчетверо против того, что стало, зане и до отшествия от сего света оного блаженнейшаго пре-

¹) Кн. XII, гл. III, пар. 6, гл. IV пар 1.

207

великого патриарха (т.е. Досифея), писал высочество его всесвятейшему и достопочтенному вселенскому патриарху и к другим лицам, которые имеют мочь у здешней Порты, дабы по представлении блаженного дяди моего, иной да невозведетца на патриаршескую сию власть, кроме кесарийского (т.е. Хрисанфа). Повелел также и здешним господам своим, чтоб предстательствовали о сем деле прилежно, чтобы получило полезное окончание, как и учинилось Божиею милостию; но когда учинилось возведение и восприял он о том ведомость, паки со усердием великим представил меня чрез писания свои ко всякой персоне, где надлежало, и таким способом мирно окончилось сие дело ¹)». С своей стороны и Хрисанф еще при жизни своей назначил своим преемником своего наместника в Иерусалиме Мелетия, которого вызвал к себе в Константинополь «и здесь, рассказывает о своем избрании сам Мелетий, призвал всех присутствующих и патриарха (разумеется константинопольского) и архиереев и всех православных христиан, сообщил избрание и общее наречение о преемстве нашем и, еще жив будучи, нас возвел на апостольский свой престол тихо и номятожно, милостию всесвятаго Бога и премудрейшим предведением блаженные оные души» ²).

Так с 1534 года, т.е. со вступлением на иерусалимский патриарший престол Германа, патриаршее достоинство в Иерусалиме делается исключительно достоянием греков и притом не туземных иерусалимских, а пришлых. Чтобы удержать патриаршую власть в руках пришлых греков, иерусалимские патриархи в большинстве случаев еще при жизни своей сами выбирали себе своих преемников и предпринимали меры, на случай своей смерти, чтобы патриарший престол доставался предназначенному ими ранее лицу. Софроний и Феофан были поставлены в Иерусалиме, но потом это было найдено неудобным, выборы и поставление иерусалимских патриархов стали происходить в Константинополе, а иногда в Молдавии при участии константинопольского патриарха и синода, молдовлахийских

¹) Греч. дела 1707 г. (св. 86) № 1.

²) Греческие грамоты, порт. 10, 1731 г.

208

воевод, греческих архиереев и знатных константинопольских греков. Туземное православное народонаселение Иерусалима, туземный клир и настоятели и старцы палестинских монастырей, уже не принимали более никакого участия в выборе и поставлении своих патриархов, они окончательно уступили свое место пришлым грекам, которые, заняв все места, ранее принадлежавшие арабам, сделались вместо них господствующею православною народностью в Иерусалиме.

Вслед за туземцами сиро-арабами потеряли свое значение и другие ранее влиятельные в Иерусалиме и пользовавшиеся известною самостоятельностью православные народности. Грузины, лишившись покровительства египетских султанов и обессиленные у себя дома, почти совсем оставили Иерусалим и их прежние владения перешли к грекам. Тоже случилось и с сербами, хотя они и пытались отстоять свое прежнее независимое положение в Иерусалиме и при патриархах греках. Любопытное свидетельство об этом мы находим у Досифея, который рассказывает следующее: «неизвестно почему и когда сербские монахи, подлежащие ведению архиепископа некийского, поселились в иерусалимском архангельском монастыре и овладели им. Некоторые же, вероятно избегая податей, которые должны были платить, поселились в лавре св. Саввы и сделались виновниками двух зол. Во-первых, как иверские монахи, так и они не хотели быть в согласии с патриархом и произвели раздор, а именно: подати стали давать отдельно сами за себя, требовали себе определенного места при святых местах, их игумен ходила к патриарху с посохом, и, наконец, пошли к константинопольскому и к прочим патриархам с жалобою, будто патриарх иерусалимский их обижает. Получают грамоты и приглашают потом в Иерусалим для произведения суда и патриархов александрийского и антиохийского, и патриархи определяют—быть тем монахам свободными и неподчиненными патриарху иерусалимскому. Таким образом, сии патриархи, по мзде-ли или по нерассудительности, а все к стыду своему, лишили патриарха иерусалимского власти в монастырях, находящихся не только в его епархии, но и в самом престольном его городе, поступив ре-

209

шительно против правил соборных и против веры. И пусть бы хотя жизнь св. Саввы умели прочесть монахи сербские и так гордились бы! Во-вторых, когда приходили поклонники, то монаха архангельские и св. Саввы встречали их и принимали в свой монастырь, а патриарх был, таким образом, забываем ¹)». Эта попытка сербов создать себе относительно независимое положение в Иерусалиме при патриархах греках кончилась в конце тем, что сербы бросили свои палестинские монастыри, которые и перешли затем в руки греков.

Таким образом, греки с течением времени вполне достигли своей цели: патриаршая власть из рук туземцев перешла к ним и туземцы окончательно были устранены от участия в выборе патриарха, иераршие кафедры тоже сделались их достоянием, из них же состояло и влиятельное святогробское братство; все другие православные национальности в Иерусалиме потеряли всякое значение и должны были или удалиться из Палестины или безусловно подчиниться грекам, признав их первенство и главенство над собою в Иерусалиме, вследствие чего нелюбимые и презираемые ранее в Иерусалиме греки, со времени владычества здесь турок, делаются в Иерусалиме первою и господствующею православною нацией, единственными представителями и поборниками православия, полными хозяевами, хранителями и защитниками всех святых мест.

Посмотрим теперь, как греки выполняли эту свою высокую и очень ответственную обязанность пред православным миром, которую они приняли на себя добровольно, сознательно устранив от нее все другие православные национальности.

От прежних главных хозяев иерусалимской патриархии— арабов, греки получили наследство в материальном отношении очень расстроенное. Досифей говорит, что при предшественниках Германа в Палестине «монастыри, церковь св. Гроба и церковь Вифлеемская, в некоторых частях развалившиеся и угрожавшие падением, не были поновляемы. Патриархи не имели ни священных сосудов, ни риз, а служили в деревянных сосудах и с железными трикириями.

¹) Кн. XII, гл. 1 пар. 9.

