Дмитриевский А. А. Архиерейские митры (Археологический этюд)

«Сообщения Императорского православного палестинского общества». 1916. Т. 27. СПБ, С. 156—168.

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Архиерейские митры.

(Археологический этюд).

Митра ¹) составляет ныне неотъемлемое головное украшение наших епископов вовремя богослужении, но, как богослужебная принадлежность высшего в иерархии сана, она явление сравнительно позднего времени. Правда, в археологической науке делаются попытки вынести время появления этой богослужебной принадлежности в глубокую христианскую древность, и прототип ее желают видеть даже в том увясле, которым украшал свою голову первоиерарх Сионской церкви св. апостол Иаков, брат Господень. Но митры нашего времени и даже более раннего ничего не имеют родственного с увяслом или тюрбаном св. апостола ни по форме, ни по украшениям. На всем протяжении истории христианской церкви трудно установить даже хотя бы и слабую связь между еврейским увяслом и средневековою короною византийских императоров, послужившею прототипом епископской митры. Впрочем, относительно происхождения пашей епископской митры в археологической литературе мнения не вполне устойчивы и основываются на фактах весьма сомнительной достоверности.

Среди памятников нашей седой старины три митры преданием выносятся в XI-XII века: одна ²) находится в Новоторжском Борисоглебском Тверской епархии монастыре и считается принадлежащею преподобному Ефрему, архимандриту и основателю сего монастыря († 1053), а две другие составляют принадлежность ризницы Новгородского Софийского собора (бывшие на выставке XV археологического съезда в архиерейском доме»), из коих одна якобы была на святителе новгородским Никите во гробу его с 1108 - 1558 г., а другая считается даже за «великокняже-

¹) Название головного украшения епископов митрою (μίτρα) заимствовано из книги Исход. XXVIII, 37; XXIX, 8. В греческой церкви это название не принято, и тому же головному украшению дается наименование: στέφανος, κωρώνα.

²) Древности. Труды Москов. Археол. Общ. т. VII, в. 1, с-тр. 27, прим., Сн. Церковн. Вед. 1902 г. № 43. стр. 1525- 1526, Прав. Собеседн. 1902 г. кн. X, стр. 462—465.

157

скую» шапку 1). Но все эти фактические данные мало убедительны, и на них строить какие-либо выводы довольно трудно. Во-первых, о митре пр. Ефрема, архимандрита Борисоглебского Новоторжского монастыря, прямо можно говорить, что она позднейшего происхождения (чему не противоречат и самые общие описания ее), потому что архимандриты на православном Востоке и доселе не носят митр, а у нас в России некоторых наиболее почитаемых монастырей архимандритов стали награждать митрами лишь с XVI столетия ²). Во-вторых, митра новгородская, в виде синей гродетуровой шапочки, опушенной горностаевым мехом, ныне совершенно изъеденным молью, с вышитыми золотом по синему полю небольшими крестами и двумя херувимами и серафимами с надписями: «херовим», «серафим», и якобы лежавшая на голове святителя Никиты с 1108 по 1558 г., т. е. до времени открытия его мощей, не может быть относима к ХII в. В год открытия мощей святителя Никиты в его гробу найден, между прочим, и находившийся на той же выставке посох из трех жимолостных палочек, с тремя резными яблоками и резными же на моржовой кости, которою украшены его поперечина и верхняя часть, изображениями многих святых и в числе их святumеля московского Петра, ростовского Леонтии и пр. Сергия Радонежского ³). Ясно, следовательно, относить эту принадлежность епископского сана, странным образом попавшую в гробницу, ко времени погребения святителя Никиты мы не можем. Правильнее считать этот посох памятником XV—XVI в. и плодом усердия или архиепископа новгородского Евфимия II (1429— 1458), или даже архиепископа (впоследствии митрополита московского) Макария (1526—1540) ⁴). Приблизительно к этому времени следует относить и занимающую нас митру, чему не противоречат ни форма ее в виде шапочки, ни существующие на ней надписи. Что же касается

¹) Древа. Российск. Государства отд. I, стр. 150, отд. II. стр. 240, Арх. Макарий. Археолог. описание церков. древн. в Новгороде и его окрестностях ч. II, стр. 357—358. м. 1860.

