Вигилий, папа Послание к Рустику и Севастиану

И Диодор, архидиакон и первенствующий из почтеннейших нотариев, взявши, прочитал:

(Послание Вигилия).

„Вигилий епископ Рустику и Севастиану“.

„Долго мы, по апостольской умеренности, медлили налагать на вас, Рустик и Севастиан, возмездие, согласное с правилами и наших предшественников; но мы видим, что в огрубении вашего сердца (о чем мы говорим с крайним прискорбием) исполнились слова учителя языков, который говорит: или не ведаешь, яко благость Божия на покаяние тя ведет? По жестокости же твоей и непокаянному сердцу, собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведного суда Божия (Рим. 2, 4. 5). Сколько можем, укажем из весьма многих ваших бесчинств хотя немногие. Когда мы шли сюда в царствующий город, ты, Рустик, без нашего ведома, нечто читал, чего совсем не следовало читать человеку твоего положения, и, говорят, дозволял себе очень многое, что могло бы повредить и моей славе и душе, если бы я не запрещал тебе (чего да не будет). И когда диакон Павел сказал нам нечто о тебе, в твоем присутствии, как следовало и по причине свойства, которым ты был соединен с нами по родному (брату), которого мы возлюбили, и потому, что мы произвели тебя в левитское служение; то мы часто и наедине с отеческою любовию увещевали тебя воздерживаться от того, что о

188

тебе говорили, если ты с какой-либо стороны сознавал это за собою, дабы через нас не постиг тебя канонический суд, потому что мы никак не допустили бы оставить дело Божие не разрешенным. А ты, по духу зложелательства, не только не хотел послушать нашего увещания, но, как написано: не обличай злых, да не возненавидят тебе: обличай премудра, и возлюбит тя (Притч. 9, 8), и опять: не восхоте разумети, еже ублажити, беззаконие помысли на ложи своем (Псал. 35, 4. 5), злоба твоя дошла до того, что, презревши наше увещание, ты ринулся в ненависть и сыскал случай по делу о главах, то есть, о речах Феодора мопсуестского и о его личности, также о послании, которое, говорят, написано Ивой к Маре Персу, равно как о речах Феодорита против правой веры и соборного послания блаженной памяти Кирилла к Несторию вместе с двенадцатью главами, которое и святой собор ефесский первый принял, и блаженный халкидонский собор для опровержения безрассудств Нестория, как читаем, поместил в определении веры, которое, как известно, испрошено, между прочим, и по твоему настоянию, так что ты вопиял нашим детям диаконам Сапату и Павлу, а также Сургенцию, первенствующему из нотариев, говоря, что не только имя и сочинения Феодора мопсуестского должны быть осуждены нами, но и самая земля, где он положен, и что ты принял бы сочувственно, если бы кто-нибудь, вырыв кости его, выбросил из гроба, и сжег вместе с тою землею. И когда было необходимо, чтобы дело, произведенное в нашем суде, при твоем сочувствии преимущественно пред прочими как священного, так и следующего чина, кончилось приговором, что, как известно, и исполнено; то никому не безызвестно, что ты делал с этим самым решением, – как ты еще во дворце настаивал, чтобы оно тотчас было передано брату нашему Мине, к которому мы писали, так что, когда сын наш Сургенций, первенствующий из нотариев, просил самый лист нашего решения, чтобы по обычаю хранить его у себя сообразно с своею должностию, ты в продолжение многих дней никак не хотел дать ему, пока не разослал списки с него весьма многим священникам и мирянам, а также славному мужу Тирану, начальнику войск, и другим мирянам в африканской области, чего в нашей церкви никогда не было сделано диаконом, и притом разослал эти списки без нашего ведома. Сам ты сознаешься, что в святую субботу, в которую мы произнесли самое решение, как мы выше сказали, по твоему настоянию, ты явился в церкви в собрание, и приобщался и исполнял свое служение. И в тот же день, возвращаясь из церкви, ты говорил соепископу нашему Юлиану, как он утверждает, что не могло быть решения лучшего, чем то, которое сделано, и увещевал молиться Богу, чтобы не уничтожилось то, что сделано.

