В качестве вступления к краткому обзору современного положения в нашей Северо-Американской Русской Православной Греко-Кафолической Церкви, которую мы привыкли называть Митрополией, хотелось бы призвать всех читателей к христианскому отношению как к поставленной перед нами исторической проблеме нашего церковного будущего, так и ко всем тем, кто могут быть несогласны с нашими предпосылками. В настоящих условиях крайне важно помнить следующий принцип: нельзя бороться со злом силой зла, как нельзя бороться с ложью — неправдой, или насилием — с насилием. В результате такой борьбы порождаются лишь новое зло, новая ложь, новое насилие, часто в увеличенных размерах. В этом и кроется смысл слов Христовых о «непротивлении злу силой», ибо только абсолютной и концентрированной силой добра и любви можно противостоять «раскаленным стрелам лукавого» (Ефес. 6,16). На Митрополию в течение многих лет сыпались незаслуженные обвинения, которые она всегда принимала в духе мирного стояния в правде Христовой. В настоящее время поток обвинений принимает размеры водопада. Камни летят из рук тех, кто, как во времена Христа, считает себя «без греха». Бог им судья, мы же будем хранить мир Христов, дух Христовой любви и смиренное сознание, что сила Божия «в немощи совершается»... Пусть эта внешняя вражда вызовет в нас положительные результаты: углубление веры и духовной жизни, усиление верности Христу и Его Церкви, братскую сплоченность и укрепление среди нас братской любви — не только к тем, кто с нами, но и к тем кто против нас, ибо по этому духу любви, в силу его наличия или отсутствия в нас, узнают «благодатны» мы или «безблагодатны». «Потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Иоанн 13,35).

ПРИНЦИП ХРИСТИАНСКОЙ ЭККЛЕЗИОЛОГИИ

В наши дни из-под спуда канонического забвения извлечены слова, которые для одних наполнены глубоким смыслом, а у других не вызывают никакой умственной реакции. Мы часто гово-

рим о церквах «поместных», «национальных», «автономных», «автокефальных» и, до недавнего прошлого, были склонны относить все эти «умные» слова к области специалистов-богословов, полагая, что нам -— «рядовым христианам» — не к чему забивать себе головы этими трудными греческими терминами. Однако, весь смысл этих терминов состоит как раз в том, что они точно описывают самую природу Церкви. Прежде чем перейти к непосредственному анализу их смысла, полезно взглянуть на отличие канонической природы нашей Православной Церкви от внутреннего устроения католической церкви и протестантских общин.

Католичество

Вся современная проблематика в Православии истекает из того обстоятельства, что оно является единственным в христианском мире обладателем подлинного первохристианского экклезиологического (церковного) строя. Проблем, подобных нашим, не может существовать в римском католичестве, которое, во внутреннем своем устройстве, держится на наличии основного и центрального фактора церковной власти, сосредоточенного в одном лице. До сих пор в католичестве все вопросы веры, церковного порядка и морали решаются единоличным авторитетом Папы Римского. Этот авторитет остается в силе даже при всех современных тенденциях мирового католичества к «либерализации» как церковного устройства, так, подчас, и самого вероучения. И даже при всех тенденциях самого Папы привлечь к управлению церковью коллегию епископов, в вопросах коренного вероучебного, канонического или морального порядка, Папа остается последней инстанцией, от которой исключительно зависит решение того или иного вопроса в упомянутых сферах. При наличии подобной абсолютной централизации власти, отдельным католическим церквам, какие бы «либеральные» тенденции они ни проявляли, рассуждать, по сути дела, не о чем, так как все за них решается в Ватикане — Папой.

Протестантизм

Проблемы, подобные нашим, не могут возникать и в протестантском мире, где центральным авторитетом в вопросах вероучения и церковного строя является «Слово Божие», которое не только каждая протестантская община, но и каждый отдельный член общины, может истолковывать по своему. Поэтому и все современные

тенденции отдельных протестантских вероисповеданий к «объединению» имеют в виду объединение административного, а совсем не вероучебного свойства. Не в пример миру католическому, протестантский мир характеризуется полным индивидуализмом и предельной децентрализацией.

Православие и принцип соборности

С самого начала существования Православной Церкви, то есть со времен апостольских, в основе ее устройства лежало так называемое «соборное» начало. Православие никогда не знало ни «примата» одного епископа над всею церковью, ни права приходов на каноническое «самоопределение». Пользуясь предоставленными им вселенским православием прерогативами, по которым и Римский патриарх занимал исторически ему принадлежавшее место «первого среди равных», вселенские патриархи возглавляли свои области, свои патриархаты, но все дела богословского характера, как и все проблемы, касавшиеся внутреннего церковного устройства (каноническое право), в Православной Церкви никогда не решались ни отдельными приходами, ни отдельными епархиями, ни силой единоличного авторитета, а исключительно соборным началом, искони положенным в основу церковной жизни. Поэтому и высший богословский авторитет в православии до сего времени представлен семью Вселенскими Соборами, собиравшимися еще до великого разделения церквей и говорившими от имени Единой Церкви, тогда как решение отдельных вопросов канонического свойства переносилось и на поместные Соборы поместных церквей, в зависимости от их характера и насущной потребности. Все эти вопросы решались в духе соборности и веры в живую благодать Святого Духа. Не напрасно Отцы Вселенских Соборов относили соборные постановления не столько к своим суждениям, сколько к действию в Церкви Святого Духа, начиная изложения деяний Собора словами: «Изводился ДУХУ СВЯТОМУ и нам»... Искушенному духом современной бюрократии этот «принцип соборности» может показаться туманным и абстрактным. Он не менее абстрактен, чем понятие о Церкви, как о Теле Христовом, или чем вера в то, что судьбы церковные вершатся не только человеческим разумом, но прежде всего живой благодатью того Святого Духа, о Котором в Евангелии от Иоанна сказано, что Он «дышит там, где хочет»...