²) А. Дмитриевский. Ставленник. Киев. 1904, стр. 128.

³) Древн. Российск. госуд. отд. I. 157.

⁴) Там же стр. 15.

158

другой шапки, которую считают «шапкой древнею великокняжескою или архиерейскою новгородскою», та она весьма мало имеет общего с указанными выше шапочками-митрами. Эта вторая новгородская шапка деревянная, круглой формы, обложена синим атласом с вышитыми по нем золотом и серебром шелками Деисусом, с двумя ангелами и херувимами, опушена горностаевым мехом внизу и венчается деревянным позолоченным крестом в деревянном круге ¹). По всем признакам это памятник XVII столетия и в число митр архиерейских отнесен по недоразумению.

Но, не смотря на отсутствие твердых фактических данных, на крайнюю их ненадежность, в науке, однако, прочно держится мнение о древности происхождения митры, как головного епископского украшения. Составители «Древностей российского государства», в свое время весьма известные имена в исторической науке и археологии (Солнцев, С. Строганов, М. Загоскин, Ив. Снегирев, А, Вельтман и Оленин) прямо утверждают, что «в числе святительских отличий митра издревле (?) в отечестве нашем служила украшением не только епископов, по даже некоторых архимандритов» (Sic!). Основываясь на выше приведенных сомнительных фактических данных, эти ученые высказывают еще более странное суждение по вопросу о форме, епископской митры. «Между тем как на христианском Востоке, под владычеством латинов и магометан, внешние отличия сана иераршеского подверглись изменению, говорят ученые составители «Древностей российского государства», российская, церковь и под ярмом монгольским удержала их ненарушимо в таком виде, в каком (Sic) они. приняты были от византийской церкви» ²). Профессор-академик Е. Е. Голубинский в своих суждениях по данному вопросу не пошел дальше, высказав не лишенную некоторого остроумия мысль о происхождении формы древнерусской епископской митры. Имея в виду форму нашей древней епископской митры и наименование ее шапкой даже в современном «Архиерейском Чиновнике»,

¹) Там же, отд. II, стр. 24.

²) Там же. отд. I, стр. 122.

159

он в своей «Истории русской церкви домонгольского периода» о «головном покрове» наших архиереев при богослужении, «в древнее и старое время» пишет следующее: «у архиереев наших было принято (вошло в обычай) служить не во всякой скуфье, а иметь для сего нарочитые, именно для богослужения назначенные скуфьи. Так как скуфьи во время богослужения снимались с головы, то, чтобы не класть их плашмя и сплющено, что весьма не представительно, а ставить, начали делать их (богослужебные скуфьи) на твердой подкладке, так что они получили вид шапочек. Шапочки начали делать из дорогих материй, украшай, простыми украшениями и иконами, и таким образом и явились у наших архиереев особые богослужебные шапочки, увеличенные потом до размера шапок, и эти-то сначала шапочки, потом тапки и суть наши нынешний митры. Скуфьи, превращенные посредством подложения твердой подкладки в шапочки, остались таковыми, г. е. малыми шапками до конца XVI в. (напр., митра патриарха Иова 1515 г. в Московской патриаршей ризнице); после этого они несколько были увеличены в размерах и, сохраняя скуфьеобразную форму, стали тапками, как начали и называться» ¹).

Как ни остроумны, однако, приведенные соображения академика Голубинского по вопросу о происхождении епископской митры, мы с этими доводами и соображениями согласиться не можем и стоим на том положении, что митра, как головное богослужебное украшение православных епископов, явление позднейшего времени и древнехристианской практике совершенно неизвестное. За это с убедительною несомненностью говорит тот факт, что древнехристианская иконопись, сохранившаяся до нашего времени, совершенно не знает изображений святителей в митрах. Исключение в этом отношении представляют лишь патриархи александрийские (Афанасий и Кирилл) и епископ тримифундский Спиридоний, имеющие на своих головах первые темного цвета головные повязки ²), а вто-

¹) Истории русской церкви т. I, полов. II. стр. 234—235.

