Как известно, хозяйственное строительство советской России стоит в последние годы под знаком «индустриализации». Это ведет к быстрому росту городского населения. В конце 1920-х годов, параллельно с ним, росло также и население сельское, хотя и не в таких темпах. В начале 1930-х гг. рост сельского населения приостановился и началось прямое обезлюдение деревни. Сказанное поясняется следующими цифрами:

	Городское	Сельское
Даты	население в миллионах душ		Всего
На 1 апреля 1927 г.	26.7	121.4	147.9
На 1 апреля 1930 г.	30.7	127.8	158.5
На 1 января 1933 г.	40.3	125.4	165.7

Данные эти основаны на «исчислениях». Научно постанов-

ленная перепись населения не производилась в СССР с конца 1926 г. Иными словами, вполне точными приведенные выше данные считаться не могут. Но общее представление о происходящих сдвигах дают и они. Официально признанный факт уменьшения с 1930-го по 1933-ий год сельского населения можно признать, в своем роде, поразительным. Нет сомнения, что в нем отразились те страдания (недоедание, местами голод, эпидемии), которые в наибольшей мере выпали в начале 1930-х годов именно на долю сельского населения. О том же свидетельствует и официально признанный факт абсолютного и относительного уменьшения общего прироста населения в начале 1930-х гг., по сравнению с концом 1920-х годов. В абсолютных величинах, в период 1927—1930 гг. прирост этот составлял, в расчете на месяц, 294 тысячи человек, а в годы 1930—1933 — 218 тысяч. В относительных величинах различие будет, конечно, еще большим. Но параллельно с этим замедлением прироста, процент городского населения во всем населении страны поднялся с 18, 1% в 1927 г. до 19, 4% в 1930 г. и 24, 3% в 1933 г. Для последних трех лет мы не располагаем суммарными данными. В ряде наиболее крупных городов количество населения пошло за это время вниз, в связи с паспортными ограничениями, введенными в самом конце 1932 года. Так, например, в Москве на 1 января 1933 г. считалось 3 663 тысячи, а на 17 февраля 1935 г. — только 3 618 тысяч жителей. Иными словами, за 2 с лишним года население столицы Советского Союза не только не увеличилось, но уменьшилось на 45 тысяч душ. Уменьшение это продолжалось и в течение последнего года (1935—1936). То же явление мы наблюдаем в С-Петербурге — Ленинграде. На 1 декабря 1932 г. его население составляло 2 908 тысяч человек. Уже к 1 апрелю 1933 г. оно спустилось до 2 839 тысяч. Отлив населения не остановился на этом. На 1 января 1935 г. в северной столице проживало всего лишь 2 740 тысяч человек, т. е. на целых 169 тысяч меньше, чем за 25 месяцев перед тем. В крупных городах Европы (да и то не везде) нечто подобное можно было наблюдать лишь в моменты самого острого кризиса. Нужно, однако, думать, что в итоге по всей стране городское население СССР и доля его

во всем народе росли и в самые последние годы, хотя и не так быстро, как то было в период 1930—1933 гг. Характерные, в этом отношении, данные опубликованы недавно о городах Дальнего Востока. За один 1935 год население краевого центра — Хабаровска — выросло более, чем на 30 тысяч человек, и достигло 170 тысяч душ (в 1926 г. в этом городе проживало 44 тысячи человек, в 1933 г. — 102 тысячи). Рост Комсомольска на Амуре выразился за истекший год 15 тысячами. К началу 1936 г. в нем числилось 40 тысяч населения. На 1 января 1933 года его было 15 тысяч, в 1926 г. города этого не существовало вовсе. Во Владивостоке число жителей увеличилось за последние три года на 60 тысяч (на 1 января 1933 г. их было 190 тысяч, на 1 января 1936 г. — 250 тысяч). Этот рост дальневосточных городов представляет одну из черт в той картине оживления Востока, которая развертывается одновременно с общей индустриализацией страны.

