ГЛАВА IV. Крещение Господне

Все, что до сих пор говорилось о крещении и его значении, есть только плод и последствие крещения Господня. И высшее предназначение Иоанна, как и главная задача посланничества его на крещение, в том, чтобы совершилось его рукой крещение Господа: «для того я пришел крестить водой, чтобы Он явлен был Израилю» (Ио. 1, 31, ср. ст. 32-34). Крещение Иисуса было вместе со всем народом и среди него («когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился», Лк. 3, 21), оно было извне одним из многих, для людей неприметным, и только Иоанн вместе с Самим Иисусом видел в нем происшедшее.

Мы уже говорили, что Креститель занимает в боговоплощении по-своему столь же необходимое и неустранимое место, как и Богоматерь, именно как Креститель. Иными словами, крещение есть столь же существенный момент в нем, как и рождество Христово, оно и есть духовное Его рождество.

Евангелист рассказывает о крещении Христовом, как о деле простом и ясном, естественном и само собою понятном: «тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него» (Мф. 3,13; Мк. 1,9; Лк. 3,21). Разумеется, такое событие в жизни Иисуса не могло быть ни случайным, ни произвольным, но было

75

внутренне необходимым, и еще менее можно понимать его только как образ смирения, явленный в крещении покаяния. У Единого Безгрешного не было никаких грехов, как не было места и покаянию, на что косвенно и указывает евангелист, свидетельствуя, что «крестившись, Иисус тотчас (εύθύς) вышел из воды» (Мф. 3,16), тотчас, т.е. не задержавшись для покаяния и исповедания грехов. Об этом же свидетельствует и церковная песнь: «не истязую тя, Крестителю, пределы преходити, не глаголю тебе: рцы Ми яже глаголеши беззаконным и учиши грешники; точию крести Мя молча и чая яже от крещения» (служба 2 января, икос канона). Хотя и показан образ смирения *), однако принятие крещения ради мнимого покаяния было бы несоответствующим истине и способно было бы породить неверное истолкование. Господь пришел к Иоанну ради крещения, однако не в покаяние и оставление грехов, но ради приятия Св. Духа, который и сошел на Него при крещении: крещение Иоанново, которое было крещением водою, сделалось здесь крещением Духом Св. И об этом предварен был Иоанн Богом, ибо это событие и составляло главное существо его служения, в отношении к которому все остальное является подчиненным и второстепенным: «Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ио. 1,33). И этому не противоречит то, что рассказано у ев. Матфея: «Иоанн удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне?» (Мф. 3,14). Прежде всего, это совершенно соответствует истине: Господь, как Спаситель всего человеческого рода и Искупитель от первородного греха, сообщает силу этого

*) Отцы указывают на это смирение Господа, как один из мотивов принятия крещения: Св. Епифаний, бл. Иероним, св. Златоуст и др. Вишняков 209-10.

76

искупления, т. е. силу крещения, и Иоанну после Своей смерти и сошествия в ад. В этом смысле Он есть Креститель и Своего Крестителя. Вместе с тем здесь в Иоанне говорит немощный трепет человеческого естества, о котором так много свидетельствуется в крещенском богослужении.  —

Служба 7 января.

Стихиры на Госп. Воз.

Видев же грядуща, Христе, к себе Предтеча, и крещения просяща, с трепетом возопи: что ми повелевавши, яже паче силы совершити, о всесильне Господи, како рукою коснуся Тебе, вся содержащего, Ты мя паче крести раба Твоего.

Явихся весь человек ныне, приступен тебе бых, естеством не-приступный: волею обнищах богат сый, яко же обнищавшее обогащу нетлением и избавлением. Приступи, крести тлению неподлежащего и мир от тли изимающего.

Содержим есмь отовсюду, и како бежати недоумеюся, рече Зиждителю Предтеча: поток сый щедре пищный, како убо Тя речныя вшедшаго приемлют струи, изливающа спасение, почитающим Твое, Святое Слово, явление.

Бог Слово явися плотию роду человеческому, стояше креститися во Иордане, и глаголаше к Нему Предтеча: како простру руку и прикоснуся верху держащего всяческая, аше и от Марии еси Младенец, но вем Тя, Бога Превечнаго, по земли ходиши певаемый от серафим, и раб Владыку крещати не научихся, непостижиме Господи, слава Тебе.

На стиховне стихиры.

«Яко виде Тя, Владыко, Иоанн Предтеча, к нему идуща, ужасен быв, яко благонравен раб со страхом вопия-

77

ше: кое смирение, спасительная нищета, в нюже одеялся еси, богатством благости смирившагося человека вознес, яко благоутробен, яко в него одеялся.

Гряди ко Мне, таинству, совершающему спасительное, Пред-течи противовещал еси, со страхом послужи, Спасу всяческих, и не ужасайся. Сокрушеннаго бо Адама грехом обновляя, крещаюся яко человек, естеством нескверный, иорданскими водами, в них же видиши пришедша Мя.

Солнце очищаемо кто от земнородных виде, Иоанн противорече, и одевающего небо облаки обнажаема всего, и источники и реки содевающего в воды входяща, дивлюся несказанному смотрению Твоему Владыко, не отягчи раба Твоего страшными повелениями».

Трепетен был Предтеча, и этот трепет смирения, без которого он и не мог принять сказанного ему Господом, а не сомнение и не противление выразилось в этих словах, на которые последовал ему ответ: «оставь пока ἄφεςἄρτι, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (πᾶσανδικαιοσνην— правду законную, оправдание, то, что необходимо для оправдания). И Иоанн был покорен этими словами, он смиряет свое смирение, отдает себя во исполнение страшного для него веления и — «допускает Его», ἀφησιν αὐτόν (Мф. 3, 15). Господь, смирившись до образа раба, приходит к Крестителю вместе с народом, извне от него не отличаясь, как один из крещающихся.

