Успенский И. И. Деятельность св. апостола Иоанна Богослова в Малой Азии

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Христианское чтение. 1879. № 9-10. СПБ.

И. И. Успенский

Деятельность св. апостола Иоанна Богослова в Малой Азии.

Характер человека, определяя собою его деятельность, может подлежать постороннему наблюдению не иначе, как в той же самой деятельности, в которой он проявляется и которую он определяет. Чтобы обрисовать характер ап. Иоанна, мы должны поэтому обратиться к тем немногим чертам проявляя его характера, которые представляют нам некоторые книги новозаветного Писания, а также те отдельные факты из его жизни, которые сохранило нам предание.

Между всеми учениками Христа ап. Петр был особенно близок к Иоанну ¹). Но несмотря на такую близость, на такую тесную связь Петра и Иоанна, ни с кем так не расходился Иоанн по своему характеру, как с Петром; поэтому, чтобы рельефнее обрисовать характер ап. Иоанна, мы предпошлем небольшую характеристику ап. Петра.

Ап. Петр был человек дела, но дела быстрого, моментального,—дела минуты и увлечения; он не анализирует мотивов, не взвешивает последствий, а под влиянием минутного впечатления извне моментально решается на действие и быстро приводит его в исполнение; он, видя Господа, не задумываясь бросается в море; видя стражу, окружившую его Учителя, быстро вынимает меч и отсекает рабу ухо; он готов идти на смерть по одному слову Христа. Но как быстро приходит эта отважная решимость, также быстро она исчезает; впечатление не дей-

¹) Лук. XXII, 8; Ев. Иоан. XIII, 24; ХVIII, 15; XX, 7,20; Деян. III и VIII.

246 —

ствует больше на глаз, не слышен более голос Учителя, нет внешнего возбуждения, — нет уже и той решимости, Петр является даже боязливым. Первый из учеников со свойственной ему решимостью и энергичностью ап. Петр называет Спасителя Христом, Сыном Бога живого; вскоре же затем он „прекословит“ Господу, когда Господь возвестил своим ученикам о необходимости своих страданий и смерти: „будь милостив к себе, Господи, говорит Петр, да не будет этого с Тобою“ (Мф. XVI, 22); он, готовый идти на смерть за Христа, отрекается от Него пред рабою придверницей (Иоан. ХVIII, 17) и пред другими рабами и служителями, отрекся от Него даже пред тем самым Малхом, которому он за несколько часов пред этим отсек своим мечем правое ухо. Словом, ап. Петр был человек мгновенно и весь воспламенявшийся, но только тогда, когда дана внешняя искра для воспламенения; внутреннего и постоянного так сказать огня душа Петра в себе не заключала. Петр готов решиться на всякий подвиг, на великое самопожертвование за факт, за очевидность, за осязаемое; к внутренней и последовательной работе самосознания, к логическому убеждению в истине, развивать одну мысль, стремиться к одной цели от начала до конца — Петр был неспособен; он не наблюдает явления, не анализирует его, а непосредственно отвечает на него так или иначе; прошло впечатление, нет больше толчка извне, Петр уже не решается на дело; поэтому он нетерпелив, он не может ждать, как другие, разъяснения, кто предаст Иисуса, и делает знак Иоанну спросить об этом тотчас, же. Отсюда в характере Петра заключаются такие неровности, колебания, непостоянство и в его поступках такие резкие противоположности. Только воскресение Христа и благодать Св. Духа, сошедшего в 50-й день, изменили Петра. Со всею энергией, пред бесчисленным собранием народа в Иерусалиме в 50-й день, громким голосом Петр проповедует Христа, наконец мученически умирает; и этот же Петр „лицемерил“ пред обрезанными (Гал. II, 12, 13), опасался есть с язычниками при иудеях.

247

Таков был ап. Петр и совершенным контрастом ему является ап. Иоанн. Особенно выдающимися чертами Иоанна можно назвать наблюдательность и восприимчивость ко внешним впечатлениям вместе с тихим, но сильным и глубоким чувством; дело является у Иоанна всегда после долгого размышления. Внешние впечатления принимаются Иоанном не так, как Петром; не порывистые и моментальные действия Петра следуют за ними у Иоанна, а всесторонняя их наблюдательность, точная их восприимчивость и тихая в глубине души переработка их. Иоанн наблюдает каждое слово, каждое движение, подмечает едва заметное, обращает внимание на ничтожное и всему дает смысл и значение. Отдавшись всецело Христу и будучи любимым его учеником, ап. Иоанн между тем не выдвигается вперед, не спрашивает, как Петр, о том или другом у Иисуса и не отвечает на вопросы Его; он не спрашивает, не нужно ли быстро построить палатки на Фаворе, не вынимает меча из ножен, чтобы защитить Христа, — Иоанн далек от таких порывистых действий. Он тихо и спокойно наблюдает: что делает Христос, что говорит его Возлюбленный, что Он чувствует, как относится к тому или другому поступку и явлению; он, всецело предавшись Христу, весь погружается в Его созерцание; он замечает каждое движение своего Учителя, ловит каждое слово Его, дававшие решение его заветным вопросам; он не забывает ни места, где сидел его Учитель, ни времени, когда Он сказал то или другое; он все воспринимает и твердо хранит в своем сознании. Отсюда-то объясняется, что в душе и воспоминании этого апостола целые глубокие беседы Христа и с Его врагами, и с друзьями, до мельчайших подробностей, сохранились ясно и отчетливо, как показывает нам его Евангелие. Иоанн помнит час, в который он в первый раз удостоился видеть и слышать Христа (Иоан. I, 39); он помнит, как Христос „утрудился от пути“, когда и где сел Он отдыхать. „Та высота и величие Христа, говорит Эбрард, как они представляются нам в четвертом Евангелии, не были конечно совершенно закрыты и для других учеников, но только