Однако, сделанного на русском Востоке к настоящему времени отнюдь нельзя признать достаточным в каком бы то ни было смысле. Для суждения по вопросу о том, делает ли в последние годы успехи сельскохозяйственная колонизация Зауралья, мы вообще не имеем данных. К сожалению, в отношении ко многим районам не приходится сомневаться, что колонизация сменилась в них «деколонизацией», в связи с «ликвидацией кулачества, как класса», и тем фактом, что все сколько-либо зажиточные элементы населения были принуждены покинуть насиженные места. В области колонизации промышленной коммунисты добились в Зауралье одного настоящего крупного успеха: очень быстрого развития Кузнецкого бассейна, с его угольной промышленностью, грандиозным, уже действующим металлургическим заводом («Кузнецкстрой») и рядом других, связанных с названными отраслей индустрии. В итоге за 1935 г. Кузбасс дал 14,2 млн. тонн угля (13,3% всей советской добычи истекшего года). В 1913 г. соответствующие цифры составляли: 0, 77 млн. тонн по добыче, 2, 7% в общерусской продукции угля (не считая Польши). Эволюция населенности важнейших городов Кузбасса характеризуется следующей таблицей (в тысячах душ):

	На 17 декабря 1926 года	На 1 января 1933 года
Сталинск (Кузнецкстрой)	Не существовал	240,0
Прокопьевск	10,7	117,0
Кемерово	21,5	105,0
Анжеро-Судженск	29,9	100,0

Помимо названных, можно указать еще ряд городов Кузбасса, с несколько меньшим населением, которые дают, однако, такой же темп прироста, так, например, Ленинск-Кузнецкий (Кольчугино), Белово и т. д. Здесь перед нами большое, «массовое» явление стремительного подъема богатейшего каменно-угольного бассейна. В меньших масштабах ту же картину дает и эволюция Карагандинского бассейна в центральном Казахстане (Киргизской степи). Практически говоря, добыча угля в этом пространственно небольшом, но очень удобном для разработки бассейне до середины первой пятилетки не производилась вовсе. В 1934 г. она достигла 1, 8 млн. тонн. Здесь возник совершенно наново город Караганда, с населением в 116 тысяч человек на 1 января 1933 г. Но город этот — единственный для большого района. Тут нельзя констатировать подъема, идущего одновременно из нескольких центров, отделенных друг от друга десятками и даже сотнями километров, как мы наблюдаем то в Кузнецком бассейне. По сравнению с ним, подъем Караганды — более «частичный» и пространственно более ограниченный.

В начале 1930-х годов казалось, что такое же стремительное развитие, какое выпало тогда на долю Кузнецкого бассейна, станет в ближайшее время уделом и более восточной — Иркутско-Ангарской — области, с ее громадными угольными залежами (Черемхово), наибольшими в мире ресурсами белого угля, железной рудой и т. д. Развитию этому приходится приписать большое значение и в чисто оборонном смысле, поскольку оно не только усилило бы русский элемент в Восточной Сибири, но и послужило бы одной из индустриальных баз защиты Русского Дальнего Востока. Осуществление Иркутско-Ангарского проекта было, в значительной мере, подготовлено. Но в решительную минуту коммунистическая власть отказалась от немедленного осуществления его в сколько-либо

широких масштабах. Здесь сказалось ее «истощение», слабость ее в разрешении важнейшей для России народно-хозяйственной проблемы. Несмотря на все усилия, сделанные страной в истекшие годы ради целей индустриализации, или — вернее — благодаря неразумной растрате этих усилий (ср. потери, понесенные при «коллективизации») — коммунистическая власть оказалась неспособной радикальным образом изменить, в пределах обозреваемого периода, экономическую обстановку Восточной Сибири. Между тем, государственные интересы и, в частности, соображения обороны настойчиво диктуют необходимость таких изменений. Они выдвигают мотив, который, в географическом его существе, может быть назван евразийским: необходимость в равной степени освоить западные и восточные части государства, иными словами, передвинуть на Восток центры населенности и центры индустрии. В вопросе Иркутско-Ангарского проекта коммунистическая власть — пока что — капитулировала перед трудностями. Тем самым она открывает свой фланг для резчайшей евразийской критики, призванной указать на опасность для государства такой капитуляции.

Самым неблагоприятным образом отражается на экономическом развитии русского Востока железнодорожная политика коммунистов. Если промышленное их строительство, в общем, гораздо шире дореволюционного, то в области строительства рельсовых путей отношения носят прямо обратный характер. За годы первой пятилетки (1928—1933) общее протяжение русской железнодорожной сети увеличилось с 76, 9 до 82, 6 тыс. клм., т. е. на 5,7 тыс. клм. (при плане увеличения ее на 17 с лишним тысяч клм.). Иною речью, Сталин с соратниками ввел за эти пять лет в эксплуатацию приблизительно столько же новых железных дорог, сколько С. Ю. Витте открыл, в свое время, для движения за один лишь 1899 г. (эта последняя величина выражалась 5, 3 тыс. клм.). Собственно говоря, Турксиб являлся и является единственным крупным железнодорожным сооружением эпохи пятилеток. В последние годы, протяжение новых железных дорог, вводимых в эксплуатацию, далеко не достигает даже 1 000 клм. в год, т. е. стоит на уровне наиболее застойных лет «старого режима». Сколько шума бы-

