Нравственный облик преосвященного Феофана Затворника, его келья и кончина

НРАВСТВЕННЫЙ ОБЛИК ПРЕОСВЯЩЕННОГО ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА, ЕГО КЕЛЬЯ И КОНЧИНА

С незапамятных времен среди многообразных проявлений человеческого духа мы различаем в истории двоякого рода деятелей. Одни при первых проблесках духовной самостоятельности бросаются в водоворот жизни и, входя в многоразличные сферы деятельности, везде быстро осваиваются и энергическою рукой направляют течение событий к намеченной цели; верным глазом различают отношения между людьми, умеют подчинять их своей воле и заставить следовать за собою. Жизненная борьба, с ее треволнениями, победами и поражениями, вообще — чисто практические интересы — вот сфера их деятельности, без которой они и жить не могут, как рыба без воды. Если сюда присоединяются богатые природные дарования, из таких людей вырабатываются великие правители, полководцы, замечательные практические деятели. Но есть характеры иного рода... Внутренняя, сокровенная жизнь сердца, со всей его чуткостью ко всему истинно прекрасному, возвышенному, идеальному, со всей его задушевностью, со всей поэзией богатого внутреннего содержания, с глубоко развитым нравственным чувством, способным разли-

9

чать тончайшие оттенки нравственного настроения, со всей способностью постигать гармоническое или негармоническое свойство соотношения впечатлений — вот главная характеристическая черта этих людей иного рода. Нет особенных волнений от притока внешних впечатлений, не спеша собираются они, зато тем глубже ложатся на душу — до наступления великого и энергического движения в каком-нибудь подвиге высокого нравственного совершенства. Самые мирные, часто эстетические наклонности, кротость и ласковое простодушие в обращении, ясность души, иногда — легкая, невинная шутка в разговоре — все это признаки душевного равновесия. И тем не менее чувствуется ежеминутно, что еще выше этой ясности, этого гармонического равновесия, у этих личностей лежит малодоступная для постороннего взора и лишь только непосредственно ощущаемая сфера глубочайшей внутренней жизни, куда они охотно удаляются, подобно Моисею, восходившему на высоты Синая, чтобы затем явиться еще светлее, еще чище, еще прекраснее... И ничья нечистая рука не дерзнет коснуться этого заветного мира их бесконечно богатой внутренней жизни и замутить ее светлую красоту. Тем не менее люди подобного рода очень отзывчивы па все вследствие нежности и чуткости сердца; с благодушною и всегда свежею восприимчивостью обнимают они и великое, и всякую малость; ни один элемент чувства не проходит без соответствующих впечатлений, но ни один и не собьет их с прямого пути... Не выходит из таких натур великих практических деятелей, но они поражают мир чудною

10

красотой своего духовного содержания. Скрытый огонь не вырывается наружу, не производит пожаров, но проникает своею всеочищающею силой до последних тайников сосредоточенного в себе самом духа. С ясным, возвышенным взглядом па вещи, осторожно, терпеливою рукой любят они трудиться в тиши для окончательного достижения неуклонно преследуемой цели, трудятся без той ретивой и часто неразборчивой в целях суровости, которая не переносит препятствий, и без надменного пренебрежения ко всем другим путям. Не гремят имена их в истории, нет — пред нами они проходят, как живой идеал,— тихо, почти безмолвно... Им-то суждено развивать красоту человеческого духа до возможного на земле совершенства. Они бы стремились еще выше, еще к большему совершенству, как бы отдаляясь от земли, если бы узы земного существования не преграждали им путь к небесам... Отсюда — отпечаток какой-то нежной грусти озаряет их облик, грусти, которая, как сероватый грунт, стелется под радужным блеском отдельных проявлений радостного настроения. К числу таких глубоко художественных натур принадлежал преосвященный Феофан. Но как бы ни были богаты и прекрасны природные душевные свойства человека, они, в силу естественной человеческой ограниченности, часто перерождаются в соответствующие им недостатки... Только действительный идеал совершенства, только Божественное начало христианства может окончательно укрепить на духовной высоте и развить до всей полноты заложенные природные богатые дары и возвести человека до богоподобного

