Поиск авторов по алфавиту

Автор:Савицкий Пётр Николаевич

Савицкий П.Н. Пятилетий план и хозяйственное развитие страны. Журнал "Новый Град" №5

Ход экономической эволюции России в последние десяти­летия отмечен своеобразной ритмикой, сводящейся к чередова­нию семилетних периодов подъема с десятилетними периодами депрессии. Эпохи подъемов представляют собою время усилен­ного развития тяжелой промышленности (т.-е. производящей средства производства). Оно особенно наглядно прослежива­ется по истории выплавки чугуна. Меньше внимания уделяется в эти эпохи развитию легкой промышленности (т.-е. произво­дящей средства потребления). Наоборот, периоды депрессии представляют собою время застоя или даже прямого упадка (иногда весьма значительные) тяжелой промышленности. Ес­ли есть в эти периоды движение вперед в промышленной обла­сти, то сказывается оно, по преимуществу, в отраслях лег­кой промышленности.

Переход от подъема к депрессии бывает иногда очень рез­ким. Наоборот, депрессии всегда изживаются постепенно. В пре­делах народного хозяйства, потрясенного депрессией и связан­ным с нею кризисом, мало по малу скопляются силы и средства для новая подъема. Согласно формуле, общепринятой в по­литической экономии, его можно считать наступившим в тот момент, когда в основных показателях, относящихся к тяжелой промышленности, максимальные величины, характеризовавшие предыдущий период подъема, оказываются превзойденными.

Наиболее замечательной чертой новейших русских конъ­юнктур является та, что Революция уложилась в их рамки, но не нарушила их хода. В новейшей русской истории революционные события приуро­чены к периодам депрессии. Связь аграрных волнений 1902-1905 гг. на юге России с экономическим кризисом начала века —

43

 

 

очевидна. Инициаторами волнений явились «шахтеры», т.-е. ра­бочие, вернувшиеся в свои места с пораженных кризисом пред­приятий Донецкого бассейна и южной металлургии. Сложной связью спаяны с изменениями конъюнктуры и революционные события 1917 г. Тот промышленный подъем, который корен­ная Россия переживала в годы войны, прошел чрез свой апогей в ноябре 1916 г. Февральская революция произошла в началь­ной фазе депрессии. С своей стороны революционные события в огромной степени способствовали тому, что депрессия эта при­обрела катастрофические размеры. Нет сомнения, что депрес­сия, которой предстоит разразиться в ближайшие годы, а может быть и в ближайшие месяцы в Советской России, тоже будет сопровождаться революционными событиямитого или ино­го рода.

Общая ритмика развертывания русских конъюнктур не бы­ла нарушена социальным переворотом, происшедшим в 1917 г. Даже сроки не оказались смещенными. Депрессия, начавшаяся почти одновременно с первыми революционными событиями, продолжилась десять лет, т.-е. столько же, как и русская де­прессия начала века. На грани 1926 и 1927 гг. по основным промышленным показателям, был превзойден уровень 1916 г. 1927 г. можно считать первым годом нового промышленного подъема. Иными словами, к настоящему моменту (сентябрь 1932 г.) истекает шестой год очередного русского про­мышленного расцвета. И множатся признаки, что поворот к депрессии уже недалек. Есть основания думать, что с большей или меньшей точностью окажется соблюденной и та правиль­ность, которая указывает на семилетнюю длитель­ность русских промышленных подъемов.

Мы отнюдь не хотим  увековечить этих наблю­дений. Мы вовсе не думаем, что России навеки суждено переживать чередование семилетних периодов «расцвета» с де­сятилетними периодами депрессии. Мы не выходим за преде­лы предлежащего нам материала.

Поскольку дело идет о прогнозах, стремлениях и чувствах, мы предвидим, что наступающая в СССР депрессия окажется

44

 

 

изжитой в срок, который будет короче десяти лет, и мы желаем скорейшего ее изживания.