ло произведено в последнее время в советской прессе по поводу открытия для «временного» движения ж. д. линии от Караганды до озера Балхаша (493 клм.). В эпоху Витте, да затем и перед самой революцией, русская сеть обогащалась по временам добрым десятком линий такого протяжения за один год. Почти полное (если мерить большим масштабом) отсутствие нового ж. д. строительства в современной России тяжелее всего отзывается, конечно, на интересах тех мест, которые в наибольшей степени нуждаются в таком строительстве. Иными словами, оно бьет больнее всего по интересам русского Востока. Всецело занятая повышением провозоспособности существующей сети, коммунистическая власть оказывалась до сих пор совершенно не в состоянии поставить широкие, творческие задания в сфере железнодорожного включения новых экономических районов. Чрез юго-восточную часть Казахстана протянулась одна лишь ниточка Турксиба. Между тем, прилегающие к нему притяньшанские и приалтайские части этой страны, по естественным данным своим, заслуживают, по меньшей мере, того, чтобы иметь ж.-д. сеть не менее густую, чем имеют, скажем Заволжье и Приуралье. Северный и центральный Казахстан до сих пор пересечен только одной большой линией, да и то «тупикового» типа, а именно линией Петропавловск (на Сибирской магистрали) — Караганда — Балхаш. И поныне нет «Южно-Сибирской» магистрали: Семипалатинск — Акмолинск, с выходом на южный Урал, которая строилась уже в дореволюционный период. И это при том условии, что центральный и северный Казахстан острейшим образом нуждаются в постройке десятка линий такого размера. К северу от Великой Сибирской магистрали водоразделы, с их лесными и другими богатствами, вовсе лишены путей сообщения. Что касается транспортного значения здешних рек (нижнего Иртыша, средней и нижней Оби, среднего и нижнего Енисея с их притоками), то и оно сильно выиграло бы от пересечения их железнодорожной магистралью. Лена до сих пор никак не соприкасается с рельсовым путем, что затрудняет, в известной мере, развитие в ее бассейне даже такой, относительно мало зависящей от усовершенствований в транспорте отрасли, как золотопромышленность. На огромном

участке Сибирской магистрали от Красноярска до Читы проблемы рельсовых путей остаются, в существе, в том же положении, в каком оставили их Витте (строитель магистрали) и Столыпин (проложившей на ней вторую колею). На так называемой «Байкало-Амурской магистрали (БАМ), которая должна обогнуть упомянутое озеро с севера, работы ведутся с энергией только на дальне-восточных ее участках. О широком развертывании их в пределах Восточной Сибири пока ничего не слышно. В некоторых частях Зауралья коммунистическая власть строит в сравнительно широких размерах автомобильные дороги. Так, например, в 1935 году строилось не менее пяти таких трактов, ведущих от Сибирской магистрали к границам Танну-Тувинской и Монгольской народных республик. Вне всякого сомнения, мероприятие это связано с задачами защиты этих республик от натиска японского империализма. Не менее, чем по трем направлениям, прокладывались в прошлом году тракты от Турксиба к пределам Синь-Цзяна — одно из проявлений политики, ориентированной на укрепление советских позиций в Западном Китае. Но даже и здесь строительство трактов не устраняет нужды в железных дорогах. В других же, более удаленных от границы частях Зауралья, отсутствие смелого, да и вообще какого бы то ни было, почина в области железнодорожного дела, по-прежнему, обрекает эти земли на полный застой и упадок.

Наряду с проблемой развития Востока, стоит в советском хозяйстве вопрос развития Севера. Одно из крупных мероприятий в этом направлении — Мурманскую ж. д. — Россия советская унаследовала от России царской. Но только в советский период дорога эта стала давать плоды, которые от нее ожидались (развитие незамерзающего порта на Кольском заливе, открытие и эксплуатация минеральных богатств Хибинских гор и т. д.). К 1 января 1933 г. население города Мурманска выражалось 55 тысячами душ, что отнюдь не мало для поселения, лежащего на добрых два градуса широты севернее полярного круга и не насчитывавшего тогда и двух десятков лет существования. По недавно полученным сведениям за истекшие с 1 января 1933 г. три года число жителей этого города бо-

лее, чем удвоилось, обнаружив прирост на 56 тысяч человек. Население Кировска (Хибиногорска), центра добывающей промышленности Хибинских гор, за то же время увеличилось с 26, 8 до 37, 1 тыс. душ. В рабочем поселке Мончегорске, основанном совсем недавно на берегу озера Имандра (строительство Кольского медно-никелевого комбината), «население увеличилось в 1935 г. почти в 10 раз».

