Булгаков С., прот. Эсхатология и прогресс

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

СЪЕЗД ЛИГИ ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЫ.

20—21 января в Париже состоялся очередной съезд Лиги Православной Культуры.

Основной темой съезда был вопрос об отношении христианства к истории, к историческому деланию.

Тема, затронутая съездом, касается самого су­щества христианского понимания смысла истории и места человека в историческом процессе.

Приводим доклады, предложенные на съезде, в конспективной записи одной из участниц съезда.

Проф. протоиерей С. Булгаков

„Эсхатология и прогресс“.

„В дни нашей молодости не было более жгучего вопроса, как проблема прогресса. В то время мы были убеждены, что в истории царит благая закономерность, которая ведет человечество к счастью на земле и все­общему блаженству.

Что такое теория или идея прогресса ?

Прогресс с точки зрения безрелигиозных мировоз­зрений есть в сущности своего рода грандиозное крова­вое жертвоприношение, где люди должны играть роль „жертвенных животных“ где жившие и живущие сейчас поколения обрекаются на смерть и бесследное исчезновение во имя „светлого будущего“. При таком понимании „про­гресса“ живущие приносятся в жертву для неведомых, еще не родившихся поколений. Прогресс — в таком понимании — является пошлостью и жестокостью. Над этой пошлостью рационалистического безрелигиозного пони­мания „прогресса“ зло и метко смеялся в свое время А. И. Герцен. Злая жестокость пошлости такого понима­ния идеи прогресса сейчас трагически изживается в СССР, где миллионы живущих обречены на страдания и уничтожение во имя „блага“ грядущих поколений. '

Теория прогресса в ее обычном, господствующем понимании страдает явной ограниченностью, особенно ясно выступающей в свете религиозного понимания судеб человека и мира, так как она исключает из прогресса -деятельность и соучастье сил, находящихся за гранями этой жизни; она страдает нечувствием греха и траге­дии жизни, связанной с наличием в мире греха.

Тем не менее, идея прогресса содержит в себе некоторую внутреннюю самоочевидность: человек есть не отделенное, изолированное существо, а существо родовое, каждый человек имеет общую судьбу со всем человечеством.

Теория прогресса отвечает на вопрос о судьбе человечества, образующего сложное единство, мно­гоединство.

Мысль о связи судьбы человека с судьбой природы и об единстве судеб человеческого рода существенно христианская мысль. Единство это не только причинное (казуальное) но и целеустремленное (телеологическое*). В этом единстве судеб человечества вместе с при­чинностью, как неизбежной связью следствий, вытекаю­щих из данных причин, действует и та цель, кото­рая определена, предназначена для мира и человечества. Эта цель изнутри определяет развитие судеб мира и человечества, действуя среди причин, как направляю­щее, ведущее начало. Единство судеб рода человече­ского не случайность, возникающая вследствие совокуп­ного действия внешних причин, а внутренняя целе­устремленная разумность.

Рационалистические теории прогресса — наследие 18-го века, „самого плоского среди всех веков“, ограничивали понимание человеческой жизни посюсторонним в его замкнутости. Вопрос о потусторонней судьбе человека выпал из поля их зрения. Отсюда и вырастало то легкое, пошлое примирение со смертью, какое свойственно этим теориям.

Проблема смерти как бы не касалась теории про­гресса. Отношение к проблеме смерти в рационали­стических теориях прогресса исчерпывалось легкомыслен­ным утешением, что наука в конце концов „победит“ смерть, разрешит проблему „бесконечной“ жизни. Ко­нечно, в известной степени, смерть технически преодо­лима, вернее момент фактической смерти может быть отодвинут в какое то отдаленное будущее. Но смерт­ность, подвластность всего бытия началу уничтожения, разложения, смерти— технически не может быть преодолей а.

Идея технического преодоления смерти — это венец безбожного отношения к истории и к жизни. Техниче­ское преодоление смерти не может воскресить прежде

*) От греч. ὁ τέλος конец, окончательная цель.