11

совершенства, дивно затем воздействующего на души других своею благодатною силой... Все это соединилось в почившем святителе, чтобы в лице его в конце нашего столь практического века открылась воочию всех вечно живая и неиссякаемая сила христианства. Говоря словами прекрасной характеристики почившего святителя, он был «ученый муж, постигший всю мудрость академического знания; был архиерей, которому вверена была широкая власть и предоставлены высокие почести. Но не в этой учености и не в этой власти и чести полагал он смысл и назначение жизни. Свою ученую мудрость и архиерейскую честь он сменял на смиренную долю отшельника, удалился в пустынь, чтобы там похоронить все, что было в нем мирского, похоронить и ученость, и архиерейство, похоронить, наконец, самого себя — для здешней мирской жизни. Но как нельзя сокрыть от мира солнца, так не могла и пустынь сокрыть от Святой Руси истинного светильника православной жизни, и если он был безвестен для большинства тех, которые живут лишь миром и суетой его, то тем более близок стал он к тем, кто живет истинною духовною жизнью и стремится к ней.

Вышенская пустынь, куда удалился на покой преосвященный Феофан, сделалась источником высокого духовного просвещения — просвещения, которое неизмеримо выше того, какое дается высшими школами, потому что это просвещение исходило не только от ученого ума, но и от глубоко чувствующего сердца. Из этой пустыни, где смолк живой голос Феофана, по всей России стали распространяться

12

книги и письма, в которых говорила сама духовная мудрость и любовь, говорила от глубины духовно просвещенного ума и от чистоты истинно христианского сердца. В его замечательной личности поразительно сочетались те элементы, которые делают в полном смысле православного человека: человека с такою цельностью нравственного бытия, при которой все противоречия, неразлучные с земною жизнью, уступают место дивной гармонии, и бренный, немощной и грешный человек становится существом, истинно воплощающим в себе образ и подобие Божие. О нем с правом можно сказать, что он действительно воплотил в себе весь смысл Православной Церкви, и потому-то каждое его слово находило такой живой отголосок в сердце православных людей и каждое его письмо проливало в сердца истинную сладость. Недаром со всех концов России в Вышенскую пустынь летели письма — с выражением духовных и телесных скорбей, с жалобами на душевное томление и на торжество суеты мирской, и многие получали целительный бальзам для своих настрадавшихся душ, когда преосвященный Феофан отвечал им письменно же. Каждое его письмо было достаточно глубоким источником, чтобы назидание и утешение в нем могли почерпнуть не только те, к кому оно было направлено, но и множество других, испытавших то же томление духа. В нем Православная Церковь нашла себе высокого выразителя духа жизни, который составляет ее собственную сущность и который служит изобличением лжи и неправды, распространяемой неве-

13

ждами и злонамеренными людьми, будто Православная Церковь безжизненна и скована узами бездушной обрядности. Церковь, способная производить таких личностей, какою был преосвященный Феофан, очевидно имеет в себе достаточно жизненности и силы, чтобы совершать свою святую миссию на земле...» (Церковные Ведомости. 1894. № 3).

Пройдут века, и люди забудут своих благодетелей, «гениальных людей», способствовавших внешним успехам жизни, и все славные имена «великих людей» станут достоянием истории, но не забудут, пока будет теплиться в душе человека Божья искра, пока человек останется человеком,— не забудут тех, кто в бренном земном сосуде сумел отразить нетленную красоту нашего рода, кто умел увлекать и уносить души, умы и сердца людей в высшую духовную сферу, в область вечных стремлений, чьи дела носят печать истинной духовности, Небесного Царства...

О, если бы всеозаряющий свет, что обильной струей изливается из творений и жизни почившего, открывался взору все более и более обширных кругов и классов общества и, как ночные тени пред восходящим солнцем, исчезли бы пред его лучами заблуждения, предрассудки и все то, что искажает жизнь человеческую!..