В более восточных, а также в еще более северных частях Арктики коммунисты не могут похвастать, к настоящему времени ничем подобным заполярному городу со 110-ю с лишним тысячами жителей, каковым является Мурманск. Но определенные экономические и колонизационные достижения могут быть зарегистрированы и в этих ее частях. Русское население энергично продвигает свои форпосты на север, на широком фронте от Шпицбергена на западе до земли Врангеля и Чукотского полуострова на востоке. На Шпицбергене положено начало русскому угольному промыслу. Количество постоянного русского населения выражается тут приблизительно 2 тысячами душ, при том, что количество такого же норвежского населения спускалось здесь в годы кризиса до 300 душ. На земле Франца Иосифа основано постоянное поселение за 80-м градусом широты. В нем в зиму 1935—1936 г. зимовало 30 человек. В 1931 г. положено начало полярной станции на крайне-северной оконечности Новой Земли — мысе Желания. Население этого двойного острова поднялось со 120 чел. в 1914 г. до 255 чел. в 1929—1930 г. С 1930 г. постоянное человеческое жилье существует и на Северной Земле, открытой на пороге мировой войны, к северу от мыса Челюскина. Сеть поселений стала гуще, чем она была раньше, на всех берегах Полярного океана от Новой Земли до мыса Дежнева. Как известно, в последние годы стали более или менее регулярными плавания кораблей северным морским путем из Баренцова моря в Тихий океан и в обратном направлении. Достижение это имеет первоклассное экономическое значение, как в деле оживления Севера, так, специально, и в вопросе преодоления той рассеченности русского побережья на несколько изолированных друг от друга участков, которая ослабляла и ослабляет положение Рос-

сии на море. Но нельзя сказать, чтобы коммунисты отдавали себе действительный отчет в значении этой проблемы. Так, например, на 1936 г. намечено провести северным морским путем сквозное плавание 8 пароходов: 6 — из Ленинграда во Владивосток и 2 — в обратном направлении. Даже если эта программа будет осуществлена, она представит собою лишь слабую подготовку к проведению тех массовых перебросок грузов (не десятком, а сотнями кораблей) по северному морскому пути, которых уже в ближайшем будущем могут потребовать и хозяйственные и военные обстоятельства.

Из отдельных фактов, относящихся к экономическому освоению Севера, отметим следующее. На нижнем Енисее возник новый «заполярный» город, центр лесопромышленности, отправляющий свою продукцию морским путем на Запад — Игарка. В начале 1935 г. в ней было 11 тысяч жителей. К востоку от нижнего Енисея начато промышленное строительство в районе Норильских гор. Для нужд начатого постройкой Норильского полиметаллического комбината проложена небольшая ж. д. от площадки строительства до пристани на р. Пясине. Пясина — наиболее северная из крупных рек. В 1934 г. впервые в истории по ней были пущены пароходы. На протекающей далее к востоку арктической реке Хатанге это произошло в 1935 г. В настоящее время в устье последней создается новый полярный центр — Нордвик — «возле богатейших залежей каменной соли и предполагаемых месторождений нефти». В районе нижней Лены морской порт создан в бухте Тикси. Проектируется сооружение такого же порта в устье реки Индигирки и заведение на ней речного транспорта.

Перейдем теперь к рассмотрению отдельных важнейших отраслей советского народного хозяйства. Тут приходится ответить, что термин «хозяйственное строительство» едва ли применим к сфере советского сельского хозяйства, в том виде, какой оно прибрело в годы пятилеток. Тут скорее можно говорить о «хозяйственном разрушительстве». Даже на июнь 1935 г., когда положение уже несколько улучшилось, поголовье скота в СССР составляло, по сравнению с 1929 г. (т. е. кануном «сплошной коллективизации»): по лошадям — 46, 8%,