34

умерших людей: медицина может не дать умереть жи­вому, но воскресить уже давно умерших не в ее власти. При том, при существующей трагедии жизни предста­вляется неразумным искусственно продолжать жизнь, или давать бессмертие людям недостойным жизни. Траги­ческая бессмыслица гибели всего живого остается не устра­ненной в безрелигиозных теориях прогресса. Герцен первый почувствовал неосновательность рационалистиче­ского толкования прогресса и воскликнул: „Король гол“.

Некоторая правда теории прогресса, как уже было указано, относится ко всему человечеству в целом, поскольку люди все связаны одной общей судьбой. С христи­анской точки зрения эту общую судьбу человечества можно назвать богочеловеческой судьбой. Заслуга теории про­гресса заключается в том, что она ищет достаточных оснований для того, что мир не погибнет, не разложится, а будет осуществлен во всей полноте и энтелехийности *). Это значит, что в мире существует сила, отклоняющая личностную, персоналистическую свободу. Здесь проти­вополагается личная свобода и софийная**) основа мира.

*) „Энтелехийность“ — „энтелехия“, „энтелехийное понимание мира“ — от греческого слова ἐν τέλος „в конец“ „имея в виду конец“ — утверждение, что все процессы, совершающиеся — как в мире при­родном так и в мире духовном, имеют свою внутреннюю за­дачу, являющуюся конечной, последней целью данного процесса. Все. что совершается, совершается не случайно, а устремляясь, — сознательно или бессознательно — к своей завершительной, последней цели, к своему назначению. Эта „цель“, внутренняя задача, стоящая как пред каждым явлением жизни в отдельности, так и пред миром в це­лом изнутри определяет направление жизни, является „руководящей“ „внутренней причиной“ того, что совершается. Энтелехия — провидение того, чем должно быть данное явление, данное событие, данный процесс в своем окончательном, полном, идеальном раскрытии, в иде­альном завершении. Все, что существует и развивается, не просто дано но и задано: устремляется к своему „первообразу“, к „предельному совершенству“ к „идеальному замыслу мира“ в его це­лом и в его частях.

**) „София“ (Σωφία — Премудрость) „софийное понимание мира“, „софийность мира и человека“, — такое религиозно-философское понимание мира, которое утверждает, что в глубине мира — видимого, изменчивого, преходящего, подчиненного законам текучести времени и пространства, закону причинности, лежит идеальная божественная духовная основа бытия, основа неизменная, неистощимая в своей творческой силе, бесконечная в  своей свободе от границ пространства и времени, энтелехийно определяющая развитие мира, как в целом, так и в от­дельных формах бытия. София связывает мир в одно живое органи­ческое целое, делает его живым „всеединством“. Она является по­следней целью и вместе сущностью нашего познания, так как в по­знании мы от случайного и частного переходим к познанию вечного и общего („законы“, „идеи“). София является началом красоты — красота

35

Свобода есть то, чем осуществляется единство. Сво­бода есть всегда „как“ будет осуществлено, а не „что“ будет осуществлено. „Что“ мира дано божественной его основой, которая непреложна и есть задание свободе. Свобода может осуществлять тему жизни всегда в но­вых возможностях. Жизнь всегда нова и вечная жизнь есть вечное творчество, но содержание жизни есть София, а не свобода. Свобода только осуществляет разработку жизненных тем.

Отношение времени и вечности.

Представляет ли вечность нечто совершенно от­личное от времени, нечто трансцендентное времени? Обращенное к вечности время перестает для нас су­ществовать, т. к. вечность как бы испепеляет время. Я всю жизнь искал ответа на вопрос о соотношении прогресса и эсхатологии. С этим вопросом я обра­тился однажды к одному из авторитетных русских иерархов-богословов. Он ответил мне приблизительно так: „Вы видите эти стены, они разрушатся так, что

в мире является сиянием сквозь временное и изменчивое вечной и не­изменной софийной основы мира. Художественное творчество во всех его проявлениях (поэзия, живопись, ваяние, архитектура и т. д.) есть раскрытие в чувственно-осязательных (зрительных, звуковых, слухо­вых) формах этой идеальной красоты, раскрытие Софии.

София — основа и источник живой и животворящей силы в природе, вечный порыв к жизни и творчеству, та причина причин, ко­торая движет миром и вместе направляет мир к его завершению, к его идеальному „первообразу“.