210

Патриархи жили по примеру апостола, делая своими руками, не получая ни милостыни, ни дохода, от того все общество христиан пришло в бедность, а известно всем, какие бывают следствия бедности» ¹). Греки патриархи решились поправить материальное положение патриархии и, начиная уже с Германа, энергично и настойчиво принялись за возобновление и восстановление всевозможных построек в святых местах, не жалея личных трудов и усилий, видя в этом первую и священную обязанность своего служения всему православию. Каждый из патриархов постарался что-нибудь сделать для обновления и благоукрашения св. мест и самой патриархии; Герман возобновляет разрушенную было сень над кувуклием, заботится о поправке храмов Воскресения и Вифлеемского, пострадавших от землетрясения; Софроний возобновил храм св. Константина, находившийся внутри патриаршего дома, начал приготовлять для храма св. Гроба иконостас, который был окончен Феофаном, в великой Вифлеемской церкви, с двух сторон св. Пещеры, построил четыре свода, ибо великая церковь клонилась к падению, и, сделавши эти своды, он поддержал ее. Паисий строит в Иоппии странноприимные дома для богомольцев, строит ограду при храме и монастыре пророка Илии, находящемся между Иерусалимом и Вифлеемом; Нектарий заботится о благоустройстве патриаршего дома, келлии которого пришли в ветхость, выстроил вновь келлии и обитель в Ремпли. Про него же Досифей рассказывает: «Нектарий заметил, что св. мощи находятся в небрежении и святой престол в неподобающей ему чести, а также узнал, что отцы государям и другим лицам посылают в дар св. мощи. Тогда он, в то время как был в Гиасие (Яссах), послал в Польшу с поручением устроить различные ковчеги хрустальные и просто стеклянные, и, привезши их с собою в Иерусалим, вложил в них все, какие находятся там известные и канонизованные св. мощи; обложил сии ковчеги серебряными окладами, и при каждом из них приложил хартию, показывающую, какого святого тут мощи. Также устроил он деревянные раки, которые внутри имели от-

¹) Кн. XI, гл. VII, пар. 2.

211

делении, судя по величине стеклянных ковчегов, и положил в них сии ковчеги; а в одной раке устроил он место для креста и положил тут крест, который сделал в Гиасие величиною в рост человека, и которого одна часть была обложена золотыми дощечками, а другая серебряными. Еще: часть Честнаго Древа была открыта в Иерусалиме; многие от нее отсекали (частицы) и брали себе. Нектарий и сию часть, по углам ее, обложил золотом и драгоценными камнями, а широту ее покрыл хрусталем, и в одном месте сделал отверстие, которое запиралось и для поклонников открывалось. Сии и другие священные вещи положил он внутрь помянутого большего креста и установил, чтобы во время крестных ходов св. мощи священники носили на своих руках, а кто понесет большой тот крест, чтобы шел впереди крестного хода,— каковое установление соблюдается и по ныне. В храме Воскресения Христова престолом служил один небольшой величины и разбитый мраморный камень, иначе сказать: не было престола. Нектарий устроил престол благолепный и на верхней его части, отделив место, поставил дароносицу с хлебом владычным и повесил пред нею семь ламп» ¹). Досифей возобновляет вифлеемский храм, отстраивает обветшалую лавру св. Саввы, поправляет грузинские монастыри и т. д. Словом каждый патриарх из греков по мере своих сил и средств старался поддерживать и возобновлять в св. земле все, что пришло в ветхость и готово было разрушиться.

Сколько трудов, хлопот, волнений и денежных затрат требовала всякая даже самая незначительная сама по себе поправка и постройка, это хорошо можно видеть из следующего примера. Крыша на Вифлеемском храме при св. Пещере окончательно сгнила и провалилась, необходимо было построить новую, за что и взялся патриарх Нектарий. Ему прежде всего нужно было найти человека, который бы дал средства на постройку, так как своих средств у патриарха по было. Такой человек нашелся в лице Маполака Кастариона, располагавшего большими средствами и не раз уже помогавшего православным церк-

¹) Кн. XII, гл. III, пар. 1

212

квам. Он приготовил строевой лесной материал на о. Косе, откуда он и был перевезен в Иоппию. После этого Нектарий немедленно начал хлопотать о получении разрешения на постройку у турецкого правительства. Сначала он выхлопотал документ у иерусалимского турецкого судьи, который засвидетельствовал ветхость здания и необходимость его ремонта, хотя в самом документе судья с умыслом или без умысла говорил «не о крыше церкви, а о крыше Рождества Христова» (т.е. самой Пещеры). С этим свидетельством судьи Нектарий отправился в Константинополь к визирю, но сколько не просил о разрешении на постройку, тот не хотел и слушать. Начатое дело остановилось, тем более, что сам визирь отправился в Крит, а его наместник тоже отказал в разрешении. По неволе пришлось прибегнуть к протекции одного знакомого и влиятельного турка и к подкупу. Эти средства подействовали и визирь, возвратившийся из Крита, дал наконец разрешение на постройку. Приступили к перевозке материала из Иоппии в Иерусалим. «Легкие материалы, рассказывает деятельный участник в этом деле Досифей, перевезли мы из Иоппии в Иерусалим на верблюдах, а с большими деревьями (балками) не знали, что и делать. Но один бедный старичок, родом из Каппадокии, по имени Николай, устроил двух упряжные телеги; мы купили сорок волов и, запрягши их в телеги, перевезли деревья в Ремили. Я, замечает о себе Досифей, по многим причинам быль при сей перевозке всегда впереди». Но встретились новые почти непреодолимые затруднения: дороги были непроходимы для телег и проехать по ним оказалось невозможным Пришлось наперед сделать проездными самые дороги, почему и обратились к содействию окрестного сельского православного населения. «Бедные из любви к благочестию, повествует Досифей, пришли с своими орудиями, трудились для нас несколько дней безмездно и на своем пропитании. Холми они срыли, рвы засыпали и сделали дорогу ровною, и мы, начав с августа, к декабрю перевезли деревья в Иерусалим, а отсюда, исправив дорогу, перевезли их в Вифлеем». Когда из Митилены прибыли нанятые там десять человек искусных в строитель-