по крупному рогатому скоту — 72, 4%, по овцам и козам — 41, 5%. Посевные площади за годы первой пятилетки возросли, но теневой стороной этого возрастания является чрезвычайно низкая урожайность. Как известно, основной результат пятилеток в сфере сельского хозяйства — это почти полное вытеснение мелкого хозяйства и замена его крупными хозяйствами бюрократического типа, в форме колхозов и совхозов. Интенсификация хозяйства такая замена способствует мало, но открывает, однако же, некоторые возможности, отсутствующие при господстве мелкого хозяйства. Это касается, в особенности, применения сложных машин в земледелии. Чтобы держать колхозы всецело в своей власти, коммунисты, как известно, сосредоточили их на «машинно-тракторных станциях», которыми и обслуживаются колхозы. Нельзя отрицать, что пронизывание машинной техникой русской деревни способствует повышению технической культуры страны, несмотря на тяжесть тех социальных условий, в которых оно происходит. Накопление в молодых кадрах сельского населения соответствующих технических навыков имеет, в числе другого, большое оборонное значение.

Но, конечно, областью строительства по преимуществу была в эти годы в СССР промышленная область.

I. По производству электроэнергии Россия продвинулась с 15-го места среди стран мира в 1913 году на 11-ое — в 1925 г., 10-ое — в 1928 г., 6-ое — в 1932 г., 4-ое — в 1933 г. и 3-е — в 1935 г. При размере выработки в 25, 8 млрд. киловатт-часов, впереди нее по этому признаку были в истекшем году Германия и Соединенные Штаты. Такой ход эволюции нужно оценить несомненно, как большой успех. Но достигнут он, главным образом, энергичным использованием наличного оборудования. Электровооруженность страны, по прежнему, остается слабой. Лишь по плану на 1937 г. (выполнение которого в этом вопросе представляется сомнительным) установленная мощность советских электростанций должна несколько превысить мощность английских электростанций в ее уровне 1932 г. (10 900 тыс. квт. против 10 750 тыс. квт.). Между тем, по производству электроэнергии СССР опередил Англию уже

в 1935 г. Иными словами, в советском хозяйстве рискованно невелики резервы электромощностей. Весьма невелик также процент гидроэнергии («белого угля») в общем производстве электрической энергии. В 1932 г. в СССР он выражался 7, 3%. Даже в Германии, весьма бедной белым углем, он достигал в том же году 17, 1% . В Соединенных Штатах, по районным станциям, он составлял 41%, в Японии, Италии, Канаде приближался к 100%. В незначительности использования в СССР энергии падающей воды, сказывается недостаточное, по-прежнему, участие русского Востока и русского Севера в русской экономической жизни. Ибо как раз на Востоке и Севере сосредоточены наибольшие русские белоугольные ресурсы (Памиро-Алай и Тянь-Шань, Алтай, Саяны, Средне-Сибирские реки, с одной стороны, Карелия и Кольский полуостров, с другой). Даже по плану на 1937 г. доля гидроэнергии в русском электрическом балансе не должна превысить 19, 5%.

II. В 1935 г. русская угольная промышленность дала стране 106, 7 млн. тонн этого минерала. Это обеспечило ей 4-ое место в мире, которое она занимала уже и в 1932 г. (в 1928 и 1913 гг. она занимала 6-ое место). Цифра 1935 г., по абсолютной величине, в три с лишним раза превышает цифру 1913 года. И несмотря на это, она уступает продукции двух, взятых порознь, европейских стран, каждая из которых и по пространству и по населению гораздо меньше России. Мы говорим об Англии и Германии. В крайне кризисный 1932 г. первая произвела 212, 6, а вторая 132 млн. тонн угля (считая вместе с бурым, но в переводе его в каменный). В цифре 1935 г. Донецкий бассейн берет на свою долю 68 млн. тонн (63, 7% всей продукции). Между тем, запасы Донецкого бассейна охватывают менее 10% всех исчисленных к настоящему времени русских каменноугольных залежей (менее 10 млрд. тонн из общей суммы в 1 200 млрд. ). Это означает, что лишь незначительная часть русских производительных сил по части каменного угля используется сколько-либо интенсивно. И незатронутыми разработкой, в первую очередь, оказываются, опять-таки, богатства за-обской и за-енисейской Сибири, и, наряду с ними, уголь северного Урала (Печорский бассейн).