В конкретном виде чередование в новейшей истории Рос­сии конъюнктур разного характера определяется следующим образом:

Характер периода

Годы

Длительность

Подъем     

1893-1899

7 лет

Депрессия

1900-1909

10 лет

Подъем

1910-1916

7 лет

Депрессия

1917-1926

10 лет

Подъем

1927

 

Можно считать, что «плановое хозяйство», в той форме, в какой оно существовало до сих пор и существует в настоящее время, не отменило явления конъюнкту­ры. В частности, внимательное изучение истории пятилетнего плана управомачивает к заключению, что план этот представляет собою не что иное, как организа­цию промышленного подъема, наме­тившегося без связи с ним. Не подъем был создан планом, но самый план стал реальностью потому, что с очевидностью обнаружились признаки подъема. Плановые на­метки на 1927/28 операционный год были превзойдены. К мо­менту составления пятилетнего плана для всех хозяйственни­ков сделалось несомненным наличие в экономике СССР резер­вов, о существовании которых они и не подозревали перед тем. В порядке констатирования факта нужно установить следую­щее: пятилетний план еще не знаменует собою преодоления стихийных начал хозяйства. Он сам в значительной степени порожден стихией.

Это не значит, что плановое хозяйство вообще бессильно воздействовать на стихию. Нет, оно может на него воздейство­вать. Но чтобы воздействие это было действительным, руково­дители планового хозяйства должны в полной мере отдать се­бе отчет в том, что конъюнктура отнюдь не отменена провоз­глашением «планового хозяйства». В ней есть некоторые не-

45

 

 

преходящие элементы. С ней нужно считаться, и зада­ча заключается в том, чтобы влиять на нее. Руководители же нынешнего советского планового хозяйства оче­редной русский промышленный подъем приняли за переход в царство социализма, которому не будет конца. Страна дорого заплатит за эту ошибку.

Представители «генеральной линии», в своем увлечении вол­ною подъема, уже сейчас бросили в дело все хо­зяйственные резервы, включая и ресурс инфляции, и тем са­мым обезоружили себя и страну перед лицом надвигающейся депрессии. Но из всего этого можно вывести и положитель­ный урок. Разумно поставленное плановое хозяйство, способ­ствуя промышленному подъему в момент стихийного его нарастания, должно, в то же время, сохранять в руках государства такие резервы, введение которых в дело в момент перехода к депрессии могло бы ослабить остроту этой последней.

Нельзя отрицать значения речи Сталина, произнесенной 23 июня 1931 г. с ее известными 6-ью пунктами, как попытки упорядочить стихийные явления промышленная подъема в том виде, как они развертывались в этот момент в стране. Фак­ты бесхозяйственности, полного забвения начал экономии и уче­та, безудержного оптимизма, которые описывал Сталин, отли­чительны и для капиталистических периодов подъема. Описа­ние, данное Сталиным, лишний раз свидетельствует, насколько много общего в эпохах подъема, без отношения к тому, в ка­питалистических или социалистических формах они протекают. В такой момент «капитаны» государственной промышленности проявили, в условиях СССР, те же свойства, которые до них, в подобных обстоятельствах, проявляли капитаны промышлен­ности капиталистической. И та же речь Сталина ярко свиде­тельствует о том, что руководители советского хозяйства на­чинают ощущать ограниченность ресурсов ин­вестиции, которыми они располагают. Депрессия в СССР насту­пит в тот момент, когда они дойдут до пределаэтихресурсов.

Уже к настоящему моменту трудности, на которые натал­кивается коммунистическая власть, огромны. Но строительство

46

 

 

еще не приостановлено. Депрессия не началась. Промышлен­ный подъем продолжается.

И возникает вопрос, как могло случиться, что эпоха широчайшего русского промышленного строительства разверну­лась как раз в то время, когда на всем романо-германском За­паде возобладал жесточайший кризис.И он же явился начальным моментом кризиса в Европе и Америке,