Келья святителя

С епископской кафедры во Владимире святитель Феофан просил Святейший Синод уволить его «на покой»... Из множества творений святителя мы ви-

14

дим, каков был его «покой». Не менее многого множества творений святителя говорит об этом «покое» и его келья.

Теперь, когда раскрылись бывшие столь долго замкнутыми двери этой кельи, как много, много найдется на Руси людей, которые желали бы посетить жилище, где обитал на земле человек, всю жизнь стремившийся своими помыслами к вечным обителям Отца Небесного, подышать воздухом, который потрясался его молитвенными воздыханиями, обвести взором все, что находится в келье, и уловить по этим безмолвным свидетелям великого подвига черты его внутренней жизни, посетить малую церковь, где изо дня в день совершалось священное «действо» молитвы и возносилась бескровная жертва...

Близ монастырской ограды Вышенской обители находится двухэтажный флигель. В нижнем каменном этаже помещается монастырская просфорня и две братских кельи. В верхнем деревянном — келья затворника. Войдем в нее...

Стены деревянные, без обоев, несколько потемневшие от времени. Мебель и вся обстановка до последней крайности простые и ветхие. Шкаф с угольником из простого дерева, оцененный в один рубль... Комод — в два рубля... Простой стол, ветхий... Складной аналой, ветхий... Железная кровать, складная, ценою в один рубль... Диваны березового дерева, с жестяными сиденьями — все ценою три рубля серебром... Все остальное в таком же роде...

15

Все такое ветхое, простое и до крайности недорогое, а то так и самодельное...

Но вот два ящика с инструментами, токарными, столярными, переплетными, ценою все... три рубля. Палитра для красок и кисти... Фотографический аппарат; станок для выпиливания из дерева, верстак, токарные станки — все ценою в несколько рублей... Как-то странно читать обозначенные в описании цены в один, в два рубля... А между тем сколько лиц желали бы приобрести и хранить, как драгоценность, малейшую вещь на память о подвижнике!.. Но зачем все это у отшельника, отрешившегося от мира? — «Без дела как быть? Будет грешная праздность... Нельзя все духовным заниматься; надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена и ни читать, пи думать, ни Богу молиться неспособна. А если те духовные занятия идут хорошо, то рукоделия можно не касаться. Оно назначается для наполнения времени, которое без него придется проводить в праздности» — припоминаются нам слова почившего святителя. Или вот этот серый ситцевый подризник, по-видимому сшитый самим святителем, напоминает нам рассказ о том, как некогда, сшив сам себе платье, он говорил своему любимому племяннику: «Смотри, старайся как можно менее утруждать услугами себе других и учись как можно больше исправлять для себя сам...» Все подризники оценены в четыре рубля. Что поценнее из одежды — вероятно, приношения благочестивых почитателей подвижника. Сам же он готовил одеяние схимника...

16

Вот деревянная резная панагия с деревянной цепью; вот деревянный резной крест для ношения на груди. Это — также плоды рукоделия, во избежание грешной праздности.

А это что? Телескоп, два микроскопа, анатомический атлас, шесть атласов географии общей, церковной и библейской...

А какое громадное собрание книг! Всюду книги, книги, целые груды книг...

Так как все книги из кельи преосвященного Феофана в настоящее время уже находятся в Москве и разобраны библиотекарем Московской Духовной академии Н. А. Колосовым и им доставлено описание их, то оно непосредственно за сим и помещается под особым заглавием, хотя по своему внутреннему существу нераздельно входит в предыдущую статью: «Келья святителя».