III. Нефти было извлечено в 1935 г. из недр России — СССР 26, 8 млн. тонн. По этой части Советский Союз устойчиво занимает во все последние годы 2-ое место в мире, уступая только Соединенным Штатам. Но нефти в СССР не хватает. Добыча ее не поспевает за развитием тракторного, автомобильного и самолетного дела в стране. Вывоз нефти заграницу падает в последнее время от года к году. С 6 млн. тонн в 1932 г. он снизился до 4,9 млн. т. в 1933 г., 4,3 млн. т. в 1934 г. и 3,2 млн. т. в 1935 г. И все-таки внутренние потребители не снабжаются нефтяными продуктами в достаточной мере. Как говорил в начале 1936 г. В. И. Межлаук, «уже в текущем году работы по зяблевой вспашке не были полностью выполнены из-за недостатка лигроина». В обстановке недостатка нефтяного топлива, очень резко ощущаемого страною и руководителям советского хозяйства ясно, что надежды на избавление от этого дефицита можно возлагать, главным образом, на Восток. Сколько бы новых промыслов ни открывалось в Баку, Бакинский район, без поддержки со стороны, не может ответить всем требованиям. Грозненский район находится в истощении и упадке. Возможности Майкопских промыслов недостаточно велики для того, чтобы оказать решающее влияние на положение нефтяной промышленности в стране. Остается надеяться на восточные районы (Эмба, Урал, Сахалин). Самый приметный факт, к ним относящийся, из числа зарегистрованных в течение 1935 г., заключался в начале работ на промысле Ишимбаево (к югу от Уфы), в позапрошлом году еще не существовавшем. Промысел этот дал в 1935 г. 400 тысяч тонн нефти.

IV. Чугуна за минувший год выплавлено в Советском Союзе 12, 5 млн. тонн. По чугуну, говорил 21 декабря 1935 г. С. Орджоникидзе, «мы оспариваем второе место у Германии, включая и Саар». По сравнению с прошлым, это означает существенную перемену декораций. В 1913 г. выплавка чугуна в тогдашней Германии превосходила в 4 с лишним раза выплавку его в тогдашней России (19, 3 и 4, 6 млн. тонн). Но относительность таких побед, как возможность состязаться по абсолютным размерам продукции с Германией, страной узко «европейских» масштабов, с первого же взгляда ясна каждому, кто возьмет на

себя труд вдуматься в существо вопроса. Ведь Россия, по новейшим подсчетам, сосредотачивает в себе около половины всех мировых запасов железной руды. И если Германия и сейчас успешно конкурирует с ней по части производства черного металла, то исключительно потому, что запасы эти не втянуты в дело. Очень значительная их часть находится в Доуралье (Курская магнитная аномалия, Керчь, Кривой Рог). Урал издавна известен своей высокосортной рудой. В годы первой пятилетки огромные скопления ценных железных руд открыты во многих пунктах Сибири. В русской же черной металлургии решающую роль продолжают играть доменные заводы Юга, выдвинувшиеся к ней еще в конце XIX-го столетия. На востоке огромный Магнитогорский завод увеличивает свою продукцию на фоне стационарности или даже прямого упадка прочей (унаследованной от прошлого) черной металлургии Урала. Еще в 1934 году он выплавил 1 150 тысяч тонн чугуна. Приблизительно таких же масштабов производительность Кузнецкого металлургического завода на Алтае. Постройка обоих этих заводов, осуществленная в годы пятилеток, должна рассматриваться, как первый шаг к металлургическому освоению Востока. Полную значимость шаг этот получит в том случае, если за ним последуют дальнейшие шаги.

V. Нелегко дать единую и сжатую формулу, которая обрисовала бы состояние машиностроительной отрасли в стране. Как известно, отрасль эта состоит из огромного количества разнообразных, часто друг с другом несхожих ветвей. Не так давно Сталин выразил уверенность, что нет такой машины, которой не могли бы построить большевики. Но какие машины и в каком количестве они производят на самом деле? То указание, что вся продукция советского машиностроения оценивалась в 1935 г. в 12, 1 млрд. руб. — говорит немного, так как остается не вполне ясной действительная покупательная способность этого «счетного» советского рубля. Приходится перейти к отдельным частным вопросам. Во всем мировом машиностроении ведущую роль играть теперь автомобильная индустрия. В этой сфере достижения Советского Союза до сих пор весьма не велики, несмотря на весь шум, поднятый