Существенный вопрос в том, крестился ли Иисус только для того, чтобы явить смирение, Сам не нуждаясь в крещении, или же Он в нем нуждался, а следовательно, нуждался и в Крестителе для того, чтобы исполнить всякую правду, которая без этого оставалась бы не исполнена. Разумеется, правда эта состояла не в покаянии во оставление грехов, которых не имел Единый Безгрешный (как и Сам Он свидетельствует о Себе: «грядет бо сего мира князь и во Мне не имат ничесоже» — Ио. 14, 31), но вовсе в другом, в полноте Богова снисхож-

78

дения. Это требует размышления. Всегда боговоплощение понимается как принятие Вторым Лицом Пресв. Троицы плоти человеческой от Пресвятая Богородицы, т. е. как рождество Христово. Но одного этого недостаточно для полноты богоснисхождения, потому что для нее потребно не только рождество, но и Крещение Господне. Замечательно, что в древней Церкви оба праздника соединялись в один под общим названием Ἐπιφάνεια, т. е. Богоявление, причем оно одинаково относилось и к тому, и к другому событию, а также и к обоим из них вместе. (Этот обычай сохраняется и поныне в Армянской Церкви.) Сближение и уподобление обоих праздников выражается и в построении их служб, которое, как известно, представляет собой преднамеренные параллели и поразительные аналогии, в особенности в службах предпразднества (22-24 дек. и 2-5 января). Трипесницы, каноны, стихиры, представляющие собой преднамеренные уподобления службам Страстной Седмицы, как-то совершенно приравнивают оба праздника. При сем различаются, разумеется, празднуемые события и ублажаются соответствующим образом участники их — в первом случае Богоматерь, во втором Предтеча, причем и самое празднование сопровождается особым почитанием (26 дек. и 7 янв.) собора Богоматери и собора Предтечи.

Эпифания, т. е. явление Сына Божия во плоти, состоит в том, что Божественная Ипостась Сына Божия сделалась и человеческой ипостасью, приняв на себя, сверх Божеской природы, еще и человеческую. Бог соделался Человеком, в Котором «вся полнота Божества обитает телесно» (Кол. 2,9). Ипостасно воплощается лишь Вторая Ипостась, и таинство воплощения только одной Ипостаси из единосущной и нераздельной Троицы, конечно, превосходит человеческое разумение. Однако эта нераздельность не может быть нарушена: Сын неразделен от рождающего Его Отца, Которого Он являет Собою Миру, и Духа Святого, на Нем почивающего. Эта нераздельность

79

предвечно осуществлена в Его Божеской природе. Но она же должна и имеет силу и в Его человеческом естестве.

Как Сын предвечно приемлет исходящего от Отца Духа Св., Который взаимно являет Сына Отцу и Отца Сыну, так и человеческая Его природа должна принять Духа усыновления, дабы Сын

Человеческий стал воистину Сын Божий. Человеческая природа Христа нераздельно и неслиянно соединена в Нем с божественной природой, и полнота боговоплощения требует, чтобы и эта человеческая природа воссоединилась с жизнью всей божественной Троицы так, как соединена с нею Ипостась Сына в божественной ее природе. Иначе или боговоплощение останется неполным и внешним, или в Св. Троице допускается разделение, что богохульно. То, что Сын имеет как Бог, Он должен приять и как Человек, дабы быть совершенным Богочеловеком. Дабы полнота Божества обитала в Нем, необходимо, чтобы и человеческое естество Сына было усыновлено Отцом через то, что на нем почиет Дух Св. Сын во Св. Троице рождается от Отца, но в рожденное™ Своей, как Сын, Он показуется Отцу Духом Св., исходящим от Отца на Сына и на Нем почивающим. Дух Св., Дух усыновления, усыновляет Отцу Сына и являет Сыну Отца, Рождающий рождает, но Дух усыновляет, дает обладание Рожденным. Исхождение Св. Духа от Отца на Сына должно быть понимаемо в связи с рождением, отцовством и сыновством: в Духе Отец обретает, имеет рождаемого Сына, а Сын рождающего Отца. Это отношение предвечно есть во Святой Троице, и оно предвечно принадлежит и каждой Ипостаси, которая в Ипостасном своем самоопределении связана с другими Ипостасями. Но оно же должно осуществиться и во времени при боговоплощении, в человеческом естестве, принятом Сыном.

Как это возможно? Если на Сыне предвечно почивает Дух Св. и усыновляет Его Отцу, то и на человеческом Его естестве должен почивать Дух Св. так, как

80

Он почивает на Сыне Божием по Его божеской природе, иначе между обоими природами будет несоответствие, и боговоплощение явится неполным. Иначе говоря, Иисус должен быть Христом, Помазанником Духа Святого. Когда и как может быть осуществлено это помазание? При самом рождении или уже после рождения? Самое зачатие Господа произошло от Духа Св. и Марии Девы: «Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышняго осенит Тя: тем же и рождаемое свято наречется Сын Божий» (Лк. 1, 35). Дух Св. сошел на Деву Марию в боговоплощении в столь исключительной степени, что Она получила силу бессемянного зачатия Богомладенца, поэтому Рождаемый и с человеческой стороны имел святость настолько, что мог нарещись Сыном Божим. Однако это схождение Духа Св. на Деву Марию еще не означает такого же схождения Его и на Рождаемого, ибо это схождение должно явиться самостоятельным и отдельным ак-том. Схождение Св. Духа на Деву Марию охраняет Рождение от греховности и делает Его святым, облагодатствованным дарами Духа Св., но не Самим Его Ипостасным присутствием. Так это именно изображается и в Евангелии, где прямо говорится: «младенец же возрасташе и укрепляшеся Духом, и благодать Божия была на Нем» (Лк. 2,40). Это говорится, конечно, о благодатных дарах Св. Духа, которые подавались человеческой природе Младенца по мере ее возрастания и духовного укрепления, в то время как божественному естеству предвечно дары эти были свойственны. Это возрастание и развитие Иисуса, уже как Отрока, показано в Евангелии и второй раз: «Иисус преуспевал в премудрости и возрастал в любви у Бога и человеков» (Л к. 2, 52). Это указание на развитие и возрастание свидетельствует как бы о некоторой не-полноте и незавершенности человеческого естества, которые, конечно, были бы невозможны и неуместны в случае ипостасного почивания Духа Св., полноты Божества.