— 248 —

Иоанн был способен воспроизвести их так полно и определенно. Всякий конечно может видеть и чувствовать красоту природы и наслаждаться ею, но не всякий в состоянии воспроизвести эту красоту на полотне или в слове. Иоанн был именно по своей природе этим живым зеркалом, которое могло не только принять в себя, но и опять отразить весь блеск, все сияние Господа“ ¹). Другие апостолы и священные писатели сохранили в своих повествованиях из дел и речей Господа большею частью то, что производило только сильное впечатление на внешнее чувство, что особенно поражало зрение, что имело особенный так сказать эффект. Нагорная проповедь пред громадной массой народа с высоты Галилейской горы осталась памятна синоптическим евангелистам, но незначительный по-видимому разговор Христа с самарянкой около колодца вне селения, во время утомительного пути, остался для них незамеченным и прошел бесследно; только Иоанн со всею внимательностью прислушивался к подобным беседам Христа и только он узнавал из них, не менее, как и из торжественных речей, все величие и славу своего Учителя. Но обладая такой наблюдательностью и восприимчивостью, ап. Иоанн мог, как и понятно, в точности сохранить и передать свои наблюдения. „Он не художник, говорит Эбрард, не поэт, а только верный, точный наблюдатель; у него нет искусства в построении картин, в сочетании частей, нет закругленности и законченности в целом,—просто и точно передает только то, что он видел и слышал“ ²). Таков склад ума ап. Иоанна по отношению к данному вовне. Но будучи в высшей степени наблюдательным и восприимчивым ко всему окружающему, ап. Иоанн не был в тоже время практиком, как ап. Петр; Иоанн был человек сосредоточенный, замкнутый в самом себе, в котором созерцание, внутренняя деятельность самосознания брали решительный перевес над внешней деятельностью. Весь богатый запас наблюдения, становясь собственностью

¹) Real Encykl. VI Th. Art. Soh. d Apostel.

²) Real Encykl. Ibid.

— 249 —

душевной жизни, вызывал ап. Иоанна не на кипучую практическую деятельность, а на внутреннюю, последовательную и постепенную переработку этого самого материала. Отсюда понятно, что Иоанн не борется с окружающим, не приспособляется к нему, не входит с ним в какой-нибудь практический компромисс, а вследствие особенной своей созерцательной природы дает всему свой особенный смысл и значение, когда это оказывается возможным,—или же совершенно отворачивается от всего, что только вызвало на борьбу, и все это прямо отвергает, как враждебное. Рожденный и воспитанный в иудейских понятиях и воззрениях, ап. Иоанн не отвергает их совершенно и сделавшись апостолом Христа, а переносит их в новую религию; давая им новый, соответствующий христианству смысл и значение; встретившись с еретиком Керинфом, он не вступает с ним в борьбу, а бежит от него, как от „бездельника“.

Что касается собственно характера ап. Иоанна, то в этом отношении он принадлежит к типу тех людей, которые, поставив себе известную задачу или держась того или другого воззрения, со всею логическою последовательностью проводят их до конца. Такие люди владеют именно тем, что называется целостностью и полнотой характера. Раз избрав себе путь, они уже не сворачивают с него, не колеблются в ту и другую сторону, а идут прямо до самого конца, куда бы эта дорога ни вела: тот или другой конец ее —но непременно конец,—средины нет для такого характера. Философствуют ли такие люди, или стремятся к чему в практической жизни, везде и во всем у них полнота, безраздельность и всецелая последовательность. К такому именно типу принадлежит характер и ап. Иоанна. Как сын благочестивой Соломии, матери, полной веры и надежд на пришествие обетованного Мессии, ап. Иоанн еще с детства жил тою же верою и теми же надеждами и, раз направленная по этому пути, его природа влекла его по нему дальше и дальше. Будучи сыном зажиточного рыбака—Зеведея, семейство которого так живо относилось к заветным надеждам своей религии, Иоанн без сомнения получил хорошее по тогдашнему времени религиоз-

250 —

ное образование и был хорошо знаком с ветхозаветным законом и пророками; в них-то жаждущая душа Иоанна сначала искала удовлетворения на тревожившие ее вопросы. Но когда затем раздался голос живой проповеди Иоанна Крестителя, Иоанн спешит к нему и примкнул к нему со всею энергией своей восприимчивой души. Но когда наконец Предтеча указал на Пришедшего и сказал: се Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира, тогда Иоанн с той же решимостью воли присоединился к Иисусу. Сделавшись учеником нового Учителя, последовав за давно ожидаемым Мессиею, Иоанн не колеблется подобно Петру, а с каждым днем все сильнее и теснее соединяется с Ним и наконец всецело Ему отдается, безраздельно погружается в Него всем своим существом, всецело переносит на Него всю полноту своего чувства. Отдавшись безраздельно Иисусу, слившись с Ним во едино, Иоанн всех, кто также любил и был предан Иисусу, как он, кто также сливался со Христом, любил нежно подобно тому, как мать любит тех, кто ухаживает и ласкает ее детей. Нужно припомнить только рассказ Климента Александрийского о том, как старец-Иоанн стоял на коленях пред юношей разбойником, как целовал его руки, готов был умереть за то, чтобы сделать этого юношу истинным последователем Того, Кто был всем для Иоанна. Напротив, все, противное Христу, вонзает нож в сердце Иоанна и он, тихий кроткий голубь, готов разъяриться подобно львице, у которой отнимают ее детеныша; при виде врагов Иисуса он становится в этом случае сыном громовым. Видя человека, который изгоняет бесов именем Иисуса, но который не следовал, как он, всюду за Ним, Иоанн запрещает этому „чужому“ так сказать человеку пользоваться дорогим для него именем; или, когда жители одного селения самарянского не хотели принять Иисуса—его Иисуса!—он готов свести на них огонь с неба; он не может выносить присутствия еретика Керинфа, смотревшего на Христа не так, как он Иоанн. Словом ап. Иоанн, будучи от природы человеком чувства, обнимает своим чувством весь предмет, на который оно устрем-

— 251

лено, обнимает со всею силою и навсегда, всецело и безусловно.

Та же последовательность и решительность, при преобладании в его природе созерцательного элемента над практическим, заметна и в вероучении ап. Иоанна. Для него и здесь существуют только два положения—за и против, третьего он не знает, переходных моментов не признает: свет и тьма, истина и ложь, добро и зло, временное и вечное, или полная жизнь во Христе и безраздельная любовь к Нему, или совершенное отречение от Него. Ап. Иоанн излагает свое мировоззрение с самого первого мыслимого, момента, от вечности, от „начала“ и доводит его до другого противоположного конца, до той же вечности; наблюдая настоящее, временное, он не останавливается на нем как ап. Павел, а переносит свой взор к обоим концам этого временного—к вечному в прошедшем и к вечному в будущем. Точно также, говоря о спасении, ап. Иоанн не анализирует, как ап. Павел, усвоения этого спасения каждым отдельным человеком, не занимается субъективной стороной спасения, а говорит об основе этого спасения, о его объективной стороне, насколько оно дано во Христе; поэтому мы не встречаем у него терминов для обозначения переходных моментов от жизни греховной к жизни во Христе, каковы напр. призвание, оправдание, обращение, освящение,—ап. Иоанн говорит о всецелой преданности Христу, о полноте жизни в Нем; самое спасение поэтому рассматривается им не так, как оно совершается в каждом человеке, а как совершенная победа света над тьмой,—и грех, не как слабость и поврежденность человеческой природы, а как зло, как начало, совершенно противоположное добру.