ПРОБЛЕМА ЦЕРКОВНОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ

Все православные споры в настоящее время сводятся, главным образом, к вопросам политического, этнического и эмоционального характера. Разговоры о «единстве» среди православных церквей разнятся от переговоров о «единстве» в протестантском мире. Если бы в своих, ранее упомянутых, тенденциях к объединению современный протестантизм вышел за границы административно-бюрократических проблем, он сразу столкнулся бы с непримиримыми противоречиями в области вероучения. Может быть именно поэтому, в разговорах об «объединении», он и сводит эту последнюю область к абсолютному минимуму, за счет неизбежной гипертрофии в области «канцелярской». Православию нечего спорить о вере: в вопросах веры оно едино. Оно может спорить о проблемах церковного устройства, но и эти споры только самым краем задевают область экклезиологии, несомненно лежащую в пределах вероучения. К тому же вопросы политики, этнической лояльности и чистых эмоций занимают в этих спорах столь превалирующую роль, что глубинные проблемы христианской любви, этики и морали теряются за тучей человеческих страстей. «За деревьями» становится «леса не видно», как говорится в русской поговорке. Зная, что в вопросах веры, догмы, доктрины Православию не о чем спорить, постараемся теперь проанализировать процесс рождения и роста каждой отдельной православной церкви, процесс ее становления самостоятельной церковью.

В административном устроении Православной Церкви основной единицей является приход; приходы объединяются в благочинические округи, благочиния составляют епархии, епархии входят в митрополичьи округи и т. д. Несмотря на все курьезы нашей церковной действительности, «независимость» отдельного прихода полностью исключается. Провозгласив себя таковым, приход попросту становится «независимым» от Церкви, то есть перестает к ней принадлежать и переходит на положение «конгрегационального» прихода, место которому может быть только в рамках протестантского церковного устройства. Отдельные епархии входят в «поместную церковь», определяющуюся, в истории Православной Церкви и в ее каноническом праве, наличием геополитических границ. Единая Церковь, находящаяся в пределах одной страны и церковно окормляющая граждан этой страны, ее народ, может быть либо церковью автономной, либо автокефальной.

В чем состоит разница между автономией и автокефалией,

между церковью автономной и церковью автокефальной? В ранние века христианства автокефальными церквами были вселенские патриархата: иерусалимский, римский, константинопольский, александрийский и антиохийский. Благодаря миссионерским трудам этих патриархатов, либо в результате геополитических изменений, создавались новые церковные округи, окормлявшиеся вышеупомянутыми патриархатами. Эти округи, постепенно созревая в своем церковном сознании и устройстве, получали от соответствующих патриархатов права либо ограниченной, либо полной самостоятельности, то есть становились либо автономными, либо автокефальными церквами. Одной из наиболее ярких иллюстраций к такому процессу роста и созревания церкви является историческое прошлое нашей собственной Российской Православной Церкви.

АВТОКЕФАЛИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ

Русская Церковь родилась в результате миссионерских подвигов своей Матери-Церкви — Константинопольского патриархата, оказавшей действенную помощь св. благ, князю Владимиру в его трудах по христианизации его народа. Русская Церковь, вскоре после своего возникновения, стала пользоваться статусом «автономной» поместной церкви. Суть автономии церкви состоит в том, что она, будучи почти вполне самостоятельной в своих внутренних делах, все еще продолжает зависеть от своей Матери-Церкви, то есть от той церкви, которая родила ее к церковному бытию. За Матерью-Церковью остается право либо назначать правящего епископа автономной Дочери-Церкви, либо утверждать и поставлять на эту должность епископа по избранию автономной церкви. За Матерью-Церковью остается так же и право вынесения окончательного решения по делам церковно-судебного характера, выходящим за границы компетенций автономной церкви. Таким образом, при всей внутренней независимости церкви автономной, она остается под контролем Матери-Церкви, хотя и не в многочисленных, но критически важных областях церковного возглавления и высшего церковного суда.

После заключения Флорентийской Унии, и особенно после падения Константинополя в руки турок, моральный и церковный престиж константинопольского патриарха сильно померк в глазах как вселенского православия, так и Русской Церкви. В 1448 году Русская Церковь самовольно избрала на митрополичий престол русского иерарха — митрополита Иону, не испросив на это и не

получив предварительного согласия Матери-Церкви константинопольской. Этот произвольный акт был продиктован рядом соображений, как внешнего, так и внутреннего порядка. Турецкое пленение Константинополя привело к тому, что иерархи, даже назначавшиеся Константинопольским патриархом для управления автономными церквами, должны были утверждаться турецким султаном. Флорентийская Уния затемнила в русских глазах и без того уже поблекшую белизну византийских риз. Сама Русская Церковь к этому времени достигла не только административной но и духовной зрелости и давно уже превысила те требования, на основании которых признается полная самостоятельность (автокефалия) поместной церкви: наличие трех епископов, территории и церковного народа. Все это к 1448 году было не только налицо, но уже давно превзошло все основные нормы. Установление связей с Константинополем не представлялось возможным, а поэтому Россия и вынуждена была пойти на «самовольный» акт назначения и поставления себе первоиерарха в лице митрополита Ионы. Этот акт не был результатом «церковной революции»; он мог иметь место только в силу того обстоятельства, что церковь сама «доросла» до сознания своей зрелости, своей полной самостоятельности, своего канонического права на полную независимость от всех остальных поместных церквей.

Тут крайне важно и чрезвычайно интересно отметить тот факт, что автокефалия Российской Церкви не признавалась Матерью-Церковью, то есть константинопольским патриархатом, в течение целых 150-ти лет. Только через полтора столетия Константинополь согласился признать, уже не «де факто», а «де юре», полную независимость — автокефальность своей Дочери-Церкви Российской. Полная автокефалия состоит в том, что та церковь, независимость которой признается как Матерью-Церковью, так и всеми остальными автокефальными поместными церквами, не имеет больше нужды получать своего правящего епископа, либо испрашивать утверждения на его поставление своим первоиерархом НИ ОТ КАКОЙ ДРУГОЙ ЦЕРКВИ, никакому внешнему архиерейскому авторитету не подчиняется, все свои дела решает сама, является полностью самоуправляющейся церковью и, как таковая, входит полноправным членом во вселенскую семью канонических поместных автокефальных православных церквей. Вместо «Дочери-Церкви» она становится «Сестрой-Церковью» своей собственной бывшей Матери-Церкви и других поместных Сестер-Церквей. Само слово «автокефалия» состоит из двух греческих слов, соединение

которых означает «самовозглавление». Автокефальная церковь «сама себе глава». Она — церковь «самовозглавляющаяся». Она никогда и никакой другой церкви не подчиняется и подчиняться не должна и не может. Таков именно и был статус Русской Церкви, когда ее автокефальность была, наконец, признана ее Матерью-Церковью константинопольской.