81

Эта то полнота и была достигнута и осуществлена лишь в крещении, когда на человеческое естество Господа сошел Дух Св. в виде голубя, и Господь стал Христом Помазанником, Χριστός, что подразумевает ὑπότοῦΠνεύματοςἉγίου («Духом Святым»), Имя Духа Св. скрыто подразумевается в имени Христос. Оно называется вместе с этим именем. Ипостасное схождение Духа Св. на человеческое естество Христово *), при неслиянности двух Его естеств и при нераздельности их, произошло при крещении, когда Иисус стал совершенным Богочеловеком, когда время возрастания и укрепления закончилось, и Он вошел «в полноту возраста Христова» **). Но как в предвечной жизни Св. Троицы исхождение Св. Духа на Сына есть Его усыновление Отцу, так и в боговоплощении ипостасное вселение Духа Св. в человеческое естество совершило Его в Богочеловека. Силою этого вселения Св. Духа Он и мог творить чудеса, совершаемые Им, по собственному Его свидетельству, Духом Святым, как и извести через дуновение Духа Св. на апостолов: «приимите Дух Свят».

Посему крещенское Богоявление и есть новое и окончательное усыновление: Дух Св., сходя на землю на крещаемого Сына Божия, свидетельствует перед Отцом это сы-

*) Как говорил о сем св. Иоанн Дамаскин (Точное излож. прав, веры, кн. IV, гл. IX): «Дух Святой сошел на Господа в телесном виде, как голубь, показывая нам начаток нашего крещения и почитая тело (Христово), ибо и оно, т. е. тело, вследствие обожения стало Богом».

**) У св. Кирилла Иерусалимского (3-е тайноводственное слово, 1-2) читаем: «Христос, омывшись в реке Иордане и сообщив водам благоухание Божества, вышел из воды, и было на Него существенное наитие Духа Святого... Христос не от человека и не елеем или миром телесным был помазан, но Отец, и предопределивший Ему быть Спасителем целого Мира, помазал Его Духом Святым, как говорит Петр: Иисуса, иже от Назарета, Его же помаза Бог Духом Святым (Д. Ап. 10, 38)».

82

новство и совершает усыновление. И вот почему на это следует немедленный ответ с неба от Отца, свидетельствующего именно об этом совершившемся усыновлении: «И се глас с небесе глаголя: сей есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же благоволих» (Мф. 3, 17; Мк. 1,13; Лк. 3,22). У всех трех синоптиков повторяется этот рассказ (намек на это есть и у Ио. 5,37). Интересно, что косвенное подтверждение этой общей мысли о сближении между рождеством Христовым и крещением мы имеем в одном из древних разночтений евангельского текста о крещении у ряда отцов, текст Евангелия Луки 3,22 имеет после: «сей есть Сын Мой возлюбленный», вместо «о нем же благоволих», стих из псалма 27: «аз днесь родих Тя», т. е. тоже свидетельство о богосыновстве, но с явным соотношением с рождеством Христовым. Эти слова не есть новое, добавочное откровение, не содержащееся уже в самом факте схождения Св. Духа. Это и есть этот самый факт во всей силе своей, как он существует в Отце. Тот, о Котором Отец благоволил, т. е. излил на Него Свою любовь, — Ипостасная же любовь Отца и Сына и есть Дух Св.,— Он тем самым и есть Сын. Эти же самые слова повторены, как известно, и при преображении: «сей есть Сын Мой возлюбленный (Мф. 17, 5; Мк. 9,7; Лк. 9, 3), того послушайте» (Мф. 17,5). Но этот голос тогда был для учеников, как явление уже сущего Сыновства, но не как самое усыновление. Глас этот был из облака, которое, согласно Ветхому Завету, означает Славу Божию, явление Божества в Иисусе Христе, к чему и сводилась сущность преображения. Можно в этом смысле сказать, что преображение имеет в своем основании крещение и, конечно, рождество Христово, тогда как крещение именуется Богоявлением как откровение — через боговоплощение и в боговоплощении — всей Св. Троицы. «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, трой-

83

ческое явися поклонение: родителев бо глас свидетельствова о Тебе, возлюбленного Тя Сына именуя, и Дух Святый в виде голубине извествоватие словесе утверждения. (Тогда как в преображение лишь поется: «преобразился еси на горе, Христе Боже наш, показавый учеником своим славу Свою якоже можаху»).

Итак, мы приходим к заключению, что крещение Господне, действительно, составляет как бы духовное рождество Христово: Сын Человеческий прославляется воистину и вполноту Сыном Божиим, о чем свидетельствуется с неба, причем, конечно, слово Божие есть уже и самое дело, самое совершение. Но здесь может возникнуть и недоуменный вопрос: этим суждением не умаляется ли значение Божией Матери? не возрождается ли ересь Несториева? Последний учил, что Дева Мария родила человека, который сделался потом Христом и Сыном Божиим, почему Она не Богородица, но Христородица.

Эта хульная ересь, осужденная III Вселенским Собором, направлена, однако, против того догмата, что Ипостась Сына Божия тожественна Ипостаси Иисуса Христа, и от Девы Марии воплотился и рожден Логос с самого первого момента зачатия, с Благовещения. Посему Иисус никогда, ни в одно мгновение Своего существования, не был простым человеком. Несторианствующее понимание крещения состоит в том, что в крещении сошел на Христа не Дух Св., но Логос, Который впервые вселился в этого человека. Такая концепция крещения, не соподчиняющая, но противопоставляющая его рождеству Христову, не имеет ничего общего с развиваемой здесь мыслью, что крещение и находится в прямой и неразрывной связи с рождеством и есть лишь его выявление или раскрытие. Богоматерь есть воистину Богородица, ибо зачатый и рожденный Ею есть истинный Сын Божий, Предвечное Слово, Второе Лицо Св. Троицы. Однако истинное боговоплощение предполагает развитие человеческого естества в полноту возраста: Господь проходит младенчество, отрочество,

84

юность ранее наступления полного мужества. И нельзя, конечно, сказать, что полнота человеческого естества, а, следовательно, и полнота богочеловечества достигнута уже в младенчестве, при самом рождестве Христовом. И, однако, это не противоречит тому, что Родившийся есть истинный Бог, хотя и Богомладенец. В Богомладенце уже заключены все возможности и в этом смысле вся полнота Богочеловека, однако эти возможности осуществляются лишь с течением времени, в различные времена и сроки. И важнейшей из этих возможностей была та, которая осуществилась в крещении, в сошествии Св. Духа, в помазании Христа, после которого Он мог уже сказать о Себе словами пророчества Исайи: «Дух Господень на Мне, Он помазал Меня»... (Лк. 4,18) *).