При таких естественных свойствах, при своей восприимчивой, созерцательной природе, при своей строгой последовательности, ап. Иоанн не был способен к энергической проповеди среди иудеев, как ап. Петр, или среди язычников, как ап. Павел, который для иудея был иудей, для язычника—язычник и который с неутомимым терпением и снисходительностью преодолевал слабости и заблуждения первых членов Церкви. По-

252

этому мы видим из книги Деяний Апостольских, что хотя ап. Иоанн является всюду вместе с ап. Петром, но он следует за ним молча: везде и говорит, и проповедует, и спрашивает хромого и отвечает на суде — Петр. Поэтому-то ап. Иоанн посылается в Самарию, когда уже там ранее проповедывал слово Божие Филипп; поэтому также, несмотря на то, что Иоанн был столпом Церкви, никто из спорящих сторон в первенствующей Церкви не ссылался на него, на его учение, на. его проповедь; он является среди этих споров и недоразумений только наблюдателем и примирителем. Такой характер, как характер Иоанна, был необходим для поддержания уже основанной Церкви в целости и чистоте. Возвышенное призвание и назначение ап. Иоанна состояло не в том, чтобы класть основание, расширять границы Церкви, но вести к совершенству тех, которые уже вступили в Церковь, сохранят от искажений истины меры и от повреждений чистоту христианской нравственности. Поэтому главная деятельность ап. Иоанна началась только тогда, когда Церковь Христова получила прочное основание, приобрела последователей и там и здесь,—и среди иудеев, и среди язычников и когда, по смерти других апостолов и главных ее деятелей — апостолов Павла и Петра, она нуждалась среди бед и напастей внутренних и внешних не в распространении и расширении, а во внутреннем твердом порядке и организации. Эта-то деятельность ап. Иоанна и относится ко времени его пребывания среди малоазийских церквей, получивших свое прочное снование и утверждение от ап. Павла. Церковь, основанная Христом, построенная Павлом и Петром, была озаглавлена и доведена до своего совершенства ап. Иоанном, от него получила свой блеск и красоту, свое стройное единство и чистоту. Чтобы проследить поэтому деятельность ап. Иоанна, как учителя, нам необходимо обратить внимание на те условия, в каких находилась в то время Церковь, на те влияния, каким она подвергалась, словом—на те обстоятельства, при которых совершалась и которыми вызывалась рассматриваемая деятельность ап. Иоанна.

Время деятельности ап. Иоанна в Малой Азии можно опреде-

253 —

лить, как время, полное всякого рода опасностей, угрожавших Церкви и совне и изнутри ее самой, — опасностей, среди которых ап. Иоанн является то верным другом, заботливым отцом, „братом“ верующих, как он сам себя называет в Апокалипсисе, словом единственным утешителем христиан в их бедах и скорбях во время всевозможных напастей, давлений и нападений извне, — то мудрым руководителем их, опытным кормчим, ведущим свой духовный корабль к тихой и блаженной пристани по бурному морю волнений и страстей, среди подводных скал и опасных мелей, является добрым и преданным пастырем, охраняющим свое любимое словесное стадо от набегов диких хищников и кровожадных волков, появлявшихся в недрах самой Церкви.

В малой Азии, ко времени деятельности ап. Иоанна, подобно тому, как это было там и в позднейшее время, совпало много обстоятельств, возбудивших жаркие и сильные преследования христиан. То фанатическая ревность языческой массы за старое, отживавшее свой век идолопоклонство, то опасность со стороны тех, занятия которых так или иначе были связаны с языческим культом и интересы которых могли пострадать от распространения христианства, то ненависть и злоба иудеев, этой „синагоги сатаны“, которые во множестве рассеялись по малой Азии после погрома в 70 году и которые сами злословили и унижали христиан всевозможным образом, старались возбудить против них и языческое население, то частые гражданские войны и народные бедствия—необходимые спутники войны, которые также помогали тому, чтобы еще сильнее возбудить народную ярость против христиан—врагов язычества и языческих богов, в чем языческая чернь охотно видела причину их бедствий, то наконец официальные преследования христиан со стороны гражданской власти, начало которым положил жестокий Нерон и которые возобновились при подозрительном и мрачном Домициане: все это было направлено против молодого, неопытного общества христиан, все это давило, теснило и унижало последователей Христа, проливало их кровь, заключало в темницу, обезглавливало

— 254 —

и умерщвляло. Но кроме этих внешних опасностей существовали не менее грозные опасности и внутри самой церкви, в которой появились „лжеапостолы и лжепророки“ (Апок. II, 20), Николаиты и Валаамиты „любодействовавшие и развратные“ (—II, 2). Таким образом язычество, иудейство и ереси самих христиан—вот те враги, заблуждения и соблазны, которые окружали церковь со всех сторон, стесняя и сдавливая ее и извне и изнутри. „Трон сатаны“ (θρόνος τοῦ σατανα Апок. II, 13), „синагога сатаны“ (συναγογὴ τοῦ σατανα—II, 9) и глубина сатаны (—II, 24), все злое, сам диавол во всеоружии с дикой злобой и яростью напал, как некогда на Христа, так теперь на Его последователей. Утешить одних, поддержать других, предохранить от падения третьих, изгнать уныние и страх пред ужасами народной злобы, ободрить и вселить мужество в виду проливающейся крови, темницы и смерти, наконец предохранить верующих от заблуждений и соблазнов—было первою задачею апостола любви—Иоанна. Когда бы ни был написан Апокалипсис, при Нероне или Домициане, не смотря далее на пророческий характер этой книги, имевшей и имеющей изобразить будущую судьбу церкви и всего мира,—написание Апокалипсиса имело ближайшею практическою целью именно утешить верующих среди нападений и бед, показать им, что эти бедствия на земле неизбежны, что эта борьба зла и тьмы с добром и светом, начатая давно древним змием, будет существовать до последних времен; но что эта борьба—не вечная, победа над дьяволом, начатая в воскресении закланного Агнца, завершится полным и окончательным торжеством добра и света над злом и тьмой, что царству антихриста и всему антихристианскому настанет конец и тогда-то: „Бог отрет всякую слезу с очей их—верующих и смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет“ (Апок. XXI, 4); только не нужно отчаиваться теперь, не нужно падать духом, уступать требованиям насилий, а нужно твердо стоять в истине с полной надеждой на лучшее будущее, преодолевать все искушения, мучения и идти на самую смерть, потому что только устоявший в истине будет иметь право на древо жизни (—ХХII, 14), только побеждающий

— 255 —

наследует все (—XXI, 7) и будет гражданином нового Иерусалима, города святого; «боязливых же, и неверных, и скверных, и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою» (Апок. XXI, 7. 8).