Библиотека

преосвященного Феофана

«Скажи мне, с кем ты знаком, и я скажу тебе, кто ты таков»,— говорит древняя пословица. Если пословица эта справедлива в применении к обыкновенным людям, живущим и обращающимся в среде себе подобных, то по отношению к людям исключительным и жившим в исключительной обстановке, как почивший преосвященный Феофан, она должна быть несколько изменена. Преосвященный Феофан последние двадцать три года своей жизни провел затворником, в совершенном уединении, ни с кем не видясь и никого не принимая. Общество людей заме-

17

няли для него книги. В ученых занятиях, занятиях физическим трудом и в самоуглублении проводил он эти годы. Ученые труды преосвященного Феофана, особенно в области толкования Священного Писания и христианской аскетики, были весьма многочисленны и доставили ему большую известность и даже славу; он был по преимуществу православным церковным писателем. Естественно поэтому, что большую часть своего времени он проводил, так сказать, в обществе книг, которых собрал так много, что оставил после себя обширную ученую и разнообразную библиотеку. Таким образом, вышеприведенную пословицу в отношении к преосвященному Феофану можно было бы изменить в таком смысле: «Скажи мне, какие ты читал книги, и я скажу тебе, кто ты таков». Поэтому некоторое знакомство с библиотекой преосвященного Феофана, помимо общего интереса, может представлять интерес и как материал для характеристики этой богато одаренной и разносторонней личности.

Общее количество отдельных сочинений и изданий в библиотеке преосвященного Феофана простирается до 1400 названий в 3400 томах, не считая журналов и мелких брошюр. Отличительной особенностью библиотеки служит ее энциклопедичность — энциклопедичность двоякого рода: 1) в смысле разносторонности: в подборе сочинений и изданий по всем отраслям человеческого знания и по всем, по возможности, важнейшим вопросам и 2) в смысле предпочтительного присутствия в ней изданий общего, энциклопедического характера: энциклопедий, со-

18

вокупных комментариев (на Священное Писание), систем, общих курсов и проч. Если первое обстоятельство можно объяснить духовным складом натуры преосвященного Феофана, то последнее объясняется характером современной научной литературы в связи с родом занятий преосвященного. Дело в том, что в настоящее время не только каждая наука, но и отдельные части науки и даже отдельные вопросы имеют обширную литературу, которая вдобавок растет, можно сказать, с каждым днем. Поэтому для ученого, работающего не в одной только какой-либо части науки, а в области целой науки, да еще и не одной, как преосвященный Феофан, представляется не только наиболее удобным, но даже, пожалуй, и единственно возможным собирание в пособие при ученых занятиях изданий именно энциклопедического, общего характера, да и то требует немалых средств. В частности, при толковании Священного Писания, чем в особенности занимался преосвященный Феофан, для него всего удобнее были общие, совокупные комментарии, заключавшие в себе свод различных толкований. За всем тем энциклопедические издания не исключают в библиотеке преосвященного Феофана и отдельных сочинений по различным научным вопросам.

Главное богатство библиотеки составляют известные издания аббата Миня (Migne), которые имеются здесь почти все. Здесь есть: Demonstrations evangeliques, Патрология — обе серии: греческая и латинская, Encyclopedic theologique — все три серии, Theologiae Cursus completus, Cursus completus

19

Scripturae Sacrae, Collection des orateurs sacres (67 томов), Dissertations sur les droits et devoirs respectifs des évêques et des prêtres dans l’Église cardinal de La Luzerne, Henrion Histoire ecclésiastique и другие, меньшие по объему издания. Общее количество всех томов этих изданий здесь — свыше 750 томов. Принимая во внимание то обстоятельство, что издания Миня составляют теперь по большей части библиографическую редкость, так как его издательская фирма была разрушена немецкими бомбами при осаде Парижа в 1870 году, большое количество этих изданий в библиотеке преосвященного Феофана придает ей большую ценность.