Все вышесказанное можно дополнить еще одной интересной исторической предпосылкой к нашему собственному каноническому положению. Когда в 1948 году Русская Церковь праздновала 500-летие своей автокефалии, среди прибывших в Москву для участия в этом празднестве иерархов и представителей поместных церквей находился и правомочный представитель Патриарха Константинопольского. Этот последний, вместе с остальными официальными гостями, поставил и свою подпись под актом пятисотлетия Русской Церкви, «забыв» при этом, что по «константинопольскому исчислению» со времени признания Константинопольским Патриархом автокефалии Русской Церкви до 1948 года прошло совсем не 500 лет, а всего лишь 350! В силу того обстоятельства, что сама Русская Церковь смогла доказать свою зрелость для автокефалии, по духу христианской любви, «забылись» и 150 лет разницы и все прещения, накладывавшиеся Константинополем, как забывается все, происходящее «в пылу страстей». Остается мир, любовь и укрепившееся сознание вселенскости Православия, примеры чему имеются в изобилии во всей многовековой истории Православной Церкви.

«ОДИН ГОРОД — ОДИН ЕПИСКОП»

К вопросу об автокефалии мы еще вернемся в процессе настоящего обзора. Сейчас следует указать, что канонический идеал устройства Православной Церкви состоит в том, что каждая поместная Церковь должна находиться в определенных геополитических границах, а одно из самых основных канонических правил говорит о том, что в одном городе может быть только один епископ. Каждый епископ, при рукоположении, ставится епископом определенного города и определенной области, как это видно из титула каждого православного епископа. В истории Церкви, до недавнего прошлого, не было такого прецедента, чтобы епископ мог быть поставлен «председателем» какого бы то ни было синода или «первосвятителем» какой бы то ни было церкви, не имея при этом

определенного упоминания города или области в своем основном титуле. Даже в авторитарной римской структуре сохранилось это каноническое сознание, и Папа Римский прежде всего является епархиальным епископом города Рима. Святые отцы весьма твердо настаивали на соблюдении этого правила, видя в нем залог к предотвращению хаоса и анархии в административном устроении Церкви. Если это правило нарушается теперь в нашей церковной действительности, извинением этому могут служить только особо сложившиеся политические и исторические условия нашей современности, вследствие каковых в таком, например, огромном городе, как Нью-Йорк, еще недавно пребывало до 13-ти канонических православных епископов с кафедрами в этом городе. Надо надеяться, что в будущем это положение нормализируется настолько, что и на Северо-Американском континенте в одном городе будет находиться кафедра одного только православного епископа, которому будут подчиняться все православные приходы данного города и области, вне зависимости от их «этнического происхождения», в твердом сознании, что данный епископ является законно поставленным епископом канонической Православной Церкви в Северной Америке. То же самое правило оставалось в силе и в тех обстоятельствах, когда одна церковь или часть ее, волею судеб, попадали в пределы территории другой поместной церкви. В этом случае пришельцы должны были отнести к себе власть местной иерархии и подчиниться ей, тем самым вливаясь в канонический организм местной церкви. Невозможно представить, чтобы такая «пришлая» церковь начала создавать новый церковный организм на территории уже существующей поместной церкви, не подчиняясь иерархии последней, ибо подобная ситуация неизбежно привела бы к полной анархии, и церковь «пришлая» стала бы в таком случае некоей «канонической опухолью», а не каноническим организмом,

С этих позиций церковно-исторической перспективы, при большей ясности таких канонических терминов, как «поместная церковь», «автономия», «автокефалия» и т, д, и при более точном понимании их взаимоотношения, представляется более легким перейти к непосредственному анализу канонических основ и исторического пути нашей Митрополии.

II.

ИСТОКИ ПРАВОСЛАВИЯ В АМЕРИКЕ

Православие пришло в Америку в другом направлении и «с другой стороны», чем все прибывшие сюда из Европы. Когда американцы едут с Западного Побережья США на Восточное Побережье, по некоторой своеобразной привычке исторической памяти они говорят, что едут «Back East», собственно «возвращаются на Восток», даже если они там никогда и не бывали. Для православного исторического сознания привычные американские координаты радикально меняются: православный, едущий из Нью-Йорка в Сан Франциско, в праве сказать, что он едет «Back West», то есть «возвращается на Запад» — туда, откуда его вера и его Церковь распространились по всему Северо-Американскому континенту. Первые русские православные миссионеры были посланы из России на Запад Америки — на Аляску, где сначала существовала ими основанная Алеутская Православная Миссия, от корней которой Православие начало постепенно утверждаться и распространяться по Западному Побережью Америки. Весь этот интересный и весьма продолжительный церковно-исторический процесс заслуживает более глубокого внимания, что исключается ограниченными размерами нашего обзора. Важно отметить здесь, что по замыслу Церкви Российской, которая родила и вызвала к бытию Церковь Американскую, она дала своей Дочери и бытие и существование, сначала в миссионерском плане, а позднее в плане обслуживания многочисленных православных переселенцев в Америку из всех частей Старого Света, которые в подавляющем большинстве были ИММИГРАНТАМИ, а не ЭМИГРАНТАМИ, в Новый Свет, в чем можно усматривать весьма существенное церковно-социологическое отличие. Пастыри того времени обслуживали этих переселенцев совершенно вне зависимости от их национального происхождения. При великодержавности Церкви Российской, вполне естественным был ее замысел о создании поместной Американской Церкви, — замысел, родившийся еще во второй половине XIX века, при всяком отсутствии со стороны Русской Церкви какой бы то ни было боязни потерять свою «русскость». Если этот замысел и не всегда облекался в формы исторических документов, то наличие его в умах ряда русских людей того времени отрицать было бы трудно. В храме самого старого прихода Православной Церкви на американ-

ском континенте, в Свято-Троицком Соборе в Сан Франциско, на колокольне красуется колокол, весьма внушительных размеров, на котором славянской вязью по металлу начертано, что, трудами некоего архимандрита Иова, сооружен он в память чудесного избавления Царской Семьи при крушении поезда в Борках и дарован Кафедральному Собору АМЕРИКАНСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ МИССИИ в Сан Франциско в 1884 году. В метрических книгах того же Собора, как и многих других многолетних приходов Митрополии, наряду с немногими русскими именами крещаемых, венчаемых и погребаемых, можно видеть, в подавляющем большинстве, имена и фамилии православных греков, сирийцев, сербов, албанцев и переходивших в православие американцев...

