Зеньковский В., прот. Идея христианского реализма. (По поводу книги С. Л. Франка «Свет во тьме»)

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

прот. Василий Зеньковский

ИДЕЯ ХРИСТИАНСКОГО РЕАЛИЗМА
(По поводу книги С. Л. Франка «Свет во тьме»).

Последняя книга Франка, вышедшая еще при его жизни («Свет во тьме»), посвящена вопросам христианской этики, отчасти, впрочем, философии истории. Это бесспорно лучшая из всех работ Франка, в известном смысле завершение его прежних трактатов, во всяком случае эта книга наиболее значительна по своей теме. Прежние работы Франка, при всей их исключительно ясности и четкости, были все же далеки от среднего читателя, так как

19

касались труднейших тем гносеологии и метафизики. Последняя же книга Франка обращена к вопросам, которые близки всем людям — к вопросам морального сознания, к моральной оценке современности, к поискам христианского выхода из создавшихся тупиков культуры и жизни. Франк впервые подходит здесь к труднейшей проблеме — к проблеме зла — и стремится найти правильные основы для борьбы со злом. Это приближает книгу Франка к современной жизни со всеми ее трагическими противоречиями, сообщает книге особую остроту и силу.

От первой части книги Франка веет столь глубоким пессимизмом, что положение представляется почти безвыходным, борьба со злом кажется почти безнадежной. Свет Христов, о котором много говорится в книге, все же не разгоняет тьмы, которая продолжает существовать рядом со светом. «Мир остается царством тьмы, уныло замечает Франк (стр. 18), хотя в глубине его светит Вечный Свет. Основное впечатление от всего, что пришлось пережить европейскому человечеству за последнее время, есть впечатление власти тьмы в мире» (34). Это «упорство и могущество зла» (33) приводит Франка к выводу, что «дух зла искони таится в душе человечества, что он есть некая сверхчеловеческая сила, неодолимая никакими чисто человеческими усилиями и внешними мерами» (38).

Мировое бытие, пишет Франк, «по-видимому, равнодушно к добру и злу, к правде и неправде, разуму и глупости». И еще: «миру свойственно упорствовать во зле, отсюда невольное и неустранимое впечатление, что зло есть страшная, огромная сила, властвующая над миром и как-то имманентно ему свойственная» (46).

Не чересчур ли далеко заходит Франк? Не оттого ли, что в прежних работах он словно не замечал проблемы зла (которая, впрочем, не укладывается ни в какую систему «всеединства» — чем является философия Франка в целом), он теперь с особой силой отмечает «власть тьмы»? Это особенно чувствуется в тех частях книги «Свет во тьме», в которых Франк обращается к анализу современности. С исключительной силой Франк характеризует тот «культ тьмы, который родился из разложения гуманизма» и очень удачно и верно пишет о «демоническом утопизме» (58), который так часто овладевает современными людьми. «В демоническом утопизме, справедливо отмечает Франк, противоестественно сочетается отрицание силы добра, вера в силу темных начал с утопизмом, т. е. верой, что тьма и есть творческая сила, которой дано осуществить идеальное состояние мирового и человеческого бытия». Здесь Франк углубляет и расширяет те свои

20

анализы, которые он впервые развивал в своем примечательном этюде «Крушение кумиров».

Но если зло так глубоко связано с историей, то возможна ли борьба с ним, возможна ли «реформа бытия» (334), как выражается Франк? Есть ли здесь место для христианской активности? Размышлениям на эту тему и посвящена вторая часть книги Франка.

Надо отнести на счет философской тонкости Франка то, что в этой второй части он намечает лишь основы христианского реализма, основы христианской теории прогресса. Всякая рационализация в этой области, как бы ни была она заманчива для нашего разума, таить в себе чрезвычайные опасности, а главное — ослабляет то непосредственное чувство правды, которое одно может спасать нас от односторонностей, формализма и максимализма. Франк, слава Богу, удачно обходить возможность такого срыва и ограничивается уяснением принципиальных основ «христианского реализма». Войдем в некоторые подробности его мысли.

Франк верит в конечное торжество добра на земле, но именно потому он убежден, что «человек стоит перед задачей действенно участвовать в оздоровлении и спасении мира».

Но отсюда вытекает неизбежность активной борьбы со злом («тьмой») в мире, игнорирование этого есть, по выражению Франка, «величайшее и подлинно гибельное заблуждение толстовства». В противовес всякому пассивизму, Франк выдвигает задачу «творческой христианизации мира» (376), говорит «о долге христианской активности». С чрезвычайной силой Франк утверждает, что «история последних десятилетий, завершившихся неслыханным разнузданием в мире адских сил, есть вопиющий обвинительный акт не только против насильников и носителей зла, но одновременно и против всех христианских и моральных пуристов, утративших сознание своей ответственности за мировое зло». Всем этим и ставится со всей своей сложностью проблема христианского реализма, суть которого Франк видит в «принципе конкретной эффективности». Безбоязненно и смело пускается Франк в дальнейший анализ этого· «христианского реализма», т. е. подлинного преображения основ жизни («реформы бытия» — 334). Он не боится такого вывода: «Христианская активность, пишет он (266), должна скорее брать на себя грех непосредственного причинения страданий, чем расслабляться сентиментально-мечтательной, безответственной добротой». Однако, тут же Франк, осторожности ради, добавляет, что при этом «должно избегать всякой ненужной, излишней суровости мер». Но если верно, что «неизбежно признавать известный минимум в мире несовершенства и зла»,

21

то ведь верно и то, что это несовершенство, по словам самого Франка, «неустранимо средствами самого мира». Не потому ли Франк и предостерегает от «ненужной суровости»? Но как здесь определить границу между «конкретной эффективностью» и «ненужной суровостью»? Франк чувствует опасность дальнейшей рационализации на этом пути и сознает, что с этой рационализацией неожиданно привходит опасная двусмысленность. Поэтому он стремится оправдать защищаемую им позицию «морального компромисса», указанием на то, что она «вовсе не совпадает с безнравственным правилом, что· цель оправдывает средства». Но принцип «конкретной эффективности», увы, дает основание для такого истолкования путей «реализма». Вся опасность рационализации в этой тончайшей теме в том и заключается, что на пути «реализма» мы можем докатиться до того, о чем так остро писал Pascalв своих «Lettres Provinciales». В общем Франк остановился вовремя. Для морального оздоровления современности столь же важен принцип христианской активности, принцип действительной борьбы со злом (что и есть «христианский реализм»), сколь важно помнить и то, что всякая рационализация в сфере морального сознания не помогает найти «конкретную правду», а, наоборот, легко огрубляет положение, легко вырождается в политический, национальный, социальный максимализм и фанатизм. Франк остро ставит проблему христианского реализма, предостерегает от всяческой маниловщины на этом пути, но дальше принципа реализма здесь не должно идти. Как ни важен принцип «конкретной эффективности», — но здесь всегда должна быть на страже наша совесть, чтобы на пути реализма не оказаться во власти «темных начал», ныне владеющих миром.

Прот. В. Зеньковский.

22