189

Таким же образом поступил ты и в следующее воскресенье пасхи; и давно пребывая при одном и том же намерении, тем не менее увещевал других охотно следовать нашему решению. Потом, когда мы отказали апокрисиариям антиохийской церкви, просившим нас дать списки этого решения, но сказали упомянутым апокрисиариям, что гораздо справедливее, чтобы они просили списков у брата нашего Мины, к которому, по-видимому, оно нами было представлено, ты, рассказывая, что господин Лев так раздавал списки с своего послания разного рода людям, публично упрашивал, чтобы и мы поступили подобным же образом, уверяя, что ты опасался, что если бы вселенная не получила списков нашего решения, выданных из нашей канцелярии, то оно впоследствии как-нибудь было бы скрыто. Далее, нашедши случайно отправлявшегося в Сицилию, и желая послать нашим детям диакону Пелагию и другим наше решение и похвалы ему, где, как известно, вместе с тобою подписались и наши дети, диакон и первенствующий из нотариев, ты из предосторожности, чтобы оно не могло быть кем-либо найдено, без нашего же ведома, послал список с него, сделанный на пергамене и в четыре раза кратчайший, написанный мельчайшими буквами. – После того, как был снова отправлен нами в Сицилию Винкентий, иподиакон второго участка, ты подобным же образом писал чрез него сыну нашему диакону Пелагию; но так как упомянутый иподиакон плыл на корабле так успешно, что, как донес нам, перегнал того, который нес с собою написанное на пергамене, то диакон Пелагий получил то, что ты писал на пергамене, уже тогда, когда он был там. Итак, между тем как решение было произнесено больше всего по твоему настоянию, и ты так жарко писал в похвалу этого решения в течение долгого времени, и делал так, чтобы мы никогда не подумали, что ты можешь уклониться от этой прямоты, вдруг из народной молвы мы узнаем, что ты по какому-то легкомыслию изменился, и находишься в тайных сношениях с врагами Церкви, которые восставали против свитка нашего решения и отлучены нами от общения в силу самого решения. Сын наш диакон Павел, желавший отправиться в Италию, после того как и до него дошло, что ты, доселе находившись в общении с нами, тайно старался произвести церковный соблазн и здесь и в африканской области, где прежде, защищая и похваляя наше решение, ты раздавал списки его, начал настаивать и говорить тебе, что если оно было правое, то ты должен был продолжать: и ты, будучи побежден, не мог скрыть этого. Тогда упомянутый диакон начал нам представлять, чтобы или ты дал обещание, в присутствии нашем и клириков, исправиться в том, что ты сделал незаконно, или мы приняли прошение, которое он и держал в руках, на тебя,

190

на твое непостоянство и происшедший отсюда обман. Ты добровольно согласился на то, чтобы тебе дать клятву, прикоснувшись к евангелию, и чтобы слова твои были записаны нотарием и хранились в нашей канцелярии, слова, в которых ты, между прочим, обещал никогда не выходить из полного послушания нам. Но после того, как стало известно, что пришел Севастиан, еще худший тебя, только для того, чтобы произвести соблазн, как показало начало его путешествия в Константинополь и доказал еще худший исход, ты тотчас забыл о своей клятве, и вы тайно от нас сделали между собою договор, вопреки постановлениям правил, и оба ринулись в открытый соблазн. Но, чтобы другие знали твои, Севастиан, худые дела, не все, сколько их есть, но сколько их мы можем рассказать, и чтобы видели, что ты подвергся каноническому приговору справедливо, хотя и очень поздно, обратимся к началу твоего посвящения. В отсутствии наших детей диаконов Анатолия и Стефана, ты просил нас назначить тебя на место отсутствующих диаконов, на время, для отправления служения. Мы дозволили тебе это на время, по твоему упованию, из уважения к тому, что ты, как известно, прежде посвящения дал добровольно обязательство, скрепленное и свидетелями, и телесно прикоснувшись к евангелию, дал клятву в том, что верно и без всякого обмана будешь исполнять все, что бы ни было возложено нами на тебя ради пользы церковной, а служение и должность диакона будешь исправлять без всякого порока, без всякой гордости, без всякого небрежения, со всяким смирением и со всевозможным старанием и рачением, пока возвратятся упомянутые диаконы, или насколько времени нам будет угодно оставить тебя служить в чине левитском, присовокупляя в том же обязательстве, что если ты не исполнишь чего-нибудь из всего того, что обещал с клятвою, телесно прикоснувшись к евангелию, то будешь отлучен от святого общения; так что, если ты в течение года со дня своего бесчиния не хотел преклонить выю к покаянию, ты сам себе изрек анафему, написавши собственною рукою. Итак, тогда ты был сделан диаконом на время, под тем условием, которого сам ты желал и которое обещал. Позднее же ты всячески умолял, чтобы мы послали тебя в далматскую отчину. Мы охотно согласились на это, будучи обеспечены тем, что ты дал такое обязательство. Когда ты пришел в город Солон для управления отчиною, то, как дошло до нас впоследствии по донесению многих, замешался в незаконные и воспрещенные апостольским престолом посвящения, и не только не хотел запретить тех, кого приобщил к священным чинам Гонорий, тогдашний епископ вышесказанного города, вопреки обычаю римской или своей церкви, и постановлениям апостольского престола, но не захотел и нам ни письменно донести