Глубина этого весьма раннего замысла Русской Церкви о создании поместной Православной Церкви в Америке колебалась в зависимости от мнений лиц, принимавших участие в его осуществлении. Наиболее яркой окраски и точного выражения этот замысел достиг попав в руки того великого русского иерарха, которому суждено было сначала быть архиепископом Алеутским и Северо-Американским, а затем Святейшим Тихоном, Патриархом Московским и всея Руси. Высокопреосвященнейший Тихон начал свою архипастырскую деятельность в Америке сначала в Сан Франциско, а затем перенес свою кафедру в Нью-Йорк, продолжая начертание на карте Нового Света все той же графической линии православного движения с Запада на Восток Америки. Сейчас особенно интересно читать в его докладах Святейшему Синоду и Синодальному Предсоборному Присутствию Церкви Российской основательно аргументированные рекомендации о даровании Американской Церкви статуса автономии или даже автокефалии. С точки зрения архиепископа Тихона, уже в первом десятилетии XX века Американская Церковь была достаточно сильной и зрелой для предоставления ей автокефалии. Это твердое намерение Святейшего Патриарха, навсегда сохранившего в сердце своем любовь к «своей Америке», вероятно осуществилось бы во время его Патриаршества, если бы тому не воспрепятствовала октябрьская революция в России, с одной стороны, и наш наплыв — наплыв в Америку белых русских эмигрантов — с другой. Оба эти процесса затормозили Православную Церковь в Америке на ее пути к церковной самостоятельности и отложили таковую на будущее, которое для нас становится современным.

Таким образом, Архиепископ Тихон, как и его предшественники и преемники по линии американской православной иерархии,

вели эту Церковь, созданную Матерью-Церковью задолго до возникновения всех «юрисдикций», «синодов», «зарубежий» и в сентябре 1969 года отметившую 175-ю годовщину своего существования, — вели ее по задуманному для нее Синодом Российской Церкви пути к самоуправлению, к автономии, к автокефалии. Все автокефальные поместные Церкви, по некоему «молчаливому соглашению», представили Американской Православной Церкви духовное окормление своих переселенцев в Новый Свет, а затем и управление организованными этими переселенцами отдельными приходами, признавая «де факте» право на это Американской Церкви. Иерархи других церквей появились в Америке значительно позже, перед самой русской революцией и после нее. Отсюда следует, что Митрополия является исключительной продолжательницей и непосредственной преемницей всего замысла Русской Церкви, хотя бы даже исходя из того соображения, что огромное большинство приходов, вызванных к бытию духовенством Русской Церкви в конце прошлого и в начале этого столетия, находятся в настоящее время в лоне Митрополии, а иерархия Митрополии ведет свое преемство от иерархов-миссионеров Русской Церкви, через архиепископа Тихона к митрополиту Платону. Митрополия твердо продолжает стоять на том же пути к созданию единой, хотя и многообразной — как сама Америка и Канада — Православной Церкви на Северо-Американском континенте.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

Как мы уже видели, процесс роста единой Американской Православной Церкви протекал в сравнительно нормальных и невозмутимых условиях вплоть до Первой Мировой Войны и русской революции. Предреволюционная буря, захлестнувшая Россию в начале века, не прошла бесследно и для Америки, Она отразилась не только на характере обще-американской жизни, но еще гораздо больше на жизни иммигрантских групп, в большинстве своем состоявших, как следует помнить, из людей, прибывших в Америку по совсем другим причинам, чем более поздние группы русских переселенцев. Эти люди приезжали в Новый Свет либо в поисках заработка, либо спасаясь от воинской повинности, либо убегая от низких экономических условий жизни «в старом краю», либо удирая от полиции... Их переселение в Америку не имело ничего общего с политическим протестом, за исключением, разве, сравнительно немногих политических эмигрантов, главным образом анархистов

и левых социалистов, «протест» которых распространялся не только на русское Царское Правительство, но и на Православную Церковь, с ним олицетворявшуюся, В Америке, в которой в то время Православие было представлено в лице одной только Церкви, к которой мы сейчас и принадлежим, православная общественность тоже оказалась захлестнутой общей волной политической анархии, чему в Митрополии еще имеется достаточное число красноречивых свидетелей. В Нью-Йорке происходили выступления левых социалистов во главе с Львом Троцким. Залы были заполнены, помимо других слушателей, большим числом выходцев из славянских стран. Социалистические «страсти» глубоко проникали и в церковно-общественную среду.

В это время иерархии, духовенству и сознательной части мирян приходилось со всей христианской осторожностью вести корабль Церкви через страшную бурю политических и человеческих страстей. Буря была действительно страшной, особенно принимая во внимание то обстоятельство, что подавляющее большинство православных людей, приехавших в Америку из западных областей России, ни воспитанием, ни деликатностью не отличались. Многие общественные собрания кончались «физическими уронами», не говоря уже о словесных оскорблениях. Отношение к священникам оставляло желать лучшего, тем более, что в глазах левого элемента они представляли собой «служителей монархии». Да и духовенство, частично, было в значительной политической растерянности и не всегда действовало соответственно своей христианской совести. Появилась в Америке «Живая Церковь» -— проводница политической провокации. Многое можно было бы еще сказать об этой эпохе, но размеры настоящей статьи этого не позволяют, а поэтому можно ограничиться утверждением, что в это крайне трудное время руководство Церковью находилось в руках иерархов, которые вели корабль церковный с поразительной мудростью и осторожностью и провели его неповрежденным сквозь рифы и «минные поля» человеческих страстей. Провели и вывели к 1924-му году, когда все поуспокоилось и появилась возможность созвать первый конструктивный Собор в Детройте, положивший и утвердивший канонические основы дальнейшего существования Православной Церкви в Америке в том духе чистой православной соборности, в каком они в дальнейшем и осуществлялись Митрополией.

