Под мессианской верой или мессианством мы разумеем такую форму духовности, в которой господствует ожидание пришествия провиденциального лица (Мессии — слово означающее «помазанный», производное от еврейского глагола «меша», точным греческим переводом которого является Христос) или, при отсутствии индивидуального Мессии, эпохи желанного обновления (мессианской эры). Эта вера содержит два элемента: мессианское верование, элемент интеллектуальный, и мессианское ожидание, элемент эмоциональный.

История религии открывает повсюду следы мессианства. Почти все народы древности питали более или менее смутные надежды на избавителя. Эти чаяния выражают мифы о Тифоне и Горе в Египте, о Митре в Персии, аватары Брамы в Индии. У греков Эсхил показывает нам Прометея, жертву Зевса, ожидающим с надеждой бога, который положит конец его страданиям и возьмет их на себя. Мессианская идея отражается даже в мифологиях Китая, Скандинавии и Мексики.

Тацит и Светоний приводят мнение, распространенное по всему древнему Востоку, что Иудея должна некогда дать властителя мира. Действительно существует особая связь между иудаизмом и мессианством. Правда, самое слово Мессия встречается лишь два раза в еврейской Библии. Оно находится в главе IX, стих. 25 и 26 книги пр. Даниила. Это знаменитое место, где возвещается, что, по истечении семидесяти седьмин, грех прекратится, правда будет явлена, Помазанник восторжествует, потом через шестьдесят две седьмины, Он будет предан смерти, не имея никого, что бы вступился за него. Но эта единственная ссылка на Мессию подкрепляется многочисленными текстами Ветхого Завета, в которых, если Мессия и не назван по имени, то мессианская вера выражается со всею силою. Первое выражение ее можно найти в книге Бытия (III, 5), где Бог говорит змию, что потомство жены сотрет его главу. Мессианские намеки и более точные встречаются в изобилии. То это царь из рода Давидова, воспеваемый псалмами, который уничтожит врагов Израиля, то это страдающий служитель Ягве, изображаемый Исаией, князь мира, который

140

заставит пастись вместе льва и ягненка, муж скорби, истязаемый за наши грехи. Помимо канонических книг, мессианская вера еврейства нашла себе выражение в обширной литературе «псевдоепиграфов»; в Сивиллиных книгах, книге Еноха, псалмах Соломона, второй книге Еноха, апокалипсисах Ездры и Варуха. С рассеянием Израиля не прекратилось еврейское мессианство. Известно, что из среды еврейских общин в разное время выходили один за другим лже-мессии: Менаген-бен Иуда, Моисей из Крита, Давид Альрой, Авраам Абулафия, Мардохей Мокиш, Иаков Франк; самый знаменитый из них был Шабетай Цеви из Смирны (1626—1676); последний, итальянец Моисей Луццато, умер в 1747 году. «Ортодоксальные» еврейские общины всегда признавали двенадцатый член так называемых «тринадцати основ веры» раввина Моше-бен-Маймон-Маймонида (1135—1204): «Верую совершенною верою в пришествие Мессии и, хотя он и медлит, буду ожидать его каждый день». (Эти слова кажутся пересказом одного места из пр. Аввакума (II, 3): «И хотя бы и замедлило (исполнение видения), жди его, ибо непременно сбудется, не отменится». Либеральный иудаизм и большинство еврейской интеллигенции не верит больше в личного Мессию, но и они хранят мессианскую веру, объектом которой являются провиденциальные судьбы их собственного народа и всего человечества. Отсюда эта страсть к справедливости и это вечное революционное горение, которые делают из Израиля фермент беспокойства среди народов. Разве марксизм и сионизм не являются двумя аспектами еврейского мессианства?

В Новом Завете, так же как и в Ветхом (любопытное совпадение), слово Мессия встречается только два раза, а именно в ев. от Иоанна. Один раз, когда Андрей сказал своему брату Симону: «Мы нашли Мессию» (I, 41). И другой раз, когда самарянка говорит Иисусу: «Знаю, что придет Мессия». И Иисус отвечает ей: «Это Я, который говорю с тобою» (IV, 25—26). Но мессианская идея постоянно выражается в других символах, каковы: Сын человеческий, Сын Божий, пришествие Царства, брачный пир, второе пришествие и т. д. Несмотря на настойчивость этих указаний, наше христианство является ли еще мессианским? Можем ли мы сказать, что мессианская вера еще жива у современных христиан? Как совмещаются историческое христианство и мессианские чаяния? В какие отношения может вступать христианский мессианизм с механизмами не христианскими? Или с движениями в пользу социальной реформы? Мы хотели бы попытаться кратко ответить на эти вопросы.

