Феофан Затворник, свт Иночество св. Василия Великого и устроение им монастырей

УСТАВ

СВЯТОГО ВАСИЛИЯ ВЕЛИКОГО,

СОДЕРЖАЩИЙ ТЕОРИЮ И ПРАКТИКУ ПОДВИЖНИЧЕСТВА ВООБЩЕ.

1.

Иночество св. Василия Великого и устроение им
монастырей.

Предварительно скажем несколько слов о том, как св. Василий Великий сам сделался монахом и завел монастыри, которым дал устав свой.

Св. Василий родился в 328 или 329 году, в Кесарии Каппадокийской. Детство провел он под надзором и воспитанием бабки своей, св. Макрины, которая успела своим влиянием развить в нем первые начатки страха Божия, пустившие однако же глубокие корни. И св. Григорий Богослов свидетельствует, что с тех пор как сдружился с ним, во всех местах, где получали они образование, первое что преимущественно выдавалось в характере св. Василия было стремление к Богу и вещам божественным с удалением от всего развлекающего, и всего, чем обычно утешаются люди.

После начальных уроков в познаниях человеческих и в риторике, какие преподал ему отец, отправился он в Кесарию Палестинскую, где учился и св. Григорий. Каков был здесь св. Василий, о том говорит св. Григорий в похвальном ему слове так: «каков он был свидетельствуют сами учители его. Он был ритором между риторами до кафедры Софиста, философом между философами еще до выслушания философских положений, а что всего важнее, иереем для христиан еще до священства. Пауки словесные были для него посторонним делом и он заимствовал из них одно то, что могло способствовать нашему

214

любомудрию, потому что нужна сила и в слове, чтобы ясно выражать умопредставлясмое. А главным его занятием было любомудрие, т. е. отрешение от мира, пребывание с Богом, по мере того, как чрез дольнее восходил оп к горнему, и посредством непостоянного и скоропреходящего приобретал постоянное и вечно-пребывающее» (Сл. 43, стр. 66. 67).

Таков же был он и в Константинополе, где, после Кесарии, слушал уроки Ливания, дивившегося в нем не столько способностям к красноречию, сколько строгости его нравов, назидательной и для стариков. Из Константинополя перешел он в Афины (351 г.), где знакомые и прежде, они с св. Григорием стали искренними друзьями. Последний говорит об этом сопребывании: «открыли мы друг другу желания свои и предмет их—любомудрие (мироотречная жизнь), и стали друг для друга все—и товарищи, и сотрапезники, и родные. — В таком расположении друг к другу простирались мы вперед, имея содейственниками Бога и свою любовь... У обоих нас одно было упражнение — добродетель, и одно усилие—до отшествия отсюда отрешаясь от здешнего, жить для будущих надежд. К сей цели направляли мы всю жизнь и деятельность, и заповедью к тому руководимые, и поощрявшие друг друга к добродетели... Мы вели дружбу и с товарищами, но с целомудренными и миролюбивыми, с которыми можно было не без пользы вести знакомство. Что касается до уроков, то мы любили не столько приятнейшие, сколько совершеннейшие.— Нам известны были две дороги: первая и превосходнейшая вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям; другая—неравного достоинства с первою, вела к наставникам наук внешних. Другие же дороги на праздники, на зрелища, на народные стечения и пиршества, предоставляли мы желающим. Ибо и внимания достойным не почитали того, что не ведет к добродетели и не делает лучшим своего любителя. У других были иные призвания, или отцовские, или свои, по роду собственного звания и за-

215

нятия; но у нас одно великое дело и имя — быть и именоваться христианами.—Так один при посредстве другого, и друг с другом воспаряли мы к Богу. Для других пагубны Афины; но мы, живя в Афинах, глубже утверждались в вере» (там же стр. 73. 75. 76).

В 355 г. св. Василий оставил Афины и возвратился на родину, не застав в живых своего отца. Граждане упросили его занять место отца, и он несколько времени преподавал словесные науки. Успех в этом несколько увлекал его, и это вероятно разумел св. Григорий, когда сказал: «возвратясь домой, уступил он нечто миру и зрелищу, чтобы удовлетворить только желанию многих, потому что сам по себе не имел расположения жить для зрелища и напоказ» (там же стр. 81). Давние однако же, из млада укоренившиеся, стремления превозмогли, и он решился оставить мир с манившими его надеждами и угождать Богу в смиренном мироотречном образе жития. Это св. Григорий называет «вступлением в свои права, моментом, когда он из юноши сделался мужем, мужественно приступив к любомудрию» (там же). Он отказался от всей славы внешней учености, как Моисей от жизни при дворе, и перешел к смиренной жизни (мироотречной), сказал о нем в своем слове Григорий Нисский (ч. 8, стр. 317).

Но послушаем как говорит об этом решении своем сам св. Василий: «много времени потратил я на суету, и всю почти юность свою потерял в суетном труде, с каким упражнялся в том, чтоб уразуметь уроки мудрости, обращенной Богом в юродство; когда же, наконец, как бы восстав от глубокого сна, обратил взор к чудному свету истины Евангельской и увидел бесполезность мудрости князей века сего престающих (1 Кор. 2, 6), тогда пролив много слез о жалкой жизни своей, пожелал я, чтобы дано мне было руководство к первоначальному изучению догматов благочестия. И прежде всего предметом моего попечения было произвести некоторое исправле-

216

ние в нраве, развращенном долговременным обращением с людьми дурными,—Итак, прочитав Евангелие, и увидев там, что действительнейшее средство к усовершению—продать свое имущество, поделиться им с неимущими братьями и вообще не заботиться о сей жизни, не вдаваться душою ни в какое пристрастие к здешнему» (Пис. 215, стр. 123).

Вот какой путь спасительной жизни указало св. Василию Божественное Евангелие. Истинно евангельская жизнь есть жизнь мироотречная, среди ли многолюдства или в пустыни.

Первая потребность, ощущенная вследствие сей решимости, была потребность в учителе и наставнике, который бы истолковал значение сей жизни и поруководил деятельно в ней. В Кесарии, или около, были иноки, как сам св. Василий говорит в том же письме, но они не отвечали тому идеалу, который образовался в уме его, при чтении уроков Евангелия. Это заставило его предпринять путешествие на восток, чтобы своими глазами видеть, как проводится мироотречная жизнь в совершенстве отцами, слава которых распространялась в то время повсюду. «Василия, после нашей разлуки, говорит Григорий Богослов, удерживает. на короткое время Кесария и потом занимают путешествия, согласные с предположенною им целью—любомудрием» (там же стр. 81). «Я пожелал, говорит сам св. Василий, найти какого-либо брата, избравшего этот род жизни, чтоб вместе с ним переплыть скоропреходящую волну сей жизни» (там же). Вблизи не нашлось и надобно было поискать его инуды. Он и искал в Месопотамии, Сирии, Палестине и Египте. «И подлинно, говорит он далее, многих нашел я в Александрии; многих в прочих местах Египта, а иных в Палестине, в Келесирии и в Месопотамии: дивился воздержанию их в пище; дивился терпению в трудах; изумлялся неослабности в молитвах,— тому, как преодолевали они сон, и не уступая никакой естественной необходимости, всегда сохраняя в душе высокий и

217

непорабощенный образ мыслей, во алчбе и жажде, в зиме и наготе (2 Кор. II, 27), не имея привязанности к телу, не соглашаясь употребить о нем сколько-нибудь заботы, но живя как бы в чужой плоти, самым делом показали, что значит быть здесь пришельцами (Евр. 11, 13), и что значит иметь житие на небеси (Фил. 3, 20). Подивись сему и ублажив жизнь сих мужей, которые на деле показывают, что носят в теле своем мертвость Иисусову, пожелал и сам я, сколько было мне возможно, сделаться подражателем оных мужей» (там же).