Если до сих пор у того или иного беспристрастного на­блюдателя еще могли быть сомнения в истинности основного Евразийского тезиса, характеризующего Россию, как особый экономический мир, тоныне сомнения эти рассеяны полностью. Совпадение глубокой депрессии на Западе со временем усиленного строительства в России даже не говорит, а кричит о том, что пути России (на этот раз пути движе­ния ее экономических конъюнктур) пролегают по своей, осо­бой линии. В этом совпадении с небывалой четкостью кристал­лизуются обстоятельства, которые и ранее не могли не оста­новить на себе внимания экономиста. И до эпохи пятилетнего плана русские конъюнктуры проявляли некоторые черты неза­висимости от конъюнктур Запада. Еще в условиях капиталисти­ческого хозяйства, европейский денежный кризис 1909 г. со­всем не отразился в России. Перед тем Россия не знала подъема, отвечающего европейско-американской эпохе расцвета 1904- 1907 г. Почти не отозвался в ней и закончивший эту эпоху кризис 1907 г. Наоборот, сказавшийся в России в 1895-96 гг. денежный (не обще-промышленный) кризис не имел соответствия на За­паде. Число примеров можно было бы умножить. Существен­но подчеркнуть тот факт, что именно в эпоху пятилетки неза­висимость русских конъюнктур от западных выступила на по­верхность с особой ясностью. Давно намеченная Евразийцами характеристика России, как особого экономического мира, обогатилась новой и важной составной частью.

Русский промышленный подъем эпохи пятилетки куплен дорогою ценою. Промышленные расцветы, во многих случа­ях, обходятся не дешево тем странам, в которых они происхо­дят. Иногда этой ценой является закабаление страны иностран­ному капиталу. Элемент доставления русской промышленности

47

 

 

в финансовую зависимость от заграницы, несомненно, присут­ствовал в русском промышленном подъеме 1893-1899 гг. В меньшей степени он чувствовался в расцвете 1910-1916 гг. Ценой осуществления пятилетнего плана является сильнейшее сокращение народного потребления. В масштабах нашего време­ни, тот миллиард — другой золотых рублей, которые комму­нистическая власть, получила для осуществления своих целей в виде заграничных кредитов, не могут быть признаны решающими. Гораздо существеннее тот нажим на народное потребле­ние, с которым связан финансовый план пятилетки, и о кото­ром, в некоторых случаях, весьма откровенно говорят офи­циальные документы. Величие строительства в стране и гран­диозность лишений, ей переживаемых — эти факты не проти­воречат друг другу, но, наоборот, обуславливают друг дру­га. Средства для строительства небывалых в России размеров получений путем возложения на страну такого же масштаба ли­шений. Здесь действуют и рычаги налогового пресса, и прину­дительные займы, и политика высоких цен на промышленные изделия, диктуемых стране государством, выступающим в ка­честве производителя-монополиста.

Положительную цель пятилетки с максимальной точно­стью можно определить, как строительство особого мира России-Евразии. Коммунизм окра­сил по-своему осуществление этого замысла. Им создано то обстоятельство, что строительство протекает в формах исклю­чительно государственной промышленности. Он связал развертывание его со «сплошной коллективизацией» де­ревни и «ликвидацией кулачества, как класса». Эта политика вы­звала огромные потрясения в русской деревне. В смысле опу­стошений, причиненных русскому животноводству, она стоила хорошей войны. Всем этим, лишения, выпавшие на долю стра­ны, усугублены до чрезвычайной степени. Но коренная маги­страль, по которой идут события, вырисовывается четко: СССР оборудовается, как самодовлеющее государство, слова о Рос­сии, как особом экономическом мире, наполняются реальным, жизненным содержанием.

Автор этих строк много лет проработал над проблемой

48

 

 

русской автаркии. В предреволюционный период названный во­прос был центральным в научном моем мировоззрение. Ему бы­ли посвящены мои статьи, как 1916, так и 1921 гг. («Пробле­ма промышленности в хозяйстве имперской России» и «Конти­нент — океан»). На этом вопросе складывались Евразийские мои убеждения. Он и сейчас кажется мне одним из существен­нейших в построении русской экономической системы. Тем жи­вее я ощущаю безмерность той страсти, которая обращена к этим вопросам некоторыми группами людей в современной Рос­сии. Под псевдонимом «социалистического строительства» обо­сновывается русская автаркия. И именно ее пафосом жи­вут кадры «строителей социализма». В этом заключается зна­менательная уловка истории. Она заставляет коммунистов делать Евразийское дело.