Но кроме этой, отрицательной так сказать задачи—утешать верующих среди несчастий, деятельность ап. Иоанна как учителя имела главною своею задачею сторону положительную, именно: научение верующих истинной вере и истинной христианской жизни. Выше мы заметили, что кроме внешних врагов верующим грозили внутри самой Церкви более гибельные опасности; среди самого христианского общества появились враги хищные, „лютые волки, не щадящие стада“ (Деян. XXI, 29), явились лжеучители, которые под видом истины разливали в умах и сердцах верующих ложь, вместо живой воды предлагали смертельный яд и вместо жизни вечной и сами гибли, и других влекли к вечной погибели. Те разногласия и заблуждения и в делах веры, и в христианской жизни, которые начали появляться в Церкви еще при жизни апостолов Павла и Петра и против которых боролись еще эти апостолы, на ниве Церкви Христовой глубже и глубже пускали свои корни, разрастались все далее и далее, так что к концу I -го столетия выступили во всей своей очевидности, дошли до своих крайностей и таким образом в самой основе, в самых принципах подрывали и истинную веру и чистую христианскую нравственность. Охранять Церковь от этих заблуждений, отделять пшеницу от смертоносных плевел, вести Церковь путем истинной веры и жизни к совершенству, рассеивать мрак и вносить всюду свет, спасать церковь от лютых волков и вести ее к древу жизни, не допустить ее до падения в бездну, до погибели, а возводить ее до небесного Иерусалима, соделать верующих истинными чадами Отца небесного—такова была задача деятельности ап. Иоанна, как учителя, с ее положительной стороны, и эта задача действительно была достигнута и привела к желаемым результатам. Эта учительская деятельность ап. Иоанна имела весьма важные

— 256 —

последствия,—плодами ее питалась и теперь питается Церковь и все христианское сознание, в произведениях Иоанна Церковь во все время своего существования находила несокрушимый оплот против всех нападений; против истин, высказанных в евангелии Иоанна, не устояло ни одно ни древнейшее, ни позднейшее заблуждение. . . .

Чтобы ближе и подробнее охарактеризовать деятельность ап. Иоанна, как учителя верующих, чтобы поэтому определеннее представить те заблуждения, которые волновали Церковь во время малоазийской деятельности ап. Иоанна и вызвали эту самую деятельность, мы считаем необходимым проследить коротко самый генезис этих заблуждений и показать, при каких условиях они достигли того развития, в каком мы находим их во время деятельности ап. Иоанна.

Семя в притче о Сеятеле, как известно, падало на неодинаковую почву, падало на землю добрую и на каменистую, падало при дороге и среди терний, и потому там принесло плод, здесь хотя и пустило росток, но засохло, при дороге совсем было потоптано, а среди терний заглохло. Семя проповеди апостольской точно также падало на самую разнообразную почву и принесло также неодинаковые плоды; в одном месте евангелие царствия Божия искренно принималось, в другом и семя и сеятели отвергались и попирались ногами, в ином хотя и принималось, но не прочно, в ином же оно падало хотя и на влажную почву, но среди терний, под влиянием которых оно потеряло свой первоначальный вид, свою чистоту, оплеталось со всех сторон чуждыми ему по природе растениями и наконец совсем было заглушаемо. Эти терния, среди которых падало семя евангельской истины, были те разного рода заблуждения, которые коренились в извращенном иудействе и в язычестве и с которыми христианская истина по необходимости должна была прийти в соприкосновение. Христианство, как известно, вырастало и распространялось среди иудейства и язычества, все члены Церкви первого христианского поколения родились и воспитались под влиянием или иудейских или языческих понятий и воззрений, пре-

— 257

даний и предрассудков. Естественно, что с принятием новых истин и принципов, новых начал жизни и деятельности, ни иудей, ни язычник не могли совершенно отказаться от обычаев и предрассудков своих отцов, не могли, вступая в новую жизнь, всецело отрясти прах старой жизни от ног своих. Но, не отказавшись от старого и считая его еще дорогим и заветным для себя, и принимая учение и веру новые, несогласные с старыми понятиями и преданиями, такие христиане, как и понятно, только на половину были христианами, на половину же или иудеями или язычниками. Таково и было большинство христиан первых десятилетий апостольской церкви. Так иудеи, тесно и органически связанные, с священными преданиями. своих отцов, так дорожили ими, что и с принятием христианства не могли подумать, чтобы ветхозаветная религия и обряды,-данные самим Богом, могли погибнуть и потерять свое значение. И вот еще в начале апостольской проповеди выдвигается в Иерусалиме партия христиан иудействующих, которая хотя признала Христа Спасителем как иудеев, так и язычников, но думала, что иудейство составляет необходимый переходный пункт к христианству и настаивала поэтому на необходимости соблюдения всех обрядовых ветхозаветных постановлений и обрезание считала необходимым условием вступления язычников в Церковь. Таким образом эта консервативная так сказать партия христиан— партия законников смотрела на христианство только как на продолжение иудейства, как на дальнейшую ступень его развития. Но подобно иудеям и язычники, вступая в христианство, не могли оставить своих прежних воззрений, прежних начал жизни, а потому и среди христиан из язычников новые христианские начала жизни и мысли встретили против себя реакцию. Но так как партия христиан „язычествующих“ руководилась в прежней языческой жизни совершенно иными принципами и правилами, чем иудеи, и, тогда как последние рабски следовали за буквой закона, первые не признавали никаких авторитетов и ограничений своей свободе и произволу, то естественно, что и со вступлением в христианство язычники приходили к иным резуль-

— 258 —

татам и выводам, чем христиане из иудеев. Как эти все дело спасения со стороны человека ставили в зависимость от рабского исполнения закона и обрядов, так те, наоборот, не хотели знать никакого закона, никакого авторитета и все дело спасения полагали в одной вере в искупительные заслуги Христа. Эту либеральную так сказать партию христиан мы находим в обществе Коринфском, где многие, услышав учение ап. Павла о вере оправдывающей, о свободе христианской и об отменении закона, как мертвой, неподвижной буквы, и не поняв всей глубины этого учения, стали злоупотреблять им, довели его до крайностей и воспользовались им только для того, чтобы оправдать им свою распущенность, свои страсти и привычки к грубым, чувственным удовольствиям. Сам ап. Павел строго порицает Коринфских христиан за такую распущенность (1 Кор. V и VI гл.), неоднократно и настойчиво отрицает выводимые из его учения о свободе заблуждения и крайности (Римл. III, 8; VI, 1). Не менее Павла и ап. Петр и Иаков восставали против этого ложного понимания свободы и одностороннего понимания оправдания чрез веру (1 Петр. II, 11. 16; Иак. II, 14). Таким образом мы видели, что заблуждения рассмотренных нами партий и борьба между ними сосредоточивались главным образом на вопросе об условиях субъективного спасения, касались стороны практической в христианстве; богословие же в строгом смысле, именно учение об основе самого спасения — о Христе Спасителе и Искупителе, ни той, ни другой партией не затрагивалось, по крайней мере до тех пор, пока партия иудействующих не выродилась в эвионитство, а язычествующая не смешалась с гностицизмом.