Там св. Василий нашел, что искал, увидел, как живут настоящие мироотречннки. Теперь он дышал ревностью и свою жизнь устроить по образцу того, что видел и слышал. Это, как видно, надлежало ему сделать самому, не имея содейственников и ближайших руководителей. Иноки были и в Кесарии и около, и св. Василий в начале льнул к ним, полагая что они то, чем должны быть, но оказалось, что они не то. Следовало все устроить заново.

Известные в гой местности мироотречннки, все почти жили по одиночке. Это—не то, что отшельники и уединенники, которым начало положил пр. Антоний. Там это шло так: когда пр. Антоний вышел из-затвора, стали собираться к нему желавшие подражать ему. Он никого не отвергал, но расселял всех около своего уединилища в разных расстояниях и от себя и друг от друга. Каждый жил особо, работал и тем содержался; в отношении же к подвижничеству во всем следовал урокам пр. Антония; и это соблюдалось так строго, что, как сам пр. Антоний говорил, настоящие иноки не позволяли себе лишнего шага сделать, или лишний глоток воды выпить, если это не было определено его старцем. Между собою все сии братья жили в тесной любви, и будучи видимо разделены, в духе составляли одно братство, единодушное и единомысленное. Посреди местности, занимаемой их кельями, устроилась церковь, в которую по субботам и воскресеньям все собирались

218

помолиться вместе, причаститься св. Христовых Таин, послушать старческих наставлений и поделиться, во взаимном собеседовании, тем, что кому Бог послал в опытах духовной жизни. Как дело сие шло у пр. Антония, так оно устроилось потом и при ближайших учениках его—Аммоне Литрийском, Макарие Келлийском и Макарие Скитском. Это образ мироотречной жизни, в которой мудро сочетавалось отшельничество с братским общением всех, и с подначальством старейшим Аввам.

Св. Василий, возратясь из путешествия, увидел, что жившие в его местности по одиночке иноки совсем не то, что отшельники и уединенники, жившие по уставу пр. Антония. Их скорее можно назвать одиночниками, чем уединенниками. Как кто приходил к мысли оставить мир, облекался в иноческое одеяние и начинал жить один,—в городе и селе, или за городом и селом,—и жил но своему смышлению и но своей воле, не имея ни руководства, ни свидетельства об образе своей жизни. Когда нужда заставляла, или рождалось желание, он выходил в мир и водился с мирянами, сам бывая у них и их к себе принимая. Такие порядки ревностного инока не допускали до совершенства в иночестве, оставляя его на одном исправнейшем сравнительно с мирянами поведении, а для слабых служили камнем претыкания, и чрез них подвергали укору и все иночество.

Василий Великий видел, как таким инокам, при всем их желании лучшего и совершеннейшего, неудобно достигать своей цели, и принял намерение преобразовать их, дав им целесообразнейшее устройство. Именно,—он положил собирать всех таких в небольшие братства *), чтоб все одиночники города или села и их окрестностей соединялись

*) Применяет число к числу вкушавших ветхозаветную Пасху и говорит: чтоб не было менее 10;—а большее число желательно (т. 5, стр. 71) В Простр. Прав. вопрос 35-й: надобно ли в одном селении устраивать многие братства?—решает он: лучше одно.

219

вместе и жили сообща, имея все общее и подчиняясь во всем одному настоятелю. Такое устроение рассеянных одиночников сильно занимало его, и он нередко обращается в своих правилах к пространному объяснению, почему такое общежитие должно предпочесть одиночножитию; а особенно этому посвящены ответ на 7-й вопрос в пространных правилах и 18 я глава подвижнических уставов. Читая его рассуждения не должно смешивать уединенничества и отшельничества, какое велось в Египте и Сирии и которое есть высший образ мироотречной жизии, с тем одиночничеством, против которого он говорит. Одиночники, каких имел пред глазами Василий Вел., были тоже, что наши чернички и чернецы, живущие по селам или где-нибудь на пчельниках и в перелесках. Их-то он хотел собрать в братства; им то советовал соединяться вместе и жить сообща. Но он не совсем их охуждал, или считал такой одиночный образ жизни совсем пагубным. Он только предпочитал ему общежитие, но не отвергал, что и в таком образе жития можно достигать предполагаемого совершенства, если вести его как следует. Это видно из того, что излагая подвижнические уставы, он на первом месте ставит правила, каких должны держаться сии одиночники, чтоб преуспевать в духовной жизни (17-ть глав), а потом уже пишет правила и для киновитов (тоже 17-ть глав).

Преобразовать иночество имел в мысли Василий Великий не словом, а делом, т. е. утроивши общежительный монастырь и в нем показавши порядки, как следует собираться во едино и жить всем сообща, опытом доказывая вместе, сколь это приспособительно к целям иночества. У них там (в Кесарии) было какое то братство, собранное Евстафием, но порядки их хотя не худые, не совсем удовлетворяли св. Василия, который сначала и прилагался было к ним, но потом отшатнулся, ради неправоверия Евстафия, а вероятно и учеников его. Где же неправоверие, там не ищи ничего истинного: все одна личина.

220

Не видно, однако ж, чтобы он хотел устроить обитель по своим мыслям в Кесарии. Скорее надо положить, что у него давно уже созрел план устроить ее там же, где уже подвизались его мать и сестра с небольшим обществом инокинь. Туда желал он поскорее отправиться и ждал только св. Григория Богослова, чтобы вместе с ним удалиться в пустыню и положить основы новому общежитию. Он писал к св. Григорию, чтобы спешил к нему. Тот отвечал, что помнит обет «любомудрствовать вместе, какой дал еще в Афинах, во время тамошней дружбы и тамошнего слияния сердец; но ne может его исполнить, потому что один закон превозмог над другим,—закон, повелевающий прислуживать родителям над законом товарищества и взаимной привычки.» И предлагал ему вместо постоянного сожительства—жить вместе по временам, посещая друг друга...Иногда я побуду у тебя, а иногда ты благоволи навешать меня, чтобы все было у нас общее, и права дружбы остались равночестными» (Пис. 1).

Кажется, этот ответ не застал св. Василия в Кесарии. Неудержимое желание уединиться влекло его в Понт и он, не дождавшись св. Григория, отправился туда один (358 г.).

Удовлетворив первым потребностям сердца относительно матери и сестры, и с ними проверив планы свои, св. Василий скоро приступил и к делу. Обитель дев, устроенная его родными, находилась на берегу реки Иры, в семи или восьми стадиях от Иворы, небольшого Понтийского городка с епископскою кафедрою. На противоположной стороне реки была местность, которая привлекла взоры св. Василия; и там то решился он поселиться, полагая основы будущей обители.