Однако спрашивается: почему Дух Св. не излился или не со-шел в виде голубя на Того, на Ком по Божеству Он предвечно почивает, уже с самого Его рождества? Почему потребовалась целая жизнь до наступления полной зрелости, раньше чем это могло совершиться? Это потому, что Господь воистину воплотился, т. е. принял полную и истинную человечность. А в природу человечности входит, как неотъемлемая черта образа Божия в человеке, свободное самоопределение человеческого естества — к Богу или против Бога. Благодать Божия предначинает, сопутствует, содействует, исполняет сил человека, но она и не насилует, ни в чем не нарушает человеческой свободы, не низводит человека на роль механизма или автомата. Первое слово, вопрос, принадлежит человеку, его свободе, его духовному произволению. Посему

*) Ср. Деяния ап., речь ап. Петра в доме Корнилия сотника: «Вы знаете все, происходившее по всей Иудее, начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном, как Бог Духом Св. и силою помазал Иисуса из Назарета» (10, 37-38).

85

и ранее чем совершиться крещению, надлежало, чтобы Иисус пришел к Крестителю креститься у него, а это было, когда Иисус был лет тридцати (Лк. 3,22), т. е. в состоянии полной зрелости. Свобода Его человеческого самоопределения и полнота его не допускали рановременного и не вполне зрелого или же недостаточно выношенного решения посвятить Себя Богу, отдать Себя на служение. И внешним знаком принятия этого решения было пришествие Иисуса на Иордан — к Иоанну. Крещение Господа является началом Его служения. После него Он был веден Духом в пустыню для искушения, как окончательного самосвидетельства, и после этого Он уже выступает с проповедью о Себе (Лк. 4) и Евангелия Царствия (Мф. 4). Но служение Господа от начала было путем к Голгофе, и Его пришествие к Иоанну скрыто заключало уже принятое решение до конца сотворить волю Отца, и ответом на это решение и было сошествие Св. Духа и усыновление Отцу. Погружение в иорданские струи предобразовало уже Голгофскую смерть и тридневное пребывание во гробе, как и христианское крещение в смерть Спасителя. То, что свершилось пред страстью в Гефсимании: Отче, да будет воля Твоя, это предсовершилось уже на Иордане.

Здесь перед нами снова становится вопрос: но почему же тут Иоанн? Зачем нужен Креститель? Разве посвящение Себя Богу и даже сошествие Св. Духа не могло совершиться без его участия? Есть ли та внутренняя неустранимая необходимость присутствия и участия именно Крестителя в крещении? Ответ на этот вопрос, очевидно, должен быть утвердительный, как это явствует из следующих размышлений.

Жертвенная покорность подвига, послушание воле Отчей, явленные Новым Адамом, вместо Ветхого, и привлекающие на Него Св. Духа, не должны были остаться актом, совершенным уединенно, в отделении от людей: то, что совершается для рода человеческого, должно быть

86

и явлено роду человеческому, быть сделано с людьми, среди людей. В образе человеческого смирения пред Богом явлено было послушание Сына Человеческого. И по смотрению Божию, это человеческое послушание как покаяние — μετάνοια — совершилось через крещение в водах у Иоанна. И пришедый в образе смирения Владыка смиряется до крещения у «раба», вместе с другими людьми, в народе и с народом, как и сказано у Лк. 3,21: «когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился». Вместе с народом и среди народа — это существенно для Принявшего подобие плоти греха, Пришедшего призвать не праведныя, но грешныя на покаяние. Однако, для «исполнения всякой правды», для выражения готовности сотворить волю Отца Сын Человеческий мог бы еще, могут подумать, принести жертву через ветхозаветное священство по чину Аарона. Но это было бы невозможно, потому что Ветхий Завет уже исполнил свою правду, и священство по чину Аароню уступало место священству по чину Мельхиседекову. Господь не мог принять крещения — или равносильного ему умилостивительного акта — от ветхозаветного священства, Сам будучи Архиереем Нового Завета во век по чину Мельхиседекову. Посему избирается путь, если не внецерковный, то, во всяком случае, внехрамовый: крещение Иоанново. Сам Иоанн был священник по крови, но священствовавший вне храма, ибо и так можно определить его служение.

Господь для принятия крещения нуждался в Крестителе, ибо невозможно, противоречиво было бы само крещение во свидетельство смирения и послушания. Такое отстранение Крестителя означало бы самопревознесение, отвержение всего рода человеческого, как недостойного или ненужного. Напротив, Господь искал смириться не только пред Богом, но и пред человеками, которых Он избрал братиями Своими, и дать им образ смирения. А это возможно лишь через другого, через Крестителя, а не через самокрещение. Господь

87

нуждается на этой грани Своего земного пути в Крестителе. Но не всякий мог быть Крестителем, ибо иначе смирение могло бы стать унижением и соблазном, если бы был греховный и недостойный креститель. Нужен тот, кто чист от греха и не дрогнув устоит при крещении, когда отверзнутся небеса. Один, единственный из всего рода человеческого, достоин того, чтобы послужить нужде Сына Человеческого, Его крестить. И его от века приуготовляет Господь в путях Своих, дабы он стоял на своем месте тогда, когда приблизится к нему Агнец Божий, вземляй грех мира, чтобы согнуть Свою выю и преклонить Свою главу под рукою крестительскою. Без этого Крестителя не совершилось бы крещение, не отверзлись бы небеса, не сошел бы Дух Св. на Сына Человеческого, не раздался бы глас с неба. Страшно для человека думать о такой ответственности, но Господь избирает и воздвигает мужа по сердцу Своему. Церковная песнь со тщанием и любовью изображает этот подвиг Предтечи в крещенских службах. Крестителю дано было быть тайновидцем Св. Троицы в Богоявлении. В чистоте сердца, обладающие которою узрят Бога, он обладал предведением тайны, ибо она предоткрывалась уже и в Ветхом Завете. И ему ли, стоящему на грани обоих Заветов, не дано было бы знать ее! Но ныне она открылась воочию. И креститель оказался Крестителем. Его дух выдержал то, что не под силу было выдержать ни одному из древних пророков, ни одному из людей, — богозрение лицом к лицу: «и свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба как голубя, и пребывающего на Нем. Я не знал Его; но Пославший меня крестить водою, сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (Ио. 1, 32-34). У кого же из древних пророков найдем мы такие речи о Боге? Уже явление ангела Божия повергало ветхозаветных мужей в страх смерти; пророку Моисею,

88

другу Божию, были явлены лишь «задняя Божия». Исайе были серафимом очищены уста углем с жертвенника Божия после видения Славы Божией. Иоанн же зрел и — свидетельствовал о зренном. И он зрел, как его крещение, крещение покаяния водою, здесь стало крещением Духом Святым. Заслуживает внимания, что ни в Евангелиях, ни в церковном Предании нет сведений о присутствии, а тем более о каком-либо участии Матери Божией при крещении. Разумеется, нельзя допустить, что Она в боговедущем сердце Своем не ведала тайны предстоящего крещения и Богоявления или чтобы Она не ведала об его совершении. Однако Она и здесь отходит в глубокую тень, уступая место Крестителю: Мать по плоти как бы временно отдает Сына порождающему Его водою и Духом Крестителю.