В это время уже пронеслась над Россией опустошающая революция и следовавшая за ней гражданская война. Волею судеб, все образования Русской Церкви за границей, так же как и все

беженские группы, оказались отрезанными от Матери-Церкви. Указ Святейшего Патриарха Тихона от 20 ноября 1920 года, адресованный всем епархиальным архиереям соответствующих епархий Русской Церкви, отделенных в то время от Московской Патриархии линией фронта гражданской войны, а затем политической изолированностью Москвы, и лишенных возможности поддерживать нормальную связь с центром церковного управления в Москве, предлагал им, впредь до восстановления нормальной связи с Патриархией, на временных началах, устраивать жизнь и административное существование своих епархий либо сообща, либо в индивидуальном порядке в каждой отдельной епархии. Важно отметить, что в этом Указе Святейший Патриарх говорил о епархиальных архиереях и о епархиях, каковыми в то время были такие образования Русской Церкви, как Балтийские Республики, получившие свою независимость в 1918 году, Польша, Финляндия и, конечно, та епархия, о которой естественно было Святейшему Патриарху думать и заботиться в первую очередь — Америка, столь дорогая ему по архипастырским ассоциациям и по тому времени, которое он провел в этой стране, так усердно ведя поместную ее Церковь к ее будущей независимости. Временная возможность самоуправления, оговоренная Патриархом в его Указе, несомненно относилась именно к этим частям Русской Церкви за рубежом нового политического образования, сменившего историческое имя России на безличные буквы «СССР». Этим указом Святейшего Патриарха в течение уже почти 50-ти лет пользуются все русские церковные группы за пределами России, вне зависимости от того, относился он к ним или нет. Однако, читая его в правильной канонической и исторической перспективе, становится ясным, что, прежде всего, он относился к существовавшим в то время епархиям, а не к тем новым беженским организациям, возникновение которых ничего общего с понятием о епархиях Русской Церкви не имело, и архиереи которых больше не были епархиальными архиереями в понимании административной структуры Русской Церкви, хотя и носили свои старые титулы по оставленным ими в пределах России епархиям — херсонской, кишеневской, киевской и т. д. Указ Патриарха несомненно относился к такой епархии Русской Церкви, как епархия Алеутская и Северо-Американская, уже в то время бывшей одной из старых и исторически установившихся ветвей Русской Церкви. Но даже при этом следует помнить, что политическая и психологическая обстановка, в которой Святейший писал свой знаменитый указ (не раз впоследствии менявшийся),

заставляет полагать, что указ писался из установки на временность сложившегося в то время положения, как об этом несомненно думал и сам Патриарх и все остальные русские люди, не сомневавшиеся в «кратковременности нового строя», и не предполагал он, что это" «временное» положение продолжится свыше полустолетия. Поэтому в наше время актуальность этого Указа сильно потускнела — как для тех, кто им пользуется без всякого на это права, так и для тех, кто, как хотя бы наша Церковь, в нем больше уже не нуждается.

СОБОРНЫЕ ОСНОВЫ МИТРОПОЛИИ.

Итак, в 1924 году Американская Православная Церковь собралась на Церковный Собор в Детройте, где она, еще до всех последующих событий и вмешательств в ее судьбу со стороны посторонних групп, с большой точностью определила свое положение, заявив, что она желает считать себя самостоятельной автономной Церковью, что она признает всю благодатность и права Матери-Церкви и ее Патриарха, но, в сложившихся обстоятельствах, желает управляться как автономная поместная Церковь, на священных основах последнего Всероссийского Церковного Собора, восстановившего в жизни всей Русской Православной Церкви первохристианский принцип подлинной соборности. Этот принцип восстановил права полного представительства в церковно-административной жизни всех трех составных частей Божьего народа — епископов, священников и мирян; принцип, который еще совсем недавно отрицался некоторыми иными русскими зарубежными церковными группировками, но теперь неожиданно принимается и ими. Это право соборного паритета достигло того, что на всех последующих Соборах Митрополия всегда была представлена не только священноначалием, но и равным представительством от священников и мирян. Соборное действо никогда не проходило без трудностей и кризисов, неизбежных в любом человеческом обществе, но, с течением лет, все мы наблюдаем духовное возрастание соборной среды Митрополии «от собора к собору», возрастание в духе любви, взаимного понимания, церковной просвещенности и преданности основным заветам Православия.

МИТРОПОЛИЯ И ЗАРУБЕЖНЫЙ СИНОД

В 1935 году, все еще не достигнув окончательной убежденности в своем полноправии на статус самоуправления, Митрополия,

не без давления извне и изнутри, в лице своего Митрополита Феофила, выразила в Сремских Карловцах свое желание координировать свою деятельность со всей зарубежной русской церковной диаспорой, и, оставаясь автономной Митрополией, установить канонические отношения с Архиерейским Синодом зарубежной Церкви. Наказы, привезенные Митрополитом Феофилом из Сербии, Митрополией никогда полностью приняты не были, прежде всего потому, что они находились в значительном противоречии с теми чисто соборными установками, которые были положены в основу Митрополии детройтским Собором 1924 года. Сосуществование с Зарубежным Синодом в том виде, в каком его корректировал Собор 1935 года, продолжалось до конца Второй Мировой Войны, причем Митрополия, вопреки синодальным наказам продолжала жить на своих прежних соборных началах, о которых подробно говорилось выше.

Необходимости канонического подчинения Зарубежному Синоду никогда не существовало, как это теперь гораздо яснее видно с исторических перспектив современности. Временный союз с Синодом произошел на психологической почве желания «принадлежать» и не созревшем еще, в то время, сознании о полной неоправданности подчинения Церкви, бывшей ранее самостоятельной епархией Церкви Российской, а затем выросшей в «де факто», хотя бы, самоуправляющуюся поместную Церковь, — о неоправданности подчинения такой Церкви исторически-временному зарубежному эмигрантскому церковному образованию. В каждом обществе существуют свои кризисы, недоразумения и даже ошибки, и наличие таковых Митрополия никогда не отрицала не только у других, но и у самой себя. Однако, именно этот еще не изжитый в то время «комплекс» некоей церковной «малоценности», выразившейся в поисках «подчинения» и «зависимости», частично послужил предпосылкой к дальнейшим, событиям в жизни Митрополии.

III.

ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА.

События, связанные со Второй Мировой Войной, на подобие событий русской революции, вызвали новую бурю, как в политической истории Америки, так и в жизни Митрополии. Те из нас, кто приехали сюда уже после Второй Войны, не мо^гут полностью

себе представить, что в то время происходило в США, в Канаде и других западных странах-союзницах в борьбе против фашизма. В большинстве своем, мы всю душевную свою энергию сконцентрировали на возмущении против сталинского режима, зажавшего нашу Родину в страшных тисках нечеловеческого террора, и эта наша сосредоточенность на одной только половине мирового зла несколько заслонила в нашем политическом зрении вторую половину зла — гитлеровский фашизм, столь же антибожеский и античеловеческий, как конкурировавший с ним в жестокости сталинизм. Секрета нет и в том, что некоторые русские национальные группировки, в том числе и церковные, возлагали мессианские надежды на «великого борца с коммунизмом» и отмечали эти чаяния публикацией рискованных воззваний и благодарственных грамот, текстологией своей мало в чем отличавшихся, помимо, разве, доброй воли, от подобных же посланий Московской Патриархии своему «вождю», вызванных, прежде всего, несомненным страхом за физическое существование и самую жизнь Церкви. Даже с современных исторических перспектив, мы не берем на себя смелости и не видим необходимости судить ни тех, ни других, полностью понимая всю сложность обстановки, всю возможность заблуждений и всю силу даже простого и здорового инстинкта самосохранения и чисто человеческого страха за жизнь свою и близких, за судьбы Церкви.