София есть основа и единосущия человечества. Единство чело­вечества, проявляющееся в единстве законов мышления, вообще — за­конов душевной и духовной жизни, в единстве духовных начал, в естественной „социальности“ потребности „всемирного единения“ — есть раскрытие Софии, как идеальной основы человеческого бытия, как „че­ловечества в целом“, в его единосущий. Так кратко можно формулировать основы „софийного“ понимание мира. Из отцов и учи­телей Церкви „софийное“ понимание мира с особенной силой и яркостью раскрыто у св. Григория Нисского и у св. Максима Исповедника. Из русских поэтов и писателей чувство софийной основы мира дано у Лермонтова, Тютчева, Достоевского, Блока.

Из русских мыслителей и философов учение о Софии развивали и развивают В. С. Соловьев, св. П. Флоренский, о. С. Булгаков, В. В. Зеньковский, Н. А. Бердяев и другие. Учение о Софии „в самой себе“, — понимание Ея в Ея внутренней жизни, в Ея отношении к Богу — так называемая „софиология“ у различных мыслителей форму­лируется различно. Сейчас, в понятиях „София“, „Софийность“ многим чудится, что то страшное, говорят даже о какой то „Софианской“ ереси. Для избежания кривотолков и вместе для того, чтобы каждый мыслящий и понимающий человек мог видеть, что софийное понимание мира не заключает ничего „страшного“ и „еретического“, редакция „Вестника“ и позволила себе снабдить статью таким длинным примечанием.

36

от них ничего не останется. Так и „прогресс“ — все будет разрушено“. Это „классический“ ответ некото­рых „течении“ в христианстве, утверждающий уничто­жающее влияние вечности на время. В подтверждение этого обычно ссылаются на тексты об „огне“: „Огонь испытает дело каждого, каково оно есть“ (1 Коринф. 3, 11—15). Но огонь, о котором здесь говорится, не унич­тожает времени, а разделяет, отделяет „пшеницу от плевел“; в этом испытующем огне время не сго­рит, а переплавится. Мы должны принять и утвердить идею, что история' человечества имеет христианское со­держанье, связанное со временем.

Среди священных книг Христианства—христианскую теорию прогресса дает Апокалипсис. Прогресс — есть история человечества, некоторое историческое свершение, чередование эпох и событий. Апокалипсис и есть симво­лическое изображение „прогресса“, как человеческой истории, понятой, как история Церкви, как история Хри­стова человечества. Первым свойством этой истории является ее связанность со временем — она совер­шается во времени. Другое свойство человеческой истории есть трагизм, выражающийся в столкнове­ниях и борьбе. В истории происходит столкновение сил отрицательных и положительных, в этом столкнове­нии действуют человек, зверь, лжепророк, Христос, мученики и ангелы. Исторический процесс трагичен по­тому, что полнота его не есть идиллия и рай на земле, а конец всемирной истории. Это не внешний конец, а внутренний: он наступить тогда, когда история со­зреет для своего конца. Созревание истории и есть про­гресс. Конец ея принадлежит не этому, а иному плану бытия, мы должны признать действие в истории потусто­ронних сил, участие в истории потустороннего мира умерших. (В Апокалипсисе мученики просят об отомщении и в этом выражается участие мира усопших в истории). Апокалипсис решительно исключает мысль, что историю можно замкнуть только „по сю сторону“.

Закономерность в истории и судьбах человечества постижима не рационально, а только в меру искания каж­дым воли Божией в своей жизни и Царствия Божия в своих делах. Идея о положительном значении в жизни и в истории всего мира смерти и посмертного состояния чрезвычайно важна. Обыкновенно смерть и посмертное существование рассматриваются только со стороны на­дежды или устрашения. Конечно, если бы не было перво­-