Поселившись здесь с некоторыми из прибывших с ним, св. Василий писал опять к св. Григорию приглашая его к себе, и при этом изобразил свою пустыню так. «Вообрази высокую гору, покрытую густым лесом, по подгорью которой стелется покатая долина, непрестанно утуч-

221

няемая влагами с горы. Кругом долины сам собою выросший лес из разных всякого рода дерев служит ей как бы оградой; с двух сторон прорыты глубокие овраги, а с боку река; гора тянется луновидно и примыкает к оврагам. Здесь Бог указывает мне место, в точности соответствующее нраву; ибо таким вижу его в действительности, каким привык нередко представлять его в уме. Из всего что могу сказать о моем убежище, наиболее важно то, что, но удобству положения будучи способно произращать всякие плоды, для меня возращает сладостнейший из плодов — безмолвие; потому что не только освобождает от городских мятежей, но и не заводит к нам ни одного путника, кроме встречающихся на звериной ловле» (Пис. 14).

Св. Григорий и теперь не мог тотчас поспешить к св. Василию, и извещая *) его о сем, просил между прочим описать, как течет у них жизнь и как проводится время. Св. Василий, отвечая ему, написал полную картину мироотречной жизни, которая у него на деле только начиналась, в уме же созерцаема была во всех подробностях. Это письмо можно назвать предначертанием будущего устава, или изображением того идеала жизни, какой образовался у св. Василия во время его путешествий и какой осуществить неудержимо стремился он теперь. Вот это письмо с небольшими сокращениями.

«Положение места, говоришь ты, не много значит и не может в душе твоей произвести сколько-нибудь влечения к тому, чтобы жить с нами вместе, пока не узнаешь чего-нибудь о нашем образе жизни и о препровождении у нас времени. Рассуждение достойное твоей души!

«Но я стыжусь и писать о том, что сам делаю в этой пустыне ночь и день. Ибо хотя и оставил я городскую жизнь, как повод к тысячам зол, однако же никак не мог

*) Между письмами св. Григория не сохранилось такое; по что оно было, видно из ответа св. Василя Пис 2.

222

оставить самого себя. Но похожу на людей, которые по непривычке к плаванию на море, приходят в изнеможение и чувствуют тошноту, жалуются на величину корабля, как на причину сильной качки, и перейдя с него в лодку или в малое судно, и там страждут тошнотой и головокружением; потому что с ними вместе переходят тоска и желчь. Подобно сему в некотором отношении и мое положение; потому что нося с собою живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами, а потому немного извлекаем пользы из этого одиночества.

«Что же надлежало нам сделать, и с чего начать, чтобы идти по следам Вождя нашего спасения? ибо Он говорит: аще кто хощет по Мне ити, да отворяется себе, и возьмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16, 24).—Вот что:

«Надобно стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз, который в непрестанном движении, то вертится в стороны, то обращается вверх и вниз, не может ясно видеть того, что пред ним, а напротив того, если хочешь сделать, чтобы зрение его было ясно, надобно устремить взор на один видимый предмет; так и ум человеческий,—если развлечен тысячами мирских забот, не может ясно усматривать истину. Как не связанного еще узами брака приводят в смятение неистовые пожелания, неудержимые влечения и какие-то мучения любви, так вступившего уже в супружество встречает новое волнение забот: когда нет детей, желание иметь их, а когда есть дети, попечение об их воспитании; охранение супруги, рачение о доме, надзор за служителями, утраты по договорам, споры с соседями, тяжбы в судах, опасности в торговле, труды в земледелии. Каждый день приносит с собой свое омрачение душе,—и ночи, получая в наследство дневные заботы, обольщают ум теми же представлениями. Один только способ избежать сего: это удаление от мира сего.

«Удаление от мира состоит не в том только, чтоб

223

телом быть вне мира, но чтоб и душой оторваться от всех пристрастий. Это прежде всего исполняет душу безмятежием, делая ее свободною от всех попечений и забот мирских и житейских, и давая ей возможность принимать во всей силе напечатлеваемое Божественным учением.

«Вместе с сим оно вводит в уединение и отстраняя от обычаев мирских, питающих страсти, с первого шага укрощает их и дает разуму способ совсем отсечь их от души. Как не трудно одолевать укрощенных зверей, так пожелания, гнев, страх и скорби, — этих злых и ядовитых зверей в душе, удобнее преодолевать силою разума, когда они усыплены безмолвием, и не приводятся в рассвирепение постоянным раздражением.

«Так уединенное безмолвие служит началом очищения, когда ни язык не произносит чего-либо человеческого, ни глаза не заняты рассматриванием доброцветности и соразмерности в телах, ни слух не расслабляет душевного напряжения слушанием песней, сложенных для утех, или разговорами людей шутливых и смехотворных, что, обыкновенно, всего более ослабляет душевные силы. Ум, не рассеиваясь по внешним предметам, и не развлекаясь миром под влиянием чувств, входит в самого себя, а от себя восходит к мысли о Боге; озаряемый же этою добротой приходит в забвение о самой природе; душа не увлекается ни попечением о пропитании, ни хлопотами об одеждах, но, будучи свободна от земных забот, всю свою ревность обращает на приобретение вечных благ, на то, чтобы возрастали в ней целомудрие и мужество, справедливость и благоразумие, а равно и прочие добродетели, которые, состоя под сими родовыми добродетелями, обязывают ревнителя всякое дело в жизни исполнять должным образом.

«Сим образом устрояется жизнь полная благочестивых упражнений, питающих душу Божественным. И что блаженнее сего—на земле подражать лику ангелов: при самом начале дня поспешать на молитву, чествовать Создателя пес-

224

нями и пеньями; потом, когда воссияет совершенно солнце, принявшись за дела, и везде имея при себе молитву, приправлять свои работы псалмопением, как солью; потому что песненные утешения приносят душе беспечальное и радостное успокоение?

«А самый главный путь, которым отыскиваем то, к чему обязывает нас долг, есть изучение боговдохновенных Писаний, потому что в них находим мы правила деятельности, и в них жития блаженных мужей, представленные в письменах, подобно каким-то одушевленным картинам жизни но Богу, предлагаются для подражания добрым делам. В чем бы кто ни сознавал себя недостаточным, занимаясь Писанием, в нем, как бы в общей какой врачебнике, находит врачевство, пригодное своему недугу: у Иосифа учится целомудренным поступкам, у Иова — терпению, у Давида и Моисея—кротости и безгневно. И как живописцы, когда пишут картину с картины, часто всматриваясь в подлинник, стараются черты его переносить в свое произведение; так и возревновавший о том, чтобы соделаться совершенным во всех частях добродетели, должен при всяком случае всматриваться в жития святых, как бы в движущиеся какие изваяния, и что в них доброго, то чрез подражание делать своим.

«Опять если за чтениями следуют молитвы, то душа, движимая любовью к Богу, приступает к ним бодрее и зрелее. Прекрасна же молитва, уясняющая в душе мысль о Боге. А посредством памятования водруженная в нас мысль о Боге есть вселение в нас самого Бога. Таким образом делаемся мы храмом Божиим, когда непрестанное намятование о Боге не прерывается земными заботами и ум не возмущается внезапными страстными движениями, но избегающий всего Боголюбец уединяется в Боге, отражая от себя страсти, приманивающия его к невоздержанию, и проводит время в занятиях, ведущих к добродетели.