Политическое ослепление Америки шло по совсем другой линии: ненависть к гитлеровскому режиму и желание поскорее с ним покончить привели к увлечению той ролью, которую «великий союзник», «добрый дядя Джо» играл в общих усилиях союзников победоносно завершить войну. Этот «дальтонизм» распространился и на отношение ко всем реальностям политического и человеческого положения в СССР, вдруг ставшего незаменимым союзником в борьбе против Гитлера. Относительная «свобода» Церкви в СССР, которую Сталину пришлось дать под явным давлением событий, почти вырвавших власть из его рук, была принята здесь как «полная» свобода. Представители Патриархии получили полную свободу движения, действий и пропаганды в Америке. Портреты Сталина красовались в окнах магазинов. Волна «патриотизма» захватила и многих русских людей в Америке, не говоря уже о выходцах из других славянских стран, видевших в «Матке-России» свою исконную покровительницу. Да и более здравые казалось бы люди, не только из среды членов Митрополии, зачастую кстати сохранявших больше трезвости, оказались увлеченными все той же

волной политического прекраснодушия, которое полностью нарушило привычный демократический баланс американской действительности. Клирики, иерархи и миряне, даже принадлежавшие к Зарубежному Синоду, в это «смутное время» нередко соблазнялись все тем же «прекраснодушием» и примыкали, временно или навсегда, к Московской Патриархии, и опять же, сознавая всю сложность политической обстановки, мы не берем на себя право теперь бросать камнями нашей «праведности» ни в них, ни в те отдельные и очень немногие наши приходы, которые доходили до вывешивания красных флагов в своих храмах. В действиях этих, в большинстве своем крайне наивных, единиц, было не меньше преступности, чем в отдельных случаях писания благодарственных адресов Гитлеру, войска которого, кстати, в это время убивали на фронте детей этих «наивных» православных американцев.

Естественно, что Митрополия вновь оказалась в очень сложной и трудной ситуации, когда нужно было снова вести корабль церковный между Сциллой и Харибдой политических страстей и политической близорукости. Вести корабль нужно было очень осторожно, крайне внимательно и с большой христианской любовью, чтобы не потерять приходы, временно увлеченные «волной патриотизма» и не поддаться политической панике и неизбежному упрощенству справа и слева.

МИТРОПОЛИЯ И ПАТРИАРХИЯ — КЛИВЛЕНДСКИЙ

СОБОР

Митрополия никогда не отрицала благодатности и каноничности Русской Православной Церкви, находящейся в плену советской власти. Рассуждать о «благодатности» или «безблагодатности» той Церкви, которая, даже допустив множество, с нашей точки зрения, политических ошибок, никогда не нарушила ни одного догмата и оставалась предельно верной каноническому своему устройству, и судить такую Церковь можно только живя там, где страдает эта Церковь, а отнюдь не из комфортабельных, безопасных, теплых и уютных кабинетов и гостиных Америки и Канады. Поэтому, не беря на себя права «судить», Митрополия никогда не сомневалась в канонической и благодатной природе Русской Церкви, каковая неоднократно ставилась под сомнение и даже полностью отрицалась представителями Зарубежного Синода, хотя пишущий эти строки слышал из уст самого покойного Митрополита Анастасия слова, сказанные им в 1949 году в покоях Владыки в Мюнхене,

что Владыка Анастасий «не позволил бы себе подумать, что Московская Патриархия является безблагодатной Церковью». Точность этого заявления может быть подтверждена, к сожалению, только пастырской совестью автора этой статьи, никогда не взявшего бы на себя смелости исказить слова, покойного уже, большого иерарха Русской Церкви.

Вообще же безоглядочное употребление термина «безблагодатная», по отношению к любой Церкви, несет в себе большую духовную опасность. Если употребляющий этот термин ошибается, ошибка его равна самому страшному греху, упомянутому Самим Господом в Евангелии — хуле на Духа Святого...

После конца Второй Мировой Войны, в 1946 году состоялся Кливлендский Всеамериканский Церковный Собор Северо-Американской Митрополии, в которую в то время входили и приходы, духовно лояльные Зарубежному Синоду. Этот период уже отличался от предшествовавших ему лет довольно резким поворотом как в общественно-политическом мнении Америки, так и в некоторых явлениях в нашей церковной жизни в Америке и Канаде. Американское общественное мнение довольно быстро отрезвело и поняло, что вся военная слава сталинского режима совсем уж не так привлекательна. Кипение страстей в церковной жизни все еще продолжалось. Некоторые приходы, особенно карпато-русского происхождения, по-прежнему находились под впечатлением «русской славы», и в некоторых из этих приходов, в очень немногих, «патриотизм», возможно, переходил за грани разумного. В сознании этих приходов в то время разницы между «советским» и «русским» почти не существовало: помогали просто «русским братьям»... Этой психологической запутанности способствовали и такие факты, как восстановление патриаршества в Русской Церкви, открытие монастырей, академий и храмов — все то, что советская власть, скрепя сердце, должна была допустить в конце Второй Мировой Войны.

Ко времени Кливлендского Собора Митрополия вновь оказалась в поисках дальнейших путей к своему самоопределению в Америке. К этому времени Зарубежный Синод, к тому же, как было сказано раньше, выступавший с панегириками по адресу Гитлера, потерял в глазах американской православной общественности всякий реальный смысл. К 1946-му году Митрополия еще раз решила попытаться восстановить связь с Матерью-Церковью, тем более, что в это время возможность восстановления таковых связей,

даже в свете вышеупомянутого Указа Патриарха Тихона, казалась реальной. Хотя Митрополия, казалось, была уже гораздо более готова к сознанию своей зрелости для автокефалии, сознание это всё еще не было достаточным, почему она и обратилась к Московской Патриархии с просьбой о признании за ней «полной» автономии, при которой Патриарх Московский признавался бы Митрополией лишь «духовным главой» Церкви. Уже и здесь видно, что под этим, не совсем определенным, термином «полной автономии» подразумевалась, собственно, автокефалия. Нужно сказать, что до Кливлендского Собора во всех приходах в Америке возносилось за ектениями имя сначала Патриарха Сергия, а затем Алексия; после Собора эта практика прекратилась в синодальных приходах, отошедших от Митрополии, и только очень короткое время продолжалась в храмах, оставшихся верными Митрополии.

