Флоровский Г., прот. Непрестанно молитесь

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Прот. Георгий ФЛОРОВСКИЙ

«НЕПРЕСТАННО МОЛИТЕСЬ»

(1 Сол. V. 17)

Есть два вида молитвы, и об обоих свидетельствовал сам Спаситель в его беседах с народом.

В Нагорной Проповеди Господь заповедует ученикам «молиться втайне». Правда, это наставление направлено прежде всего против молитвы «лицемеров», против молитвы напоказ, «в синагогах и на углах улиц». Но этим противопоставлением заповедь не исчерпывается, и на нем стоит здесь главное ударение. Молитва есть личное стояние пред Отцом Небесным, «Который втайне», и при этой личной «встрече» с Богом не должно быть свидетелей: «войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему». Впрочем, и при этой «тайной» молитве нужно помнить, что «мой Отец», есть в действительности «Отец Наш», и так и следует к Нему обращаться. Уединение не означает обособления или забвения о других, о братьях в общем сыновстве пред Богом. И потому прощение обид и «оставление долгов», мир и примирение с братьями, есть предусловие и необходимый момент правильной молитвы; «как и мы прощаем должникам нашим» (Mф. VI).

В другой своей беседе Господь говорит об этом с особенной твердостью. «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих...». И затем свидетельствует о силе общей и соединенной молитвы. «Ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Надлежит «соглашаться» в молитве, «просить» заодно, и тогда открывается последняя тайна: соприсутствие Христа в молитве (Mф. XVIII).

Молитва «втайне» и молитва «в согласии» — здесь нет ни противоречия, ни даже антиномии. Оба вида молитвы связаны неразрывно, и возможны только вместе. Один вид предполагает другой, и только в этой взаимной связи они достигают своей подлинной меры. Это дву-единство христианской молитвы отражает и выражает глубокое дву-единство христианского бытия, тайну Церкви.

Никто не может быть христианином сам по себе, в уединении, в обособлении. Быть христианином значит «быть в Церкви». Христианское бытие существенно корпоративно, «соборно». Однако самое участие в «соборности Церкви» предполагает личную веру, и с нее начинается и в ней укоренено. Церковь состоит и сла-

8

гается из лиц, ответственных и преданных Богу. Личность не растворяется, и не должна растворяться, в «соборности», в коллективе. Первые ученики Христа, «во дни Его плоти», не были обособленными индивидуумами, искавшими правды в частном порядке. Они были Израильтянами, то есть полноправными членами Богоустановленного Общества, членами «Избранного Народа», к которому и было прежде всего обращено новое Благовестие. И в этом качестве они ожидали наступления Царствия, прихода Грядущего, «утешения Израилева». В известном смысле, «Церковь» уже существовала, когда пришел Мессия, Христос. Эго был именно Израиль, Народ Завета. «Завет» этот предполагается Евангельской проповедью. Проповедь Спасителя была обращена к членам этой «Церкви», к «погибшим овцам Дома Израилева». Христос в своей проповеди никогда не обращался к обособленным людям». «Завет» был всегдашней предпосылкой его проповеди. И Нагорная Проповедь была обращена не к толпе случайных слушателей, но скорее к некоему «внутреннему кругу» тех, кто уже «следовал» за Ним в ожидании, что Он был Тот, Кого они ждали, по пророчеству и завету. Нагорная Проповедь есть очерк наступающего Царствия. «Малое стадо», которое Господь собирал вокруг Себя, было в действительности верным «остатком» Израиля, «остатком» Народа Божия, Избранного Народа. Этот «народ» должен был быть теперь преобразован — зовом Божиим, благовестием Царствия, приходом Обетованного. Однако, на этот зов каждый должен был откликнуться за себя, личным и вольным приятием, личной верой и послушанием. «Завет», как таковой, еще не обеспечивал отклика веры. И только немногие откликнулись и узнали Грядущего. И, вместе с тем, этот личный отклик веры включал верующего в новое единство, в новую «соборность». Такова неизменная схема христианского бытия: уверовать, и затем креститься, креститься в единое Тело. «Вера Церкви» должна быть лично принята и усвоена. Но только чрез крещальное включение в Тело этот личный акт веры получает подлинную устойчивость, достигает своей полноты. «Новый человек» рождается только в крещальной купели, — однако, под непременным условием личной веры. «Обращение» есть только условие. Таинство его «исполняет».

И та же неразрывная двойственность характеризует всю жизнь христианина и, прежде всего, его молитвенную жизнь. Христианская молитва есть всегда личный акт, но свою полноту он получает только в «соборности» Церкви, в связи общей и корпоративной жизни. Личная и «общественная» молитва связаны неразрывно, и каждая из них вполне осуществима, достигает подлинности, толь-

9

ко через другую. Сознание, и сердечное приятие, этого двуединства есть условие и залог правильной и подлинной молитвенной жизни.