²) Albani. Menologium Graecorum jussu Basilii imperatoris. Urbini 1737, pars. II, pag. 116; Cavalieri. II menolosrio di Bazilio II (Cod. Vatic, greco 1613). Torino 1907 an. t. I pag. 89, t. II p. 239.

160

рой - род невысокой, изборожденной сверху темными полосами, шапочки ¹) или скуфейки. Даже в наших рельефных изображениях святителя Николая можайского мы редко можем видеть главу его, украшенную митрою, а если иногда и имеется митра, то она составляет позднейшую не современную происхождению изображения прибавку. Нам не известны также и на православном Востоке митры епископские раньше XVI столетия. К этому именно времени приурочивает митру—венец скевофилакии лавры пр. Афанасия Афонского, связываемую в предании названной обители с именем ктитора обители, византийского императора Никифора Фоки (963—969), и академик Η. П. Кондаков ²). Это и вполне естественно.

Все дошедшие до нас древнейшие чины хиротоний во епископа церквей греческой византийской, южнославянских и нашей древнерусской совершенно умалчивают о возложении митры на голову хиротонисуемого епископа. Не ведут об этом речи и даже современные нам чины хиротоний во епископа греческой и русской церквей, при

¹) Ibid. р. 116: Ibid. t. I, р. 65: t. II. pag. 239. В житии св. Спиридония прямо говорится, что он имел обыкновение ходить, имея в руках жезл и на голове тиару (τιάραν). Curs. Complet, t. СХVІ. col, 437, 422.

²) «Вполне подобна саккосу (по преданию сомнительного свойства сделанному из военного плаща или мантии императора Никифора Фоки) и даже по нашей догадке, пишет проф. Кондаков, составляет, быть может, одно с ним облачение, митра, будто бы бывший венец того же императора в той же Лаврской ризнице, показываемая всем на праздник 5 июля. Митра современна саккосу или немного позже его сделана. Причина, почему лаврское, монашество остановилось именно на ней в своих желаниях,—чисто греческого свойства,—иметь реальный знак исторической дружбы императора с первым игуменом лавры, заключается в небольшой детали этой митры: по ее низу, также износившемуся, нашит металлический очень грубый и сделанный из позолоченного серебра венчик, на венчик укреплена бляшка в виде орла, украшенная алмазами и бриллиантами. Венчик составлен из листьев, загнутых вдоль козыря, и рисунок их нам показался не имеющим ничего общего с древностью. Не можем поручиться за все подробности своего описания, но даже парча митры показалась нам плохою и позднею, как и вся эта легендарная история прямою басней, изобретенной в прошлом веке для паломников» (Η. И. Кондаков. Памятники искусства на Афоне, Спб. 1002 г., стр. 242.

161

чем у нас, где возложение митры связывается с чином возведения в сан архимандрита, умолчание считается как бы вполне естественным, а в греческой церкви оно объясняется существующим взглядом, что митра не составляет принадлежности епископского сана и дается лишь как бы для выражения особой чести предстоящему в церковном соборе архиерею. На Востоке, при служении патриарха, напр., правом ношения митры остальные сослужащии ему епископы и митрополиты не пользуются. И митрополит равным образом отличается от остальных епископов, предстоящих ему, лишь ношением митры-короны. На Востоке новохиротонисуемый епископ получает митру с головы предстоящего епископа уже в конце литургии, пред пением: «Буди имя Господне», когда он выходит, по принятому обычаю, в трон на середину храма для раздаяния народу антидора, или иногда для произнесения к народу благодарственной и нередко своей програмной первой проповеди—речи, и когда остальные архиереи с предстоящим во главе извлачаются из священных одеяний. О митрах делают упоминание лишь наши чины хиротоний в епископа, митрополита и патриарха XVI—XVII веков, связанные иногда с именами определенных исторически известных лиц ¹), и сохранившиеся до нас чины южнорусских богослужебных памятников ²).