Но в крещении соединяется не только Богоявление, сошествие Св. Духа и усыновление Сына Человеческого Отцу небесному, но и Его явление народу, встреча с человеческим родом. Господь должен быть встречен, и принят, и узнан, и засвидетельствован в день, когда Он приходит к народу. Он здесь не должен пребыть в одиночестве и отъединении от рода человеческого, хотя нужно, чтобы эта встреча была достойная, т. е. чтобы это была, действительно, встреча. И эту встречу от лица всего человеческого рода совершает Иоанн, как Предтеча, друг Жениха. В нем говорит человечество, он есть его уста, его сердце, обращенное к Спасителю. От этой встречи начинается Евангельская история, первое обращение и призвание. Здесь выступает значение Иоанна как свидетеля, что составляет главный предмет повествования о нем в Евангелии от Иоанна, в отличие от других Евангелий. «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ио. 1,29). В этих словах Иоанн выразил такую полноту ведения и постижения тай-

89

ны боговоплощения, что он мог уже отойти с этим ведением для проповеди во аде: он все постиг. В этих словах, в которых явственно звучат образы 53 главы ветхозаветного евангелиста Исайи, дана полная и исчерпывающая мысль об искупительном деле Христовом. «И на другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его и, увидев идущего Иисуса, сказал: «вот Агнец Божий» (Ио. 1,36). И что же последовало? «Услышав от него сии слова, оба ученика (Андрей и Иоанн) пошли за Иисусом» (1, 37). Так совершилось первое внутреннее призвание их ранее того, чем Господь Сам призвал их за Собой. Явление Христа миру и человечеству совершилось в Иоанне, в крещении. Креститель и Предтеча становится другом Жениха. И опять: если бы не было на своем месте Предтечи или если бы он не узнал Господа и не за-свидетельствовал о Нем, осталась бы незаполненной та пропасть, какая существует между Ним и грешными людьми, не оказалось бы моста, и посредника, и свидетеля, и не началась бы проповедь Евангелия Царствия так, как она началась. Но Предтеча совершил свое дело, он явился истинным Крестителем Господним. Для встречи Богомладенца уготовлен был Богом Богоприимец, для встречи же Мессии — Предтеча Иоанн.

После крещения Господня: свидетельство об Агнце Божием.

Дело Иоанна было в том, чтобы быть Предтечей Господним, приуготовить путь и встретить Господа, и в том, чтобы быть Крестителем Господа, видеть исполнение крещения — разверзающиеся небеса и Духа Св., сходящего в виде голубине, и слышать глас Отчий, зреть явление всея Св. Троицы. Но Предтече надлежало не только самому узнать, но и быть свидетелем перед людьми об узнанном Христе. Ему дано быть и апостолом

90

Христовым, каковым и ублажает его св. Церковь, ибо дано проповедовать и исповедовать Христа Спасителя. Притом и здесь он остается Предтечей, поскольку его проповедь о Христе раздается ранее собственного слова Христова о Себе и, конечно, ранее Его апостолов. Это служение Предтечи как свидетеля раскрывается главным образом в Евангелии от Иоанна, которое и в этом, как и во многих других отношениях, ставит задачей восполнить другие Евангелия, их молчаливо уже предполагая. В частности, и в изображении Предтечи ничего не говорится ни о проповеди покаяния, ни о самом крещении, а только о нем самом, как свидетеле Христовом. Эта разность изображения, которая неоспорима, подает повод рационалистической критике оспаривать или даже вовсе отвергать значение повествования об Иоанне в четвертом Евангелии. Для церковного разумения даже не возникает подобного вопроса, как пустого и надуманного. Нужно уразуметь, какова внутренняя и необходимая связь между синоптическим и Иоанновым изображением Предтечи, причем, конечно, они взаимно друг друга дополняют. В первом случае изображается, так сказать, историческое явление Предтечи, он сам, хотя и в неразрывной связи с Тем, Кому он приуготовляет путь, во втором же он есть спутник, свидетель Другого, и его светило является только спутником Солнца правды и гаснет в Его лучах. Соответственно этому в Евангелии от Иоанна, здесь, как и во многих других случаях, изображается надвременная, предвечная связь событий, а в частности и связь явления Предтечи с боговоплощением. Связь эта устанавливается уже в прологе Иоаннова Евангелия, и речь об Иоанне вплетается в слово о Слове и Его воплощении: «Был человек, посланный от Бога, имя ему Иоанн, он пришел для свидетельства εἰς μαρτυρίαν, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали через него, он не был свет, но да свидетельствует о Свете» (1,6-8). Так изъясняется