Нужно научиться молиться «втайне», наедине с Богом, свидетельствовать пред Ним свою веру и послушание, воздавать Ему славу и хвалу, в свободной и личной встрече или общении. И только те, кто воспитан в делании этой «уединенной» молитвы, «при закрытых дверях», могут духовно встретить друг друга и «согласиться» в том, что они должны просить совместно у их общего Отца на небесах. «Общественная» молитва требует личной подготовки и ее предполагает. Однако, странным образом, личная молитва христианина возможна только в измерении Церкви, ибо только в Церкви верующий становится христианином. Ибо и «втайне», «в своей комнате», христианин молится как член Церкви, как гражданин Царствия, как участник в спасении рода человеческого. Именно в Церкви мы научаемся молиться «по христиански», как христиане, соединенные Христом, и в Нем, друг с другом. Этот круг не может быть разорван или разомкнут без серьезной духовной опасности, без духовного вреда. Личная молитва вне контекста Церкви может легко выродиться в сентиментальный пиетизм, разложиться в ритм эгоистических эмоций, потерять трезвость. С другой стороны, без предварительной подготовки в искусе личной молитвы и общественная молитва легко может превратиться в ритуальную формальность или, что не менее опасно, выродиться в эстетический транс. Церковь обязывает каждого верующего готовиться «втайне» к участию в «общественной» молитве. И это не только внешняя или формальная дисциплина. Она относится к самому существу молитвенного делания. В «общественной» молитве христианин должен участвовать, а не только присутствовать в храме, — со-участвовать лично, совместно с другими. Предел и мера христианской общественной молитвы есть единомыслие — «едиными усты и единем сердцем». Но и в этом единомыслии христианин должен участвовать лично, действенно, а не пассивно. Молитвенный акт всегда есть личное делание, даже и в «симфонии» с другими. С другой стороны, и личная молитва, даже «втайне», не есть «частная молитва», не есть «частное» дело каждого. Христианин всегда молится, и должен молиться, как член Церкви, памятуя об этом, никогда не обособляясь. В свое время, объясняя Молитву Господню, св. Киприан Карфагенский настойчиво подчеркивал, что христианская молитва всегда есть «общая и всенародная молитва» — publica et communis oratio, «потому что мы — весь народ — одно». И поэтому личная молитва должна быть широкой

10

и объемлющей, молитвою о всех и за вся. И только в таком молитвенном расположении верующие могут действительно «согласиться» и встретить друг друга, как братья — во Христе. Иначе умалится тайна Церкви: все — одно Тело.

Христианская молитва есть ответ на Божий призыв, ответ на великие дела Божии, завершившиеся в деле спасения, в смерти и воскресении Спасителя. И потому она определяется, по форме и содержанию, истинами веры. Молитва не отделима от догматов. Христианская молитва существенно догматична. И прежде всего, она есть воспоминание, anamnesis, и возможна она только в перспективе «священной истории», истории Спасения. Церковные гимны полны воспоминаний и образов священной истории обоих заветов, Ветхого и Нового. Самая вера христианская есть ответ — благодарное опознание спасительного смотрения Божия. Мы молимся по-христиански именно потому, что начало положено самим Господом. Мы обращаемся к Богу потому, что Он первый к нам обратился и нас призвал. Весь строй Библейской молитвы есть строй «исторический», уже в Ветхом Завете. И тогда он определялся памятью и воспоминанием: призвание Авраама, «отца верующих», Исход, Синайское законодательство. Этот исторический характер молитвы, в ее духовном обосновании, выражен еще строже и сильнее в Церкви Христовой, ибо воспоминаемые события достигли своего завершения — в Кресте и Воскресении. Литургическая анафора вся построена по исторической схеме: «поминающе убо спасительную сию заповедь, и вся яже о нас бывшая — крест, гроб, тридневное воскресение, на небеса восхождение, одесную седение, второе и славное паки пришествие...» Христиане всегда смотрят назад — обращены ко Христу, пришедшему во плоти, к Его кресту и воскресению. Настоящее, всегда текущее, может быть опознано и осмыслено по-христиански только через обращение или возвращение к прошлому, единственному и окончательному. Христианский «анамнезис» больше, чем только память или воспоминание. Он есть, в известном смысле, возврат к прошлому. Ибо «прошлое» во Христе стало постоянным «настоящим», и это единство веков с такой силой открывается в Божественной Евхаристии, в этом основании и откровении тайны Церкви. Христос — один и тот же, по апостольскому слову, и прежде и теперь и до века. Св. Иоанн Златоуст с парадоксальной настойчивостью разъяснял своим слушателям, что каждая Евхаристия есть та же Тайная Вечеря, и на ней действует тот же Христос, Церковь есть нечто большее, чем только «общество верующих», общество тех, кто верует в смысл и силу древних событий — Креста и Воскре-

11

сения. Церковь есть Тело Христово, общение или общество тех, кто «во Христе», и в ком сам Христос, по его обетованию, пребывает.