Великий знаток богослужебных обрядов греческой византийской церкви, писатель XV в., Симеон Солунский дает нам самые ясные указания на то, что даже в его время далеко не все епископы украшали свою голову митрами - коронами. Отвечая на вопрос: «почему, кроме александрийского патриарха, архереи и священники служат с открытою головою, и что лучше служить с непокрытою головою», он пишет следующее: «с непокровенною главою все восточные иерархи и священники, за исключением александрийского патриарха, совершают священнодействие не по уничижению какому-либо, но по слову возвышеннейшему, особенно священному, которое богоглаголивый Павел пред-

¹) Акты Исторические. Спб. 1642 т. IV, стр. 1—19.

²) Ркп. 1650 г. Библ. Киево-Софийск. собора № 77 л. 65 об., 66. Снк. л. 34.

162

лагает в научение, называя главою нашего Христа, нас же членами Его, и что должно чтящим нашего главу Христа во время молитвы иметь головы открытыми. И не только поэтому, но и потому, что на открытую голову хиротонисуемый принимает рукоположение, и должен, таким образом, молиться и священнодействовать, как он был рукоположен. Иерарх же в особенности, так как хиротонисуемый имеет на главе богопреданные словеса, т. е. святое Евангелие, а другого покрова в ту пору, когда священнодействует божественнейшие (Тайны), не должен иметь на главе. Но, быть может, кто-нибудь скажет: александрийский патриарх, имеющий на главе священное покрывало (ἱερὸν, ἐπικάλυμμα), и весьма многие другие, по древнему преданию, не поступают ли не благочестиво? Я этого не говорю, ибо у поступающих таким образом (оправданием служит) древнее предание, но лучше—законнейшее. В самом деле, законный (ветхозаветный) архиерей носил на голове кидар (κίδαριν), который и митрою (μίτρα) называли, как и архиереи, надевающие ее, любят называть (οἱ περιτιθέμενοι ἱεράρχα τοῦτο φιλοῦσι καλεῖν) (т. е. в настоящее время). Быть может, они имеют ее по подобию тернового венца Владыки или сударея, находившегося на главе Его. Но, однако же, поелику снимают с себя митру и они в важнейшие времена священнодействия, то этим показывают, что предание блаженного Павла важнее, ибо образ тернового венца изображается пострижением волос на главе посвящаемых, при совершении священной печати... Важнее, конечно, молиться и совершать священнодействие с открытою голевою и не должно этим пренебрегать и в особенности в важнейшие времена» ¹). В ответах Гавриилу, епископу пентапольскому, Симеон Солунский еще раз возвращается к объяснению, почему александрийский патриарх и римский папа совершают богослужение в митре, а прочие архиереи с открытою головою, и указывает для первого основания—в подражании одеянию ветхозаветного первосвященника и в разрешении 3 вселенского собора, дозволившего ему по болезни наде-

¹) Mign. Patrol. Curs. complet, t. 155, col. 716 — 717; Сн. Писан. отцов и учит. церкви, относящиеся к истолкованию пр. богослужения, стр. 23—25.

163

вать на голову «златое увясло» или митру, а для папы римского—в хрисовуле или дарственной грамоте царя Константина папе Сильвестру, и снова доказывает преимущества и важность обычая совершать архиереям богослужения с открытою головою ¹).