Самый большой отдел библиотеки — это, как и следовало ожидать, Священное Писание. Этот отдел заключает в себе до 280 изданий. Из изданий Библии наиболее ценное — известное Тишендоршевское автотипическое издание Синайского Кодекса Библии (Bibliorum Sacrorum Codex Sinaiticus Petropolitanus), четыре тома с указателем. По введению в Священное Писание есть, между прочим, труды Де-Ветте, Шольца, Геферника, Генгстенберга, по истории канона и текста — Кюнена, Гильгенфельда. По толкованию Священного Писания — многотомные комментарии на все Священное Писание (Ветхого и Нового Завета): Розенмюллера (Scholia), Аянге (Theologisch — homiletisches Bibelwerk), Корнелия а Ляпиде — новейшее издание 60-х годов (21 том) и Прибавление (Supplementum) к нему (3 тома), Bibel-Lexicon Шенкеля и Jahrbiicher der biblischer Wissenschaft Эвальда; на Ветхий Завет: Кейля и

20

Делима, Бунзена (Bibelwerk), Штракка и Цоклера (Kurzgefasster Commentar); Колензо на Пятокнижие, Рейнке, Шегга, Гёнгстенберга, Макраки (греческ.) и др. на отдельные книги Ветхого Завета, Гитцига и Гупфельда на Псалмы. На Новый Завет — Фомы Аквината, Де-Ветте, Ольцгаузена, Мейера, Бельсера (Bibelstunden), Квиноэля, Шольца, Неандера, Клее, Толюка, Бислинга; из русских — блаженного Феофилакта, преосвященных: Палладия, Михаила, Виссариона. Довольно много греческих комментариев.

Следующий по величине отдел — христианская апологетика и история религий — до 140 названий. Здесь есть, между прочим, целая коллекция (иностранных) сочинений против Ренановой «Жизни Иисуса». Есть издание протоиерея Заркевича «Материализм, наука и христианство» (почти все выпуски), «Опыт естественного богословия» Тихомирова и др.

Отделы догматического, нравственного и обличительного, или сравнительного, богословия сравнительно невелики (все вместе — до 140 названий). И по догматическому, и по нравственному богословию есть системы — иностранные (между прочим, латинские) и русские. Довольно значителен отдел назидательного чтения; есть много сочинений протоиерея В. П. Нечаева (преосвященного Виссариона) и протоиерея И. И. Сергиева (Кронштадтского).

Отделы библейской и евангельской истории заключают в себе до 50 названий. По библейской истории есть, между прочим, «История народа израильского» Эвальда; есть также довольно большое

21

количество иностранных (немецких и французских) новозаветных историй.

Отдел патрологии, естественно, гораздо больше — в нем до 80 названий. Есть почти все русские издания отеческих творений.

Значителен отдел общей церковной истории — до ста названий. Здесь, как и в отделе Священного Писания, замечается преобладание курсов (совокупных изданий). Есть истории: Неандера, Гизелера, Геттэ, Флери, Селье, Робертсона, Дарраса; на русском языке — Деяния Вселенских и Поместных соборов, церковные истории Сократа, Евагрия, Феодорита, византийские историки, изданные при Санкт-Петербургской Духовной Академии, «Восток Христианский» преосвященного Порфирия (Успенского), Сборник Православного Палестинского Общества (большая часть выпусков), «Странствования» В. Г. Барского — издание того же Общества и некоторые другие издания этого Общества. Есть довольно значительное количество (на русском языке) путешествий и описаний Святой Земли и Православного Востока (Святогорца и др.). По отделу христианской археологии есть известное издание Августа «Denkwürdigkeiten aus der christlichen Archaologie».

Отдел истории западных христианских исповеданий заключает в себе до 40 названий. История протестантства представлена в нем несколько полнее истории других исповеданий и сект.

Отдел русской церковной истории содержит в себе свыше 50 названий. Здесь есть «История Русской Церкви» высокопреосвященного Макария (не-

22

полная), Отчеты обер-прокурора Святейшего Синода по Ведомству Православного Исповедания за большую часть лет и описания некоторых епархий, монастырей и церквей.

Отделы истории и обличения русского раскола и сектантства, церковного права и пастырского богословия невелики и особенного ничего не представляют. История раскола представлена несколько полнее. Здесь есть некоторые издания материалов по истории раскола.