Есть некоторая непрерывность между Христом Спасителем и христианами, как ни трудно описать и определить точно смысл и характер этой непрерывности. Об этом опять-таки с неустрашимой настойчивостью говорил св. Иоанн Златоуст. В уста Спасителя он дерзал вложить такие слова: «соединенные вещи остаются все-таки в своих пределах, но Я сплетен с тобою. Я не хочу, чтобы оставалось какое-либо разделение между нами. Я «хочу, чтобы мы были одно» (Слово XV на 1 Тим., заключение). В молитве Церкви, и в молитве в Церкви, эта тайна единства и единения раскрывается, для очей веры. Молитва определяется верой, видением и прозрением веры. Но самая вера укоренена в том единстве, которое, по силе крещальной благодати, установлено между Христом и «присными Ему».

Молитва в Церкви есть общение между членами и Главой. Христианская молитва имеет характер и строй диалога. Не случайно многие Отцы называли молитву «собеседованием». Господь слышит и слушает молитву. С другой стороны, верующий ждет на свое обращение молитвенное ответа, в пределах самой молитвы. Об этом в недавнее время говорил Святитель Феофан Затворник. Мы начинаем с чтения молитв, установленных молитв, по молитвеннику, и не следует перескакивать чрез ступени. Но бывает, что молящемуся отвечает Дух, и тогда надлежит прервать чтение молитв и внимать и слушать. Вероятно, это дается не часто. Но в этом предел и цель молитвы, ее смысл и исполнение. Цель молитвы — встреча, и предание себя в руки Божии. Иначе говоря, наше молитвенное правило начинается обычно дерзновенным обращением к Духу Святому. Царю небес: «приди и вселися в ны». Молитва в ее полноте не есть односторонний акт верующего. В ней таинственно соучаствует сам Господь — не только потому, что Он «слушает молитву», но и потому, что Он ее внушает. «Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — чада Божия» (Рим. VIII. 16). Строго говоря, по силе крещальной благодати, чрез крещальное «облечение во Христа», христианин не только стоит или ходит пред Богом — так было уже в Ветхом Завете, но и пребывает во Христе, как член Его тела, Церкви. Это — любимый и постоянный оборот речи у Апостола Павла. Христиане не странники и пришельцы, не сторонние, но присные Богу, чрез Христа и в Нем. Молитва раскрывает и осуществляет это таинственное пребывание «во Христе». Цель и смысл молитвы — быть с Богом,

12

сознавать Его присутствие и близость. Она есть постоянная обращенность к Богу. И потому именно должна она быть непрестанной. Молитва есть состояние христианина, а не только ряд отдельных обращений к Богу. В молитве есть ступени, и по ним нужно восходить смиренно и терпеливо. Как ответ на дела Божии, молитва есть, прежде всего, благодарение. Анамнезис и Евхаристия связаны неразрывно и нераздельно: это, в сущности, две стороны единого акта. Нельзя «вспоминать» Крест и Воскресение, это совершенное откровение любви Божией, без чувства благодарности. От благодарения рождается любовь, в ответ на Любовь Божественную. Но и благодарение рождается от любви. Здесь опять нерасторжимое двуединство. Однако, христианская молитва простирается дальше и глубже, чем благодарение. Ибо любовь Божественная есть Слава Божия, Его величие. И вершина молитвы есть именно созерцание этой неизреченной Славы, в котором даже благодарение умолкает и всякое слово человеческое изнемогает. По свидетельству святых Отцов, ангелы не просят и даже не благодарят, они только славословят. Это — предел и вершина. Однако, славословие должно присутствовать на всех ступенях молитвенного делания. И потому молитвы обычно завершаются доксологией, славословием Богу, Которому подобает «всякая слава, и честь, и поклонение». Но это завершение есть в то же время и начало: ведь первое прошение Молитвы Господней есть именно прославление Бога — «да святится Имя Твое».

В нашем обыденном понимании, молитва есть прежде всего «моление», просьба. И действительно, такова молитва начинающих. И об ее ограниченности и несовершенстве говорил сам Христос, в Нагорной Проповеди. Не подобает быть многословным в молитве, подобно язычникам: «ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него». Именно этим сознанием должна вдохновляться всякая молитва: только Господь действительно знает, в чем мы нуждаемся, знает наши действительные нужды, как наш всегдашний Помощник и Покровитель. И потому подобает всецело вверить себя Его любви: «сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». В этом и начало и конец молитвы.

Да будет Его святая воля!

13