«Смиренному и сокрушенному образу мыслей приличны

225

взор печальный и потупленный в землю и небрежность о наружности. Что плачущие делают с намерением, то у нас должно выказываться ненамеренно. Надобно, чтобы хитон был собран на теле поясом; подпояска же чтоб лежала не выше чресл (это было бы жепоподобно), и не так слабо стягивалась, чтоб хитон мог развеваться (это было бы рассеянно). Походка должна быть не медленная, которая изобличала бы душевное расслабление, и опять не скорой и торопливой, которая обнаруживала бы исступленные движения души. Цель одежды одна—служить для плоти покровом, достаточным зимою и летом. Хорошо, если хитон имеет столько толщины, что надевший его может согреться, не имея нужды в другом. Обувь должна быть по цене дешевая, но достаточно удовлетворяющая потребности.

«Как в одежде надо предпочитать необходимое, так в пище удовлетворить нужде хлеб, жажду утолит у здорового вода, и еще варенья из семян могут поддерживать в теле крепость для необходимых потребностей. Вкушать пищу должно не обнаруживая бешеной жадности, но во всем соблюдая твердую и степенную воздержность от удовольствий, имея ум не праздным от мысли о Боге даже в это самое время, и самое свойство снедей и устройство приемлющего их тела обращая в побуждение к славословию Устроителя вселенной, Которым примышлены разные роды снедей, приспособленные в свойству тел.

«Молитвы пред вкушением пищи должно совершать достойно даров Божиих, какие и теперь подаются, и сберегаются на будущее время. Молитвы же по вкушении пищи пусть содержат в себе и благодарение за дарованное и прошение обетованного.

«На принятие пищи должен быть назначен один определенный час, и при том один и тот же, в продолжение известного срока, так чтобы из двадцати четырех часов в сутках он только один употребляем был для тела, все же прочие часы проводил подвижник в умном делании.

226

«Сон должен быть легкий, от которого без труда можно пробудиться, и какой естественно следует после малого вкушения пищи; его с намерением надо прерывать попечениями о делах важных. А погружение в глубокое усыпление до расслабления членов, чем дается время неразумным мечтаниям, предает спящего таким образом ежедневной смерти. Напротив того, на что другими употребляется утро, на то подвижникам благочестия служить полночь; потому что ночное безмолвие всего более даст свободу душе, когда ни глаза, ни уши не передают сердцу вредных зрелищ или слухов, но ум на едине пребывает с Богом, и как исправляет себя припоминанием прежних грехов, так предписывает себе правила к уклонению от зла, и к совершению преднамеренного испрашивает содействия у Бога.

«Таково тебе сказание братской любви, о любезная глава!»

Св. Григорий наконец нашел возможность оставить своих и прибыть в Понт к св. Василию. Утешения дружества ничего не изменили в заведенном уже здесь образе жизни; и они вместе молились, вместе совершали бдения, вместе изучали Писание и писали иноческие уставы, вместе и трудились. Но все здесь было скудно, бедно, нищетно. Св. Григорий, по возвращении домой, пиша к св. Василию, касается и того, как они проводили тут жизнь. Он поминает о крове без крыши и дверей, об очаге без огня и стенах высушенных на огне и о жильцах таких палат, томящихся жаждою при воде, я питающихся хлебом, по кускам которого скользят зубы, которые однако ж трудятся, заваливая овраги, очищая местность и удобряя ее. Помню, говорит, о телегах, которые таскали мы на своих плечах и своими руками, на которых и доселе остаются следы тогдашних трудов» (Пис. 4-е). Такова внешняя сторона! Но когда переходит он потом к жизни духовной, то и слов не находит к восхвалению ее. «Кто мя устроит по месяцам прежних дней (Иов. 29, 2), в которые

227

я увеселялся с тобою злостраданием; потому что скорбное, но добровольное, предпочтительнее приятного, но невольного? Кто даст мне сии псалмопения, бдения и молитвенные к Богу переселения? Кто даст жизнь как бы невещественную и бесплотную? Кто даст согласие и единодушие братий, которых ты ведешь на высоту к обожению? Кто даст соревнование и поощрение к добродетели, которое мы ограждали письменными уставами и правилами? Кто даст трудолюбие в чтении Божиих словес, и при путеводительстве Духа обретаемый в них свет? Кто даст (скажу о самом малом и незначительном) поденные и ручные работы—переноску дров, тесание камней, сажание, поливание?»— (Пис. 5-е).

Такова установившаяся у св. Василия жизнь, многотрудная для тела и многоплодная для духа.

У св. Василия было уже и братство, которого единодушие восхваляет св. Григорий. И этому нечего дивиться. Вероятно он и прибыл туда с некоторыми товарищами, согласившимися наперед следовать за ним, куда ни поведет, и келья его с самого начала была не одна; но потом быстро начали к ним прилагаться келья за кельей,—и братство множилось. Материал для него в достаточном количестве доставляли одиночники, которых было не мало. Ревностнейшие из них не могли не видеть, сколь спасительное дело устрояет св. Василий, заводя общежитие, — и потекли к нему. Гак скоро образовалось большое братство, у которого все было обще и которое во всем повиновалось одной надежной главе, внушавшей полное доверие и располагавшей к повиновению.

Общежительные порядки заводимы были самым делом. Указателями для них служили восточные образцы, в применении их к местным условиям. Но св. Василий, что ни вводил, вводил не потому только, что так видел или хотел, а потому что так требовал дух жизни мироотречной. Почему все заводимое им старался осмыслить, чтоб исполнявшие то исполняли разумно, с убеждением, что иначе

228

нельзя. Чтоб осветить все свои порядки таким умным светом, он вел с братьями беседы, в которых законы избранной ими жизни выводил из Писания, подтверждал примерами отцов и объяснял некоторыми соображениями. Эти устные беседы рассудил он потом передать письменно, в котором сокровища духовной мироотречной жизни сохранились и для нас в полноте, какой только желать можно.

Труды св. Василия не ограничивались устроением этой одной Понтийской своей обители. Она была образцовая; но примеру ее он потом учреждал подобные и в других местах. Руффин (Церк. ист. кн. 2 гл. 9) и Созомен (Ц. И. к. 6, гл. 17) говорят, что св. Василий ходил по Понту, возбуждал расслабевшие арианскими разномыслиями умы; и из ревнителей благочестия составлял общежительные братства. И в уставных его писаниях делается указание, что около сто обители были и другие, одного чина и духа: ибо он дает им правило помогать друг другу, а настоятелям их собираться по временам для взаимных совещаний (пр. пр. 54). Это очень похоже на то, что велось и у пр. Пахомия.

Положив прочные основы богоугодной жизни в обителях своих, св. Василий должен был на время отлучиться от них. Смуты, произведенные арианами в Кесарии побудили епископа ее Диания пригласить св. Василия на защиту православия против зловерия, установленного арианами на нечестивом соборе в Римини. Он посвятил его в пресвитера (362 г.) и поручил ему дело проповеди. Но эта отлучка продолжалась немного, не более года. Епископ Дианий скоро скончался; на его место избрали Евсевия, который сначала был хорош ко св. Василию, а потом стал на него смотреть несколько искоса. Это побудило св. Василия оставить Кесарию, и снова водвориться в своей любезной пустыни, где он, кроме обычных забот настоятельских и трудов иноческих наиболее посвящал себя изучению Бож. Писания.