213

стве рабочих, приступили не только к постройке крыши, но к капитальному ремонту и всего храма. А так как ранее (до 1636 г.) притвором, находящимся с южной стороны, владели франки и там в течении лет погребали мертвых, то пришлось, при расширении построек вынести трупы и перенести их на другое место, что вызвало много издержек и неприятностей, «потому что франки возмутили жителей вифлеемских и они восстали против нас, так что мы дважды были в опасности быть от них убитыми Перестройка храма шла не без препятствий. Так как в указе визиря было сказано о возобновлении крыши Рождества Христова то к этому обстоятельству привязался иерусалимский муфтий и заявит, что место Рождества Христова есть Пещера и, значит, разрешено было возобновить крышу только Пещеры, а не всей церкви. Пришлось большою суммою денег «преклонить» муфтия. Но так как еще предполагалось открыть в храме ранее заложенные окна, выкрасить стены и выстлать пол церкви, то пришлось снова обратиться за разрешением в Константинополь к турецкому правительству. Разрешение было получено за 800 флоринов. Тогда и дамасский паша прислал чиновника, чтобы на месте подробно узнать о производившихся постройках. Удовлетворен был и дамасский паша. Но и этим дело не кончилось. Вифлеемская церковь, повествует Досифей, служила прежде общим постоялым местом для проезжающих сарацин, и была в крайнем небрежении, потому что ни верхний пол св. Пещеры, ни самый святой алтарь не были обнесены оградою, а потому неверные и заезжали туда для постоя, и останавливались не только в церкви, но и в самом святом алтаре». Но вот, когда церковь были возобновлена и обнесена оградою, то один из местных мелких турецких начальников, в ведении которого находился и Вифлеем, раз приехав сюда, по старой притычке остановился в церкви близ самого иконостаса, подле алтаря, и, не смотря на все просьбы, не хотел оставить занятого им места. По жалобе отцов, начальник получил выговор от судьи. Тогда франки, рассказывает Досифей, «научили ого, как отомстит отцам, и он написал турецкому правительству

214

донесение, в котором представил, что в перестроенной церкви стеснены гробы мусульман». Этот донос произвел надлежащее впечатление, и визирь немедленно отправил в Иерусалим для исследования на месте возникшего дела особого чиновника, который, вместе с иерусалимским пашею. муфтием и другими чиновниками, осмотревши вновь произведенные вифлеемские постройки, написал донесение визирю «наполненное множеством лжи», а с отцев, пригрозив разрушением только что отстроенной церкви, взял крупную взятку. Тогда Досифей, чтобы затушить это дело, обратился за содействием к великому переводчику порты Панагиоту, при посредстве которого выхлопотал у визиря указ, за известную сумму, которым предписывалось, чтобы на будущее время никто не беспокоил церкви вифлеемской ¹).

Таким образом, поправка и возобновление изветшавших и развалившихся зданий в св. местах сопряжена была со множеством хлопот и неприятностей, всегда сопровождалась всевозможными затруднениями и помехами и со стороны центрального турецкого правительства, и со стороны всевозможных местных властей, и со стороны иноверцев-христиан, враждебно относившихся к православным. Чтобы привести дело, особенно более крупной и заметной постройки к концу, требовалось от патриархов очень много энергии, настойчивости и прямо мужества, чтобы не падать духом и не опускать рук, когда всевозможные невзгоды и напасти, иногда совершенно неожиданно, появлялись со всех сторон, и часто грозили уничтожит то дело, которое с такими трудами и усилиями казалось уже совсем приведено было к благополучному концу. Но одни хлопоты, энергия и настойчивость сами по себееще ничего не значили, при этом нужны были всегда деньги, и деньги очень большие. Деньги нужны были не на возведение только самых построек, а, чтобы задарить всех тех, кто мог помешать постройкам. Брали обязательно все: и визирь, и паша дамасский (ведению которого подлежал Иерусалим), и наша иерусалимский, и муфтий иерусалимский и разные мелкие местные чиновники,

¹) Кн. XII, гл. V, пар. 1, 5.

215

из которых каждый мог сделать донос и тем вызвать следствие, а вместе с опт новые нескончаемые расходы с остановкой всего дела. За то как велика была радость, когда задуманную постройку удавалось привести к благополучному концу; тогда забывались все невзгоды, все испытанные страхи, неправды и притеснения правителей, являлось только чувство радости и удовлетворении, что святое дело благополучно совершилось и притом единственно благодаря помощи Божией, «потому что, замечает по этому случаю Досифей, мы не сами собою действует, а Бог нам помогаем». Одно могло в этом случае несколько омрачать чувства радости—это все более увеличивавшиеся долги патриархии, к которым по необходимости приходилось прибегать, чтобы довести начатое дело до благополучного конца. Но и долги, по крайней мере на первое время, забывались.

Богословский Вестник 1897. т. 3, № 7,

Каптерев Η. Ф.

ГОСПОДСТВО ГРЕКОВ В ИЕРУСАЛИМСКОМ ПАТРИАРХАТЕ С ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII ДО ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА.

(Окончание) ¹)

Патриархи-греки не ограничивались только тем, что восстановляли и возобновляли постройки во святых местах, но еще и расширяли специально греческие владения, и прежде всего за счет владений других православных народностей. Заняв в Иерусалиме место арабов, греки получили в свое ведение все то, чем ранее владели арабы. Но, как мы видели, в Святой Земле были владение и других православных народностей (грузин и сербов), которые с течением времени точно так же переходят в руки греков.

При господстве в Палестине египетских султанов особенным значением и силой в Иерусалиме пользовались грузины, которые имели своего собственного епископа и несколько своих богатых монастырей. Со времени перехода Палестины во власть турок значение грузин здесь стало падать, и они постепенно утратили все свои владения. По свидетельству Досифея, они сами добровольно подарили патриарху Феофану принадлежащую им половину монастыря св. Феклы. А так как другая половина монастыря принадлежала коптам, то ее купил у них патриарх Паисий, а сад и здания, лежавшие выше монастыря, купил патриарх Нектарий. Другой монастырь — Предтеченский — точно так же подарен был самими грузинами греческим иерусалимским патриархам. Но у грузин еще оставалось много других монастырей в разных местах: святого Креста, св. Николая, св. Василия, св. Феодоров, св.

¹) См. Б. В. Май.

