Феофан Затворник, свт Слово в день рождения Ея Величества Благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны, — в Тамбовском кадетском корпусе.

— 21 —

IV.

В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА БЛАГОЧЕСТИВЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ АЛЕКСАНДРОВНЫ, В. ТАМБОВСКОМ КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ.

В дни, подобные нынешнему, внимание невольно останавливается на предметах, любимых теми лицами, которым посвящаются дни сии. Что же всего более близко сердцу Благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны? О чем паче всего печется Она? Что озабочивает душу Ея? Эго —воспитание детей. И мысль обыкла представлять Ее окруженною детьми призренными или призираемымц, воспитанными или воспитываемыми. Потому не считаю неуместным, ныне, в торжественный день Ея рождения, сказать несколько слов о воспитании,—особенно в сем храме, находящемся в доме воспитания детей, и притом в день торжественного в нем акта.

Слово о воспитании—в храме,—вы уже догадываетесь, будет касаться воспитания в духе Христианском. Прибавьте к вашей догадке, что и по суду всех, любящих истину, прочного воспитания и не может быть иного, как то, которое совершается в сем духе. Таково впрочем оно у нас

— 22 —

везде, по крайней мере, таковым везде предполагается. И здесь,—уже то одно, что в сем заведении есть храм Божий, и, конечно, не как случайная пристройка, а как преднамеренная часть здания, или даже сердцевина его, дающая направление всем другим частям, уже это одно достаточно удостоверяет, что и значение и содержание храма сего служило и служит руководительным началом для всего, чему здесь учат и. к чему приучают, и что воспитатели и воспитанники в храм сей собираются не за тем только, чтоб возносить к Богу молитвы свои, но и за тем, чтоб от лица Его принимать уроки и наставления в своем немалотрудном деле воспитания, полагая в основание своего труда начало веры и жизни по вере.

При сей мысли, пожелать ли, да будет так, или благодарить Господа, что есть уже так? Но всячески, думаю, не наперекор вашему убеждению скажу, что должно быть так.

В самом деле, чего хотят воспитывающие? Хотят просветить ум и образовать сердце. Где же найти прочные основы и действенные орудия к тому и другому? Нигде, как в Господе нашем Иисусе Христе, Иже бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (Кор. 1. 30); т. е. во святой вере, Им дарованной, со всеми спасительными ее учреждениями. Ибо—

Что значит просветить ум? Значит напечатлеть в нем здравые понятия о всем сущем и бывающем, именно, понятия о том, что есть Бог, какия Его свойства, в какое отношение благоволил Он поставить Себя к миру и к нам? Что такое мир сей, откуда он, чем держится и куда ведется? Что мы сами, за чем мы здесь—на сей земле, что значит это полусветлое и полумрачное наше состояние, что ожидает нас в будущем, и проч.? Совокупность таких понятий и составляет мудрость, которой всегда так деятельно искал и ищет человек. И кто знает все сие истинно, не несправедливо именуется пресвященным, как видящий все в ясном свете. Надобно заметить, что сии понятия суть

— 23 —

ответы на беспокоящие наш ум вопросы. Нет человека, которого бы не тревожили сии вопросы, и нет такого, который бы не решал их тем или другим образом. Но настоящее их решение—самое успокоительное и самое верное—содержится в откровении Иисус Христове, и преподается св. Церковью. Здесь Бог есть Дух всесовершенный, единый по существу и троичный в лицах, творец мира и промыслитель всяческих; мир—творение Божие, единым словом Всемогущего воззванное к бытию, и глаголом силы Его содержимое, во всем скрепленное законами неизменными, по благоволению воли Божией во всякое мгновение готовыми покориться, и покоряющимися; человек—разумная тварь, полная совершенств в начале, потом падшая и расстроившаяся, ныне восстановляемая Господом Иисусом Христом во св. Церкви благодатию Духа, и наконец имеющая явиться в новой славе—в будущий век, за веру и труд доброделания, и проч.

Какие светлые, возвышенные и плодотворные понятия! После сего напрасно ум берется решать их еще и сам собою. Опыты его решений, до пришествия Христа Спасителя, и теперь на Западе, в тех, кои свергли благое иго покорности слову, неложного Бога, осязательно убеждают, как слаб он в сем отношении, и как ему сроднее здесь, как и во многом другом, оставаться навсегда учеником и не дерзать восходить на учительскую кафедру. Потому у нас весьма основательно и разумно отвергаются все его бредни. Что же остается просветителям ума? Не изобретать, а взять, готовые уже, Божественные истины, и напечатлеть их в умах детей, а потом на них, как на основаниях построивагь все здание ведения, или всю совокупность наук. Какую твердость и мужество приобретает ум, таким образом просвященный! Как прочна в нем вся сумма познаний, будучи проникнута единым духом и едиными началами!