191

об этом деле, ни намекнуть хотя бы словом, помня свою совесть, когда ты встретил нас в Фессалонике, а по духу корысти согласился иметь общение с ними, будто с законными и правильно поставленными, и по продажности общения оказался их соучастником. Из Фессалоники ты снова был послан для управления отчиною в область Далмацию, из которой мы часто внушали тебе не уходить прежде, чем ты, по своему обещанию, соберешь подати как с далмацкой отчины, так и с превальской. Но ты, не обращая внимания ни на что, поспешил отправиться в Константинополь только для того, чтобы произвести соблазн, как доказал последующий исход. Однако же, перечитывая свиток нашего постановления об упомянутых главах, который мы прислали для передачи предстоятелю сего города Мине, ты хвалил его публично, в виду диаконов и иподиаконов, и вообще всех клириков, говоря клирикам, как мы выше сказали, что наше решение повелено свыше и произнесено для всех. О речах же Феодора мопсуестского ты уверял, что нашел их в городе Риме в некоторых книгах и утверждал, что они наполнены всякою скверною и богохульствами. Говоря это, в нашем послушании, ты исполнял служение диаконства и в церкви публично и в Плакидии ¹). В прошедшем году, когда пришел день рождества по плоти Христа Бога Господа и Спасителя нашего, мы позвали тебя, так как только что дошло до нашего сведения то, что ты сделал в Далмации, как мы упоминали выше, и, как следовало, сказали тебе: если ты совершал службу с теми, которые приобщены к священным чинам вопреки постановлений апостольского престола или был участником в общении с ними, как говорят, то, если Бог благоволит возвратить нас к нашей церкви, нам необходимо исследовать это, и узнавши истину яснее, наказать по правилам. Ты же, устрашенный виновностью своей совести, так как поступал против постановлений апостольских, искал себе случая отделиться, но скрывал это. Ибо когда мы послали тебя, вместе с епископом Иоанном и первенствующим из нотариев Сургенцием и консулярием нашим Сатурнином, с известным поручением к брату нашему Мине, предстоятелю сего города, ты, возвратившись в Плакидию, отправлял по обычаю служение диакона вместе с Рустиком: и когда сын наш милостивейший государь принц предложил через референдерия, чтобы в другой день мы явились в церковь, ты и Рустик с другими диаконами и клириками, убеждали нас дать ему обещание. По подобному же, вероятно, побуждению вы оба были у меня за столом для подкрепления сил. Но как Иуда

___________________

1) Разумеют базилику, названную по имени августы Галлы Плакидии. Прим. Лаббе.