Пресловутый Яков Гоар, живший долгое время на Востоке и всесторонне изучавший практику греческой церкви, прямо говорит, что греческие епископы митр не носят» ²). Наш путешественник по Востоку начала второй половины XVII столетия старец Арсений Суханов, описывая хиротонию митрополита вифлеемского Неофита в Иерусалиме, говорит: «а сакка и шапки ему патриарх не дал, потому что все митрополиты у себя служат в сакках, а с патриархом в ризах, а шапок и наедине ни у кого нету, и носить не сметь, кроме патриарха» ³). «Митрополиты все в сакках были, говорится у Арсения Суханова в описании патриаршего служения в великую пятницу, а все без шапок, понеже шапок, кроме патриарха, никто нигде не носит, и нет у них и не бывало. А назаретской митрополит бил челом Государю, будто у него была шайка да изветшала, и чтоб Государь пожаловал велел сделать новую, и ту Государеву шапку назарецкой, приехав, дал патриарху, и сакк совсем один. А в Назарете шапки от начала не бывало и ныне не будет же носить.

«И патриарх взем ее, сказывали, заложил в заклад! И при нас назаретской служил с патриархом и без патриарха без шапки». ⁴) «А шапки святительские не на многих архиепископах и митрополитах, которым от древних благочестивых царей дано, пишет тот же путешественник в сочинении своем: «О чинех греческих вкратце», а прочие (все митрополиты и епископы) без шапок. Архимандрита у них ни одного нет (в шапке)» ⁵).

¹) Ibid. col. 872 -873.

²) Goar. Εὐχολόγιον, ed Venet. 1730, pag. 258.

³) Прав. Палест. сборн. в 21-(т. VIІ в. III) стр. 73; Сн. стр. 263.

⁴) Там же, стр. 82.

⁵) С. А. Белокуров. Арсений Суханов, ч. II, в. I, изд. 2, м. 1894, стр. 114.

164

Епископская митра, как принадлежность богослужебного облечения высшего в иерархии сача, перешла сюда благоволением и по милости христолюбивых «древних благочестивых царей» византийских. Так представляют дело и отцы нашего русского собора 1674 года, рассматривавшие внешние иерархические отличия всех духовных чинов. «Митра, имущая горе креста образ ¹), говорится в актах этого собора относительно патриаршей митры, по подобию), яко имут святейший и гречестии патриархи во священнодействии, по обычаю святые восточные церкви, яко и великий святый Кирилл александрийский по главе златым увяслом обнажися, егда святому и вселенскому 3 собору предстательствоваше; и величашеся, по уставу равноапостольного великого царя Константина, бывшему ко святому Сильвестру и яко Феофилу, александрийскому (правильнее Иерусалимскому) патриарху, царь Василий (976—1025) Багрянородный возложи диадиму, и во церкви украшатися предзакониями повеле» ²). И греческие названия митры — κωρωα и στέφανος, безразлично применяемые и к царской короне и к епископской митре, также говорят нам за то, что епископская митра и царский венец по природе своей однородны. Не удивительно поэтому, что в вопросе о форме, епископской греческой митры мы стоим на почве более твердой, и решение его не представляет для нас больших трудностей.

Не останавливаясь на апокрифическом хрисовуле или дарственной грамоте папе Сильвестру императора Константина Великого относительно права ношения ему и его преемникам при богослужениях митры ³), достаточно для нашей цели иметь в виду факт позднейшего времени о

¹) Митру с крестом на верху в 1686 г. было «попущено» носить у нас в России и Киевскому митрополиту. (Опис. Киев.-Софийск. coбopa, и Киевской иерархии стр. 200 и приб. стр. 101), «ради в той стране обыклости».

²) Арх. Амвросий. История российской иерархии М. 1810 г., ч. J. стр. 328.

³) Убедительные доказательства относительно подложности этого хрисовула см. у покойного профессора-канониста А. С. Павлова в его Сборнике неизданных памятников церковного нрава. Спб. 1898 г., стр. 54—92.