91

посланничество Иоанна, как свидетеля — μάρτυς: все должны уверовать через него δι’ αύτοῦ, т. е. по причине его, благодаря ему и его свидетельству. Это не значит, конечно, чтобы он проповедовал всем, но что его свидетельство имеет вселенское значение от лица человеческого рода и для всего человеческого рода: без Иоанна не был бы узнан Христос (или, что то же, был бы неверно узнан). Однако здесь еще не приводится ближайшее содержание его свидетельства. В дальнейшем излагается пришествие Света в мир, и когда евангелист доходит до торжествующего свидетельства, что «Слово плоть бысть» (1,14), он снова, второй уже раз, возвращается к Иоанну как свидетелю о сем: «Иоанн свидетельствует о Нем и восклицал, глаголя: Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, ибо был первее меня, πρῶτός μου» (1,15). Здесь свидетельство Иоанна уже раскрывается по своему содержанию, но не приурочено евангелистом ни к какому месту и времени, скорее, тут намечается лишь общее содержание его про-поведи, как бы тема ее. И в дальнейшем изложении наносятся уже более конкретные черты, в третьем повествовании о свидетельстве Иоанна, в той же 1 -й главе, немедленно по окончании пролога. Замечательно, что, если не считать пролога, представляющего собой до известной степени самостоятельное целое, то рассказ Евангелия от Иоанна совершенно точно так же как, и синоптиков, начинается, хотя и по-своему, с Предтечи. Но о Предтече рассказывается уже не как о Крестителе и пророке, но только как о свидетеле. Свидетельство Иоанна необходимым образом становится и самосвидетельством. «И вот свидетельство Иоанна, когда иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто он?» Это было, очевидно, уже в середине проповедничества Иоанна, когда стоустая молва все больше говорила об Иоанне, и руководящая партия, хотя и враждовала Иоанну, однако, боясь народа, не решалась на открытую вражду, предпочитая уловление

92

в слове, как это было и в жизни Господа. Однако уже и самые вопросы свидетельствуют о тех ответах, которые предносились, выражая народные надежды и впечатление, производимое Предтечей. Все вопросы имеют одно содержание: не есть ли Иоанн сам Мессия? или, по крайней мере, не свидетельствует ли его появление о наступивших мессианских временах? «Он объявил и не отрекся и объявил (явно, что вопросы повторялись настойчиво и неоднократно), что я не Христос (ὁ Χριστός — чаемый Христос)».

В этом ответе преодолевается искушение Предтечи; ему од-ному только посильное, — не соблазниться славой Предтечи, не присвоить себе самому света Грядущего, не поставить себя вместо него. Одним словом, здесь было испытание смирения Предтечи. Вслед за отрицательным ответом естественно идут дальнейшие вопросы: «И спросили его: что же? ты — Илия? нет». Это есть вопрос не о Мессии, но о мессианском времени. Пришествие Илии на землю, согласно пророчеству Малахии (Мал. 4,5) в церковном его истолковании, относится ко второму и страшному пришествию Господа Иисуса Христа, книжниками же оно относится здесь к первому пришествию (ср. Мф. 17,10). В этом смысле, очевидно, и был дан Предтечей отрицательный ответ. Он, однако, не исключает возможности, что Иоанн приходит в духе и силе Илии и имеет с ним некое таинственное сродство, засвидетельствованное и Самим Господом (Мф. 17, 11-13). (Об этом ниже.) Во всяком случае, здесь отвергнуто прямое личное тожество Предтечи с Илией, какое, может быть, подсказывалось распространившимся впоследствии среди иудеев (в Каббале) учением о перевоплощении душ. И за этим ставится следующий вопрос: «Пророк — ὁ προφήτης — ли ты? Нет». Конечно, Иоанн был величайший из пророков, каковым засвидетельствовал его и Господь, но здесь вопрос был не о пророческом служении вообще — προφήτης, — а об определенном служении: ὁ προφήτης. Именно здесь имелось в виду

93

то пророчество Моисея во Второзаконии 18:15,18-19, которое относится к Мессии: «Пророка возставлю им от среды братии их якоже тебе, и вдам слово Мое в уста Его и возглаголет им якоже заповедаю Ему». Иоанн отвергнул это вопрошание, потому что он не был Пророком-Мессией или особливым мессианским пророком, спутником Мессии, как его ожидали (по свидетельству св. Кирилла Александрийского и Иоанна Златоуста) некоторые из иудеев. Он не был также и одним из прежних пророков ни в смысле личного их перевоплощения, ни в смысле принадлежности его к их чину, потому что он отличается от чина ветхозаветных пророков: «закон и пророки до Иоанна» (Лк. 16, 16; Мф. 11, 12-15). Он сам, хотя и имеет в себе пророческий дар, но превосходит и пророческое служение: «Что же смотреть ходили вы? пророка? да, говорю вам, и больше пророка» (Мф. 11,9; Лк. 7, 26). Ибо он есть пророк-предтеча, ему дано видеть и ведать; все пророки принадлежат к Ветхому Завету, и потому они «до Иоанна», он же принадлежит и к Ветхому Завету, и, постольку он пророк, к Новому, и поскольку он Предтеча: «виден был еси посреди стоя ветхаго же и новаго, новому убо, пророче, крестити творя, новаго же свет являя» *). Исчерпав все возможные представления, в которые могло укладываться в их головах явление Предтечи, посланные «сказали ему: кто же ты, чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом? Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исайя (Ис. 40,3)». В полном согласии со всеми синоптиками, евангелист Иоанн определяет своеобразие явления Предтечи известным уже нам древним пророчеством о нем. Есть, однако, то отличие, что во всех синоптических Евангелиях евангелистами применяется к нему это пророче-

*) Служба Предтечи, гл. 5, п. 9, тр. 2.

94

ство, след., в третьем лице, а здесь Предтеча сам свидетельствует о себе словами пророчества, выражающими поэтому, прежде всего, его собственное самосознание. Он стал Предтечей не только после встречи Христа, но был им и ранее ее. Положение Предтечи явилось для него не внешним фактом, но внутренним его самоопределением и самосознанием. Видимо, посланные не поняли этого ответа, как не понимали и самого пророчества. Ведь Предтеча раскрывается только через Христа, Которого он есть Предтеча. Но Христа они сначала не знали, а потом не восхотели веровать в Него. Оставшись глухи к этому ответу, посланные, искушенные в законе — «а посланные были из фарисеев» — и знавшие, что крещение водою над иудеями является, во всяком случае, непонятным новшеством, несомненно, искушая его, «спросили: что же ты крестишь, если ты не Христос, ни Илия, ни пророк?» (Ио. 1,25).