192

после того, как принял кусок (Иоан. 13, 30), задумал о предании Господа, так и вы отделились в часы ночи для возбуждения соблазна в Церкви. На другой день мы поручили сказать вам, чтобы вы или проходили должность диакона, исполняя ее по обычаю, или сознали себя отлученными от общения. А ты, Севастиан, сказал братьям нашим епископам Иоанну и Юлиану, бывшим в числе посланных нами, как они рассказали, следующее: „я следую решению, которое произнес папа, если, однако, оно наказывает тех, которые делают вопреки решению“. В подобном же смысле ты сказал им, как они рассказывают, когда говорил, что туда пришли монахи Лампридий и Феликс, которые не хотели принять нашего решения, и что вы объявили им: „не можем видеть вас, потому что у вас обстоятельства одни, а у нас другие“. А впоследствии ваше непотребство дошло до того, что вы надменно дерзнули, вопреки канонам, дать общение отлученным от общения, т. е. тем, которые были упомянуты, и другим, которые за то, что написали против нашего решения, были отлучены нами от общения, как явствовало уже из свитка того же самого решения: каковым решением, как мы упоминали выше, и вы сами были довольны, и соглашались и сообщались, что подтвердила кафолическая Церковь. Отсюда ясно, что вы осуждаетесь справедливо, по правилам канонов. Ибо каноны определяют: „если кто, будучи отлучен от общения, дерзнет вступить в общение прежде выслушания (оправдания), тот сам на себя произнес осуждение“. Также: „угодно было всему собору, чтобы тот, кто будет отлучен от общения за свое небрежение, будет ли он епископ, или какой-либо клирик, и во время своего отлучения дерзнет вступить в общение прежде выслушания (оправдания), считался произнесшим сам на себя приговор осуждения“ ¹). Кроме того, вопреки всякому обычаю или канонам, вы, по проклятой гордости, присвоили себе то, чего не слыхано и на что не отваживались никогда люди вашего чина без приказания своего первосвященника, – власть проповедничества, нападки и порицание первого ефесского собора и блаженной памяти Кирилла; также защищаете, по подобному же неразумию, богохульства, высказанные против Господа нашего Иисуса, и коварно пишете по всем областям, будто мы допустили нечто такое, что оказывается противным определению святого халкидонского собора, согласного с верою трех предшествовавших ему соборов, то есть никейского, константинопольского и первого ефесского. Таким образом, души всех, кото-

___________________

1) У Вальсамона 32-е правило собора карфагенского и в собрании правил Дионисия малого 29-е; впрочем, у них содержание правила составляет первая часть, т. е. „если кто, будучи отлучен“ и пр. А у Грациана (11 q. 3 c.) вторая часть: „угодно было всему собору“ и пр. считается 9 правилом собора африканского. Прим. Лаббе.

193

рые не знали вашей злобы, но, получая письма от римских диаконов, по простоте верили вам, действие вашего обмана довело до такого преступления, что в некоторых местах была пролита человеческая кровь (непристойно сказать) в церкви. Вы захотели гордым духом попрать всякий церковный закон, а также оскорбляли повиновение священным правилам, ложно разглашая про нас нечестивое и непристойное по всем областям. Недавно вы приложили к своим худым делам еще худшие прежних. Подавши записку к сыну нашему христолюбивейшему государю принцу, вы дерзнули утверждать, что предшественник наш господин Лев заявлял и подтверждал сочувствие к известным речам Феодора мопсуестского, которые он написал против православной веры. Да не будет того, чтобы кто-нибудь из христиан поверил, будто святость его, такого первосвященника, приняла что-либо такое, что оказалось бы написанным кем-нибудь против православной веры, так как известно, что он во всех своих посланиях осудил равным приговором и Нестория и Евтихия, или мудрствующих подобно им. В упомянутой записке, вопреки даже божественному Писанию, вы пытались возвести нечестивые клеветы не только на многих первосвященников, но и (непристойно сказать) на самого государя, для того, чтобы еще более обольстить диавольским лукавством неведущий христианский народ. Итак, по святительскому терпению, мы отлагали отлучать (вас), воздерживаясь от этого в продолжении долгого времени, в надежде, что, быть может, вы раскаетесь и воздержитесь от незаконного. Но так как вы не хотели послушать нашего увещания, сделанного раз и два, чрез братьев наших епископов, т. е. Иоанна марсикского и Юлиана цингульского, или чрез сына нашего и диакона Сапата, также чрез славного мужа патриция Цефега, и благочестивого мужа также сына нашего Сенатора, и других наших детей, и по гнусной гордости, по которой вы все делаете, не пожелали возвратиться ни к церкви, ни к нам: то нам необходимо наказать вас по канонам, чтобы не оказаться нам подлежащими упрекам божественного Писания. Ибо написано: аще видел еси татя, текл еси с ним, и с прелюбодеем участие твое полагал еси (Псал. 49, 18). И сам Господь и Спаситель наш говорит: аще око твое десное соблажняет тя, изми е, и верзи от себе: уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну огненную (Матф. 5, 29). Такое понимание, по здравому смыслу, должно быть еще более приложимо к служениям церковным, или, ближайшим образом, к неправо правящим и производящим в церквах соблазны, как и в другом месте (Господь) учит нас, говоря: нужда есть приити соблазном: обаче горе человеку тому, им же соблазн приходит (Матф. 18, 7); в подобном же смысле возвещает и блаженный Павел:

194

о, дабы отсечены были развращающии вас (Гал. 5, 12); и опять священное Писание извещает нас, говоря: изжени от сонмища губителя, и изыдет с ним прение (Притч. 22, 10. 11). Итак, после стольких уже увещаний, нам следует наказать вас, Рустик и Севастиан, по правилам, властью блаженного Петра, вместо которого Господь благоволил (избрать) нас на служение Себе, дабы не нарушился весь церковный порядок, если бы еще долее стали мы откладывать. Посему, со стенанием, но со властью блаженного Петра, нам должно сказать: за описанные выше бесчинства, мы определяем вам быть чуждыми диаконского достоинства, и снимая с вас вышеупомянутое достоинство, отрешаем вас от всякого отправления левитской должности, так что вы не имеете более никакого права отваживаться делать что-нибудь во имя левитского звания или степени, или, пиша под именем диаконов, снова возмущать Церковь Божию: потому что, на основании апостольского полномочия и отеческих правил, вопреки которым вы многое сделали по своему гордому и нечестивому духу, мы вас, давно достойных осуждения, лишаем власти, которая теперь у вас есть. И чтобы все знали, что мы сделали это справедливо, по месту, на которое Бог благоволил нас поставить, и властью блаженного апостола Петра, мы приводим постановления канонов, которые читал и одобрил святой халкидонский собор. „Архидиакон Аетий прочитал: если который пресвитер или диакон, презрев своего епископа, отделится от церкви, и начнет делать свои собрания, и поставит жертвенник, и призываемый епископом не покорится, и не захочет повиноваться ему, и не послушает, быв призываем однажды и дважды: таковый да будет извержен совершенно, и отнюдь не может быть допущен до служения, ни опять получить свою честь. Если же будет упорен, возмущая церковь и восставая (против нее), то да будет он укрощаем внешнею властью, как мятежник ¹). Все почтеннейшие епископы воскликнули: это канон правый, это канон святых отцов“ ²). И постановляем, что если вы еще при нашей жизни, как мы желаем, снова признаете матерь Церковь, со смирением и кротостью принесши покаяние, согласно с канонами, то сообразно с этим дано будет нами прощение. Если же (чего мы не желаем) вы, по обычной гордости, замедлите возвратиться к матери Церкви с покаянием, установленным правилами, то пусть соблюдается в отношении к вам решение соборов, правила которых мы привели, чтобы и после нашей смерти никто не дерзал – произносим это по власти блаженного Петра, место которого, хотя недостойно, занимаем, исполняя правила канонов, – восстановлять в церков-

___________________

1) Антиох. собора прав. 5, читанное на халкидонском соборе.

2) См. том 4, стр. 67. Изд. 2-е, стр. 33. Изд. 3, стр. 30.

195

ной степени Иоанна, Геронтия, Северина, Импортуна, Иоанна и тех участников вашего заговора и скопа, кои, Бог дал, стали известны, которых мы в свое время сделали добрыми воинами церкви, в которой мы, по воле Божией, председаем: впрочем, чтобы и они и другие не были в неизвестности, пусть знают, что настоящим приговором они отрешены от должности иподиаконов и нотариев или защитников, и не имеют более совершенно никакой степени в нашей церкви; разве, быть может, и они приклонят выю под каноническое покаяние, как мы выше сказали, еще при нашей жизни на сем свете. Еще налагаем законный приговор, о котором говорится выше, на Феликса монаха афрского, который, говорят, настоятельствовал в гиллитском монастыре, и, как известно, своим легкомыслием и непостоянством рассеял по разным местам общество того монастыря, и есть зачинщик вашего коварства, и вместе на всех тех, которые, клирики ли и монахи, или миряне, после настоящих запрещений, осквернились бы в каком-либо вашем сообществе, или изъявили бы к нему или к вам сочувствие и расположение. Пусть этими средствами сохранится канонический порядок, и никто не дерзает более возмущать мир Церкви, который любит Господь. Да будет вам известно, что настоящий приговор мы послали к вам с братьями и соепископами нашими Иоанном марсикским, Закхеем силлакским, Юлианом цингульским, также с детьми нашими диаконами Сапатом и Петром, и с сыном нашим Сургенцием, первенствующим из нотариев и рабом Божиим иподиаконом первого участка, и с Викентием, иподиаконом второго участка нашей церкви, которою мы управляем“.