В отделе проповедничества (до 80 названий) есть сочинения по истории проповедничества, теории проповедничества (гомилетики) и довольно большое количество проповедей русских проповедников, в особенности высокопреосвященного митрополита Московского Филарета.

Отдел богослужебный (литургический) — до 80 названий — содержит в себе, между прочим, довольно значительное количество греческих сочинений и изданий и отдельных (славянских) служб и акафистов. Есть сочинения по истории и объяснению богослужения.

Философский отдел (философия, психология, логика и педагогика) заключает в себе до 80 названий. Есть сочинения по истории философии вообще и некоторых отдельных ее направлений; исследования (русские) о некоторых немецких философах (Канте, Гегеле); сочинения В. Д. Кудрявцева; некоторые русские сочинения по истории и теории воспитания, между прочим и собственно христианского.

23

Отдел всеобщей истории невелик — 24 названия. Есть история Цезаря Каптю, на русском языке — истории Вебера и Шлоссера («Всемирная история» и «История ХVIII столетия»).

Отдел русской истории больше: до 50 названий. Есть «История России» С. М. Соловьева, несколько сочинений по истории краев России, сочинения Михайловского-Данилевского по истории войн начала нынешнего столетия, известное иллюстрированное издание «Император Александр I и его сподвижники», а также (иллюстрированная) «Галерея русских деятелей» Баумана.

Литературный отдел (около 40 названий) носит случайный характер. Здесь есть сочинения Шекспира, Пушкина, «Фауст» Гете, «Горе от ума» Грибоедова. Есть два-три сочинения по истории литературы. Но здесь заметили мы одну любопытную особенность. Литературные приложения к «Живописному Обозрению» и некоторые другие современные литературные произведения разрезаны и, очевидно, читаны или по крайней мере просмотрены. Нам это обстоятельство не показалось странным. Мы решимся сказать даже больше: нам, пожалуй, скорее показалось бы странным, если бы ничего подобного не было. Дело в том, что преосвященный Феофан, удалившись от мира, не порвал связей с миром, а продолжал их — в лучшем значении этого выражения. Такие люди, как преосвященный Феофан, «бежали от мира, а мир бежал за ними». Живя в уединении, преосвященный тем не менее вел обширную переписку со своими многочисленными почитателями, которые отовсюду

24

обращались к нему за советами и наставлениями. И он помогал всем, одним — нравственно, черпая из своей богатой духовным опытом сокровищницы, другим — материально, рассылая почти всю пенсию и те небольшие деньги, которые получал от продажи своих сочинений. Но при всем этом он не мог не знать, что жизнь общества и его нужды и потребности — уже далеко не те, как в то время, когда он еще жил если не в мире, то по крайней мере близ него; что люди «жить торопятся и чувствовать спешат»; что нравы, привычки, нужды и потребности общества меняются и растут с лихорадочной быстротой, так, что «что сегодня постыдным считается, удостоится завтра венца». Он понимал, что для того, чтобы успокоить людей нередко нервнобольных, исстрадавшихся и измученных — именно современными социальными и нравственными язвами и недугами, простиравших к нему отовсюду руки за помощью, ему нужно, между прочим, познакомиться и с жизнью и психологией современного общества, познакомиться по сочинениям современных писателей. И это объяснение тем более вероятно, что литературные произведения, о которых идет здесь речь, относятся именно к самым последним годам.

Около тридцати сочинений есть по медицине, причем замечается преобладание сочинений по гомеопатии и отчасти по анатомии, по которой есть и атласы. Есть курсы гигиены, макробиотики (например Гуфеланда), терапии, фармакологии и столь знаменитый в прежнее время лечебник Распайля.

25

Отдел естествознания хотя не велик (до 35 названий), но разнообразен. Есть сочинения Дарвина, Фогта, Катрфажа, Гумбольдта, Гартвига, Филье и др. По географии есть некоторые тома сочинения Реклю «Земля и люди», «Землеведение» Риттера и др. Есть сочинения по рисованию и ремеслам.