Но кроме этих заблуждений на почве практически-христианской, еще во время деятельности апп. Павла и Петра, в Церкви начинают появляться заблуждения характера теоретического, заблуждения, высказываемые не в таком или ином понимании христианских начал жизни и деятельности, а в искаженном понимании самых основ христианства, не в таком или ином определении субъективных условий спасения, а в ложном понимании самой сущности спасения и его Виновника-Христа. Но как те заблуждения, так

— 259 —

и эти, развиваясь на почве христианской, имели свое основание в том же иудействе и язычестве, с тою только разницею, что первые, нами рассмотренные заблуждения высказывались людьми практическими, искавшими в христианстве решения практических задач жизни и деятельности, тогда как заблуждения последнего рода—теоретическия развивались теоретиками, искавшими в христианстве решения разных философских вопросов и в самом христианстве видевшими новую философскую систему. Это были именно христиане, вышедшие или из иудейских сект: саддукейства и ессейства, или из языческих философских школ: стоической, эпикурейской и неоплатонической, или вернее из смешения иудейских элементов с философскими, каковое смешение началось, как известно, еще задолго до Р. Христова. Если практические заблуждения, как мы видели, приводили к странному номизму или к антиномизму, то теоретические заблуждения приводили к гностицизму, который, смотря по преобладанию в нем или философско-иудейских или философско-языческих воззрений и представлений, носит название или иудействующего или язычествующего гностицизма. К гностикам иудействующим принадлежали колосские и ефесские лжеучители, которых обличает и от которых предостерегает христиан ап. Павел в своих посланиях к Колоссаям, Ефесеям и в посланиях к Тимофею. Заблуждения этих лжеучителей ап. Павел прямо называет γνώσις (1 Тим. VI, 20) — знанием, предметами которого служили разного рода „басни и родословия бесконечные“ (1 Тим. I. 4), т. е. „разного рода, предания позднейшего иудейско-мистического учения о временах патриархов, генеалогические исследования, тонкие изъяснения закона и аллегорические толкования библейских сказаний“, как объясняет Шафф ¹). Сообразно с этими преданиями и толкованиями, как колосские, так и ефесские лжеучители имели особенный взгляд на ангелов, как на посредников между непостижимым Богом и миром и воздавали

¹) Начало ересей в церкви христ. пер. с немецк. Пр. Об. 1861 г. VI т. стр. 470.

— 260 —

им особенное поклонение. Без сомнения, говорит Деллингер ¹) по поводу ангелологии рассматриваемых нами лжеучителей,—без сомнения при этом было унижено и достоинство Христа, на Которого они смотрели, как на одного из пророков, и Которому открылся один из этих мирообразующих ангелов, и именно ангел низшего порядка, так как Павел здесь особенно рельефно выставляет величие Единородного ²). Таким образом, очевидно, что иудействующий гностицизм, подобно тому, как и вышерассмотренная нами строго-иудейская партия христиан, смотрел на христианство, как на тоже иудейство, и на Иисуса Христа, как на пророка, руководимого в своей жизни и учении одним из высших духов. Против этих лжеучителей особенно боролся ап. Павел, который заблуждения их называет „учением бесовским“, „лжеименным знанием“ (1 Тим. IV, 1, 2; VI, 20), „негодным пустословием и прекословием“, „баснями“ д который противопоставлял этой „философии и пустому обольщению“ (Колос. II, 8; 1 Тим. I, 2, 4) Иисуса Христа, Который есть „полнота всякого знания, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения“ (Колос. II, 3), Который не “есть один из высших или низших ангелов, но „в Нем обитает вся полнота Божества телесно“ (Кол. II, 9), „Который есть Глава всякого начальства и власти“ (—II, 9, 10; ср. Ефес. I, 21).

Язычествующий гностицизм, как и иудейский, искал спасения в высшем знании, что можно видеть из послания ап. Павла к Коринфянам, среди которых именно обнаруживались задатки язычествующего гностицизма. Именно в 1 -м послании ап. Павел пишет: „все мы имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает; кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает, как должно знать“ (І Кор. VIII, 1, 2. ср. II, 2). К отличительным особенностям как этих—коринфских лжеучителей, так и язычествующих гностиков в Ефесе принадлежит отрицание воскресения мертвых (1 Кор. XV гл. 2 Тим. II, 18). Нужно думать, что те же лжеучители докетически смотрели на Хри-

¹) Christ und Kirche, s. 128.

²) Ефес. I, 21, 22.

— 261 —

ста и отрицали также Его воскресение, о чем можно заключать из того, что ап. Павел с особенною выразительностью напоминает Коринфянам историю страданий, смерти и воскресения Иисуса Христа и явлений Его по воскресении апостолам и верующим (1 Кор. XV, 3—13). Точно также и в послании к Тимофею не без особенной цели тот же апостол указывает на происхождение Христа от семени Давида и на Его воскресение из мертвых: „помни Господа Иисуса Христа от семени Давидова, воскресшего из мертвых“ (2 Тим. II, 8). Хотя и иудейский и язычествующий гностицизм занимался главным образом вопросами теоретическими, вопросами веры, напр. учением о Христе, об ангелах, о воскресении мертвых и проч., но при таком или ином решении этих вопросов гностицизм естественно должен был прийти в соприкосновение с вопросами и практического характера, именно с теми самыми вопросами, которыми занимались номисты и антиномисты, причем гностики иудействующие приходили к строгому аскетизму (Колос. II, 23; 1 Тим. IV, 3, 4), гностики же язычествующие к полному антиномизму (посл. Иуды, Петра, также к Кор. ап. Павла).