Строительство России, как самодовлеющего мира, гораздо непосредственнее и прямее связывается с Евразийской, чем с коммунистической миросозерцательной системой. Для комму­низма-интернационализма постановка такой задачи случайна. В чисто экономической сфере, осуществление лозунга «догнать и перегнать Европу и Америку» привело бы к многосторонне­му превосходству России над романо-германским Западом. Ком­мунисты с настойчивостью, граничащей с одержимостью, по­вторяют этот лозунг. Но только что намеченный результат, как таковой, собственно говоря, не может входить в их цели. Если бы они теоретически ее признали, своим, тем са­мым они перешли бы от интернационализма к крайнему эко­номическому национализму, к особого рода «самобытничеству» в хозяйственной области. Между тем, прак­тически, они ему служат. Другой вопрос — успешно ли это служение, не покупаются ли достижения слишком дорогой ценой, правильны ли применяемые методы. В частности, ме­тоды коммунистического действия решительно отвергают­ся Евразийцами. Но самый факт служения коммунистов зада­че достижения Россией автаркии, т.-е. задаче своеобразно на­ционалистической, остается вне сомнений. В ком­мунистической практике обнаруживается значительный Ев­разийский элемент, т.-е. такой, который легче и проще

49

 

 

всего связывается с системой обще евразийского национализма.

В духовной обстановке СССР эпохи пятилетки слышатся мотивы, созвучные установкам 1916 г. И в тот момент страна была охвачена идеей автаркии. Деятели русского капиталисти­ческого хозяйства с таким же увлечением служили ей, как сейчас ей служат «строители социализма». Ни в один, ни в другой момент, личная и материальная заинтересованность не являлась и не является определяющим фактором. И в том, и в другом случае ей можно приписать всего лишь подсоб­ное значение. Увлекала и увлекает организацион­ная идея, капиталистически-националистическая в пер­вом случае, коммунистически-националистическая во втором.

Тот факт, что руководители «генеральной линии» зарва­лись, создали ситуацию, возникновения которой они не пред­полагали и со многими трудностями которой они бессильны бороться, заключает всебе большую национальную опасность. Срывом ряда начатых мероприятий ставится под угро­зу не только чисто коммунистическая сторона замысла, но и многие моменты, существенные в плане строительства особого мира России-Евразии, В неудачах может поблекнуть пафос утвер­ждения русской автаркии.

Но и это уже бывало. В первые революционные годы звучали горькой иронией слова о достижении самодостаточности русского мира, столь популярные в 1916 г. Это не помеша­ло им, на несколько лет позже, возродиться к новой власти и силе. Есть, видимо, у этой идеи способность внедряться в историю. Социалистическими и тяготеющими к социализму фор­мами жизни она способна овладевать ни как не в меньшей сте­пени, чем формами капиталистическими. Даже крупные неуда­чи, как и временные провалы, не могут предотвратить жизнен­ного ее воплощения. Рано или поздно, под одним лозунгом или под другим, Россия станет самодовлеющим миром, гармо­нической полнотой, во всей совокупности отраслей, определительных для человеческого хозяйства.

На организационную идею, намечающую строительство этого мира, Евразийство может претендовать, как на  специ-

50

 

 

фически свою, неотъемлемо принадлежащую к утвер­ждаемому им кругу представлений. Конечно, дело идет не об авторском приоритете. Здесь Евразийство имеет множество предшественников. Вопрос касается внутренней свя­зи понятий. Именно в Евразийской системе русская автаркия целиком обосновывается внутренне, именно в ней она существенна и необходима. Она вытекает из учения о России-Евразии, как особого рода «симфонической личности», она полностью соответствует Евразийскому тезису о России, как осо­бом географическом, историческом, этнографическом, лингви­стическом и т. п. мире. Евразийство имело мужество провозгла­шать эту идею и тогда, когда внешние обстоятельства максималь­но, казалось, ей противоречили (мы разумеем начало 1920-х годов). Евразийство показывает, почему идея автаркии применима к русскому миру в такой степени, в какой она не применима ни к какому другому географическому и историче­скому миру нашей планеты (исключительная трудность широ­ких сношений с мировым океанским хозяйством, указывающая на необходимость экономической самостоятельности; предель­ная многогранность природного одарения по промышленной, а отчасти и сельскохозяйственной отрасли и т. д.). В Евразий­стве, и  только в нем, идея русской автаркии на­ходит достойное ее окружение.