Отдел языкознания заключает в себе до 20 названий. Здесь есть словари и отчасти грамматики по многим языкам и некоторые сочинения по языкознанию.

Есть более 20 атласов, планов и карт — географических, исторических и других, русских и иностранных. Есть художественные иностранные издания (по религиозной живописи), а также издание Вольфа «Картинные галереи Европы».

Из русских энциклопедических изданий есть Энциклопедические словари Березина и Толля.

Отдел периодических изданий (журналов) очень велик — до 120 названий. Много иностранных журналов — на разных языках. Журналы: «Annales de philosophie chrétienne», «L’Université catholique» имеются за многие годы, «L’Union chrétienne» и «Theologische Studien und Kritiken» — за несколько лет. Из русских журналов преобладают духовные, важнейшие из которых имеются здесь почти за все годы издания. Есть некоторые Епархиальные Ведомости за некоторые годы, более полные — тамбовские и владимирские. Немало и светских журналов, преимущественно исторических и естественно-исторических, но только за отдельные годы; «Всемирный Путешественник» имеется за большее количество лет.

26

За один-два года имеются журналы: «Беседа», «Нева», «Новь», «Живописное Обозрение», «Родина» и другие.

«Душеполезное Чтение» в библиотеке преосвященного Феофана начинается с 1876 года и оканчивается первой, январской, книжкой 1894 года, которая в день смерти святителя и найдена еще раскрытою на его столике.

Обозрение библиотеки преосвященного Феофана приводит к заключению, что она образовалась не случайно, представляет собою разумный и основательный подбор ученых сочинений почти по всем наукам, преимущественно на иностранных языках, а о самом преосвященном Феофане дает понятие как о человеке ученом и разностороннем.

Н. Колосов

_______________

Видно, недаром говорил почивший: «И книги с человеческими мудростями могут питать дух. Это те, которые в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительного о нас промышления Божия... Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет читать». Но, бесспорно, вся душа святителя прилежала к изучению слова Божия и святоотеческих творений, о чем выразительно свидетельствует каждая страница его многочисленных творений. Кстати, для всех, кто с любовию изучает творения почившего святителя, мы можем сообщить, что в келье покойного найде-

27

ны в рукописи: «Толкование на послание Апостола Павла к Евреям», «Пасхальное Евангелие», «Ответ штундистам», «О страданиях и крестной смерти Спасителя», а может быть, найдется и еще что-нибудь. Всего в рукописи от 4 до 5 стоп бумаги.

Святитель любил священное искусство иконописания и сам был хороший художник. Нося в душе образы иного, высшего небесного мира, он, видимо, желал окружить себя и на земле их светлыми отражениями. Какое изобилие икон и картин священного содержания! Большинство, если не все, из них, вероятно, писаны его святительской рукой. «Распятие», «Воскресение Христово», «Снятие со креста», «Спаситель в терновом венце» — на полотне, образ Спасителя во весь рост, Божией Матери во весь рост — на досках, «Богоявление» — на полотне, образ святителя Тихона во весь рост — неоконченный немного, иконы святого Митрофания Воронежского, святых Антония и Феодосия, святого Александра Невского... и много других картин и икон на полотне и досках. Есть и портреты, например, Серафима Саровского... К двум предметам особенно часто возвращалось художественное творчество почившего: к изображению святого Тихона Задонского и Богоявления. И имя преосвященного, указывающее на Богоявление*, и его картины Богоявления, и самый храм домовый в честь Богоявления, и его блаженная кончина в день Богоявления — случайно ли все это?..

28

Но особенно трогательно — это то, что в алтаре, близ жертвенника, на стене можно видеть висящий мешочек, весь наполненный записочками к преосвященному с просьбами помянуть в своих молитвах у престола Божия...

Глубокое умиление проникает в душу при обзоре кельи почившего святителя, не без тихой грусти об отсутствии того, кто оживлял ее своим присутствием...