Москва отказалась удовлетворить просьбу Митрополии и предложила признать за Митрополией автономию только на общих правах: за Матерью-Церковью оставалась прерогатива назначения или утверждения правящего епископа Митрополии, к чему в то время еще было прибавлено требование об отказе от публичной критики Советского Союза. Ни первое, ни, тем более, второе требование никак не были приемлемы для Митрополии, почему епископат Митрополии и отклонил эти требования, и Митрополия осталась на прежних путях своей церковной жизни, не признав никакого главенства над собою со стороны Московского Патриарха. Не углубляясь в дальнейший анализ этого периода, свидетелями которому является большинство из нас, следует сказать, что, в результате Собора 1946 года, взаимоотношения между Митрополией и Зарубежным Синодом, в это время уже пребывавшим в разбитом американскими и английскими бомбами Мюнхене, были полностью нарушены.

ЗАРУБЕЖНЫЙ СИНОД В АМЕРИКЕ.

Через несколько лет сам Синод переехал в Америку. Отношения между ним и Митрополией были, скажем, настороженными. Чтобы показать отношение Митрополии к прибытию Синода в Америку, уместно процитировать несколько фраз из речи новоизбранного Митрополита Северо-Американской Церкви Леонтия на Всеамериканском Церковном Соборе в ноябре 1950 года:

«Наш долг высказаться относительно «Зарубежной Русской Церкви» и ее центрального органа, бывшего раньше в Сремских

Карловцах в Югославии, перешедшего затем в Мюнхен, в пределы Западной Германии, и ныне поселяющегося на континенте Соединенных Штатов Америки. Не скроем, — мы касаемся наиболее болезненного явления в нашей церковной жизни за 150-летнее существование Русской Православной Церкви в Америке. Будем, по возможности, объективны, осторожны и не поспешны в заключениях... Не будем говорить о каноничности сего переселения на территорию Северо-Американской Митрополии. Это стихийное движение, обусловленное смрадом огня Содомского, испепеляющего нашу старую Родину. Лот убегает от огня (Бытие, гл. 19). Какая может быть тут речь о канонах?.. Примем этот факт братолюбно, как действительность нашей жизни... Мы не Ханаанская страна, чтобы — как древние пришельцы в Страну Обетованную, наши братья эмигранты вновь делили ее и всячески угрожали нам. Мы не Иерихонские твердыни, чтобы обходить нас седмижды с трубным звуком и священными песнями. По милости Божией, Америка велика, обильна, свободна и удобна для поселения новоприбывших. Да будет мирен их приход в нашу страну, которая вскоре станет страной их!». Исходя из уст Первосвятителя Церкви, это заявление характеризует христианский уровень отношения всей Митрополии к Зарубежному Синоду.

В нашем понимании, Синод является временным церковным образованием. Поэтому мы не обязательно присоединяемся к мнению тех, кто готов считать Зарубежный Синод просто неканоническим явлением. Скорее мы его считаем временным каноническим явлением, которому нет прецедентов в истории вселенской Церкви. Вопрос сослужения с синодальным духовенством для нас вполне разрешим на том же уровне, на котором осуществляется наше сослужение с духовенством всех других канонических церквей. Препятствием к этому является нежелание Синода и полное его несогласие на сослужение с нами. «Временность» канонического характера Зарубежного Синода вытекает из исторических предпосылок к его созданию и существованию. Если первое, то есть его создание, имело место из-за возникновения в России коммунистической власти, то второе, т. е. существование Синода за границами России, должно, в теории, прекратиться при перемене политического строя в России. Другими словами, если в России наступили бы приемлемые для Синода условия, его «зарубежное» существование должно было бы прекратиться, а сам он должен был бы вернуться на родину, покинув зарубежье.

IV.

АВТОКЕФАЛИЯ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В АМЕРИКЕ.

Несколько месяцев тому назад представители Московской Патриархии вступили в контакт с представителями нашей Митрополии, с предложением о пересмотре канонического положения Православной Церкви в Америке в плане зависимости этого положения от Русской Церкви. На сей раз инициатива была проявлена исключительно самой Патриархией. Намеки на возможность таких переговоров имели место еще в 1963 году, во время неожиданного визита Митрополита Никодима к покойному Митрополиту Леонтию, Однако, 1963 год никак нельзя считать «начальным сроком» переговоров, так как никаких конкретных результатов встреча двух митрополитов не дала и никаких новых контактов не возникало вплоть до недавнего времени. Все утверждения о «секретном характере» переговоров не соответствуют действительности, так как с самого начала они велись с ведома и благословения Митрополита и Большого Архиерейского Собора Митрополии, обсуждались затем в специально для этого избранных и назначенных органах Церкви, как Церковное Правление, Митрополичий Совет, Отдел Внешних Сношений. Когда переговоры достигли соответствующей стадии, суждение о них имело место на специально для этой цели созванных Епархиальных Съездах и на заседаниях Епархиальных Советов. Затем об этом были извещены и приходы и всему делу была дана широкая огласка путем официальных сообщений в церковной и гражданской прессе. Несомненно, что в период окончательных решений таковые будут приняты не только иерархией Митрополии, имеющей по каноническому праву прерогативу санкций во всех вопросах вероучебного и канонического характера, но будут подтверждены и соборной совестью всего церковного тела Митрополии.

Суть предложения Московской Патриархии состояла в том, что по ее мнению, Православная Церковь в Северной Америке (Митрополия) достигла достаточной зрелости для признания за нею статуса автокефалии со стороны Матери-Церкви. Все внешние и внутренние условия для признания автокефалии имеются налицо: территория, народ (граждане США и Канады), число епископов далеко превышающее минимальные требования, свыше 300

приходов, более полумиллиона верующих, прекрасно организованные богословские школы и т. д. Налицо большая, благоустроенная поместная Церковь, уже в течение десятилетий бывшая «де факто» церковью автокефальной. Этот последний факт на деле признавался и представителями поместных церквей: Митрополия была в постоянном молитвенном общении с греческой, сирийской, сербской, албанской и другими каноническими церквами Северной Америки, входя, на равных с ними правах, в состав Постоянного Совещания Православных Канонических Епископов Америки, даже при том условии, что все упомянутые поместные церкви рассматривали каноническое положение Митрополии в качестве «временного».