165

пожаловании императором византийским Василием Багрянородным иерусалимскому патриарху Феофилу «во церкви украшатися» диадемою. Факт этот следует рассматривать, как исключительное благоволение к чтимому императором иерусалимскому патриарху Феофилу, выразившееся в передаче ему отличия своего царского сана, как это допускалось другими императорами и по отношению пожалования константинопольским патриархам с своих царских плеч саккоса, поручей, большого омофора или лора и кундур или башмаков с выжитыми на них золотом византийскими орлами ¹) По этому-то и омофор большой, и саккос, и митра не делаются сразу принадлежностью высшего в духовной иерархии сана, а остаются долгое время достоянием лишь некоторых выдающихся своими нравственными и служебными достоинствами духовных сановников—патриархов и митрополитов и при том в особо светлые и великие праздники церкви—на Пасху и Рождество Христово. И только с течением времени, мало-по-малу, эти высокие отличия царского сана уже переходят в постоянное богослужебное одеяние патриархов, а от них к заслуженнейшиим митрополитам и, в конце концов, ко «многим» архиереям, но далеко, однако же, не ко всем. Ношение митры, напр., по словам Симеона Солунского, в его время все же не считалось еще «законнейшим», хотя и признавалось «древним преданием». В ХV в., именно после падения Константинополя в 1453 г., «корона» или «венец» делается неотъемлемым достоянием вселенского патриарха, как главного и единственного блюстителя интересов православия и самой греческой национальности на всем мусульманском Востоке, и от него уже передается и подчиненным ему митрополитам, архиепископам и епископам.

Форму короны или императорского венца имела епископская митра на Востоке в ΧΥΙΓ веке и сохранила ее там до наших дней. «А шапка на нем (т. е. на патриархе иерусалимском Феофане), замечает не без удивления очевидец служения

¹) Об употреблении кундур при богослужении патриархами александрийским и антиохийским говорит Арсений Суханов. (Прав. Палест. Сборн. в. 21 (т. VIL. в. III), стр. 254, прим. 1).

166

этого патриарха с русскими митрополитами и архиепископами в Москве в 1619 году, была безопушки, на черном бархате прибиваны плащи, как коруна, позлащены, да камения сажены, а святых нет, лише наверху вбит крест, да по странам четыре херувима и серафима» Эту форму митры, в виде короны, заказывал для себя на Востоке и любитель греческих обычаев патриарх Никон, митра-корона коего и доселе хранится в Московской Синодальной ризнице ²).

Устанавливая генезис митры-короны с венцом византийских императоров в греческой церкви и в нашей современной, хотя в последней и с некоторыми отступлениями в. духе русской набожности и условий нашего сурового климате, мы, однако, оставляем без ответа вопрос о том, откуда произошла и каким образом создалась наша древне-русская митра-шапка до-Никоновского типа, памятники которой хранятся в той же Московской Синодальной ризнице ³). Оригинальная теория происхождения нашей митры-шапки академика Е. Е. Голубинского, приведенная нами выше,как ни проста и ни естественна на первый взгляд, однако же, она не дает ответа на все вопросы. Если скуфьи не имели места в богослужении и «во время богослужения снимались», то какая настояла необходимость обычной скуфье или шапочке претерпевать все указанные проф. Голубинским метаморфозы, чтобы принять позднейший вид служебной митры-шапки и получить на себе те дорогие священные изображения, осыпанные драгоценными камнями, какие мы на них находим. Теория эта приемлема при одном только предположении, если допустить, что шапки-митры употреблялись нашими епископами вне храма, во время крестных ходов и торжественных процессий по городу и за его черту. При суровых климатических условиях нашей

¹) Чтен. общ. и истор. древн. при Москов. университете 1883 г. кн. II, отд. II, стр. 166.

²) Христ. Чтен. 1881, № 11—12, стр. 795, прим. 1; Арх. Савва. Указатель Москов. патриаршей ризницы М. 1863 г. под. 4, стр. 15—16 и табл. III, рис. 25—27; Древн. росс. государства М. 1849, отд. I, стр. 124—132.

³) Арх. Савва. Указатель Москов. патриарш. ризницы стр. 13 табл. V св. 22.