Мы слышали, что келью святителя и его домовую церковь предполагается оставить в том виде, как все было найдено в день его кончины. Мысль прекрасная!

Мы слышали также, что митры, панагии, кресты, облачения, священные сосуды и другие священные предметы останутся в Вышенской обители и будут храниться в особом шкафу близ его гробницы, которую изготовляет один из благочестивых почитателей почившего...

Что ж? Пред нами только и есть, что одни безмолвные свидетели великого подвига? И никто не взойдет из близких лиц, чтобы поведать хотя несколько назидательных подробностей из жизни затворника? — К сожалению, так. По кончине святителя произошло трогательное событие: служивший ему двадцать семь лет келейник Евлампий в течение, сколько мы знаем, девяти дней со дня кончины не принимал никакой пищи. Чрез две недели его не стало... Как давно и как верно сказано: «Человек может оставить отца, а доброго господина нельзя оставить, с ним бы и в гроб лег, если б можно было!»

29

Но кто ж теперь расскажет нам что-нибудь в назидание наше о чертах жизни почившего святителя?! Видно, так Богу угодно... Запишем, по крайней мере, то, что удалось нам узнать об его последних днях жизни и о блаженной кончине. У почившего был заведен строгий порядок жизни. С вечера готовил служитель просфоры и вино, равно как и облачения для ежедневного богослужения. По окончании литургии святитель легким стуком давал знать о времени утреннего чая. В час — обед, за которым в последние годы святитель, не в постные дни, вкушал только по одному яйцу и по стакану молока. В четыре часа чай. Ужина не было. С первого января 1894 года обычный порядок жизни несколько расстроился... Не всегда в определенное время святитель давал знак о времени чая или обеда... Накануне кончины, 5 января, владыка, чувствуя слабость, попросил помочь ему пройтись. Келейник провел несколько раз его по комнате, но владыка, утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины келейник, не слыша условного знака, заглянул в час дня в рабочий кабинет святителя. Сидит, что-то пишет... Чрез полчаса — условный знак... За обедом святитель скушал половину яйца и полстакана молока. не слыша знака к чаю, служитель в половине пятого снова заглянул: святитель лежал на кровати. Не прилег ли отдохнуть? Но что-то в сердце сказало о другом... Подойдя к святителю, слуга увидал, что он уже скончался. Левая рука лежала на груди, правая была сложена как для архиерейского благо-

30

словения... На столике, подле кровати, лежала раскрытая январская книжка Душеполезного Чтения...

При облачении в святительские ризы на лице почившего явно для всех просияла блаженная улыбка... Был ли то прощальный привет людям или отражение небесной радости духа — одному Богу ведомо!..

Три дня стоял покойный в своей маленькой церкви и три дня в соборе — и тление не коснулось его: почивший имел вид спокойно спящего человека.

Родившись 10 января 1815 года, святитель скончался семидесятидевятилетним старцем, не дожив четырех дней до дня рождения.

Для совершения чина погребения 11 января прибыл из Тамбова преосвященный епископ Иероним в сопровождении высшего духовенства. К этому времени тело в Бозе почившего святителя уже было перенесено в теплый собор, где 12 января совершена преосвященным Иеронимом соборне Божественная литургия. Во время причастного стиха ректором Тамбовской семинарии произнесено было надгробное слово. После литургии началось погребение. Храм далеко не мог вместить всех желавших присутствовать при погребении. Во время отпевания слышались вопли и рыдания. Около 3 '/’ часов пополудни гроб с останками почившего святителя был перенесен в Казанский собор и погребен в склепе в правом, Владимирском, приделе этого собора.

При приезде на похороны и при отъезде можно было встретить группы богомольцев с котомками за

31

плечами: иные шли 200, иные — 300 верст, чтобы поклониться почившему и проститься с ним, помолиться об упокоении души его и испросить, как при жизни, у него молитв пред престолом Божиим...

32