Анны и Георгия в Евраиде. По объяснению Досифея, вследствие дурного хозяйства и разных будто бы злоупотреблений со стороны заведовавших ими лиц, грузинские монастыри впали в большие долги. Грузины митрополии не раз пытались выкупить свои иерусалимские монастыри и не раз посылали в Иерусалим суммы, достаточные для уплаты долгов, но цели как-то не достигали: то посланный в Иерусалим с деньгами умирал дорогой и деньги пропадали, то посланных грабили дорогой разбойники, то корабль, на котором ехали посланные, тонул в море, то посланный, вручив деньги кредиторам, будто бы не умел взять с них надлежащей расписки, так что кредиторы, получив деньги, снова их требовали с Грузии. Ввиду такого положения дел армяне и франки решили заплатить монастырские долги с тем, чтобы монастырь святого Креста перешел в руки франков, а прочие грузинские монастыри в руки армян, так как не было уже надежды, чтобы сами грузины выплатили когда-либо долги, лежащие на «их монастырях. «Тогда, рассказывает про себя Досифей, призвавши на помощь Бога, решились мы заплатить долг монастырей иверских и часто по этому случаю писали в Иверию», откуда Досифею обещались прислать нужные для уплаты долгов деньги. Но так как этой присылки вскоре почему-то не состоялось, то в 1681 году сам Досифей отправился в Иверию за сбором милостыни. Собрав достаточную сумму, Досифей к концу того же года воротился назад и немедленно приступил к операции выкупа иверских монастырей. Всех долгов на них числилось «94 000 гросий, но мы, замечает Досифей, отдали заимодавцам менее 50 000, потому что некоторые из них получили весь долг сполна, другие более половины, иные согласились взять половину, а некоторые и менее половины». Совершив благополучно эту сделку, святогробцы немедленно приступили к поправке иверских монастырей, так как некоторые из них были ветхи и даже близки к разрушению. Через год эти монастыри уже были поправлены, что обошлось в 20 000 гросий ¹).

¹) Кн. XII, гл. V, пар. 1; гл. II, пар. 2.

Таким образом, иверские монастыри в Палестине, благодаря главным образом собранным в Иверии деньгам, окончательно и навсегда перешли в руки греков-святогробцев, которые сделались их единственными хозяевами и распорядителями.

Сербы, как мы видели, владели лаврой Саввы Освященного и в самом Иерусалиме Архангельским монастырем. Но при патриархе Феофане они настолько задолжали вследствие нерасчетливого ведения хозяйства, что продали все, что можно продать, а всего накопившегося на них долга все-таки не уплатили. Тогда сербы будто бы оставили окончательно свои монастыри и разбежались, так что в монастырях их не осталось ни одного человека. Ввиду этого латиняне задумали было овладеть Архангельским монастырем, который был от них в недальнем расстоянии, а армяне хотели завладеть лаврой св. Саввы. Но патриарх Феофан отдал заимодавцам 54 000 гросий долгу, бывшего на тех монастырях, и получил их в свое полное владение. Деньги на это Феофан добыл таким образом: он отправился в Молдавию к воеводе Василию и в первый же день по приезде утром явился во дворец господаря. «Василий, рассказывает Досифей, вышел босыми ногами встретить владыку, а сей подает ему веревку и говорит: Сын мой! Удави меня, чтоб не удавили меня турецкие заимодавцы. И государь тотчас написал в Константинополь к чиновникам своим, и они отдали заимодавцам долг Святого Гроба — 6 000 венецианских флоринов. Немного спустя приехал в Яссы ага с царским повелением взять патриарха за другие 6 000 флоринов, кои он был должен. Господарь заплатил и эти деньги» ¹).

Таким образом, лавра св. Саввы и монастырь Архангельский в Иерусалиме, которыми ранее владели сербы благодаря денежному пособию молдавского воеводы, уже при патриархе Феофане окончательно перешли в руки греков. Впрочем, лавра св. Саввы и после приобретения ее Феофаном долгое еще время оставалась в запустении. Во время Досифея «в ней оставалась одна только церковь, а стен

¹) Кн. XII, гл. Ι, пар. 9.

уже не было, и потому бродили там овцы и козы арабов; да и в самой церкви держали арабы овощи и быков своих, а жены их входили в монастырь и попирали его». Лавра св. Саввы была вполне восстановлена только Досифеем ¹).

Так ловкие и практичные греки сумели с течением времени не только окончательно закрепить за собой Иерусалимский патриарший престол, все архиерейские кафедры патриархата и заполнить собой Святогробское братство, но и завладеть теми Святыми Местами и монастырями, которыми ранее владели арабы, грузины и сербы, и так, что с течением времени греки оказались единственными обладателями и распорядителями всех святых мест и учреждений, какими только владели ранее православные.

Но в Иерусалиме рядом с Православием существовали и другие христианские исповедания, представители которых, подобно православным, владели известными святыми местами, имели свои монастыри, известные права при Святом Гробе и т.п. Потеснить этих иноверцев и за их счет расширить права и владение православных греки считали своей священной обязанностью.

Абиссинцы, пользуясь покровительством владевших Палестиной египетских султанов, получили от них во владение в Иерусалиме «часть при святых вратах Святого Гроба на восточной стороне, которая называется авраамовой. Имели они и другие здания в Иерусалиме и при великой церкви Святого Гроба, и принадлежали им келий по южной стороне святого кувуклия и другие некоторые здания. Много у них было и утвари золотой и серебряной, и златотканных одежд. Армяне сошлись с ними, дали им под залог драгоценностей небольшую сумму денег, учредили с ними общий стол и жилища и, передает Досифей, одного за другим перетравили их ядом», и так как абиссинский царь запретил являться в Иерусалим новым монахам взамен умерших, то армяне, наконец, и остались полными обладателями всего, что ранее принадлежало абиссинцам. Но патриарх Паисий отнесся к этому делу иначе. Он отправился в Константинополь

¹) Кн. XII, гл. II, пар. 2.