37

родного греха, то не было бы особого состояния за гранями этой жизни, т. к. не было бы смерти, но сейчас смерть есть определение Божие и наказание любви. Сейчас человеческая жизнь включает в себя и загробное состояние. Хотя Откровение молчит о загробном состоянии, но мы должны принять, что дух доживает там опыт жизни. Здесь основание молитвы за умерших; усопшие как бы поглощают наши молитвы и возрастают ими. Святые так же участвуют в нашей жизни: хотя эта сторона жизни для нас и закрыта, но тем не менее она реальна. Она принадлежит не вечности, а времени, времени и „нашему“ — по сколько существует взаимообщение этих двух миров, но также и другому времени, посколько развоплощение— разлуче­ние души от тела чрез смерть—ставит человеческую жизнь за гранью этого бытия в иные условия времени и пространства. В этом взаимообщении и движется исто­рия к своему концу. Конец истории придет, когда мы его не ждем. Об этом приходе не может существо­вать никаких предсказаний, т. к. это есть действие Бога над человеком, не вмещающееся в человеческое созна­ние. Но это не значит, что это действие Бога не имеет отношения к внутренней зрелости человечества. Каково положительное содержание времен и сроков зре­лости человечества и каков должен быть прогресс, как историческое совершение ? Здесь ответа на эти во­просы в этой жизни, „по сю сторону“ нет. Мы по­стоянно видим, что самые сильные и лучшие люди ухо­дят от нас в другую жизнь для завершения своей судьбы в другом мире; в наших расчетах о смысле прогресса мы встречаем с постоянными противоречиями. Наше дело — это творческое действие — активность. Активность может руководиться временными и себялю­бивыми целями, и тогда она не принадлежит прогрессу, к прогрессу принадлежит только та активность, целью которой являются вечные ценности. В человеческом творчестве для прогресса существуют две стороны — одна божественная, относящаяся к вечности, к жизни в Боге, к молитве, к благодатному питанию духа от Божества, другая сторона относится к творчеству для самого себя, к раскрытию своих человеческих талан­тов — человеческая сторона творчества. (Притча о та­лантах).

Только Бог знает, когда можно и нужно кончить историю. В этом смысле прогресс есть „дурная бес-

38

­конечность“ так как „по сю сторону“ — не явлено его положительное содержание, но он есть и вместе с тем „благая бесконечность“, потому что время в нем не пустое, а творческое, и вечность осуществляет себя в этом времени.

Человеческая смерть и аналогичная ей смерть мира есть новый творческий акт Божий. Превышающая наш опыт — для нас трансцендентная мысль — вы­ражается в Апокалипсисе в символах как бы пред­намеренно смутных и противоречивых Слова : „времени больше не будет“ означают не уничтожение времени, а иное переживание времени. Временность принадле­жит к категории тварности. Тварности свойственна не пол ­нота, которая „исполняется“ — наполняется содержанием —и это исполнение есть вечная жизнь. Отношение между эсхатологией и историей состоит в том, что полная духовная зрелость является предвестником пришествия Христова. Второе пришествие произойдет как бы в но­вом „зоне“ в ином, новом „веке“, который отде­ляется от нашего зона гранью смерти.

Здесь уместно вспомнит имя Η. Ф. Федорова и его „Общее дело“. Федоров полагал, что в ре­зультате духовной зрелости и овладения природой чело­вечество достигнет такого состояния, при которым все станут действительными детьми Божьими. Воля чело­вечества и воля Божья встретятся. Бог и человек встретятся как бы в туннеле, в котором они с двух разных сторон прорывали навстречу друг другу ход. Проблема Федорова— переход из этого мира в потусторонний не при Божеском посредничестве, а пу­тем эволюции. Мысли его о „воскресении“ натурали­стичны и в конце концов сводятся к мысли об овла­дении человеческим телом, но тайна человеческого существа, связь тела и духа, опыт духовного мира, божественное воспитание за гробом, необходимое для воскресения, все это совершенно игнорируется в его философии.

Есть одно общее догматическое основание, почему мы не можем устранить прогресс, как одно из предусло­вий эсхатологии — это вопрос о царском служении Хри­ста, которое не закончено, потому что царствие Божие хотя и внутри нас есть, но еще не пришло. Об этом пришествии говорится в Апокалипсисе, как о длитель­ном процессе, когда Сын все передаст Отцу. Между человеческой историей и эсхатологическим свершением

39

есть положительная связь —полнота времен и сроков есть предусловие эсхатологического свершения.

Насколько молитва „Ей гряди, Господи Иисусе“ не молчит в нас, мы обращены вперед, призывая Христа, Его действие, не наше, но о нас, для нас и постоянно принадлежит нам, как молитва, как надежда, как единственный достойный христианина исход.

40