Бальтазар фон, Ганс Урс Созерцание Бога в образах и вне образов

ТЫ ИМЕЕШЬ ГЛАГОЛЫ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ

СОЗЕРЦАНИЕ БОГА В ОБРАЗАХ И ВНЕ ОБРАЗОВ

Этот вопрос многократно обсуждался, и все зависит от того, является созерцатель христианином или нет. Если он не христианин, то заведомо появится стремление к безобразному созерцанию. Нехристианин захочет отойти от повседневной суеты мира, перегруженного чувственными впечатлениями, изображениями, картинами. За безобразными причинами, стоящими за всем или надо всем, он усмотрит для себя возможность покоя и углубления. Подобный поиск иногда сводится к обычной психологической разрядке. Иногда же он доходит до мировоззренческой и религиозной контемплации и опытного восприятия Всемирной Причины, скрытой за видимостью всех явлений и недоступной никакому понятийному выражению.

По-другому поступает христианин. Для него абсолют — это Бог Любви, а Бог Любви соответствует своему имени, поскольку в Нем Любящий есть происходящий от Него и из Его лона возникший Возлюбленный и их взаимная любовь. Тот, кого любит «Отец», назван «Сыном», Он есть Его истечение, отблеск, Слово, Образ. Образ-ность Сына столь же превечна и абсолютна, как и не имеющая образа Творящая Перво-Причина. Отец и Сын «равны по сущности» и слиты в любви, которая есть плод и свидетельство, которая в своей сверхполноте есть и «Святой Дух». Как нам узнать о полноте в Боге, если не единственно благодаря тому, что превечный Образ вступил в наш разноликий образный мир, чтобы представить и показать безобразного Отца, а также дать нам Божественного Духа и этим приоткрыть мир Божественной любви?

Воплотившийся Сын жил перед нами, мы Его чувственно воспринимали, видели Его дела, слышали слова. И эта прожитая перед нами жизнь свидетельствует, что Сын, оставаясь сверхчувственным вечным образом Отца, благоволит открыть нам о Своем Отце. Теперь мы получили дар «влитого в наши сердца» Божественного духа любви, и теперь мы προ-видим хотя бы малость об Источнике всяческой любви, который непостижим. Отсюда ясно, что способ христианского созерцания предопределен сущностью и замыслом воплощенного «Слова» (или «Образа»). Ведь в воплощенном Сыне Бог и человек не суть различные лица, но одно Лицо, так что христианское созерцание изначально восходит от восприятия внешнего мирского образа к Божественному образу, выражающемуся в первом. А по причине единства Лица в принципе нет и никакого подлежащего прохождению расстояния, ибо божественный «смысл» сразу закладывается в человеческий «знак» (semeion) или в «выражение». Единственное, что требуется,— это так взглянуть на знак, чтобы он пожелал открыть себя. Например, в правильно

/24/

истолкованном акте телесного исцеления прямо видно, что воплотившийся Сын — это по сути и по божеству исцеляющий Спаситель. По Его манере говорить («Никогда человек не говорил так, как этот Человек», Ин. 7, 46) явно, что Он говорит от «совсем новой», подлинно божественной «власти» (Мк. 1, 27). Иисус Христос снова и снова дает понять, что в Его бытии и поведении без какого-либо посредства совершается переход от поверхностного уровня к глубинному. Следовательно, лишь от человека зависит, способны ли его глаза видеть и уши слышать, достаточно ли чисто его сердце, чтобы заметить в человеческой природе присутствие божественного начала (Мк. 8, 17 и сл.).

Но здесь мы перешли от одного образа к другому. Кстати, разве не состоит любое созерцание в стремлении добраться до сверхобразного? Что же касается христианской точки зрения, то божественный «Образ» (или «Слово», или же «Сын») постигается не иначе как лишь через прямое «усмотрение» в Образе его безобразного происхождения. Кто-то попросил Иисуса: «Покажи нам Отца». И в ответ было сказано: «Сколько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня? Видевший Меня видел Отца. Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне?» (Ин. 14, 9 и сл.). Рассудочность не может возвести от Сына к Отцу, но может — вера в совершенное единство Бога, такое единство, когда сливаются образ и не-образ, Рожденный и Рождающий. Сын — отпечаток Отца, и в такой мере, что, когда повстречаешься с Сыном, непременно повстречаешься и с Отцом. Человеческая и в ней божественная любовь Сына — это и есть полностью и целиком Слово любви, обращенное к нам Отцом.

Отсюда, с христианской точки зрения, любая контемплация, сколь бы она ни была высока и глубока, не имеет смысла, если в ней не выдержаны границы христианского смирения. А оно кроется в вере, что во Иисусе Христе Бог и человек — это одно Лицо, что в Боге лица Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Духа Святого не суть три божества, а единый Бог. Контемплация-созерцание — это еще одно осуществление постоянно присутствующего в христианской вере (которая есть милость Божия). Прийти к сему осуществлению дано нам лишь тогда, когда мы полагаемся на божественную благодать. Благодать же свободна, и она способна до такой меры окрылить и возвысить созерцателя над его' собственными возможностями, что он скорее уже испытывает воздействие Божественной истины, а не активно достигает ее (pati divina).

Истина, сверх-изливаемая на созерцателя, представляет собой, однако, лишь глубинную сущность предлагаемого нам в непритязательных по виду евангельских повествованиях, даже когда наш взор, оттолкнувшись от земной картины, устремляется к вечному образу. Другого доступа в мир безобразного просто-напросто нет: «Всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца» (I Ин. 2, 23). На другом пути созерцатель не воспримет абсолютной любви и провалится в абсолютную же пустоту. Правда, Отца допустимо обоз-

/25/

начить как «пустой» образ,— ведь Он обитает в «неприступном свете» (I Тим. 6, 16), и тем не менее Отец есть сверх-превосходство любого образа: Он есть отдающая себя любовь, которая превечно рождает Возлюбленного Своего, свой Равно-Образ.