С ним был здесь в эту пору опять и св. Григорий,

229

и они трудились вместе. Об этом пишет сам св. Василий Великий. Он удалился из Кесарии тайком. Кесарийцы, видя, что он более не показывается и узнав, что он опять в пустыне, писали к нему и просили возвратиться. Св. Василий, отвечая им, выставляет причины как первого, так и второго своего удаления из Кесарии. «Тогда, говорит я удалился, бегая шума городской жизни; а теперь, потому что мною овладела какая то любовь к Божественным догматам и желание любомудрствовать об них». Настоящую причину он разумно скрыл для сохранения мира церкви. «Я нашел, говорит он далее, сосуд избран и глубокий колодезь, разумею уста Христовы—Григория. Почему прошу вас, дайте и мне немного временя; немного прошу не потому что возлюбил городскую жизнь, (ибо не сокрыто от меня что лукавый подобными вещами вводит людей в обман), а потому, что обращение со святыми признаю всего более полезным. Ибо, сам рассуждая о божественных догматах, а чаще слушая рассуждающих, приобретаю навык к умозрениям, от которого трудно отказаться» (Пис. 8).

Долго ли пробыл здесь св. Григорий, нельзя определить: но удалившись, он все усилия употребил к тому, чтобы помирить Еп. Евсевия с св. Василием, что η удалось ему сделать к 366-му году. Время второго пребывания св. Василия в пустыни продолжалось три года. Часть аскетических писаний должна принадлежать этому времени; и может быть краткие правила все составлены в эту пору.

Оставя в этот раз обитель, св. Василий уже не воз вращался туда для постоянного жительства, но всю остальную жизнь служил Церкви, сначала в сане пресвитера до 370 г., а потом в сане Епископа до конца жизни в начале 379 г. —Обителей, однако ж он не оставлял попечением, но ведал все в них, пребывая в постоянных сношениях письменных и с настоятелями и с другими братьями, имевшими в том нужду. Когда же стал епископом, то, осматривая церкви Епархии своей, посещал и обители свои и да-

230

вал себе в них отдых В свой монастырь впрочем удалялся он иногда и прямо с одною целью несколько отдохнуть и подкрепиться духом. Когда нужда належала, он посылал доверенных лиц для устройства дел и успокоения умов в обителях, в тогдашнее смутное время, которое сам уподоблял просеванию пшеницы в решете.

Все это можно видеть из одного письма, которое писал он к своим подвижникам, в 375 г. — Он говорит в нем: «Святой Бог силен даровать и радость свидания с вами мне, который всегда желаю и видеть вас и слышать о вас; потому что ни в чем другом не нахожу душевного покоя, как только в вашем преуспеянии и усовершении чрез исполнение заповедей Христовых. Но пока не дано мне сие, признаю необходимым для посещения вас отправлять искреннейших и боящихся Господа братий, и беседовать с вашею любовью в письме. По сему то самому послал я благоговейнейшего и искреннейшего брата нашего, сотрудника по Евангелию, сопресвитера Мелетия, который расскажет вам и о моей любви, какую имею к вам и о душевном моем попечении о вас; потому что день и ночь молю Господа о вашем преуспеянии, чтоб и мне ради вашего спасения иметь дерзновение в день Господа нашего Иисуса Христа, и вам воссиять во светлости святых, когда дело ваше испытано будет правосудием Божиим» (Пис. 218).

Из обстоятельств личного посещения им обителей, об одном поминает св. Кассиан (Устав. к. 7, гл. 19). Один сенатор, оставляя мир роздал свое достояние бедным, а часть некую оставил для себя, потому что не мог решиться на самоотверженную нищету и на то, чтоб состоя в полном подчинении настоятелю, питаться на ряду с другими братьями трудами рук своих. Встретив его св. Василий сказал ему: «И сенаторство ты потерял, и монахом не сделался.»

О другом обстоятельстве пишется в отечниках. В одной обители св. Василий спросил настоятеля: есть ли у

231

тебя браг, который бы особенно отличался смирением. Когда тот указал на одного, св. Василий позвал его и велел ему подать себе воды на руки. Когда тот исполнил это дело, св. Василий взял сосуд с водою и сказал брату: становись, и я тебе подам воды на руки. Брат принял сие беспрекословно. Св. Василий сказал тогда: вот это настоящий смиренник.—И в правилах есть одно,—чтоб принимать услуги от старших (простр. 31-е). Подобный случай был и в жизни пр. Пахомия.

Приведенное выше письмо не единственное. Св. Василий часто писывал, по разным случаям иноческой жизни. В этих письмах в кратких очерках виден дух подвижничества, которым желал воодушевлять своих учеников св. Василий. Приводим их здесь все. Это будет хорошим предварительным ознакомлением с уставом св. Василия, прежде изложения самого устава.

Посылая к одному настоятелю желавшего отречься от мира и принять монашество, он указывает ему, как это должно сделать.

«Некто, как сам он говорит, познав суету мира и изведав, что приятности этой жизни подвержены превратностям, и приготовляют только вещество вечному огню, а сами скоро проходят, пришел ко мне, в намерении удалиться от этой трудной и многоплачевной жизни, оставить плотские удовольствия и впредь идти путем, ведущим в обители Господни. По сему, если действительно твердо возжелал он сего подлинно блаженного жития, и возымел в душе своей прекрасную и похвальную любовь, возлюбив Господа Бога нашего всем сердцем, всею крепостью и всею мыслию, то необходимо, чтобы ваше благочестие показало ему трудности и неудобопроходимости тесного и узкого пути, и вместе с тем утвердило его в надежде благ, пока еще не видимых, уготованных же, по обетованию, достойным Господа. Пиша по сему случаю, умоляю несравненное ваше о Христе совершенство наставить его, сколько возможно; и

232

пусть без меня совершит он отречение от мира для благоугождения Богу, и будет наставлен в начальных правилах, как установлено и письменно изложено св. Отцами а также пусть будет ему предложено все относящееся к подвижнической строгости; и таким образом введен он будет в сей род жизни, да, по своему изволению восприяв на себя подвиги ради благочестия подклонивинись под благое иго Господне, устрояя жизнь свою в подражание нас ради Обнищавшему и плоть пашу Носившему, и стремясь к цели, к почести вышнего звания, —сподобится похвалы от Господа. Ему и здесь хотелось приять венец любви к Богу, по я отлагал сие до времени, желая вместе с вашим благочестием умастить его на таковые подвиги, и одного из вас, кого сам он изыщет, поставит см у наставником подвижничества, чтобы прекрасно руководствовал, и своим усильным и блаженным рачением соделал его борцом достойным одобрения, разящим и низлагающим миродержателя тьмы века сего и духов злобы, с которыми у нас брань, но слову блаженного Апостола (Еф. 6, 12). Поэтому, что я намеревался сделать вместе с вами, то ваша о Христе любовь да соделает и без меня» (Иис. 23).

Таковы наставления относительно поступающих в общежитие прямо из мира. Но, как поминалось уже, св. Василий, хоть не отвергал одиночества, предпочитал, однако ж ему общежитие. Почему встретив в одном месте несколько одиночников, он убеждал их соединиться вместе и составить общежительное братство. Они согласились. Чтоб не изменилось это их намерение, св. Василий после личного их убеждения, писал потом к ним (Пис. 287).