Что значит образовать сердце? Значит возбудить сокрытые в естестве нашем требования, преобразовать их в

— 24 —

чувства и расположения, возвести в начала и правила жизни, чтоб потом о всяком обладающем ими можно было сказать: вот совершенный человек. Спрашивается, как это сделать?

Многим кажется достаточным для этого—развивать. Развивай, говорят, природу. Как из семени, прозябшего и раскрывшегося выходит дерево или цвет, в своем роде совершенный; так выйдет и человек совершенным, если развить все сокрытое в естестве его. Кажется, что может быть разумнее и основательнее такого положения? Л выходит совсем не то, что чается. Напр. развивая эстетическую сторону, окружают питомца изящными предметами и самого приучают к искусствам. Вкус раскрывается мало по малу; но вместе выказываются и разного рода похотствования, и притом в Формах совсем неизящных. Еще: чтоб приучить держать себя с достоинством, вводят в общество, и открывают все приемы приличного взаимообращения. Цель достигается в некоторой мере; но вместе внедряется гордость, спесь, своенравие, неприступность, презорство к низшим. Также приучают и к разного рода предприимчивости и деятельности: бывает и в этом успех; но не успешнее ли врастает корыстность, ннтересанство и безжалостная притязательность? Так и во всем. Что же это значит? Не доброе ли семя сеется? и от чего же плевелы?—От того, что семя естества нашего повреждено падением, и многое привилось к нему неестественного и противоестественного, что однако ж наряду с естественным выказывает право на удовлетворение, прикрываясь видом естественности. Оттого там, где без разбора развивают все, что ни находят в человеке, вместе с сродным нам развивают и несродное,—и в естестве нашем является много паразитов, которые нередко заглушают и иссушают естественные ветви. Так, не все надобно развивать в нас; а иное развивать, а иное подавлять и искоренять. И вот в чем вся трудность воспитания и образования. Нет у нас очей, или зрительных орудий к

— 25 —

тому, чтоб различить тонкие, сплетшиеся нити естественного и неестественного. А если б и была возможность различить, то нет орудия или анатомического ножа для отделения одного от другого. Если б и это было,—нет сил подкрепить и оживить сродное и заглушить несродное нам. Так, пока мы одни,—с своими только средствами, нельзя ожидать прочного успеха в образовании сердца. И здесь-то осмотрительный воспитатель вполне чувствует крайнюю нужду в сверхъестественной помощи. И она готова—в Церкви Божией, в св. ее таинствах и всех освятительных учреждениях. Божественная благодать, сообщаемая и возгреваемая ими, проникая внутрь нас, разделяет сродное нам от несродного, и соединяясь с первым, укрепляет его и оживляет, а отревая последнее, иссушает и истребляет его. Потому, кто растет под действием их, тот без особенных усилий со стороны родителей или воспитателей, кроме неизбежных предостережений, является, по вступлении на поприще деятельности, с чувствами и расположениями чисто человеческими (или-что то же-истинно-Христианскими), без примеси уродливых неестественностей, унижающих человечество. Таким образом, желают ли обладать сильными действенными средствами к образованию сердца,—пусть держат воспитываемых под действием спасительных таинств Церкви и всех освятительных ее чинопоследований: и труд их увенчается полным успехом Пусть не отчуждают детей от Церкви и церковности, от молитвований, постов, говения, исповеди и причащения, хранения праздников и посещения святынь и проч... и можно быть уверенными, что по окончании курса воспитания, душа питомцев, как дева чистая, будет представлена Христови на всякое дело благое уготованною.

Вот и вся программа воспитания! Напечатлевать истины веры в уме, поставляя их распорядителями всех других познаний и понятий и вести питомцев неуклонно по указанию попечительной нашей матери Церкви: и выйдут дети,

— 26 —

крепкие умом, и добрые сердцем, добрые добротой прочною и непоколебимою. Где в какой-либо отрасли познаний допускаются понятия, противные истинам веры, там омрачают ум воспитываемых и обессиливают его примесью лжи. А где, сверх того, каким-нибудь образом отчуждают от Церкви, там портят и сердце, допуская в нем раскрываться и крепнуть противоестественным (страстным) чувствам и расположениям.

Предлагая, впрочем, все сие, предлагаю не как урок или укор, но как простое напоминание, в видах разделения взаимных наших убеждений, которые не излишне подновлять и оживлять такою взаимностью, в нынешний век неопределенных стремлений, почти без цели и исходной точки. Не уклониться бы и нам от пути правого, и вместо добра доверчивому детству не привить бы зла! Ибо будет время, когда все станем пред лицом Судии: как бы в ту пору не пришлось нам услышать от безмолвных ныне детей укорного вопроса: «а вы нас не тому учили, или: а вы этому не учили!»... Аминь.

27 Июля, 1859 г.