Мессианские чаяния почти уже не существуют у большинства современных христиан. Когда они читают в первом послании ап. Павла к Коринфянам (I, 7): «Вы… ожидая явления Господа нашего Иисуса Христа», или в первом послании к Фессалоникийцам (I, 9—10): «Вы обратились к Богу, чтобы… ожидать с небес Сына Его», и т. д., все это имеет для них лишь отдаленный и смутный смысл. Если спросить у

141

них: «веруете ли вы в пришествие Мессии?», они найдут вопрос немного странным и во всяком случае не актуальным. Пришлось бы повторить вопрос, уточняя его. На вопрос: «верите ли вы, что Мессия пришел?», они ответили бы: «да, я верю, потому что я христианин». Но, если их спросить: «верите ли вы, что Мессия придет?» они будут явно смущены и перестанут понимать вас.

Это поточу, что мессианская вера у большинства современных христиан всецело обращена к прошлому. Пришествие Мессии для них принадлежит истории. Иисус совершил свою миссию среди нас. Другие прибавят: и Церковь продолжает среди нас Его миссию. Спасение раз навсегда предоставлено каждому. После смерти мы будем спасены, или, может быть, осуждены. Какого же еще мессианского явления ожидать нам на земле? Можно чаять нашего личного спасения в ином мире, но какое основание для мессианских чаяний в этом мире? Следует отметить очень характерный факт: мы говорим об Иисусе, как о нашем Господе или нашем Спасителе, но чрезвычайно редко современное христианское благочестие дает ему имя Мессии.

Вопреки такому настроению, следует со всею силою утверждать, что мессианская вера обращена к будущему еще более, чем к прошлому. Конечно, мы верим, что Иисус — Мессия, и что этот Мессия приходил к нам. Но пребывание Иисуса посреди нас во дни Его земной жизни не исчерпывает всей мессианской реальности. Мы верим, что Мессия еще грядет, мы верим, что Он придет, в большей полноте, чем Он уже приходил. Мы повторяем о Нем прекрасные слова одной поэмы Рабиндранат Тагора: «Он идет, идет, вечно идет…».

В каком смысле Мессия приходит и придет еще раз? Чего мы ожидаем? Наше мессианское ожидание имеет двоякий предмет. С одной стороны, личный Мессия приходит и придет. Он приходит к нам каждый день и каждый час духовным и невидимым образом, являя Свое присутствие ищущим Его. Он придет также видимым образом, во славе Своей в тот час, который Бог определил, и которого мы не знаем. С другой стороны, мессианское Царство, семена которого посеял Иисус, растет среди нас. Оно еще далеко не то, чем должно бы быть; оно возрастает медленно, встречая постоянные задержки. Оно достигнет своей полноты, когда придет Мессия вторично в Своем лице. Мы участвуем в борьбе за Мессию, боремся рядом с Ним. Видение, которое приоткрывается нам, как цель этой борьбы, это мессианский пир, который Евангелие описывает много раз, и на который мы сами намекаем всякий раз, как читаем молитву «Отче Наш». Ибо, если признать справедливость превосходных доводов, приведенных в IV веке бл. Иеронимом, а в наши дни Швейцером, то мы говорим не: «подай нам хлеб наш на каждый день», или «подай нам хлеб, необходимый дня нашего существования», или «подай нам сверхсущностный хлеб», но «подай нам наш грядущий хлеб» (это самый правильный

142

перевод греческого epiousios), понимая под этим грядущим хлебом пир мессианского Царства, т. е. радость и силу Царства.

Подлинная мессианская вера требует, чтобы будущая мессианская реальность имела для нас больше значения, чем реальность настоящая. Духовность мессианская соединяется здесь с духовностью эсхатологической. Смысл нашей жизни должен быть в том, на что мы надеемся и чего желаем. Первые христиане жили в мессианском и эсхатологическом напряжении, ожидая «парусии», возвращения Христа. Такое состояние духа стало чуждым для нас. Оно питалось в высокой степени такими тенденциями, как милленаризм (который может сослаться на имена Юстина мученика, Св. Иринея, Лактанция и Тертуллиана), монтанизм (который еще ожидает своего справедливого исторического суда) или современные секты, которые имеют, впрочем, разные неприемлемые стороны. Но огромная масса христиан прочно укоренена в настоящей жизни. Они думают, что после смерти будет нечто — предпочтительно, счастье, сущность которого не представляют себе отчетливо, — но это второе существование рассматривается как дополнение к земной жизни, как постскриптум к письму, как приложение к книге. В действительности, настоящая жизнь есть лишь предисловие к книге. Сама книга — это жизнь вечная. Уже теперь нужно перекинуть наше сердце по ту сторону рубежа. Значит ли это, что мессианско-эсхатологическая вера непременно отнимет у людей всякий интерес к настоящей жизни, будет воспитывать аскетов, живущих вдали от мира, одним ожиданием конца? Напротив. Поставить ударение на грядущем Царстве значит получить пламенное вдохновение для битв земной жизни, значит сообщить новую и бесконечную ценность малейшим подробностям этих битв. Гете сказал, что «тот, кто работает для своего времени, работает для всех времен». И обратно, можно сказать, что тот, кто хочет работать для вечного Царства Мессии, тот работает особенно для своего собственного времени.