и подал прошение султану, в котором заявлял, что ранее абиссинцы «состояли под ведением греков и потому оставшееся после них имение также должно перейти в распоряжение греков». Султан собственноручной подписью велел исполнить просьбу Паисия, который немедленно с султанским указом возвращается назад «и принимает в свое ведение все принадлежавшее хампесиянам (абиссинцам) в Иерусалиме и в Вифлееме, монастырь их и все, что имели они в церкви Святого Гроба, и лампады их в святом кувуклии и в святом апокафилосисе». Армяне, конечно, употребили все усилия к тому, чтобы отстоять те владения, какие им достались от абиссинцев, и успели с помощью денег завладеть «монастырем св. Иакова, да в Вифлееме воротами, садом и двумя домами; но большая и важнейшая часть абиссинских владений все-таки перешла в руки греков, которые таким образом за счет абиссинцев увеличили в Иерусалиме владение православных» ¹).

Рядом, так сказать, с мелкими и слабыми иноверными общинами, какова абиссинская, в Иерусалиме существовали и очень сильные иноверные общины, каковы армянская и римско-католическая, особенно сильна и могущественна была последняя. Эти общины, подобно православным, имели в Святой Земле свои собственные владение и учреждения и, подобно грекам, стремились к расширению своих владений и прав за счет других исповедании, и, в частности, за счет православных. Исстари православным принадлежала в Палестине большая часть святых мест, исстари им принадлежало и первенство при Святом Гробе сравнительно с другими христианскими исповеданиями. Пока Палестиной владели египетские султаны, православные арабы пользовались в Иерусалиме господствующим положением, которого никто у них не оспаривал. Но положение дел сильно изменилось, когда в начале XVI века Палестиной овладели турки и правительственный центр относительно Палестины из Египта переместился в Константинополь. Если эта политическая перемена в судьбах Палестины вызвала и создала в Иерусалиме господство греков в том отно-

¹) Кн. XII, гл. II, пар. 3 и 4.

шении, что передала в их руки весь Иерусалимский патриархат и все святые места и учреждения, какими только ранее владели православные, со включением и первенства при Святом Гробе, то эта же политическая перемена, с другой стороны, послужила исходной точкой и для притязаний инославных христианских общин, особенно католической, на расширение своих владений в Святой Земле за счет православных и их попыток отнять у греков первенство при Святом Гробе. В Константинополе находились всегда представители разных западноевропейских государей, которые с течением времени приобретали при турецком дворе все большую силу и значение. Представители особенно католических государей всегда не прочь были поддержать перед турками притязание и домогательства своих единоверцев в Иерусалиме, благодаря чему католики быстро начали усиливаться в Святой Земле и начали здесь вековую борьбу с греками из-за обладания теми или другими святыми местами, из-за первенства при Святом Гробе. Эта борьба сильными, влиятельными и часто неразборчивыми в средствах латинскими монахами (особенно францисканцами) началась уже с первого грека-патриарха Германа и продолжалась почти непрерывно при всех его преемниках, то по временам стихая, то снова усиливаясь, но никогда окончательно не прекращаясь. Обе враждующие стороны постоянно стояли друг против друга во всеоружии, внимательно наблюдали каждый шаг противника и при первой его оплошности и при малейшем изменении политических обстоятельств в свою пользу немедленно начинали атаку на противника, пуская в ход все позволительные и непозволительные средства, начиная с ходатайств и домогательств иностранных послов перед турецким правительством и кончая обычными подкупами турецких чиновников как самых высших, так и самых низших, действовавших на месте. Борьба эта, начавшись в Иерусалиме перед местными властями, обыкновенно велась потом в Константинополе перед тамошним высшим турецким судом, и велась с переменным счастьем: то латиняне успеют что-нибудь отнять у греков, то греки опять успеют возвратить себе потерянное и при этом даже прихватить что-нибудь и латинское. Всегда в выиг-

рыше от этих бесконечных процессов были одни только турецкие чиновники, которые усиленно брали взятки и с той, и с другой борющейся стороны. Борьба с латинами, с которыми иногда заодно действовали и сильные своим богатством армяне, потребовала от греков всей их практической ловкости и уменья, всего напряжения их сил и энергии, всей их стойкости и цепкости ввиду раз занятой выгодной позиции, чтобы не быть окончательно побежденными своими сильными противниками, за которых нередко хлопотали соединенные силы всех католических, а иногда и протестантских послов при турецком дворе. И нужно отдать честь грекам: если они взяли в свое исключительное владение все святые места, когда-либо принадлежащие православным, то они сумели постоять за них, как едва ли сумел бы при таких обстоятельствах постоять за них какой-либо другой православный народ. За каждую пядь земли, за каждый вершок той или другой священной постройки, за каждый ее камень они всегда готовы были бороться со своими противниками буквально на жизнь и смерть. Раз проиграв дело, они не падали духом, но при благоприятных обстоятельствах начинали его снова и снова, не желая ничем, даже малейшим и, по-видимому, самым ничтожным, поступиться в пользу противника. И только благодаря именно их стойкости и выдающейся практической ловкости в ведении дел значительная часть святых мест в Палестине и доселе находится в руках православных, а не перешла, как бы можно было ожидать, в руки инославных.

Во время борьбы страсти иногда разгорались до того, что самой жизни энергичных патриархов угрожала серьезная опасность. Когда Феофан по приговору иерусалимского судьи отнял у католиков Святую Пещеру и Голгофу, которыми они незаконно было завладели, тогда католики подкупили иерусалимского пашу, который заключил Феофана в городскую тюрьму и ходатайствовал перед кадием (судьей), чтобы умертвить Феофана, «но судья, рассказывает Досифей, отверг его предложение, освободил патриарха из-под стражи и отпустил его в свою келью. Впрочем, патриарх жил скрытно и в июле месяце (1629 года), когда бывает праздник в обители св. Илии, находящейся

между Иерусалимом и Вифлеемом, вышел из Иерусалима с женщинами в женском одеянии; а из обители св. Илии вышел ночью и отправился в Акру». Иерусалимский паша, узнав об этом, приказал местному правителю убить патриарха и получить за это предложенные латинянами деньги. К счастью Феофана, евнух, получивший от правителя поручение убить патриарха, ранее был христианином и потому, получив от Феофана сто золотых, отпустил его с миром, и Феофан поспешил отправиться в Константинополь» ¹). Про себя Досифей рассказывает, что во время перестройки им вифлеемской церкви его хотели убить вифлеемляне за перенесение их гробниц в другое место, «но ничего не могли сделать, потому что мы уехали на лошадях и скрылись». В другой раз, когда Досифею случилось после смерти Нектария отправиться из Иерусалима в Константинополь, латиняне подговорили некоторых лиц убить его на дороге, но он избег опасности, переодевшись в турецкое платье ¹).