вокруг строительства советской автомобильной промышленности и реальную значительность затрат, в нее вложенных. В минувшем году автомобильные заводы Союза выпустили всего на всего 19, 2 тысяч легковых машин. Даже Германия, пока что не могущая похвастать рекордными достижениями в сфере автомобильного дела, произвела в 1935 г. 201, 4 тыс. таких машин, т. е. в 10 с лишним раз больше. В Америке выпуск легковых автомобилей одной лишь фирмой «Форд» снова приближается к полутора миллионам в год. Что значит перед этой величиною советская цифра! Несколько благополучней обстоит дело с продукцией грузовых машин. Отечественное производство их в 1935 г. составило 77, 8 тыс. штук. Германия может противопоставить этому продукцию в 38, 9 тыс. штук. По заявлению С. Орджоникидзе, по грузовым автомобилям СССР в 1935 г. «занял второе место, уступая лишь Соединенным Штатам Америки». Еще в 1934 г. он занимал в этом отношении третье место. Географически советская автомобильная промышленность сосредоточена до сих пор в Ленинграде, Ярославле, Москве и Горьком (Нижнем Новгороде). Иною речью, далее Нижнего на восток она не проникает. Но с тем большей энергией она вывозит на Восток свои изделия. По тракторной промышленности в Советском Союзе сделано больше, чем по автомобильной. В его народном хозяйстве мы находим комбинацию, неслыханную в экономике других стран мира: количество выпущенных на рынок тракторов устойчиво стоит впереди количества произведенных автомобилей. Это явление — налицо и в 1935 г. Как мы видели, все автомобильное производство Союза измерялось в минувшем году 97, 0 тысячами штук. Тракторов за тот же период выпущено 112, 2 тысячи физических единиц. Эта цифра обеспечивает Союзу первое место в мировой тракторной промышленности. Это место коммунисты считают своим уже с самого начала 1930-х годов. Как известно, исторически тракторная индустрия была колыбелью производства танков и до сих пор является основной экономической его базой. По этой статье Советский Союз превосходит всех возможных своих противников. Если только в России найдутся талантливые конструкторы и хорошие организаторы, именно в этой сфере

она в состоянии приуготовить неожиданности, весьма неприятные для ее противников. Тракторные заводы и цехи существуют в СССР в Ленинграде, Харькове, Сталинграде и Челябинске. Таким образом, промышленность эта распространилась дальше на восток, чем автомобильная, и в лице Челябинского завода перевалила через Урал.

VI. Заслуживающие внимания вещи сделаны в последние годы в СССР по части химической промышленности. Так, например, введение в промышленный оборот хибиногорских апатитов — фосфорно-кальциевой соли, могущей служить сырьем для производства суперфосфата и др. подобных продуктов — несомненно составит славную страницу в истории русской науки и техники. До начала 1930-х гг. эта руда не добывалась вовсе. Уже в 1933 г. апатитовая промышленность Кольского полуострова дала 700 тысяч тонн, а в 1934 г. — 1 млн. 200 тыс. тонн этой руды. Тогда же было вывезено заграницу более 425 тыс. тонн апатитовой руды и концентратов. Иными словами, в кратчайший срок на совершенно пустом месте создана новая отрасль индустрии, сделавшая соответствующие русские предприятия независимыми от ввоза иностранного сырья. Нечто подобное произошло и в промышленности калийных солей. Только в конце 1920-х годов стал ясен удельный вес открытия калийных солей (сильвинита) в старом русском солепромышленном районе Соликамска — на западном склоне Урала. К настоящему времени залежи эти должны считаться крупнейшим мировым месторождением данной отрасли. Разработка сильвинита была начата в 1931 г., когда его было добыто около 100 тыс. тонн. В 1935 г. добыча измерялась 1 300 тыс. тонн.

VII. Советская золотопромышленность впервые существенно превзошла довоенный уровень в 1933 г. В названном году она дала желтого металла более чем на 100 млн. зол. руб. В 1934 г. ее продукция выразилась 152 млн. руб., в 1935 г. (по предварительным подсчетам) — 177 млн. руб., что приблизительно равносильно утроению довоенного производства. Советская золотая промышленность перегнала «по величине продукции Америку». Добыча золота уже и сейчас сосредоточена исключительно на Востоке. Беда только в том, что успехи ко-

лонизации, связанные с развитием этой добычи, обыкновенно не бывают устойчивыми: в особенности, золотые россыпи имеют, как известно, свойство истощаться в короткий срок. Как бы ни обстояло дело в этом вопросе — целый ряд районов русского Востока, от Башкирии до Тихого океана, переживал в последние годы и продолжает переживать и сейчас золотую горячку. Она усиливается тем, что, в отличие от подавляющего большинства других отраслей советской экономической жизни, к добыче золота в последние годы допущен частник — в виде «старателя». Во многих местах Забайкалья, Якутии, Приморья и т. д. развитием золотодобычи стимулируется значительное строительство. В особенности показательны в этом отношении условия Колымского края. На Колыме, этой величавой и во многих отношениях доселе таинственной реке крайнего северо-востока, развернулась широкая добыча золота. Путь к Колыме проложен от Охотского моря. На берегу моря возник порт Ногаево и город Магадан. Строительство мастерских, школ, дорог приняло небывалые для этого края размеры.