167

страны шапки-митры, устроенные из парчи, алтабаса, изорбафа и других дорогих материй, на ватной атласной подкладке, опушенные горностаевым мехом для теплоты ушам и украшенные дробницами и священными изображениями, могли с громадным удобством заменить клобук или служебную скуфью. Такие шапки-митры из вне-богослужебного употребления, благодаря ценности и обилию на них священных украшений, могли свободно сделаться и церковною утварью, перейти легко в богослужебное употребление особенно в наших холодных храмах, при ужасающих северных морозах. Но эта теория все же не объясняет происхождение формы древнерусской шапки-митры. Сходство с ее богослужебною скуфьей действительно весьма слабое. Присматриваясь внимательнее к форме нашей митры-шапки в сохранившихся памятниках нельзя не заметить их разительного сходства с формою древних великокняжеских шапок, как они нам известны по старинным иконным изображениям святых князей Владимира, Бориса, Глеба и др. ¹). Этим сходством великокняжеских шапок с шапками-митрами наших епископов и следует объяснять тот факт, что русские археологи одну из шапок Софийской Новгородской ризницы описывают так: «шапка древняя великокняжеская или архиерейская новгородская» ²). Отсюда, по нашему мнению, вытекает логическим путем предположение: не произошло ли, и в самом деле, с нашею митрою-шапкой то же, что случилось на Востоке с митрою-короною? Если последняя свою форму целиком позаимствовала из императорской короны позднейшего времени, то не имела ли своим прототипом и наша митра-шапка великокняжескую шапку, или, говоря иначе, не была ли эта великокняжеская шапка великодушным даром с своей головы наших набожных князей достойнейшим из наших архиереев?

¹) Древности. Вестн. археол., издаваемый М. археол. обществом 1867, январь—февраль, стр. 3—4, рисунки I, 2 и особенно 3 и 4; Древн. российск. государств. отд. II, стр. 47.

²) Древн. росс. государства отд. II, стр. 24; отд. I, стр. 150; арх. Макарий. Археолог. опис. церковн. древностей в Новгороде и его окрестностях. М. 1860, ч. II, стр. 358.

168

Но как бы мы ни объясняли происхождение нашей древнерусской митры-шапки, мы никоим образом не можем согласиться с тем предположением проф. Голубинского, что «греки заимствовали от нас тапки в XVI в,. придав им форму венцов или корон своих императоров, какую имели эти последние в позднейшее время, предшествовавшее взятию Константинополя турками» ¹). Известное нам свидетельство писателя XV в. Симеона Солунского, что в его время не только патриархи, но и «весьма многие другие архиереи (ἇλλοι πλεῖστοι)» ²) носили митры. Митра, называемая венцом императора Никифора Фоки в ризнице лавры пр. Афанасия на Афоне, и митра на патриархе Феофане в 1619 году, по описанию современника-очевидца,— все это категорически говорит нам за то, что форма митры-короны уже выработалась давно в Византии, и эта форма с нашею шапкой-митрою имела весьма мало сходства, о чем ясно свидетельствует недоумение и изумление современников, видевших митру-корону на иерусалимском патриархе. Феофане, не похожую на нашу митру- шапку.

Мы не отрицаем, что восточные иерархи, приезжавшие к нам на Русь за милостынею в ΧVΙ -XVII веках, охотно принимали от наших царей, патриархов и епископов в подарок шапки-митры и даже просили о присылке таковых подарков ³), но сами они ими не пользовались при богослужении, в виду их неудобств по климатическим и другим причинам, и сбывали их в продажу или в залог иногда даже жидам, которые выбирали из них ценные украшения и отбрасывали остальное, как ненужный хлам ⁴).

А. Дмитриевский.

¹) История русской церкви г. I, пол. II. стр. 233.

²) Mign. Patrol. Curs. complet, t. 155. col. 717.

³) Константинопольский патриарх Иосаф II в 1557 году просил царя Ивана Васильевича прислать ему новую митру для патриаршего служения. (Сношения России с Востоком по делам церкви. Спб. 1853, ч. I, стр. 88, 100. Сн. Прав. Пал. Сборн. в. 21. стр. 73. 263).

⁴) Греч. дела в архиве минист. иностр. дел св. 33, дело № 16; Прав. Палест. Сборн. в. 21 (т. VII. в. III) стр. 82.