Нельзя не признать того, эта борьба патриархов-греков с иноверными христианскими общинами в Иерусалиме из-за святых мест облегчалась отчасти самим центральным турецким правительством, которое признавало исторические права православных на первенство и преобладание в Святой Земле и видело в греках своих подданных, а во «франках» иностранцев, может быть, даже небезопасных для спокойствия Палестины, если дать им там чрезмерно усилиться. Но, с другой стороны, турки при случае не прочь были, если это было выгодно в каком-либо отношении для них, пожертвовать правами и интересами православных в Палестине в пользу нужных им в данное время франков. Что же касается местных турецких иерусалимских властей, то они всегда готовы были притеснить православных, лишь бы от этого могли получить для себя какую-либо личную пользу и выгоду. В этом отношении особенно печальную память по себе оставил правитель Иерусалима по имени Веллес, бывший во времена патриарха Паисия. По словам Досифея,

¹) Кн. ХII, гл. I, пар. 3.

«это был человек жестокий и безрассудный», он, «истязывая у монашествующих деньги, несколько человек из них повесил в соборной палате патриаршеского дома; в пьяном виде вошел в церковь св. Константина, и взявши кадило, начал кадить. А вино он пил безо всякого опасения и открыто, совершенно без стыда. Отцы стали разбегаться из Иерусалима. Некоторые хотели было в окно патриаршего дома спустить несколько ящиков с церковной утварью, чтобы скрыть ее внутри Святого Гроба. Но веревки порвались, ящики упали и разбились; разбилось и церковной утвари около двухсот самых лучших вещей, в числе которых были серебряные ковчеги и кадила, превосходные кресты и другие замечательные вещи. Между тем мучитель Веллес схватил еще одного еврея, предал его невинно смерти и захватил себе все его имущество; а у еврея было в залоге несколько ящиков с драгоценностями Святого Гроба за деньги, какие он давал в заем Святому Гробу. Таким образом, Веллес захватил себе и сии драгоценности и истребил их, так что и доселе нет уже их при Святом Гробе. Убивая и других людей, тела их Веллес бросал пред вратами монастырей и тем вынуждал с них большие суммы» ¹). Бывали и такие случаи, что иерусалимские паши насильно навязывали монастырям поддельные фальшивые деньги, а потом вместо них взыскивали с монастырей настоящие ²). Иногда же турецкие чиновники по какому-либо поводу привязывались даже к самим патриархам, чтобы получить с них крупную взятку. Вот характерный случай с патриархом Паисием.

У патриарха Паисия была митра, привезенная им из Москвы и украшенная драгоценными камнями. Один еврей предложил ему переделать митру по византийскому образцу и тем придать ей более красивый вид. Паисий согласился, и митра была переделана. Тогда враги Паисия донесли константинопольскому правителю (дело происходило в Константинополе, когда турецкий двор находился в Адрианополе), что будто Паисий сделал драгоценную корону для

¹) Кн. XII, гл. II, пар. 16.

²) Кн. XII, гл. II, пар. 3.

московского царя. Правитель призвал к себе патриарха вместе с евреем и спрашивает его: «Зачем ты злоумышляешь против государства?» Патриарх отвечал: «Сам по себе ты говоришь, что я злоумышляю против государства, или другие свидетельствуют тебе на меня в этом? Но правитель не стал объясняться, а бросил Паисия вместе с евреем в яму, назначенную для убийц, и после трех дней перевел его в тюрьму, назначенную для должников, имея в виду получить с него хорошую взятку и отпустить. Хотел он ради взятки запутать в это дело и других начальствующих христиан в Константинополе. Но добрый архипастырь лучше сам хотел подвергнуться смерти, нежели быть причиной какого-либо несчастья для начальствующих (конечно, христиан), и мужественно переносил мучения». Когда правитель увидал, что с Паисия получить взятку трудно, то, опасаясь со стороны христиан жалобы султану, послал в Адрианополь к визирю и злополучную митру, и донос на злоумышление Паисия. Но некоторые отцы Святого Гроба уже ранее отправились в Адрианополь и изложили все дело визирю Кепрюлю, который вообще доброжелательно относился к христианам (его мать была христианка), обещался помочь им в этом деле. Между тем правитель Константинополя приказал ночью вывести патриарха и еврея из темницы; последнего поволокли пешего, «а патриарха посадили на лошадь, на которой было такого рода седло, какие надевают на лошадей, возящих большие тяжести, или верблюжье, не дав ему держаться за узду, а отдали его в руки палачей, которые и поволокли его». Лошадь, на которой повезли патриарха, «была вся избитая, бессильная», она постоянно спотыкалась то в ту, то в другую сторону, причиняя патриарху страшные мучения, так как с колен его скоро сошла вся кожа. На пути Паисию объявлено было, что его велено повесить вместе с евреем. «Тогда иудеянин начал рыдать, а Паисий так был спокоен, что, смотря на него подумали бы, что он покоится на своем ложе». Начальник палачей с угрозами стал требовать от Паисия денег, говоря: «Человек! Пощади свою жизнь, вот ты близок к смерти; скажи же, что обещаешь проконсулу (т.е. начальнику Константинополя), чтобы избежать тебе смерти».