Все эти лжеучения и заблуждения вначале едва заметные постепенно вырастали, все более и более охватывая собою сознание известной части вступивших в церковь иудеев и язычников. И номисты, и антиномисты, и гностики в первое время еще не утвердились так сказать в новой для них сфере, не освоились с новой христианской почвой, поэтому не выделялись еще резко и не высказывали определенно своих целей и стремлений. Но потом постепенно выяснялись их цели и стремления и более и более определялись их точки зрения и на новую—принятую ими веру, и на новую жизнь во Христе. Еще к концу деятельности ап. Павла и Иуды уже ясно стало, к чему именно стремились эти лжеучители. Именно партия иудействующих христиан — и номисты и гностики — стремились к своему старому иудейству, низводя христианство—религию духа и свободы—на степень той же религии под законом, религии рабства, и считая Христа простым человеком, одним из пророков. Партия язы-

— 262 —

чествующих, наоборот, видела в христианстве широкое поле для упражнения своего кичливого ума, необузданной фантазии и грубых страстей и „распутства“, как говорить ап. Иуда, и стремилась обратить христианство в такую философскую школу, в которой Христос, один из высших божественных духов, дает верующим высшее знание: это знание и есть собственно спасение, только оно соединяет со Христом; добрые дела, исполнение закона не имеют никакого значения и не обязательны для человека, достигнувшего гносиса. И ап. Павел, и ап. Петр предвидели эти исходные пункты рассматриваемых нами заблуждений и все гибельные последствия их для Евангелия и христианства. „Дух ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским“, говорит ап. Павел (1 Тим. IV, 1, ср. Деля. XXIX, 29, 30; 2 Петра II, 1, 2; III, 1). Эти тяжкие времена пагубных ересей настали ко времени деятельности ап. Иоанна в Малой Азии. „Вы слышали, пишет ап. Иоанн, что придет антихрист и теперь появилось много антихристов: то мы и познаем из того, что последние времена“ (1 Иоан. II, 18). Эти антихристы и „лжецы“ (—II, 22), предсказанные Петром и Павлом; не язычники, презиравшие христиан и христианство, не гражданские правители, преследовавшие „безбожников“, нет,—эти антихристы „вышли от нас, говорит Иоанн, но они не были наши, ибо, если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли и чрез то открылось, что не все наши“. Эти антихристы были именно те иудействующие и язычествующие гностики, которых мы видели еще во время деятельности апп. Петра, Павла и Иуды и которые дошли теперь до крайних и очевидных логических выводов в своих заблуждениях. Гностицизм II-го века был только дальнейшим развитием основных положении гностицизма конца 1-го века; этому последнему принадлежит тема, основной мотив того концерта, который со всевозможными вариациями и фантазиями распевался гностицизмом· последующих веков. Полное разделение естеств во Христе, отрицание в Нем то человеческой природы и признание Его одним из сотворенных духов, то—божества и

— 263 —

и признание Его обыкновенным человеком: вот те основные положения, которые высказаны гностицизмом 1-го в. и которые потом развивались в том или другом виде всеми ересями, имевшими своим предметом Лицо Иисуса Христа—Богочеловека. Эти именно заблуждения и имеет в виду ап. Иоанн в своем Евангелии и посланиях и от них-то он предостерегает своих „возлюбленных“: „кто лжец, спрашивает Иоанн, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына“ (1 посл. II, 22); „всякий дух, который не исповедует Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире“ (—IV, 3) ). Указывая цель написания Евангелия, Иоанн говорит: „сие написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий и, веруя, имели жизнь во имя Его“ (XX, 31). По словам самого ап. Иоанна, во время его малоазийской деятельности лжеучителей, не признававших в Иисусе Христе ни истинного божества, ни истинного человечества, таких „антихристов появилось много“; между ними церковное предание одного называет по имени; это был именно Керинф, тот самый „враг истины“, с которым ап. Иоанн встретился в ефесской бане и от которого он убежал, потому что, говорит Евсевий, Иоанн не терпел находиться под одною кровлею с ним—врагом истины ²).

Чтобы яснее видеть, какие опасности угрожали церкви во время деятельности ап. Иоанна, до каких размеров дошло лжеучение и до каких крайностей оно развилось, и чтобы чрез это нагляднее представить самую деятельность ап. Иоанна, как учителя, мы изложим коротко систему Керинфа, так как эта система, как увидим, совмещает в себе все элементы и иудействующего и язычествующего гностицизма. Керинф был согласен с иудействующим гностицизмом в том отношении, что признавал Иисуса за простого человека, рожденного от Иосифа и Марии, и отри-

¹) В Вульгате это место читается так: «всякий дух, который разделяет Иисуса»—omnis spiritus, qui solvit iesum.

²) Церк. Ист. III, 28.

— 264 —

цал в Нем пребывание особенной божественной сущности, но он удалялся от иудействующих гностиков и приближался к гностицизму язычествующему в том, что вместо обыкновенного воздействия божественной силы, благодаря которой человек Иисус, как пророк и учитель, был бы способен к выполнению своего мессианского назначения,—он ставил одушевление Иисуса высочайшим духом, истекавшим от Бога и посредствующим между Богом и творением,—одушевление Христом, божественным Логосом. Вот как изображает учение Керинфа Снегирев.

Между непостижимым и неведомым (ἄγνοστος) Богом, учит Керинф, находится ряд низших существ, творческих сил, ангелов, во главе которых стоит один, представляющий по отношению к миру верховного, невидимого Бога. Еще выше этого мира творческих сил с его владыкою стоит Χρίστος или Λόγος, положение которого относительно верховного Бога и ангелов трудно определить. Этот Христос и соединился с человеком Иисусом. Рожденный естественным образом от Иосифа и Марии, Иисус сначала не был Христом и неведомый Бог не был известен Ему так же, как и другим людям. Но он до такой степени превзошел всех других людей добродетелями, мудростью и справедливостью, что Χρίστος-Λόγος сам сошел на Него во время крещения. Теперь Иисус познал Отца, стал проповедывать Неведомого Бога и творить чудеса, и эта проповедь, а не искупление и примирение человека с Богом, была единственным предметом Его деятельности. Страдания Иисуса Христа были простыми человеческими страданиями, не имеют существенного отношения к Его делу, не имеют истинного и спасающего достоинства. Христос во время их (страданий) оставил Иисуса, Который, по мнению многих из последователей Керинфа даже не воскресал из мертвых... Таким образом человеческая личность Иисуса собственными силами совершает свое нравственное дело, достигает высшего совершенства и тем призывает на себя Христа. Этот последний только помогает в ее дальнейшей деятельности, в ее мировой миссии и затем оставляет ее такою же, в какую и вселился ¹).

Эта система представляет из себя таким образом сумму всех тех заблуждений, доведенных до своих логических крайностей, которые вносили с собою в христианство и философское иудейство и философское язычество. Здесь Иисус только высоконравственный и добродетельный человек, Христос—один

¹) Учение и Лице Господа нашего Иисуса Христа, стр. 65—66. Казань. 1871.