Эта черта повествования о Мессии — вопрошание фарисеев, отсутствует у синоптических евангелистов, ев. Иоанн дополняет их повествование. Она имеет полную внутреннюю убедительность: фарисеи испытывали растерянность и, видя влияние проповедника покаяния, не могли противодействовать его проповеди, однако они пытались обычным своим методом совопросничества искушать Предтечу, — недаром Господь в ответе на их искусительные вопросы ответил им также вопросом о силе крещения Иоаннова: Мф. 24, 25-26; Мк. 11, 30-36; Лк. 20, 4-7. Фарисеи надеялись получить ответ, который мог бы погубить Иоанна, но вместо этого и они услышали от него то самосвидетельство Предтечи, которое не раз слышал от него народ, по свидетельству всех синоптических Евангелий (Мф. 3, 11; Мк. 1,8; Лк. 3, 16). Оно было им уже торжественно — «восклицая», κέκραγεν(1,15) — выражено народу, согласно повествованию и четвертого Евангелия: «Иоанн сказал в ответ: я крещу в

95

воде, но стоит среди вас. Кого вы не знаете, Грядущий по мне, Кого я не достоин развязать ремень у обуви Его» (1,27).

Евангелист настолько дорожит полнотой и конкретностью рассказа об этом событии, что особо прибавляет сообщение о местности, где это было: «это было в Вифаваре ἐν Βηθανία при Иордане, где крестил Иоанн» (1,28).

Эта дата является отправной для нового, третьего уже рассказа в этой же 1 -главе о свидетельстве Иоанна: «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: Се Агнец Божий Ἴδε ὁ άμνὸς τοῦ Θεοῦ вземляй грех мира τὶν ἁμαρτίαν τοῦ κόσμου (1, 29)». Евангелист Иоанн свидетельствует здесь как очевидец, ибо он был одним из учеников Иоанна, присутствовавших при происходящем и потрясавшихся слышанным. Отсюда и такая конкретность и (вопреки рационалистической критике) такая историчность в данном случае его рассказа. Заслуживает внимания, что евангелист, богослов и тайновидец, в орлином взлете своего богословствования не только повествует о предвечном Слове, но и о Предтече, именно как служитель Слова. Можно сказать, что, в то время как прочие евангелисты рассказывают о Предтече, евангелист-богослов показывает нам самого Предтечу в сокровенности его души, и в этом именно и заключается отличительная особенность четвертого Евангелия в отношении Предтечи. Оно содержит исповедание последнего. И в этих словах Предтечи о Христе: «се Агнец Божий, вземляй грех мира» — выражена такая полнота ведения о Христе, такое постижение его крестного искупительного подвига, что, можно сказать, в этих немногих словах содержится все Евангелие. Предтеча знал крестную тайну искупления и ее возвещал. Он возвещал ее словами того «ветхозаветного евангелиста»-пророка, которому дано было из тьмы веков зреть и постигать Голгофу: 53 глава, пророка Исайи, это чудо чудес

96

в пророческих книгах *), конечно, целиком содержится в словах Предтечи, но уже как исполнение: агнец пасхальный, прообраз Агнца Божия, закалается в снедь верных. Предтеча здесь является истинным Второ-Исайей. Пророчество Исайи является чудесным не только по полноте проникновения в тайну искупительного страдания, но и по своему несоответствию и противоречию всем обыденным иудейским чаяниям царствующего, а не страждущего Мессии, Которого Царство есть не от мира сего. И Иоанн в свидетельстве своем является воистину евангелистом, каковым и именует его св. Церковь («проповедниче еси Христов, ангеле, апостоле», гл. 2, подобен). Во всем четвероевангелии нет более сжатой и исчерпывающей формулы для выражения искупительного дела Христова, нежели эти слова Предтечи (Ио. 1, 29). И далее Предтеча продолжает свое свидетельство: «Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который предо мною был, ибо первее меня был. Я не знал Его, но для того пришел я, крестя в воде, дабы Он явлен был Израилю». И свидетельствовал Иоанн, говоря (это новое повторение еще более усиливает значение слов), что «я видел Духа, сходящего с неба как голубь, и Он пребывал на Нем. И я не знал Его, но Пославший Меня крестить в воде, сказал мне: на Кого увидишь Духа, сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий». (1, 29-34).

*) «Сей грехи наши носит и о них болезнует, той язвен бысть за грехи наши и мучен бысть за беззакония наши, наказание мира нашего на нем, язвою его мы исцелехом. Все яко овцы заблудихом: человек от пути своего заблуди, и Господь предаде его грех ради наших... яко овча на заколете ведеся, и яко агнец пред стригущими его безгласен, тако не отверзает уст своих. Во смирении его суд его взятся, род же его кто исповесть, яко вземлется от земли живот его, ради беззаконий людей моих ведеся на смерть» (Ис. 53, 5-8).

97

Здесь выражается и законченная христология, и полное самосознание Предтечи. Иоанн свидетельствует дважды, что он не знал Мессию. Едва ли нужно это понимать в том смысле, что он никогда не встречал и не видал своего Родственника, Которого он, к тому же, узнал, будучи еще в чреве матери во время ее посещения Матери Божией. «Исполнившись Духом Святым», Елизавета свидетельствовала о пришествии к ней Матери Господа. Трудно допустить, чтобы Предтеча в самосознании своем не останавливался исключительным вниманием на Том, Кто таился в Назарете, «преуспевая в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (Лк. 2,52). Хотя пребывание в пустыне вообще и исключало или затрудняло возможность встреч с людьми, но здесь надо принять во внимание исключительную, притом благодатную чуткость Предтечи к Тому, Кого он Предтеча. Поэтому вполне можно и даже нужно допустить, что Предтеча знал Иисуса из Назарета, и потому, когда Он пришел к нему для крещения, не как незнакомца встретил он Его, удерживая словами: «мне надобно креститься у Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (Мф. 3, 14). Пусть это было пророческое озарение, но и оно говорит не о незнании Пришедшего. И Предтеча ждал Иисуса, он был весь это ожидание, как и сам свидетельствует о себе: «Для того я пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю». И, однако, тайна Благовещения, недоведомая даже ангелам (1 Петр. 1,12; Ефес. 3, 30; 1 Тим. 3, 15), не могла быть доступна ни одному человеческому существу, кроме Той, Которая Сама явилась богорождающим лоном. И она не могла быть ведома и Предтече, сколь бы он ни преклонялся в смирении своем пред Грядущим и Недоведомым, сколь бы ожидание Его ни наполняло всю его, Предтечи, жизнь, и мысли, и сердце, и волю. И потому еще оставалось тайной боговоплощение, что его ведение было вместе с тем и ведением Св. Троицы, Отца, Сына и Духа, притом в такой полной мере,