Патриарх в ответ им: «ничего не обещаю, ничего не даю, делайте, что хотите». Тогда прибежал посланный от правителя и сказал начальнику палачей: «Ага! Проконсул велел повесить обоих, т.е. патриарха и иудеянина на пармаккапы», т.е. на решетчатой двери. И когда приблизились к пармаккапы, то, нимало немедля, навязали на выю патриарха веревку и поставили посреди двери. Тот, который хотел тянуть веревку, взошел уже на дверь, а патриарх стоял и смотрел на небо, молясь о спасении. И когда начальник палачей стал говорить патриарху: «Что дашь паше?», то патриарх молчал, готовясь к смерти, а иудеянин, отчаявшись в своей жизни, горько рыдал. Но тогда прибыл еще посланный и говорит: «Ага! Не вешай его (т.е. патриарха), а в аксарагий посади его, так как он подозревается в воровстве». И патриарха привели к тюрьме, «надевши оковы на его ноги, которые так тогда распухли, что от опухоли не было на них и вида, и, продевши палку между ногами его, кои связывала цепь оков, потащили его вокруг дома (тюрьмы) и спрашивали: «Что обещаешь паше?» Патриарх от сильной боли кричал и жаловался на своих мучителей. Но когда увидели его непреклонность, то перестали его мучить. На другой день Паисий отдан был на поруки и поселен был в доме своего поручителя. Тем временем в Адрианополе произошло у муфтия судебное разбирательство по обвинению Паисия в измене, и он был оправдан. Но так как слух о короне повсюду распространился и мог дойти до султана, то визирь, взяв с собой корону, отправился к султану и рассказал ему все дело, заметив, что когда он, визирь, ездил из Дамаска в Иерусалим на поклонение, то видел там шесть других митр, которые были пожалованы патриархам прежними султанами. Султан, смотря на красоту принесенной к нему митры, на двенадцать башенок вокруг ее, на ее изящную форму, пришел в удивление и, надев ее на голову одного хампесиянина, воскликнул: «Чудное украшение! И так как жаловали его патриархам мои предки, то жалую им и я, и повелеваю отдать патриарху и быть ему свободным». Этот приказ султана немедленно был приведен в исполнение ¹).

¹) Кн. XII, гл. II, пар. 6-8.

Притеснения со стороны турок иерусалимским патриархам были, впрочем, явлением сравнительно редким и даже исключительным, так как в общем патриархи всегда умели ладить с турками и с помощью знакомств, связей и взяток даже привлекать их на сторону своих интересов. Труднее патриархам было бороться с внутренними нестроениями: с беспорядками в святогробском братстве, члены которого, не отличаясь какими-либо выдающимися умственными и нравственными качествами, представляли из себя, однако, такую крупную местную силу, которая была способна противодействовать и действительно противодействовала самим патриархам, стесняя, а иногда и прямо парализуя их самоотверженную плодотворную деятельность. В одном месте своей истории патриархов иерусалимских Досифей с горечью говорит, «что живущие при патриаршем доме монахи, будучи необразованны и горды, худым своим управлением и беспорядками причиняют своему святому дому множество убытков и потерь». В другом месте он замечает, что св. Гробу пришлось потерпеть значительный убыток «от беспечности наших, от несогласий их, зависти и распрей между собой». Патриарх Нектарий принужден был отказаться от патриаршего престола не только по причине своей болезненности, но и потому, «что приводил себе на память недовольных своим состоянием и самолюбивых монахов» ¹). Как иногда святогробские отцы относились к своим патриархам, видно из следующих случаев. Когда патриарх Паисий получил султанский указ о передаче православным всех бывших в Палестине владений абиссинцев и в Иерусалим с этой целью прибыл турецкий чиновник, тогда наместник св. Гроба «беззаконный Анфим, родом из Сикурт, дерзкий и гневный, как Ахиллес, и снедаемый завистью к патриарху, пошел и сломал печати при церкви св. Иоанна, которая находилась вне святых врат, и отдал ее армянам, равно как и четыре кельи при святых вратах; также и монастырь св. Иакова воспрепятствовал грекам взять в свое распоряжение, почему он и остался за армянами! Паисий, однако,

¹) Кн. XII, гл. III, пар. 6; гл. ΙΧ, пар. 6.

снова было выхлопотал приказ о передаче грекам монастыря св. Иакова, но проклятый Анфим, по закоренелой вражде к патриарху, пошел к судье и сказал ему, что монастырь принадлежит армянам и потому пусть они им и владеют. И таким образом армяне опять завладели монастырем св. Иакова да в Вифлееме воротами, садом и двумя домами, принадлежавшими хампесиянам, и владеют даже и поныне». Это обстоятельство так сильно огорчило патриарха Паисия, что он никогда не мог простить Анфима и, умирая, говорил: «Кто из верных как не согрешил, молю Бога даровать им отпущение грехов, но кто коварно был виновником того, что монастырь св. Иакова отдан армянам, тот, как сообщник еретиков, да будет осужден на вечное проклятие». Другой случай с тем же патриархом Паисием. При смерти Паисия присутствовали, между прочим, в качестве сопровождавших его лиц (Паисий умер во время пути) два ему подчиненные человека — Лидда и Прохор, из которых последний сделался потом епископом Назаретским, а потом и патриархом Александрийским. О них Досифей замечает: «Сии злоязычные и дерзкие люди (когда умер Паисий) начали хулить блаженного подвижника, поносить жизнь его и смерть» ¹).

Понятно отсюда, как тяжело и трудно было подчас иерусалимским патриархам правильно и с пользой вести сложные и запутанные дела патриархии, когда даже их ближайшие лица — члены святогробского братства — иногда открыто противодействовали им в их благой деятельности, порицали и хулили их по своему невежеству, зависти и дерзости, вносили смуту и беспорядки во всю жизнь патриархии. Но мудрые и энергичные архипастыри мужественно превозмогали все эти невзгоды, преодолевали все препятствия и неуклонно шли по раз принятому пути. Только в одном отношении их несомненно высоко плодотворная деятельность для всего Православия имела свою, так сказать, теневую сторону.

Занятые постоянной заботой о сохранении и поддержании святых мест, постоянной борьбой с инославными общи-

¹) Кн. XII, гл. II, пар. 4, и 17, 19 и 20.