— 265

из высших духов, временно пребывавший в человеке-Иисусе; здесь следов. полное разделение Иисуса Христа и отрицание в Нем и истинно-божеской, и истинно-человеческой природы.

С этими теоретическими заблуждениями, как это видно уже и из системы Коринфа, необходимо связывалась и заблуждения практического характера. Если страдания и смерть Иисуса Христа не имеют никакого значения, если Христос соединялся с Иисусом только для того, чтобы открыть людям высшее знание, то и все спасение состоит только в достижении этого высшего знания, которое только одно приводит человека к полному соединению с божественным Логосом; это знание делает человека совершенно свободным от исполнения всяких правил и предписаний, ставит его выше всяких условий и ограничений; для человека, достигнувшего „гносиса“, соблюдение заповедей совершенно излишне, грех и добродетель для него не имеют смысла: грех там, где закон, а для достигнувших высшего знания закон не писан. След., вместо деятельного начала любви, принципом и началом деятельности гностицизм провозглашает полный антиномизм, отрицание всяких нравственных начал. Нравственные принципы, которыми руководился в своей жизни тот же напр. Керинф, Дионисий Александрийский характеризует следующим образом: „это был человек (Коринф) преданный телу и слишком плотолюбивый..., у которого все ограничивалось удовольствием чрева и животных побуждений, т. е. пищей, питием и брачными узами“ ¹).

Сохранять в чистом и неповрежденном виде истины евангельской веры и чистоту христианской нравственности от пагубных влияний описанных нами лжеучений и заблуждений, спасти свое духовное стадо от антихристов и обольстителей, — эту и только эту задачу преследовал ап. Иоанн как учитель и в частности как священный писатель. Зная еретиков и их лжеучения, ап. Иоанн не вступает в полемику с первыми и не оспаривает последних ни в устной беседе, ни в своих пи-

¹) Евс, Ц. Ист. III, 28.

— 266

саниях. Встретившись с Керинфом, он бежит от него и не вступает с ним в спор; точно также и в своих писаниях он только невольно, а не ради полемики и опровержения, касается лжи и обольщений. Ап. Иоанн знает только верующих, своих „возлюбленных“ и только пред ними раскрывает тайны царства Христова, те тайны, которые он получил от самого Христа. В противоположность именно „лжи и обольщениям“, которые распространяли антихристы, ап. Иоанн учил, что Иисус Христос есть Единородный Сын Отца, истинный свет, истинная жизнь, есть вечное Слово, ставшее плотью, истинный Бог, сделавшийся для спасения людей истинным человеком, что Он, как Богочеловек, истинно страдал, истинно умер и воскрес, что только Он, как истинный Бог и истинный человек, есть дверь ко Отцу, путь к жизни вечной. Но одного признания, учил далее ап. Иоанн, одного теоретического так сказать усвоения истин искупления недостаточно для спасения, для этого нужна вера—искренняя, деятельная вера, споспешествуемая любовью. Кто, называясь христианином, не имеет этой деятельной веры во Христа, кто не соблюдает заповедей Его, тот не верует во Христа, тот Его не знает, тот находится еще во тьме; истинная вера во Христа познается из дел верующего: „а что мы познали Его, говорит Иоанн, узнаем из того, что соблюдаем заповеди Его. Кто говорит: я познал Его, но заповеди Его не соблюдает, тот лжец и нет в нем истины“ (1 посл. II, 3, 4). Не бесплодное и теоретическое мудрствование о Христе соединяет с Ним, а вера и любовь—вера во Христа, Сына Божия, и жизнь по Его заповедям или что тоже—любовь к ближним: „кто говорит, что пребывает в Нем (во Христе), тот должен поступать так, как Он поступал“ (—II, 6; ср. Ев. XV, 9, 10). Кто не любит брата своего, кто не соблюдает заповедей Христа, тот и не знает Христа, тот не любит Его, тот не Христов, тот сын дьявола. „Дети мои, любите друг друга, потому что все будет исполнено, когда это одно исполните“, говорил постоянно Иоанн в собраниях верующих. „Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога и всякий любящий рож-

267 —

ден от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не знает Бога, потому что Бог есть любовь“, писал верующим тот же апостол (1 Посл. IV, 7, 8). Только этого учения держаться просит верующих ап. Иоанн, потому что только это учение истинно, потому что только это учение есть то, что он, возлежавший на персях Господа, сам слышал от Него, сам видел своими глазами и осязал своими руками, и просил своих „возлюбленных“ избегать „лжи и обольщений“ антихристов. А кто колебался в истине или отпадал от нее, он, Иоанн, стоя быть может на коленах, со слезами на глазах умолял такого возвратиться на лоно матери—истинной Церкви подобно тому, как поступил он по случаю падения юноши разбойника. С такою заботливостью, с таким отеческим попечением Иоанн—старец апостол—при всяком удобном случае и в церковных собраниях, и при посещении тех или других церковных обществ наставлял христиан в делах веры и жизни, противопоставляя лжи и соблазнам истинное, задушевное и глубокопрочувствованное учение. Не имея возможности „говорить устами к устам“, беседовать с ними лично и поучать устным словом, ап. Иоанн спешит к ним на помощь с словом письменным, утешает, наставляет и учит „на бумаге чернилами“,—и пишет не только целым христианским обществам, но и отдельным членам церкви ). Но как в устной, так и в письменной беседе с ве-

¹) Говоря о личных беседах ап. Иоанна с верующими, о его устных наставлениях и учении, мы судим не а priori, а имеем относительно этого положительные свидетельства и отцов церкви и самого Иоанна. Мы уже знаем из свидетельства Иринея, что Иоанн в устной беседе с христианами говорил об Апокалипсисе, о правильном чтении числа 666, о земной жизни Христа, Его возрасте и учении. По свидетельству Климента Алекс. ап. Иоанн часто посещал различные христианские общества, а по свидетельству Иеронима он постоянно присутствовал на церковных собраниях. Нет сомнения, что там и здесь ревностный и заботливый ап. Иоанн не оставался безмолвным и предлагал своим «чадцам» слово утешения и назидания. Далее из 4-го Евангелия можно заключать, что ап. Иоанн не раз, быть может, рассказывал историю жизни Христа, потому что из последних двух стихов XXI и главы, принадлежащих без сомнения непосредственным ученикам Иоанна, видно, что содержание этого Евангелии было им известно ранее его

— 268 —

рующими ап. Иоанн проповедует одни и те же простые, но глубокие истины: вера в Иисуса Христа, как Сына Божия и пребывание в Нем, или исполнение Его заповедей и любовь к ближним—вот две главные и основные христианские истины, раскрытые во всей полноте ап. Иоанном как учителем и священным писателем. Памятником и плодом этой деятельности ап. Иоанна, не говоря об Апокалипсисе, который есть собственно „Откровение Иисуса Христа“, служат для Церкви три послания и Евангелие, составляющие драгоценную сокровищницу глубоких и всеобъемлющих истин.