Еврейский мессианизм искал не личного спасения, но коллективного. Нужно было спасти народ израильский. У христианского мессианизма тоже вселенские горизонты. Христиане составляют новый Израиль. Всякий, кто входит в круг мессианской веры, должен избавиться от болезненной одержимости своим собственным спасением и думать о спасении в терминах соборности. Божественный план обнимает все человечество. Апостол Павел желал быть отлученным, если бы мог спасти этим своих братьев.

Повторяем еще раз, мессианская вера не предполагает отрыва от земли. Она верит в вечную жизнь и Царство небесное, но она верит также в возвращение Христа на эту землю, в мессианское Царство, которое на земле будет предшествовать концу мира. Большинство верующих перестали принимать всерьез слова ап. Павла о земном торжестве Христа. Но мы имеем право, как и первые христиане, по-

143

нимать эти слова буквально и наивно, ожидать возвращения Мессии к нам и сделать это возвращение средоточием нашей духовной жизни.

Мессианское царство не будет результатом прямолинейной эволюции, непрерывного прогресса. Евангелие сравнивает его пришествие с молнией. Оно придет, как катастрофа. Нет мессианской веры без этой идеи конечной катастрофы, одновременно страшной и блаженной. Каждый христианин, одушевленный христианской верой, должен иметь в себе нечто катастрофическое. Но как можем мы участвовать в этом христианском катастрофизме, когда не знаем ни дня ни часа, когда, может быть, еще сотни веков отделяют нас от Царства? Все эти слова о мессианизме, эсхатологии, катастрофе не превращаются ли в чистую словесность за отсутствием непосредственного практического применения? Нет, потому что мы можем уже сейчас получить от нашей мессианской веры два результата. Во-первых, результат личный: мы можем нашим собственным внутренним состоянием духа призывать и реализовать в нас желанную катастрофу, позволить Мессии овладеть мощно нашей душей. И потом мы можем действовать вовне, идя мессианским и эсхатологическим путем. Это значит, что, если мы сами горим мессианской верой, мы сообщим другим это напряжение, этот огонь, это ожидание. Наше присутствие будет для других толчком, электрическим разрядом, внезапным озарением. Таким образом, мы зажжем в разных местах маленькие очаги пожара, которые молния соединит в один костер, когда возгорится последний великий мессианский пожар. Ибо вселенская мессианская катастрофа будет внезапной и независящей от нас, но в то же время она должна быть подготовлена нами и как бы начата на этой земле.

Ап. Петр говорит во втором послании (III, 12) странные слова: мы должны ожидать и ускорять пришествие «дня Божия». Как же можем мы ускорить этот день? Есть простой ответ на этот вопрос: Иисус пришел в мир сказать в прикровенных выражениях, что конец мира зависит от воли его слушателей. Он так не хотел, чтобы мы устраивались в этом мире, что начертал нам этику несовместимую с продолжением нормального человеческого общежития. Швейцер удачно назвал «Interimethik» эту переходную этику, которая позволила бы людям вызвать конец мира. Ибо, если бы люди осуществили абсолютную бедность, абсолютную чистоту, абсолютную любовь, указанную в Нагорной проповеди, то этот мир окончился бы, преобразившись в мессианское Царство. Но христиане, в массе своей, не восприняли Нагорную проповедь, как заповедь абсолютную. Они обосновались на этой жизни и на компромиссе. Некогда они умоляли: «Гряди, Господи Иисусе», а в средние века молились об отсрочке конечной катастрофы, pro mora finis. Но остается еще в нашей власти ускорить конец, если мы добровольно поставим себя в нравственные условия, которые должны привести к нему.

Эсхатологическое истолкование проповеди Иисуса с большой энер-

144

гией было выдвинуто многими экзегетами в конце XIX-го и в ХХ-ом веке против морализирующего истолкования либерального протестантства. Но странно, что, параллельно с этой научной тенденцией, но зародилось эсхатологического течения в христианском благочестии. Швейцер в этом отношении представляет исключение. Отсутствие сильного мессианского и эсхатологического ударения является источником слабости для современного христианства. Мессианский энтузиазм мог бы явиться ферментом жизни для «социального христианства». Этот энтузиазм мог бы явиться противовесом и преодолением ложных мессианизмов, коммунистического и тоталитарного государства. В то же время он ответил бы на то, что есть истинного и жизненного в этих мессианизмах, на их смутные чаяния лучшего порядка. Дерзновенное христианское мессианство открыло бы людям великую надежду, против которой и смерть бессильна. Оно провозгласило бы великое освобождение, оно сказало бы современному миру то, что Павел говорил грекам: «Сего то Бога, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам». Христианское мессианство явилось бы фактором сближения с Исламом, который предвидит возвращение Иисуса перед концом мира, и с иудейством, которое чает мессианской эры. (Впрочем, судьбы еврейского народа внутренне связаны с будущими событиями христианской эсхатологии, и можно сказать, что этот народ как бы держит ключи мессианского Царства).

Почему великое мессианское движение не могло бы возгораться внутри христианства? Как бы то ни было, будем повторять с верой слова ап. Петра (II, III, 13): «Мы, по обетованию его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда».

Иеромонах Лев Жилле.

Страница сгенерирована за 0.01 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com