«Думаю, что по благодати Божией, не имеете вы нужды ни в каком другом убеждении, после тех бесед, какие лично имел я с вами, убеждая всех вас принять совокупное житие в подражание Апостольскому образу жизни, что и приняли вы как доброе наставление и возблагодарили за сие Господа. Итак, поелику сказанное мною не одни слова.

233

но такие уроки, которые должны быть приведены в действие, к пользе для вас самих, которые их приняли, к успокоению для меня, которым предложен этот совет, к славе и похвале имени Христова, которое призвано на вас; то по сему самому послал я к вам возлюбленного брата нашего, чтобы он и усердных узнал, и ленивых возбудил, и противящихся привел для меня в известность, потому что велико мое желание и видеть вас соединенными вкупе и слышать о вас, что любите вы не жизнь, никем не свидетельствуемую, но соглашаетесь лучше все быть друг для друга и охранителями строгого исполнения правил и свидетелями успехов. Таким образом каждый из вас и сам за себя и за преуспеяние брата получит совершенную награду, к приобретению которой должны вы и словом, и делом все споспешествовать друг другу в непрестанных собеседованиях и убеждениях. Паче же всего убеждаю вас соблюдать. в памяти веру отцев и не приходить в колебание по внушениям старающихся совратить вас в вашем безмолвии; ибо знаете, что и строгость жития, не просвещенная верою в Бога, неполезна сама по себе, и правая вера без добрых дел не в состоянии поставить нас пред Господом, но что должно быть то и другое вместе, да совершен будет Божий человек, и да не храмлет жизнь наша от недостатка в чем-либо; потому что спасает нас вера, как говорит Апостол, любовью споспешествуема (Гал. 5,6)».

Это писано о вступлении в общежитие; а как надлежит жить собравшимся во едино и каких правил держаться, это изобразил св. Василий в письме, похожем на окружное послание, которое написал он, как догадываться можно, тотчас по вторичном удалении в Кесарию (в 366 г.) и в котором описывает, какова должна быть мироотречная жизнь в совершенстве. Это 22-е письмо.

«В Богодухновенном Писании много правил, которые обязаны наблюдать возревновавшие о благоугождении Богу. Но я почел необходимым сделать краткое напоминание, по

234

указанию самого богодухновенного Писания, пока о тех только обязанностях, о которых у вас теперь предложен вопрос.

«Христианин должен иметь образ мыслей, достойный небесного звания, и жить достойно Евангелия Христова. Христианину не должно рассеиваться и чем-либо отвлекаться от памятования о Боге и о Его воле и судах. Христианин, став во всем выше оправданий по закону, не должен ни клясться, ни лгать. Он не должен хулить; не должен обижать; не должен ссориться; не должен мстить сам за себя; не должен воздавать злом за зло; не должен гневаться. Он должен быть долготерпеливым, переносить все, что бы то ни было; а кто делает неправду, того обличать благовременно, не с страстным движением, чтобы отмстить за себя, но с желанием исправить брата, по заповеди Господней. Об отсутствующем брате не должен он говорить ничего с намерением очернить; это есть клевета, хотя бы сказанное было справедливо. Надобно отвращаться от человека, который наговаривает на брата. Не должно говорить шуточного. Не должно смеяться и терпеть смехотворцев. Не должно празднословить и говорить что-нибудь такое, что не служит, ни к пользе слушающих, ни к какому-нибудь необходимому, или дозволенному нам Богом делу.

«Почему занимающиеся работами должны, сколько можно, стараться, чтобы работа производилась в безмолвии, и чтобы самые даже добрые речи вели у них те, кому по испытании поручено устроят слово к созиданию веры, да не будет оскорбляем Дух Святой Божий. Никто из пришлых не должен самовольно подходить к кому-либо из братий, или разговаривать с ним, пока приставленные смотреть за общим во всем благочинием, не рассудят, угодно ли сие Богу к общей пользе.

«Не должно порабощаться вину, желать вкушения мяс, и вообще быть сластолюбивым в рассуждении яств или пития; потому что подвизающийся воздерживается во всем.

235

Данного каждому в употребление не должно почитать собственностью, или припрятывать; но с заботливостью надобно смотреть на все сие, как на принадлежащее Владыке, и не проходить без внимания даже мимо того, что по случаю брошено, или оставлено в небрежении.

«Никто не должен быть господином даже себе самому; но каждый как отданный Ботом в услужение единодушным братиям, сообразно с сим обязан, и рассуждать обо всем и делать все, пребывая, впрочем, в собственном своем чине. Не должно роптать ни при недостатке потребного, ни при утомлении от дел; потому что судят о каждом те, кому предоставлена на это власть.

«Не должно дозволять себе ни крика, ни другого какого вида, или движения, которыми показываются раздражительность, или уклонение от несомненной уверенности в присутствии Божием. Голос должно соразмерять с потребностью. Не должно отвечать кому-либо, или делать что-нибудь, дерзко, или презрительно, но надобно показывать во всем скромность, и ко всем почтительность. Не должно с умыслом мигать глазом или употреблять другой какой знак, или движение члена, которые оскорбляют брата, или выказывают презрение.

«Не должно стараться о нарядности в одежде или в обуви: это суетность. К удовлетворению телесных потребностей должно пользоваться не дорогим. Ничего не должно издерживать сверх потребности и для пышности: это—злоупотребление.

«Не должно искать чести и домогаться первенства. Каждый должен предпочитать себе всех. Не должно быть непокорным.

«Не должно в праздности есть хлеб тому, кто способен работать, а занявшийся исполнением чего-либо в славу Христову должен принуждать себя к ревности в деле, по мере сил. Каждый должен, с одобрения настоятелей, с разумом и убеждением так делать все, не исключая вкушения пищи и пития, чтоб это делалось во славу Божию. Не должно от одного дела переходить к другому, без одобре-

236

ния тех, кто приставлен распоряжаться сим, разве неминуемая нужда позовет кого вдруг на помощь обессилевшему. Каждый обязан пребывать в том, к чему приставлен, а не должен, преступая меру собственной обязанности, приниматься за непорученное ему, разве имеющие власть распоряжаться сим признают кого нуждающимся в его помощи. Б одной рабочей не должно никому быть из другой рабочей. Не должно ничего делать из соперничества, или по желанию превзойти кого-нибудь.

«Не должно завидовать доброй славе другого, и радоваться чьему-либо недостатку. В любви Христовой надобно скорбеть и сокрушаться о недостатках брата, радоваться же ею преуспеянию. Не должно равнодушно смотреть на согрешающих, или умалчивать о них. Обличающий должен обличать со всяким сердоболием, в страхе Божием, и в намерении обратить грешника.

«Обличаемый, или получающий выговор должен принимать сие охотно, признавая, что в исправлении состоит собственная его польза. Когда обвиняют кого, никто другой при обвиняемом, или и при других, не должен делать возражения. А если кому обвинение кажется неосновательным, то должен повести слово с обвинителем наедине, и убедить его, или сам убедиться... Каждый, сколько есть у него сил, должен врачевать того, кто имеет что-нибудь против него. На согрешившего и покаявшегося не должно помнить зла, а надобно простить ему от сердца.