По инициативе Московской Патриархии состоялось несколько встреч между представителями Патриархии и Митрополии, причем все участники обеих делегаций были духовными лицами. Только по этим встречам и следует устанавливать хронологию переговоров. Первая, хотя и не официальная, но уже деловая, встреча имела место в Нью-Йорке в январе 1969 года, за которой последовала следующая, на этот раз уже официальная, встреча в августе 1969 года в Женеве. Последняя встреча имела место в Токио в ноябре 1969 года. На всех этих встречах и совещаниях речь, собственно, шла не о «даровании» Митрополии автокефалии, которую получить иначе чем от Церкви Митрополию «родившей», то есть от Матери-Церкви, нельзя. Речь шла об официальном признании уже «де факто» существующего автокефального статуса Митрополии. Автокефалия не может появиться «ниоткуда» и нельзя ее провозгласить путем платных объявлений в газетах. Автокефалия, как было сказано выше, заслуживается самой церковью, на нее претендующей, заслуживается наличием в этой церкви канонических условий для автокефальности и исторической для нее зрелостью. Автокефалия получает сначала признание от Матери-Церкви и ею утверждается, а затем свидетельствуется согласием всех остальных канонических церквей — вселенских и поместных патриархатов, митрополий, архиепископий, каковых в настоящее время в мире имеется 14.

Как говорилось выше, Митрополия всегда продолжала и продолжает считать Русскую Церковь законной и благодатной, не взирая на все человеческие слабости и ошибки, которые лежат на совести ее иерархов, духовенства и верующих. Эти человеческие слабости, которыми, в различных вариантах, изобилует человеческая часть церковной истории во все эпохи и во всех местах, не в

силах угасить живущую в Церкви благодать Святого Духа, Который «дышит там, где хочет». Суд над Церковью, повторяем, принадлежит Богу, а не людям. Признавая наличие этой живой струи благодати Святого Духа в Русской Церкви, Митрополия не видела никакого смысла в отказе от предлагаемого Московской Патриархией признания ее 15-ой автокефальной церковью Вселенского Православия, на приемлемых для Митрополии условиях. Из этих условий, с предельной ясностью оговоренных в протоколах совещаний делегаций Митрополии и Патриархии, совершенно ясно, что в настоящее время Московская Патриархия готова признать Американскую Митрополию автокефальной Православной Церковью в Северной Америке на самых нормальных канонических основаниях, которые можно суммировать в нескольких несложных формулах:

— с момента признания Митрополии автокефальной Церковью, всякое подчинение Митрополии кому бы то ни было вне самой Митрополии полностью исключается;

— в качестве автокефальной поместной Церкви, Митрополия ожидает признания себя таковой, со стороны всех остальных поместных автокефальных церквей;

— Московская Патриархия убирает свой Экзархат с территории автокефальной Православной Церкви в Америке, оставляющей за Патриархией право на подворье в г. Нью-Йорке, обслуживаемое духовным лицом не в епископском сане;

— Московская Патриархия передает автокефальной церкви все имущественные права, за исключением вышеупомянутого подворья;

— все претензии Московской Патриархии на какую бы то ни было зависимость от нее автокефальной церкви в Америке прекращаются;

—автокефальная Православная Церковь в Америке, по признании ее таковой другими автокефальными церквами, входит полноправным членом в семью поместных православных церквей и принимает участие во всех их совещаниях, соборах, переговорах, деяниях и постановлениях;

— автокефальная Православная Церковь в Америке, по своему составу, по своей истории и по своему геополитиче-

скому положению, полностью связывает свою церковную судьбу с историческими судьбами США и Канады и не принимает на себя никакой иной политической лояльности по отношению к кому бы то ни было другому;

— с точки зрения историко-политической, сам факт получения Митрополией статуса поместной автокефальной церкви является, с ее стороны, категорическим и предельным ее свидетельством о своей полной и безусловной лояльности США и Канаде, с которыми она неразрывно связывает свою судьбу.

При всех понятных переживаниях и волнениях, связанных с этим большим событием в истории нашей Церкви, при всех недоумениях, гаданиях и домыслах, при всех неизбежных нападениях на нас с разных сторон, к которым нам привыкать не приходится, следует всем нам помнить и до конца верить, что судьбы Церкви находятся не только в человеческих руках, будь то руки епископов, властителей или кого либо другого, судьбы Церкви прежде всего находятся в руках Божиих, а Бог, о Церкви непрестанно пекущийся, сильнее всякого зла этого мира, а потому и может, в нужное для этого время, и Сам направить судьбу Церкви в том направлении, которое полезно для нее и для ее стояния в этом мире.

«Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Иоанн 16,21). Эти евангельские слова как нельзя лучше относятся и к рождению в мир новой церкви. «Скорбь», которую Митрополии придется терпеть, приходит изнутри и извне. Изнутри — переживания, волнения, тревоги, неизбежно связанные со столь ответственным историческим событием. Извне — поклепы, укоры, неправда, обвинения, злорадство. Несомненно, что весь процесс рождения церкви, вплоть до признания ее всеми автокефальными церквами, будет сталкиваться с тем, что Спаситель так точно и милостиво назвал «скорбью». Но «пришел час ее», который является и «часом воли Божией». Те, кто знает и любит нашу Церковь, кто были ей верны в ее славе и в ее испытаниях, те, кто верят в безупречность ее иерархического и духовного возглавления и руководства, останутся твердыми и непоколебимыми, как сама Церковь, в полном сознании, что никаких уклонений от «узкого Евангельского пути»,

никаких шатании ни влево, ни вправо от нее ожидать не приходится.

Прошедшая через множество трудностей и испытаний и оставшаяся верной своему служению Правде Божией, Митрополия пройдет и через этот последний «кризис роста», пройдет усиленной и обновленной, пройдет, не продав никому своего первородства, и займет подобающее ей в Церкви Вселенской место, с которого она, будучи ни от кого, кроме Господа, не зависимой, сможет смело и громко говорить голосом Американской Православной Церкви. Говорить о Правде Божией, столь часто попираемой черной злобой этого мира. Говорить о христианах, страдающих от преследований в условиях современного богоборчества. Взывать к совести человеческой и к совести мира, в чем да поможет ей Господь!

(По докладу, прочитанному в Св. Петро-Павловском Кафедральном Соборе в Монреале 30 ноября 1969 г.).

Страница сгенерирована за 0.07 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com