В заключение обзора деятельности апостола Иоанна, мы считаем не лишним отметить те характеристические особенности, которые отличают деятельность ап. Иоанна в общей деятельности других апостолов и главным образом апостолов Петра и Павла. Мы видели, что такая, а не иная деятельность ап. Иоанна обусловливалась с одной стороны личными свойствами деятеля, с другой—теми внешними событиями, которыми вызывалась и среди которых совершалась самая деятельность. Более сосредоточенный в себе, более созерцательный, чем практический, больше человек чувства, чем непосредственной энергии воли, и в высшей степени последовательный, ап. Иоанн не находил достаточной почвы для широкой и плодотворной деятельности в первое время апостольской проповеди,—время, характеризующееся как время сильного возбуждения умов и повсюдного религиозного движения, когда только что вошло в иудейское и языческое сознание новое, неведомое ему дотоле содержание, когда это новое и то старое впервые вошли в соприкосновение друг с другом, и то вступали во взаимную борьбу, то входили в соглашение и уживались со взаимными уступками в одном и том же сознании. Мы уже говорили, что первое христианское поколение было отчасти христианским, отчасти же тем, чем оно было до хри-

написания. Наконец, сам ап. Иоанн во 2-м послании говорит: «многое имею писать вам, но не хочу на бумаге чернилами, а надеюсь прийти к вам и говорить устами к устам» (12 ст.).

— 269

стианства; говорили, что как новое христианское семя росло, так и остатки старого строя жизни и воззрений уничтожались постепенно, и только второе христианское поколение ясно показало, кто из них имеет дух Христов, кто—антихристов; только второе поколение, выросшее не на иудейской или языческой почве, а на христианской, резко выделило и тех, кто склонялся на сторону старого, и тех, кто забыл это старое и шел по новому, истинному христианскому пути, — словом только второе поколение резко разделилось на три уже непримиримые и не допускавшие слияний партии, именно: партию истинных последователей Христа, партию иудействующих, обращавшую христианство в мертвую, неподвижную букву закона и видевших во Христе только пророка, подобного Моисею, наконец — партию язычествующих, искавших в христианстве только прикрытия своей полной нравственной распущенности и во Христе видевших и не земное, и не божественное существо. Не примирять эти партии, а только охранять в неповрежденном, чистом виде истинную христианскую жизнь первой, истинно христианской партии от теоретических заблуждений и практических крайностей двух остальных помянутых партий—вот задача и цель деятельности ап. Иоанна, задача и цель, вызванные самыми событиями времени и вполне отвечавшие личному характеру Иоанна,—в этом также заключаются и отличительные особенности деятельности этого апостола от деятельности апостолов Павла и Петра. Сеять на поле иудейства и язычества семя христианской проповеди, следить за нравственным ростом его, не дать ему совершенно заглохнуть среди плевел и терний—к этой деятельности не был призван Иоанн, это было делом главным образом Петра, апостола обрезанных, и Павла — апостола языков. Но когда посеянное взошло, дало рост, резко и во всей силе отделилось от сорной травы и ядовитых растений, — лелеять и оберегать это давшее рост семя, увлажнять его почву здоровыми и питательными соками, проливать на нее больше и больше лучезарного и живительного света, очищать эту почву от всяких вредных и посторонних примесей—было главным образом делом, главною за-

— 270 —

ботой нежного, кроткого апостола любви — Иоанна. Переживши всех апостолов и первое христианское поколение, ап. Иоанн начинает свою деятельность именно тогда, когда христианская закваска перебродила уже в иудейском и языческом сознании, когда сильное напряжение религиозного сознания разрешилось в ту или другую, в христианскую или антихристианскую сторону. Такова отличительная черта деятельности ап. Иоанна, поскольку она рассматривалась со стороны своей задачи и цели, в ее отношении к обществу верующих. Но и рассматриваемая с ее внутренней стороны, со стороны самого ее предмета, деятельность ап. Иоанна также заключает в себе черты, отличающие ее от деятельности апостолов Петра и Павла. Мы выше видели, что в первое время апостольской проповеди, когда главными деятелями в церкви были именно апп. Петр и Павел, все религиозные недоумения и споры среди новообращенных христиан касались вопросов преимущественно практических, вопроса о субъективном спасении и средствах и условиях к нему; поэтому и главною заботою Петра и Павла было разъяснение этих практических в христианстве истин—учение о грехе, о благодати, об оправдании, о христианской свободе и проч. Напротив, ап. Иоанн, деятельность которого относится уже к тому времени, когда в церкви резко выступили и теоретические заблуждения, раскрывает по преимуществу теоретическую, строго богословскую сторону христианства и потому по преимуществу заслуживает названия апостола-богослова. Но ап. Иоанн не был только теоретиком и христианским богословом; он был также и практиком, и рассматриваемая наконец с этой практической стороны деятельность ап. Иоанна, будучи завершительною по времени, по своему характеру была деятельностью, объединяющею собою начала деятельности au. Петра и Павла. Если начала деятельности ап. Павла называют более либеральными, а начала деятельности ап. Петра — более консервативными, что обусловливалось как характером того и другого апостола, так особенно тою средой, в которой каждый из них проповедывал.—то ап. Иоанн оба эти, необходимые в каждой нормальной жизни начала прекрасно обе-

271 —

динил в своей заключительной деятельности, будучи проповедником возвышеннейшего учения духа, истины и свободы (Ев. III, 3—8; IV, 24; VIII, 36) и настаивая на безусловном исполнении дел праведности и заповедей Христа (1 посл.). Если далее ап. Павел был по преимуществу апостолом языков, а ап. Петр—апостолом обрезанных, то ап. Иоанн был собственно апостолом христиан, а потому был не только учителем и проповедником истин веры и жизни, но и устроителем верующих, как определенного общества, как единого тела, — был организатором церковного управления и богослужения. Если наконец в первом христианском веке консервативная партия христиан—партия иудействующих—указывала на ап. Петра, как на свой преимущественный авторитет, а либеральная—партия язычествующих—ссылалась на авторитет ап. Павла, равно как и в последние к нам века и в наше время—Петр считается апостолом апостолов в католической церкви, а Павел пользуется особенным предпочтением у протестантов, то Иоанн по всей справедливости может быть назван преимущественным апостолом православных христиан, чуждых крайностей консервативного католичества и либерального протестантства и примиряющих эти крайности в своем православном учении.

И. Успенский.