нами, приобретением необходимых средств, иерусалимские патриархи, естественно, мало могли уделять времени и специальных забот и средств на удовлетворение духовно-религиозных нужд своей палестинской паствы, тем более что им почти вовсе не приходилось жить в Иерусалиме. Местом постоянного пребывания Иерусалимских патриархов сделались или Константинополь, где они имели свое собственное подворье и находились вблизи турецкого правительства, что давало им возможность следить за каждым шагом своих противников, или в Молдовалахии, где у них были свои богатые монастыри и земли, дававшие большие доходы Святому Гробу. Здесь, в Константинополе, а иногда и в Молдовалахии, они обыкновенно избирались и ставились в патриархи, отсюда они предпринимали свои путешествия в православные страны для сбора милостыни, здесь они находились вблизи своих покровителей и милостивцев, как молдовлахийских воевод, так и тех греков, которые были влиятельны при Порте, здесь же они обыкновенно умирали и хоронились. Только изредка — и то на короткое время — патриархи появлялись в Иерусалиме и немедленно опять и надолго оставляли его: Досифей, например, не был в Иерусалиме целые последние 18 лет своего патриаршества, хотя на это и были особые причины. Понятно, что подобный порядок дел был очень ненормален: иерусалимские патриархи избирались из пришлых греков и, следовательно, по своему происхождению они были чужими православной туземной пастве, которая их ранее иногда совсем не знала, как и они ее. Постоянная жизнь в Иерусалиме, конечно, дала бы возможность и пришлому человеку с течением времени изучить свою паству, познакомиться и сжиться с ее интересами, но патриархи бывали в Иерусалиме очень редко и притом почти всегда на самое короткое время, почему и не могло образоваться какой-либо тесной нравственной связи между верховным архипастырем и паствой. Для последней патриарх всегда оставался как бы чужим, сторонним человеком, далеким от ее жизни и интересов. Предоставленная сама себе, не находя в своих патриархах должной поддержки и руководства, туземная православная паства Иерусалимского патриархата необходимо коснела в

невежестве и потому становилась легкой добычей иноверной пропаганды. Эту ненормальность в отношениях Иерусалимских патриархов к местной пастве хорошо понимал и сознавал Досифей, который, рассуждая о деятельности францисканцев в Палестине, замечает: «Так как по проискам францисканцев патриаршеский дом постоянно находится в самых тяжелых долгах, то патриарх не может как следует пещись о подчиненных ему православных. От этого многие сделались отступниками, хотя Божественный Промысл, замечает, утешая себя, Досифей, вопреки нечестию францисканов, взамен отторженных и обольщенных ими в Палестине, бесчисленное множество народов и городов утверждает в православной вере чрез путешествие патриархов Иерусалимских. Ибо где они ни бывают, первое их занятие — проповедь евангельская без всякого своекорыстия, научение христиан благим нравам, утверждение их в Православии, обличение еретиков и вообще труд их — общее благо православной церкви» ¹). Правда, некоторые иерусалимские патриархи заботились даже об устройстве училищ. Так, Досифей свидетельствует, что патриарх Нектарий, «пришедши в Константинополь, побудил боголюбивого мужа Монолака Касториана учредить училища — одно в Константинополе, другое в Хиосе и третье в Арте» ²). Однако эти училища, учрежденные Нектарием, не имели никакого прямого отношения к местной иерусалимской пастве, не для ее просвещения они были основаны. Впрочем, справедливость требует заметить, что несколько равнодушное отношение иерусалимских патриархов к духовно-религиозным нуждам своей местной паствы объясняется не только тем, что патриархи-греки, всецело поглощаемые заботами о сохранении в руках православных самых святых мест и зданий, упустили из внимания заботу о сохранении в Православии душ своих пасомых, но и чрезвычайной сложностью и трудностью их обязанностей и служения, особенно среди враждебных им мусульман, иноверцев и собственных распущенных монахов.

Патриархи греки, как мы видели, получили наследство

¹) Кн. XII, гл. I, пар. 2.

²) Кн. XII, гл. XI, пар. 4.

от патриархов арабов материально в самом расстроенном виде, иерусалимская патриархия была крайне бедна и не имела никаких средств даже для заведения сколько-нибудь благолепной церковной утвари, для поправки хотя бы важнейших зданий святых мест. Но как скоро власть перешла в руки патриархов-греков, немедленно явилась и драгоценная церковная утварь, и деньги для поддержки, перестройки и возобновления ветхих и разрушившихся зданий, явились достаточные суммы для выкупа и перестройки грузинских и сербских монастырей, и особенно крупные суммы — для ведения борьбы перед турецким правительством с католиками и армянами. Денег на все это требовалось, конечно, много, и даже очень много, но патриархи-греки всегда умели их найти благодаря тому особому значению, какое Святая Земля имеет в православном мире.

Святая земля есть колыбель всего христианства, место святое и одинаково дорогое решительно для всех православных, к какому бы народу они ни принадлежали; ее значение не местное, но общехристианское и в особенности общеправославное, чем православный иерусалимский патриархат резко выделяется из других православных патриархатов. Обязанность поддерживать св. Гроб и все другие святые места лежит не на греках только или православных туземцах Палестины, а решительно на всех православных народностях безо всяких исключений; греки же являются только представителями и, так сказать, уполномоченными их при св. Гробе. Греки ближайшим образом обязаны поддерживать и охранять святые места, а все другие православные народности должны и обязаны оказывать бедному самому по себе иерусалимскому патриархату материальную и денежную помощь, которая даст возможность патриархам грекам, с одной стороны, поддерживать святые места в надлежащем порядке, с другой — успешно вести борьбу с сильными и богатыми иноверными общинами в Иерусалиме. Так поняв и так поставив дело, патриархи греки, начиная уже с Германа, «начали ездить как скитальцы ночью и днем, кружа по земле и по морю и всегда терпя беспокойство от зноя дневного и холода ночного» ¹), с тем чтобы всюду, где только жили

¹) Кн. XII, гл. I, пар. 2.

православные, собирать с них милостыню на поддержание святых мест. Благодаря неусыпным трудам и стараниям патриархов-греков в этом направлении в Иерусалим действительно скоро стала притекать с разных концов православного мира более или менее щедрая милостыня, которая с течением времени все более и более увеличивалась, так что иерусалимский патриархат скоро из бедного превратился в самый богатый в ряду других восточных патриархатов. «Кружа по земле и по морю» для сбора милостыни со всех православных народов патриархи греки естественно обратили свое внимание и на православное Московское царство, постарались и его привлечь к даче посильной милостыни на св. Гроб. Первый патриарх из греков, Герман, первым и завязал прямые сношения с русским правительством, которые, начавшись при Иоанне Грозном, непрерывно продолжаются и в настоящее время.

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com