98

в какой не дано было это Ветхому Завету, знавшему о троичности только прикровенно. Боговоплощение есть и Богоявление, откровение всей Св. Троицы — воплощающегося Сына, посылающего Его в мир Отца и сходящего на Него от Отца Духа Святого. И этого откровения никто из людей не имел, конечно, также кроме Самой Виновницы боговоплощения, Которая познала и сошедшего на Нее Духа, и родившегося от Нее Сына, и в Них открывающегося Отца. Об этом откровении, правда, прямо не говорится в Евангелии, однако оно показуется самым делом. Другой же из людей, кто призван был по своему положению в деле строительства нашего спасения к этому ведению, был Креститель. Через крещение сошел Дух Св. на Крещаемого, и, крестя, Креститель должен был познать тайну боговоплощения и тайну Св. Троицы. И как «единаго сущего от Св. Троицы», как Сына Божия, Предтеча, разумеется, не знал Иисуса до крещения, да и не мог знать человеческими силами: для узнания здесь требовалось событие — отверстие небес, сошествие Св. Духа и глас Отца, свидетельствующего о Своем Возлюбленном Сыне. Правда, Иоанн имел некое предварительное, ветхозаветное и больше, чем ветхозаветное, ведение Св. Троицы, ибо сказано ему было Пославшим его крестить о том, что он увидит Духа, сходящего в виде голубине на Крещаемого. Потому не неожиданно, но давно жданно и желанно было теперь происшедшее. И, однако, может ли сравниться чаяние и упование с совершением и исполнением? И сошествие Св. Духа на Крещаемого не могло миновать и Крестителя, который видел это, — видел не телесными очами, но озаряясь Духом Святым. Ведь если Иорданские воды крещальные навеки освятились этим сошествием, то ужели оскудел благодатью Креститель? Нет, здесь именно прошла грань, отделившая Ветхий Завет от Нового, а вместе и соединившая их в лице Крестителя. Отныне он есть глашатай Завета Ветхого и Нового, однако

99

уже превозмогал Ветхий Завет, тот Иоанн, о котором сказано: «закон и пророки до Иоанна». Отныне он есть уже вполне созревший, законченный и закончивший свое призвание Предтеча, которым уже соделано его дело на земле и наступает черед нового служения — проповеди во аде. И он завершает полноту своего служения после крещения: он свидетельствует — о чем? о том, что «сей есть Сын Божий» (1,34).

Свидетельство Предтечи не есть обособленно стоящий факт его личной жизни, «биографической эпизод», это есть событие в истории всего человечества. Он свидетельствует пред лицом и от лица всего человеческого рода: Господь встречен и узнан на земле, раскрывающаяся тайна Св. Троицы познана, вочеловечившийся Сын Божий назван по имени.

Нужно еще заметить, что свидетельство Иоанна предваряет во всей полноте исповедание Петра (Мф. 16, 16), как и другие исповедания Христа Сыном Божиим. Поэтому возникает вопрос: в каком же отношении находятся между собою эти исповедания, в частности Петра и Иоанна? В отношении к содержанию исповедание Петра, как и другие, ничего не прибавляет к исповеданию Иоанна, а даже как будто его повторяет: «Ты еси Христос, Сын Бога Живаго». Но через руку Иоанна Иисус сделался Христом, т. е. Помазанником Духа Св., и об этом помазании, о схождении Духа в виде голубине, и свидетельствует Иоанн, следов., более распространительно показывая, что Иисус есть Христос и Он же есть Сын Божий. Не теряет ли поэтому своего исключительного значения исповедание Петра после исповедания Иоанна? Нет, не теряет (хотя оно вообще не является ни первым, ни единственным, как это обычно с преувеличением изображается в католической литературе). Свидетельство Иоанна есть все-таки лишь исповедание Предтечи, первая встреча. Оно еще должно быть, так сказать, пережито, реализовано в опыте, раскрыться для человечества

100

в лице апостолов, сделаться post factum, а не ante factum («после свершившегося, а не до свершившегося»). Исповеданием Предтечи необходимо предшествуется и обусловливается исповедание Петра, как и всем вообще явлением Предтечи предшествуется и обусловливается принятие людьми Мессии. Но оно относится к дальнейшему как задание к исполнению, обетование к свершению, призыв к делу. Ему остается присущ предварительный, предначинательный характер. Это — пролог к Евангелию, хотя и существенно необходимый.

И этот внутренний пролог становится и внешним прологом к делу земного служения Сына Отча, Агнца Божия. Эта связь и этот переход указуются самим евангелистом Иоанном в пределах все той же необъятной по содержанию главы его Евангелия. «На другой день (опять с точностью указывает время столь памятного для него события евангелист, его очевидец и участник) опять стоял Иоанн и двое из учеников его. И, увидев проходящего Иисуса, сказал: се Агнец Божий» (35-36). На этот раз свидетельство это было повторено — уже в сокращенном виде, явно предполагая слышанным сказанное им накануне. Это повторяется уже нарочито для этих двух учеников, Андрея и другого, не названного прямо ученика, который, и по суждению толковников, и на основании контекста и обычной манеры евангелиста не называть себя прямо, несомненно был Иоанн Богослов. Так вот первозванному апостолу и апостолу — будущему Богослову, которому дано начертать: в начале было Слово, и Слово плоть бысть, повторяет Креститель свои слова о тайне Грядущего, он сам им указует Его. Он является Предтечей для Него не только сам, но и в учениках, которых Он для Него предызбрал и приуготовил. И ученики вняли учителю: «услышали от него сии слова и последовали за Иисусом» (1,35). Это первое последование учеников, о котором не имеется сведений у других евангелистов, было делом Предтечи, пришедшим уготовать путь Господень. Дальнейшее содержание

101

первой главы раскрывает, что было далее. Таким образом, ученики пошли за новым Учителем, заранее напутствованные о Нем откровением Предтечи, которое лишь медленно и трудно приходит в них к сознанию и, однако, содержит в себе уже заранее то, что им должно было открыться в Нем. Предтеча является здесь апостолом апостолов, первоапостолом. От свидетельства его предначинается в мире Христова Церковь, ибо предначинается апостольство. Вместе с этим здесь проявляется и его служение Предтечи, отдающего и себя, и свое, отдающего и своих учеников, как друга Жениха. Об этом второе самосвидетельство Предтечи, которое содержится также в Евангелии от Иоанна.

102