«Кто говорит, что покаялся во грехе, тот должен не только сокрушаться о том, в чем согрешил, но и принести достойные плоды покаяния. Кто вразумлен был касательно прежних своих грехов и сподобился получить отпущение оных, тот, если грешит опять, уготовляет себе суд гнева, строжайший прежнего. Кто по первом и втором увещании остается в своем прегрешении, о том должно объявить настоятелю,—и тогда, получив выговор при многих, придет, может быть, в стыд. А если и

237

в таком случае не исправится, надобно уже отсечь его, как соблазн, и смотреть на него, как на язычника и мытаря, для приведения в безопасность ревностно трудящихся в прохождении послушания, по сказанному, что при падении нечестивых приходят в страх праведные. Но должно и плакать о нем, как о члене, отсеченном от тела.

«Не должно допускать, чтобы солнце заходило в гневе брата; иначе ночь может разлучить обоих, и оставить им неизбежное осуждение в день суда. Не должно отлагать времени своего исправления; потому что утрешний день не верен для нас: многие, замыслив многое, не дожили до утрешнего дня.

«Не должно даваться в обман пресыщенному чреву, от которого бывают ночные мечтания. Не должно развлекаться непомерною работою, и преступать пределы умеренности, по сказанному Апостолом: имеюще же пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6, 8); потому что обилие сверх потребности выказывает любостяжательность; а любостяжательность осуждается, как идолопоклонство (Кол. 3, 5). Не должно быть сребролюбивым, и не нужно собирать сокровища каких не надобно. Приходящий к Богу должен возлюбить нищету во всем, и быть пригвожден страхом Божиим, подобно сказавшему: пригвозди страху Твоему плоти моя; от судеб бо Твоих убояхся (Пс. 118, 120).

«Да дарует же вам Господь, со всем убеждением приняв сказанное, во славу Божию явить плоды достойные Духа, по благоволению Бога и содействием Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.»

Таковы письма—плод попечения об общежительниках; но св. Василий не презирал и уединенников, и если кто не желал вступать в братство, а оставался уединенником, не покидал его своим попечением, а старался только оградить его жизнь достодолжными правилами, чтоб и ему благонадежно достигнуть искомого спасения и совершенства о Христе

238

Иисусе. Есть два письма, которые, по содержанию своему, относятся к уединенникам; одно—к Хилону (пис. 39), а другое—общее, без особой надписи (пис. 40).

В первом пространно излагает он правила уединенной жизни, говоря:

«Виновником спасительного дела буду для тебя, искренний брат мой, если охотно приимешь от меня совет о том, что тебе делать, особливо в таких случаях, о которых сам ты просил подать тебе совет.

«У многих может быть доставало смелости начать уединенную жизнь, но не многие потрудились довершит ее, как должно. И без сомнения, конец дела—не в одном намерении, а в конце—плод трудов. Поэтому ни малой нет пользы, если кто не поспешает к концу намерения, но ограничивает монашескую жизнь одним только началом, а что всего смешнее, оставляет и самое намерение, за что сторонние обвиняют его в недостатке мужества и рассудительности. О таковых и Господь говорит: кто, хотяй дом создати, не прежде ли сед расчтет имение, аще имать, еже есть на совершение: да не, когда положит основание и не возможет совершити, начнут ругатися ему мимо ходящий, глаголюще, яко человек сей основание положи, и не возможе совершити? (Лк. 14. 28—30). Посему за началом пусть следует усердие к успеху в добром деле. Ибо и мужественнейший подвижник Павел, желая, чтобы мы не обеспечивали себя прежними добрыми делами, но ежедневно преуспевали более и более, говорит: задняя забывая, в предняя же простирался, к намеренному гоню, к почести вышнего звания (Фил. 3, 13. 14). Такова и целая жизнь человеческая: она не довольствуется предшествовавшим, но питается не столько прошедшим, сколько будущим. Что пользы человеку во вчерашней сытости чрева, если ныне при возродившемся голоде не находит он свойственного утешения снедей? Так и душе не пользует

239

вчерашнее доброе дело, если в сей день оставлено исполнение правды. Ибо сказано: каким найду тебя, таким и признаю,—Да будет же известно тебе, брат, что не тот совершен, кто хорошо начал, но тот благоискусен пред Богом, кто хорошо даст в деле отчет. Посему не давай сна очима, и дремания веждома своима (Пс. 131, 4), пока не спасешься как серна от тенет, и как птица от сетей. Ибо смотри, ты идешь среди сетей и ходишь поверх великой стены, откуда упасть небезопасно.

«Не вдруг, однако ж простирайся на самый верх подвижничества, наипаче же не полагайся сам на себя, чтобы не пасть тебе с высоты подвижнической жизни по неопытности. Ибо лучше постепенное пресяеяние. Понемногу отнимай у себя житейские наслаждения, истребляя все свои навыки, чтобы противодействием своим, вдруг приведя в раздражение всякое желание наслаждений, не восставить против себя толпу искушений. Когда возьмешь верх над пристрастием к одному удовольствию, тогда вступай в борьбу с пристрастием к другому; и таким образом благовременно преодолеешь всякую склонность к наслаждению. Ибо именование удовольствия одно, но роды удовольствий различны.

«Прежде всего будь терпелив во всяком искушении. А сколь многоразличными искушениями испытывается верный, то мирскими потерями, то обвинениями, оболганиями, противодействием, оговорами, гонениями! Все это и подобное сему служить к испытанию верного.

«Сверх того будь безмолвен, не опрометчив в слове, не спорлив, не упорен, не тщеславен, не все перетолковывай, но люби верность, будь немногоречив, всегда готов не учить, но учиться.

«Не любопытствуй о жизни мирской; из этого не будет тебе никакой пользы. Ибо сказано: да не возглаголют уста моя дел человеческих (Пс. 16, 4). Кто с приятностью говорит о делах людей грешных, тот с

240

готовностью пробуждает в себе страсть к удовольствиям. Но желай лучше узнать жизнь праведных; ибо в этом найдешь для себя пользу.

«Не будь охотник показываться в люди, обходя селения и дома; но бегай их, как сетей для души. А если кто из великого благоговения убеждает тебя взойти к нему в дом, то таковый пусть научится вере сотника, который Господа Иисуса, поспешившего к нему для исцеления, удерживал от сего, говоря: Господи, несть достоин, да под кров мой внидеши, по токмо рцы слово, и исцелеет отрок мой (Мф. 8, 8). Господь сказал,— и отрок исцелел. Да будет же тебе известно, брат, что не присутствием Христовым, но верою просящего, освобожден больной от недуга. Так и ныне, в каком месте ни помолишься, если больной уверует, что помогут ему молитвы твои, все исполнится но желанию его.

«Не паче Господа люби близких тебе. Ибо сказано: иже любит отца, или матерь паче Мене, несть Меня достоин (Мо. 10, 37). Что значит эта заповедь Господня?— То, что сказано в другом месте: аще кто не возьмет крест свой, и последует Ми, не может Мой быти ученик (Лк. 9. 23; 14, 27).

«Если ты со Христом умер для сродников своих по плоти, то для чего хочешь опять жить с ними? Если для сродников своих опять созидаешь ты то, что разорил для Христа, то сам себя делаешь преступником. Поэтому для сродников своих не оставляй места своего; ибо, оставляя место, оставляешь, может быть, и нравы свои.

«Не люби многолюдства, селений и городов; но будь пустыннолюбнем, всегда нерассеянно пребывая сам в себе, признавая своим делом лишь молитву и псалмопение. Не пренебрегай чтением; особенно читай Новый Завет. Всяко Писание богодухновенно и полезно есть (2 Тим. 3, 16).