Но идея эта, в Евразийской системе, отнюдь не направлена на изоляцию России от мира. Наоборот, ей присущи в этой системе вселенские элементы. Евра­зийцы уверены, что именно в качестве само-утвержденной эко­номической личности Россия-Евразия, в хозяйственной области, способна дать  наибольшее остальному миру. Ведь, идея самодостаточности отнюдь не противоречит возможности и факту значительной внешней торговли. Но торговля эта на­правляется здесь на такие пути, на которых и отпадение ее по той или иной причине, не могло бы угрожать гибелью Евразий­скому государству. Не об изоляции, но о внутренней самостоятельности идет речь. Евразийцы не со­мневаются, что Россия, как самодовлеющий мир, представит со­бою для остального человечества гораздоболее интересного

51

 

 

контрагента, чем представляла бы в виде «задворков» мирово­го хозяйства. Между тем на такую роль она была бы обре­чена в том случае, если бы не удалась ее попытка прорваться к автаркии.

Способствует ли удаче этой попытки осуществление пятилетнего плана? В некоторых отношениях, несомненно, способ­ствует. Здесь можно назвать расширение ранее существовав­ших производств, постановку новых, промышленное включе­ние новых районов (переоборудование Урала, развитие Кузбас­са, приступ к использованию естественно-промышленных бо­гатств Хибинских гор и т. д.). Но на всем этом лежит тень неустойчивости, в силу тех перенапряже­ний, которыми куплены названные достижения. Коммунисты не отдали себе отчета в том, что в условиях нашей эпохи проч­ное экономическое строительство возможно исключительно в формах государственно - частной систем ы. Этим термином мы обозначаем организационную идею, которая во главу угла ставит общее дело, но на служение ему привлекает также и частные интересы хозяйствующих лиц. В своем порыве к интегральному обобществлению авторы «гене­ральной линии» далеко отопили от норм и формул государствен­но-частной системы. Они думали, что, собрав крестьянство в колхозы, они могут заставить его работать одним принужде­нием. Они отбирали и отбирают колхозный хлеб по ценам, эк­вивалентным отдаче его даром. Они полагали, что, при нали­чии технической базы, принуждения достаточно и для организа­ции других (помимо зерновой) отраслей сельского хозяйства. Они слишком понадеялись на себя. Они забыли, что и для планового хозяйства необходим свободный, хотя бы до известной степени, рынок. Мощно вооруженное государство может влиять на этот рынок, но оно должно и  проверять чрез него свои наметки. Они упустили из виду, что и вольный рынок труда необходим в интересах самого же планового хозяйства. Он давал бы государству-монополисту указа­ния на то, какой уровень заработной платы может обеспечить нормальное состояние рабочего снабжения, а, следовательно, и бесперебойную жизнь предприятий. Иными сло-

52

 

 

­вами, также и в области промышленности, в интересах самого же государственного сектора, нельзя обойтись и без некоторого сектора частного.

Всем этим пренебрегли вожди «генеральной линии». Эко­номическая действительность продовольственными трудностя­ми и расстройство жизни предприятий мстит им за это прене­брежение. Вожди бросаются, если не к лозунгам, то к прак­тике государственно-частной системы, В сельскохозяйст­венной области, вместо прежних единоличников, основным субъектом ее они стремятся сделать колхозы; но на этот раз колхозы понимаются не только как форма повинности, но и как особый частно-хозяйственный субъект, как приобретательная единица, хозяйствующая в интересах своих сочленов. По­ка что, это не более как теория, еще жива инерция предшествующего периода, власть еще требует от крестьянства из уро­жая 1932 г. более, чем миллиард пудов хлеба — по существу, бесплатно. Но, несомненно, этой теории предстоит, с течением времени, все более осязательно воплощаться в жизни. В виде «добавочного» (усадебного) хозяйства колхозников возрожда­ется и нечто подобное прежнему хозяйству единоличников, В форме артелей промысловой кооперации, обладающих хозяй­ственной автономией, восстанавливается частный сектор и в промышленной области. И что всего важнее — реабилитиро­ван вольный рынок, цена, на нем складывающаяся. Пока что, реабилитирован частично, робко. Твердые цены, заготовки и распределение «в централизованном порядке» еще сохраняют за собой обширное поле. Но брешь уже сделана. По этому поводу можно печалиться, можно радоваться, нужно конста­тировать факт. Чрез эту брешь элементы вольной цены сна­чала постепенно, затем быстрее хлынут в советское хозяйство. Уже сейчас часть рабочего снабжения официально отдана в удел вольному рынку. Это обстоятельство, рано или поздно, вызовет стихийное повышение заработных плат. В промышлен­ности наметится острейшая нужда в деньгах. Лишь до известного момента можно будет покрывать ее расширением вы­пуска бумажных денег.Ведь, есть предел, на котором это средство перестает действовать. Вновь выпускаемые деньги