В области тяжелой промышленности такие примеры можно было бы значительно умножить. В длинном ряде вопросов использования естественных промышленных сил русская жизнь, за последние годы, сдвинута с мертвой точки. Этого далеко нельзя сказать с такой категоричностью о сфере промышленности легкой. По словам В. В. Куйбышева, сказанным в самом начале 1935 года, за несколько дней до его смерти, в ней «показатели использования сырья почти по всем отраслям ниже уровня 1928—1929 гг.». Иною речью, в легкой индустрии наблюдался за последние годы в СССР не прогресс, но прямой технической регресс. Это объясняется, конечно, тем, что в годы пятилеток легкая промышленность, производящая предметы потребления, ткани и тому подобное, не привлекала к себе сколько-либо значительного внимания власти. Некоторый сдвиг в этом отношении замечается только в самое последнее время. Расширение продукции, как легкой, так и пищевой промышленности самым непосредственным образом упирается в проблемы развития сельского хозяйства: это последнее поставляет необходимое им сырье. В существующих в настоящее время в Со-

ветском Союзе условиях, подлинный расцвет легкой и пищевой промышленности возможен лишь в том случае, если удастся добиться высокой экономической производительности колхозной и совхозной системы. Во многих пунктах до реализации этой цели еще далеко.

Тяжелая же промышленность, на некоторых участках фронта, стоит уже и теперь под знаком расцвета. И как раз у тяжелой промышленности есть в истории России особая евразийская миссия. Обширные пространства русского Востока и Севера почти совершенно негодны для земледелия. Добывательское хозяйство экстенсивного типа (охота, рыболовство и пр.) может прокормить в них только очень редкое население. Но по части возможностей для развития тяжелой промышленности, добычи угля, руд, металлов, многие из этих областей одарены природой с исключительной щедростью. Вопрос будущего этих районов и краев является, в очень многих случаях вопросом насаждения в них тяжелой промышленности. Только тяжелая индустрия может пробудить к новой жизни эти страны. Только она может сделать экономическое преуспевание в равной степени достоянием русского Востока, как и русского Запада, русского Севера — не меньше, чем русского Юга. И это тем более, что как раз основные русские земледельческие области, в которых до сих пор и сосредотачивалось, по преимуществу, русское народное хозяйство, относительно бедны ресурсами для развития тяжелой промышленности. В этом отношении старый русский земледельческий центр и новые (в смысле новизны своего экономического развития) вне-земледельческие окраины могут и должны дополнять и дополнить друг друга. Здесь не может быть и не будет «метрополии» и «колоний», областей-эксплуататоров и эксплуатируемых стран — есть и будет экономически равноправный во всех своих частях и в то же время внутренне законченный евразийский мир. Чем дальше будет продвигаться вперед его развитие, тем с большей силой будет вырисовываться — также в сфере промышленности — существенная несопоставимость России, как особого и в пределе самодовлеющего мира, с отдельными европейскими странами — об-

разованиями гораздо более дробных и «фрагментарных» масштабов.

Советский Союз находится не более, как в начале этой эволюции. Несмотря на отдельные успехи, контраст между освоенным Западом и совершенно пустынным Востоком, во многих случаях, остается огромным. Русский народ, в своей подавляющей массе, и теперь народ исключительно «равнинный». Между тем, удесятеряя население Урала и Алтая, в их горнопромышленных частях, наново заселяя Хибины, создавая горнопромышленные колонии в за-енисейских и дальне-восточных областях, русский народ призван в гораздо большей, чем доселе, степени стать также и горным народом. В этих суровых и трудно доступных районах он должен найти ту полноту естественных ресурсов для великопромышленного развития, которой часто ему недостает на коренной его территории.

В одинаково интенсивном освоении богатства и возможностей как русского Запада, так и русского Востока, заключается, по сказанному выше, один из разрезов грядущего разрешения «евразийской проблемы» русской истории. Истекшие годы произвели сдвиг в этом направлении. Но тем острее почувствовались действительные размеры, действительная грандиозность проблемы. Все сделанное по этой части до сих пор должно звучать, как призыв к совершению несравненно большего.

П. Савицкий.

Прага, март 1936 г.

Страница сгенерирована за 0.11 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com