«Со всеми, с кем имеешь дело, будь во всем не-

241

преткновенен, разумен, братолюбив, смиренномудр; не запасай дорогих яств по целям будто страннолюбия: для этого достаточно и того, что имеешь; ни от кого не бери ничего, кроме разве потребного для монашеской жизни; особливо бегай золота, как наветника души, отца греху, служителя диаволу. Не делай себя виновником в богатстволюбии под предлогом служения нищим. А если кто принесет тебе деньги для бедных; узнав, кто скуден, посоветуй тому самому, кто дает тебе деньги, отнести их к неимущим, чтобы принятием от него денег не осквернить тебе своей совести.

«Бегай удовольствий; люби воздержность; и тело упражняй в трудах, а душу приучай к искушениям. Разлучение души и тела признавая освобождением от всякого зла, ожидай наслаждения вечными благами, причастниками которого сделались все святые.

«Взвешивая диавольское, какое нападет, внушение, противопоставляй ему благочестивый помысл и уступай последнему, как наклонению чаши навесах. Особливо, когда восставшая в тебе лукавая мысль говорит: «какая польза жить тебе в этом месте? Что выгоды в удалении от сожительства с людьми? Или не узнаешь, что поставленные Богом епископы Божиих Церквей живут, обыкновенно, вместе с людьми, и непрестанно совершают духовные празднества, на которых присутствующим бывает весьма много пользы? Ибо там решение приточных гаданий, объяснение Апостольских учений, изложение Евангельских мыслей, преподавание Богословия, свидание с духовными братьями, которые зрением лица их доставляют великую пользу встречающимся с ними. А ты сделал себя чуждым столь многих благ, и сидишь здесь, одичав наравне с зверями. Ибо видишь здесь великое запустение, не малую угрюмость, недостаток учения, отчуждение от братии, и дух великого нерадения о заповеди Божией.» Итак, когда такая лукавая мысль, восставши в тебе, хочет совратит тебя с пути такими и по-

242

добными сим благовидными предлогами, тогда в благочестивом помысле противоположи ей действительный опыт, говоря: «ты говоришь мне, что в мире есть доброе. Знаю это и я; но знаю также и то, что там это доброе перемешано со злом, и злое гораздо превышает собою доброе. Не умея надлежащим образом пользоваться добром мира без повреждения себя его злом, я оставил мир и переселился сюда. — И я, быв когда-то на духовных празднествах, встретил едва одного брата, который, но видимому, боялся Господа, но и тот одержим был диаволом, и я услышал от него пышные речи и басни, сложенные на обольщение с ним встречающихся, а после него встретил я многих воров, хищников, притеснителей; видел безобразную наружность упившихся, и кровь угнетенных; видел и красоту жен, которая подвергала искушению мое целомудрие; и хотя избег я самого блуда, однако же осквернил девство свое сердечным помышлением. Много, правда, слышал я и душеполезных речей; впрочем, ни в одном из учителей не нашел добродетели, соответствующей речам. А после этого услышал еще тысячи плачевных рассказов, которые своими изнеженными звуками вторглись в душу. Еще слышал приятно звучащие гусли, рукоплескания скачущих, голос смехотворов, слышал много глупостей и шуток, крик бесчисленного многолюдства; видел слезы оскорбленных, мучение отводимых в неволю, рыдание подвергаемых пытке. Все это видел я; и недуховное тут было собрание, но море, обуреваемое и возмущаемое ветрами, которое стремилось всех за один раз покрыть своими волнами. Скажи мне, злая мысль, скажи и ты, демон кратковременного сладострастия и тщеславия, какая польза видеть и слышать сие мне. который не в силах помочь обиженным, не имею возможности защитить бессильных, исправить погрешивших, а скорее могу погубить сам себя? Как малое количество чистой воды исчезает при сильном возвевании ветра и пыли; так и то, что, по мнению вашему,

243

сделаем в мире доброго, помрачается множеством худых дел. По сему как птица переселяюсь в горы, чтоб избавиться от сети ловящих (Ис. 123, 7).—И я, о злая мысль! живу в той же пустыне, в которой пребывал Господь. Здесь дуб Мамврийский; здесь Лествица, возводящая на небо, и полки ангелов, виденные Иаковом. Здесь пустыня, в которой народ, очистившись, получил закон, и таким образом вошедши в землю обетования, увидел Бога. Здесь гора Кармилл, на которой водворяясь, Илия благоугодил Богу. Здесь равнина, на которую, удалившись, Ездра, по Божию повелению, отрыгнул все богодухновенные книги. Здесь пустыня, в которой блаженный Иоанн, питаясь акридами, проповедал людям покаяние. Здесь гора масличная, на которую восходя Христос молился, поучая нас молиться. Здесь Христос—любитель пустыни. Здесь тесный и узкий путь, ведущий в жизнь. Здесь учители и пророки, скитающиеся в пустынях, и в горах и в вертепах и в пропастях земных (Евр. 11, 38). Здесь Апостолы и Евангелисты, и житие монахов, не имеющее для себя града. Сие то добровольно принял я, чтобы получить обещанное Христовым мученикам и всем прочим Святым, чтобы нелживо сказать и мне: за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки (Пс. 16, 4). Ибо знаю Боголюбца Авраама, внявшего гласу Божию и переселившегося в пустыню, и Исаака притесняемого и патриарха Иакова странствующего, целомудренного Иосифа проданного, трех отроков, изобретателей воздержания, борющихся с огнем, Даниила вверженного в ров львиный, небоязненно вещающего Иеремию, осужденного в ров тинный, Зрителя тайн Исаию, протертого пилою, обличителя прелюбодеяния Иоанна, посекаемого мечем, Христовых мучеников умерщвляемых. И к чему мне длить речь? Господь и сам Спаситель распят за нас, чтобы смертью Своею оживотворить нас и всех поощрить и привлечь к терпению. К Нему поспешаю, и ко Отцу, и к Духу Святому. Для того подвизаюсь, чтобы оказаться Его

244

приискренним, признав себя недостойным того, что есть доброго в мире. Впрочем не я для мира, но мир для меня.»

«Сие то помышляя сам в себе, и ревностно совершая, по сказанному тебе, подвизайся за истину даже до смерти. Вой Апостол говорит: блюдите, да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво, во еже отступити от Бога жива. Но утешайте друг друга, и во едином назидайте, дондеже, днесь, именуется (Евр. 3, 12. 13). Так живя, брат, и себя спасешь, и нас возвеселишь и Бога прославишь, во веки веков. Аминь.»

В письме 40-м св. Василий, в сжатом и кратком очерке, представляет главные черты отшельнической жизни.

«Учись, монашествующий, человек верный и делатель благочестия; научайся Евангельскому житию, порабощению тела, смиренному образу мыслей, чистоте помышления, искоренению в себе гнева. Подвергаемый взысканию, прибавь ради Господа: лишаемый, не судись; ненавидимый, люби; гонимый, терпи; хулимый, молись. Будь мертв греху, распнись для Бога. Все попечение возложи на Господа, чтобы иметь себе место там, где тьмы Ангелов, торжество первородных, престолы Апостолов, председательство пророков, скиптры патриархов, венцы мучеников, похвалы праведных. Возжелай сопричисления своего к оным праведникам, о Христе Иисусе, Господе нашем. Ему слава во веки веков. Аминь.»