 

53

 

 

теряют покупательную способность. Всем предприятиям, для ко­торых это доступно, придется разрешить продажу своей про­дукции по вольным ценам. На больший или меньший срок воз­обновится плановое хозяйство, основанное на су­ществовании рынка.

Евразийцы утверждают, что только такое плановое хозяй­ство и возможно в нашу эпоху, в качестве устойчивого и длительного порядка. Они вовсе не обольщают себя мечтами о том, что русское народное хозяйство уже сейчас находится на путях к такому порядку. Они ясно понимают, что коммунисты способны еще много раз бросаться и в одну, и в другую сто­рону. Развертывающийся на наших глазах пример, они рассматривают, как яркое доказательство необходимости применять в народном хозяйстве автоматический контроль­ный аппарат, в виде рынка, и автоматиче­ски действующие силы, в форме частно-хозяй­ственных импульсов. В то же время грандиозность сделанного и СССР по строительству автаркии так же, как и весь опытка­питалистических стран (в качестве доказательства «от обратного»), свидетельствуют им о значении планового хозяйства и государственного сектора,как руководящих и господствующих принципов экономической жизни. Евразийская государственно-частная система и есть организационная идея, которая учиты­вает факты и одного и другого порядка.

Следующее обстоятельство имеет здесь чрезвычайную важность. В целях обезврежения и регулирования стихийных на­чал, менее всего целесообразно их игнорировать. Учет и сознательное воздействие на них являются здесь един­ственно правильным методом. Это общее положение может быть специально применено к отношению планового хозяйства к конъюнктуре. Пятилетний план, в его осуществлении «генераль­ной линией», вместо того, чтобы поставить конъюнктурные факторы в определенный рамки, поплыл по течению конъюнкту­ры. Тем самым стала, для определенного момента, неизбежной и его авария на подводных камнях конъюнктуры. Цикличность экономической жизни нужно осознать, как весьма существен­ный ее элемент. Корни его заложены в отличительных чертах

54

 

 

социальной психологии, знающей, подобно психологии отдельного человека, свои особые приливы и отливы. Здесь мы встре­чаемся со столь же общим началом, как то, о котором в фи­зике рассказывает теория квант. Отмахнуться от него не воз­можно. Социальная революция и переход к обобществлению — конъюнктуры, как таковой, не отменяют. Только сознатель­ным усилием можно преодолеть конъюнктуру. Лишь собирая в руках государства средства, достаточные для выравнивания ее провалов, можно с успехом бороться с ее опасностями.

Преодоление конъюнктуры составляет неотъемлемую часть Евразийской государственно-частной системы. Оно существен­но для нее, как организационной идеи.

Нужно подчеркнуть, что идея эта осуществима только при некоторых политических предусловиях. Теоретически вопрос ставится так. Преодоление конъюнктуры невозможно без устойчивого действия направленной на такое преодоление организационной идеи. Устойчивость экономической системы не возможна без устойчивости политической. Это озна­чает, что в условиях современности обязательной предпосылкой преодоления конъюнктуры является введение идеократического строя. В нем константа политической жизни преобладает над ее переменными, а тем самым действие организационной идеи обеспечено на длитель­ный срок. Только в этих условиях, собирая заблаговременно си­лы и маневрируя ими, можно добиться действительной побе­ды над бедствиями кризиса и депрессии.

Л. Савицкий.

ПРИМЕЧАНИЕ. — Давая место ла своих страницах интересной и талантливой статье П. Н. Савицкого, вождя чуждого нам течения, редакция «Нового Града» делает это отнюдь не потому, что согла­шается с его утверждениями. Мы ценим в ней прежде всего чет­кость в самой постановке вопроса о пятилетке. Близкую редакции точку зрения читатель найдет в печатаемой ниже статье С. О. Гессена.

Редакция.

55


Страница сгенерирована за 0.02 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.