Бальтазар фон, Ганс Урс «Я не знаю «Сего Человека»

«Я НЕ ЗНАЮ СЕГО ЧЕЛОВЕКА»

Шкала такого незнания имеет много делений: от трусливого и ложного отрицания она простирается вплоть до действительного неведения никогда не слышавшего о Христе человека.

Оставим в стороне грехопадение апостола, произнесшего указанные слова (Мф. 26, 74). Они, вероятно, были сказаны под влиянием смущения и страха, хотя все же между тремя своими отречениями апостол имел достаточно времени, чтобы одуматься. Рядом с ним мы видим немалое количество других людей, которые тоже знали Иисуса и которые вместе с ним отговариваются, судорожно внушая себе, что они Его не знают, что это была ошибка, что виденное ими опровергается под воздействием разума и подлежит забвению. Да, неистощимо велико нагромождение камений: всегда можно брать новые и новые для побивания. Что за «великолепные» аргументы поставляет нам одна только научная экзегетика! Ведь ее лучшие умы доказали, что мы почти ничего не знаем об «историческом Иисусе», поскольку Его образ затмился домыслами человеческими. Он будто бы искажался, начиная от первой христианской общины до сего дня, причем недостоверны не только, скажем, чудеса, но и прямо собственные речения Иисуса. Неужели каждый евангельский стих вызывает сомнения и должен быть снабжен вопросительным знаком? Например, неужели не вызывает доверия стих из Евангелия от Луки, в котором говорится об отречении: «Тоща Господь, обратившись, взглянул на Петра» (22, 61)?

Столь же велико нагромождение камней в церковной истории. Разве она не является в целом и в частном повторением того, чем был «Человек, Который утверждал, что вместе с Ним приблизилось Царствие Небесное»? Представляется, что произошло как раз обратное: с Его приходом в мир и вследствие Его бытия в мире диаволу-то как раз и были развязаны руки. Христос говорил, что Он «мягок и смирен сердцем». Но какие только безумия, пресле-

/176/

дования и жестокости не были совершены во имя Его! Стоит ли воспроизводить аргументы, — а их множество, — с помощью которых христианство из века в век стремилось противоречить самому себе? Удивительно только лишь, что оно еще обнаруживает в себе жизненные силы. Преследования и издевательства не утихают, так что христианство давно должно бы скончаться.

Как бы ни было в прошлом, но сегодня можно с большим основанием надеяться, что сие вредное насекомое будет устранено окончательно. Химические фабрики позитивизма и «науки о человеке» разрушили философию, а ведь она до недавних пор была солидной основой христианской культуры. В технизированном же мире философия представляет собой инородное тело. Нынешние дети сидят перед телевизорами, смотрят видеофильмы, забавляются электронными игрушками — как внушить им представление о вочеловечении Бога, об искуплении и о крестной смерти, о воскресении и таинстве? Все эти понятия для них пусты. Остатки религиозности в человеке полностью монополизированы наукой: разнообразные «таинственные науки» вводят любопытствующего в сферы, «недоступные обывателям». Они демонстрируют ему тайные силы космоса, непознанные потенции человека, потустороннее знание о человеке до его рождения и после смерти, мистическое общение с покойниками или насельниками иных миров. Вот это чрезвычайно любопытно, а что интересного можно услышать в заезженной литургии или в проповеди, вообще в храме? Тоска зеленая!

Как много душ, «не знающих GeroЧеловека», действительно не знают Его! Сколь многие из них сознательно отводили от Него свой взор! Многие ли ищут Его, пробиваясь сквозь пустоту суррогатов и сект? Многие ли устраивают в потаенных уголках своих сердец алтари «неведомому Богу»?

Самое трудное дело — различение духов у клириков. Каждый носитель духовного сана когда-то имел личную встречу с Господом, но очень многие из них усердно погребают под землей свой былой опыт. Призывы Евангелия представляются таким людям превосходящими силы человека, и им противопоставляется, в качестве первой, заповедь гуманизма в личной и общественной сфере. Отсюда вместо следования за Христом всякие лозунги типа «Справедливость в мире». Вместо необходимого «покаяния» охотнее и с бо́льшим успехом рассуждают о «примирении» между народами и расами, вызывая бурные аплодисменты. Под такими знаменами нетрудно добиться экуменического прогресса. Достаточно посчитать, что безнадежно отстали от времени те люди, которые сохраняют приверженность старому и вечному. Таково искушение Великого инквизитора.